Две серьезные дамы

Джейн Боулз, 1943

Эксцентричная и авантюрная Кристина Гёринг встречает на вечеринке тревожную, но столь же решительную миссис Копперфилд. Две серьезные дамы, страстно желающие выбраться из скорлупы, отправляются на поиски себя: миссис Копперфилд – с мужем в Панаму, где находит утешение среди женщин из публичных домов, а мисс Геринг познает новых мужчин. Две дамы встречаются снова. Преображенные опытом, они уже совершенно не те неудовлетворенные аккуратной жизнью представительницы высшего общества. А кто они? Анархическая, глубокая и очень забавная, «Две серьезные дамы» – история, которую не вписать ни в какие рамки. Джейн Боулз многие знают как жену Пола Боулза, признанного классика американской литературы двадцатого века. Однако Джейн – гений непризнанный. Хоть ее работы немногочисленны, Джейн Боулз по праву считается одной из лучших писательниц своего поколения. Ее проза остра, как бритва, забавна и чрезвычайно умна. В ней находит отображение то неуловимое состояние женщины, которая живет "аккуратно", прячась в скорлупе, и страстно желает выйти из зоны комфорта, даже если за ее пределами может быть опасно.

Полу, Матери и Хелвеше^[1]

© Немцов М., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Часть первая

Отец Кристины Гёринг был американским промышленником немецкого происхождения, а мать — нью-йоркской дамой из весьма именитой семьи. Первую половину своей жизни Кристина провела в очень красивом доме (не дальше часа езды от города), который унаследовала от матери. Именно здесь растили ее вместе с сестрой Софи.

Ребенком Кристина очень не нравилась другим детям. Из-за этого она никак особенно не страдала, поскольку вела, даже в очень раннем возрасте, насыщенную внутреннюю жизнь, которая урезывала ей наблюдения за всем, что бы ни происходило вокруг нее, до такой степени, что она так и не набралась манер, бывших тогда в моде, и в десять лет другие маленькие девочки называли ее старомодной. Даже тогда вид у нее был, как у определенных изуверов, что считают себя вождями, ни разу не заслужив уважения ни единого человека на свете.

Кристину кошмарно беспокоили мысли, что никогда б не пришли в головы ее сверстницам, и в то же время она принимала как должное такое положение в обществе, какое любой другой ребенок счел бы невыносимым. Время от времени какая-нибудь соученица жалела ее и пыталась сколько-то водиться с нею, но Кристина отнюдь не бывала за это благодарна — напротив, она изо всех сил пробовала втянуть новую подружку в культ того, во что бы сама она в то время ни верила.

Сестрой же ее Софи в школе все весьма восхищались. Та обнаружила в себе заметный талант к сочинению стихов и все время проводила с тихой девочкой по имени Мэри, на два года ее младше.

Когда Кристине исполнилось тринадцать, волосы у нее были очень рыжими (почти такими же рыжими остались они и когда она выросла), щеки — водянистыми и розовыми, а нос являл следы аристократизма.

В тот год Софи приводила с собой Мэри домой обедать почти каждый день. Поев, она брала Мэри на прогулку в лесок и прихватывала им обеим по корзинке, в каких приносить обратно цветы. Кристине ходить на такие прогулки Софи не разрешала.

— Ты должна чем-то своим заняться, — говорила ей Софи. Но Кристине было трудно придумать такое, что понравилось бы ей самой. Она привыкла претерпевать множество умственных борений — обыкновенно религиозной природы — и предпочитала быть с другими и устраивать игры. Как правило, игры эти оказывались весьма нравственны и в них часто фигурировал Бог. Однако больше никому не нравились они, и ей приходилось почти весь день проводить в одиночестве. Разок-другой она пробовала ходить в лесок одна и возвращаться оттуда с цветами, подражая Мэри и Софи, но всякий раз, опасаясь, что вернется, а цветов на красивый букет ей не хватит, она так нагружала себя корзинками, что прогулка казалась скорей испытанием, а не удовольствием.

Кристина желала, чтобы после обеда Мэри принадлежала ей одной. Однажды солнечным днем Софи ушла в дом на свой урок фортепиано, а Мэри осталась сидеть на травке. Кристина, бывшая неподалеку и это увидевшая, вбежала в дом, сердце у нее билось от возбужденья. Она скинула туфли и чулки и осталась в короткой белой сорочке. Смотреть на это оказалось не очень приятно, поскольку Кристина в то время была весьма громоздка, а ноги у нее выглядели довольно толстыми. (Невозможно было предвидеть, что превратится она в высокую и элегантную даму.) Она выбежала на лужайку и велела Мэри смотреть, как она танцует.

— Только не отводи от меня глаз, — сказала она. — Я исполню танец поклонения солнцу. А затем покажу, что лучше уж у меня будет Бог и не будет солнца, чем солнце и без Бога. Понимаешь?

— Да, — ответила Мэри. — Ты это сейчас будешь?

— Да, прямо здесь. — Внезапно она затанцевала. Танец был неуклюж, а все жесты ее — нерешительны. Когда из дома вышла Софи, Кристина занималась тем, что бегала взад и вперед, молитвенно сложив руки.

— Что это она делает? — спросила у Мэри Софи.

— Кажется, танец солнцу, — ответила та. — Велела мне сидеть и смотреть на нее.

Софи подошла туда, где Кристина как раз крутилась на одном месте и вяло трясла руками в воздухе.

— Прилипала! — произнесла она и вдруг толкнула сестру на траву.

Кристина после этого долго держалась подальше от Софи, а стало быть — и от Мэри. Однако выпал ей еще один случай оказаться с Мэри наедине, и случилось это потому, что однажды утром у Софи ужасно разболелся зуб, и гувернантке пришлось немедленно вести ее к зубному. Мэри же об этом ничего не слышала и днем пришла, рассчитывая, что Софи окажется дома. Кристина была в башне, где часто собирались дети, и увидела, как та подходит по дорожке.

— Мэри, — завопила она, — поднимайся сюда. — Когда девочка пришла в башню, Кристина спросила, не хотелось бы ей сыграть с нею в одну очень особенную игру. — Называется «Прощаю тебя за все твои грехи», — сказала Кристина. — Только тебе нужно снять платье.

— Будет интересно? — спросила Мэри.

— Мы в нее играем не ради интереса, а потому что играть в нее необходимо.

— Ладно, — ответила Мэри, — я с тобой поиграю. — Она сняла платье, и Кристина надела Мэри на голову старый джутовый мешок. В джуте она вырезала две дырочки, чтоб Мэри могла смотреть, а на поясе ей завязала веревку.

— Пойдем, — сказала Кристина, — и тебе отпустят все твои грехи. Повторяй сама себе: «Пускай Господь простит мне все мои грехи».

Вместе с Мэри поспешила она вниз по лестнице, а затем по лужайке к леску. Кристина пока еще толком не знала, что намерена делать, но была очень сильно взбудоражена. Они подошли к ручейку, бежавшему по лесной опушке. Берега у него были мягкими и грязными.

— Подойди к воде, — сказала Кристина, — думаю, вот как мы смоем с тебя грехи. Тебе надо встать в грязь.

— Возле грязи?

— В саму грязь. Горек ли грех у тебя во рту? Должен быть горек.

— Да, — неуверенно ответила Мэри.

— Тогда ты же хочешь быть чиста и беспорочна, как цветочек, правда?

Мэри не ответила.

— Если не ляжешь в грязь и не дашь мне обложить всю тебя грязью, а потом не вымоешься в ручье, останешься навеки проклята. Хочешь быть навеки проклята? Решать нужно сейчас же.

Под своим черным клобуком Мэри стояла, не произнося ни слова. Кристина толкнула ее наземь и принялась обмазывать мешковину грязью.

— Грязь холодная, — пожаловалась Мэри.

— Зато адское пламя жаркое, — сказала Кристина. — Если дашь мне доделать — не отправишься в ад.

— Только ты недолго, — сказала Мэри.

Кристина была очень взволнована. Глаза у нее сверкали. Она лепила на Мэри все больше и больше грязи, а потом сказала ей:

— Теперь ты готова очиститься в водах.

— Ох, прошу тебя, нет, только не в воду — я ненавижу в воду заходить. Я боюсь воды.

— Забудь обо всем, чего боишься. Бог смотрит сейчас за тобой, и Он тебе пока что не сочувствует.

Она подняла Мэри с земли и вошла в ручей с нею на руках. Свои туфли и чулки снять она забыла. Платье у нее все было в грязи. Затем она погрузила в воду тело Мэри. Та смотрела на нее через дыры в джуте. Ей не пришло в голову сопротивляться.

— Трех минут хватит, — сказала Кристина. — Я немножко за тебя помолюсь.

— Ой, не надо, — взмолилась Мэри.

— Конечно, надо, — произнесла Кристина, подняв к небу взгляд. — Милый Боженька, — проговорила она, — сделай эту девочку Мэри такой же чистой, как Сын Твой Иисус. Смой с нее грехи так, как вода сейчас смывает с нее грязь. Этот черный мешок доказывает тебе, что она считает себя грешницей.

— Ой, хватит, — прошептала Мэри. — Он тебя слышит, даже если ты про себя говоришь. А ты так орешь.

— Три минуты, кажется, прошло, — сказала Кристина. — Пойдем, дорогая, теперь можно встать.

— Побежали к дому, — сказала Мэри. — Я до смерти замерзла.

Они побежали к дому и по задней лестнице, что вела в башню. В комнате башни было жарко, потому что там не отпирали окон. Кристине вдруг стало очень скверно.

— Ступай, — сказала она Мэри, — иди в ванну и смой с себя все. Я буду рисовать. — Ей было очень не по себе. «Все кончено, — сказала себе она, — наигрались. Велю Мэри идти домой, когда вытрется. Дам ей с собой цветных карандашей».

Мэри вернулась из ванны, завернувшись в полотенце. Она еще дрожала. Волосы у нее были мокрыми и прямыми. Лицо выглядело меньше, чем обычно.

Кристина отвернулась от нее.

— Игра закончена, — сказала она, — всего несколько минут — тебе уже пора высохнуть — я пошла отсюда. — И она удалилась из комнаты, а Мэри осталась, туже укутывая себе плечи полотенцем.

Взрослой женщиной мисс Гёринг нравилась не больше, чем ребенком. Теперь жила она у себя под Нью-Йорком со своей приживалкой мисс Гэмелон.

Тремя месяцами ранее мисс Гёринг сидела в гостиной, разглядывая безлистные деревья снаружи, и тут горничная объявила гостя.

— Господин или дама? — поинтересовалась мисс Гёринг.

— Дама.

— Проси немедленно, — сказала мисс Гёринг.

Горничная вернулась в сопровождении посетительницы. Мисс Гёринг поднялась с места.

— Здравствуйте, — произнесла она. — Полагаю, что до сего мига я в глаза вас не видела, но будьте добры, садитесь.

Гостья была низкоросла и коренаста, с виду — под или чуть за сорок. Носила она темное и немодное, и если б не большие серые глаза, лицо ее осталось бы во всяком случае непримечательным.

— Я двоюродная сестра вашей гувернантки, — сообщила она мисс Гёринг. — Она у вас прослужила много лет. Вы ее помните?

— Помню, — ответила мисс Гёринг.

— Так вот, меня зовут Люси Гэмелон. Кузина моя постоянно рассказывала о вас и вашей сестре Софи. Я уже много лет собиралась нанести вам визит, но мешало то одно, то другое. Но, опять же, вечно оно так с нами.

Мисс Гэмелон покраснела. Она еще не разоблачилась и сидела в пальто и шляпке.

— У вас прелестный дом, — сказала она. — Полагаю, вам это известно и вы очень это цените.

К тому времени мисс Гёринг уже исполнилась любопытства касательно мисс Гэмелон.

— Чем вы занимаетесь в жизни? — спросила она.

— Боюсь, что немногим. Всю свою жизнь я перепечатывала рукописи знаменитых авторов, но теперь на авторов, похоже, спроса стало не очень много — ну, или же они сами себя печатают.

Погрузившись в мысли, мисс Гёринг не ответила ничего.

Мисс Гэмелон беспомощно огляделась.

— Вы здесь почти все время или главным образом путешествуете? — внезапно спросила она у мисс Гёринг.

— Никогда не думала о путешествиях, — ответила та. — Путешествия мне без надобности.

— С таким семейным происхожденьем, как у вас, — проговорила мисс Гэмелон, — полагаю, вы родились уже со знанием обо всем. Путешествовать вам не обязательно. Мне два-три раза выпадала возможность путешествовать с моими авторами. Они были не прочь оплатить все мои расходы, а кроме того — мое полное жалованье, но я никуда не поехала — вот только раз, и то в Канаду.

— Вам не нравится путешествовать, — произнесла мисс Гёринг, не сводя с нее взгляд.

— Мне это не по душе. В тот раз я попробовала. У меня расстроился желудок и не прекращались нервные головные боли. Этого хватило. Я вняла предупреждению.

— Полностью вас понимаю, — сказала мисс Гёринг.

— Я глубоко убеждена, — продолжала мисс Гэмелон, — что нас предупреждают. Некоторые на такие предупрежденья не откликаются. Вот тогда-то эти люди и вступают в противоречие. Думаю, на то, что вам странно или же нервно, вы и не годитесь.

— Продолжайте, — сказала мисс Гёринг.

— Ну, к примеру, я знаю, что я не гожусь в авиаторы. Мне всегда снилось, как я разбиваюсь оземь. Много чего я не стану делать, пусть даже меня сочтут упрямой ослицей. Например, не буду пересекать большой водоем. Мне б досталось все, чего я хотела, если б я только переплыла океан в Англию, но я ни за что этого делать не стану.

— Что ж, — произнесла мисс Гёринг, — давайте выпьем чаю с сэндвичами.

Мисс Гэмелон ела прожорливо и хвалила мисс Гёринг за хорошую еду.

— Мне нравится питаться хорошим, — сказала она; — хорошей еды мне теперь не хватает. Была, когда я работала у авторов.

Допив чай, мисс Гэмелон стала раскланиваться с хозяйкой.

— Я весьма светски провела время, — сказала она. — Мне бы хотелось задержаться и подольше, но сегодня я обещала своей племяннице, что послежу вместо нее за детьми. Она собирается на бал.

— Должно быть, мысль об этом вас очень угнетает, — произнесла мисс Гёринг.

— Да, вы правы, — ответила мисс Гэмелон.

— Приходите же вскорости еще, — сказала мисс Гёринг.

На следующий день горничная объявила мисс Гёринг, что у нее гостья.

— Та же дама, что заходила сюда вчера, — сказала она.

«Так-так, — подумала мисс Гёринг, — это хорошо».

— Как вы себя сегодня чувствуете? — спросила у нее мисс Гэмелон, входя в комнату. Говорила она очень естественно и, похоже, вовсе не считала странным, что вернулась так скоро после своего первого визита. — Я думала о вас всю минувшую ночь, — сказала она. — Забавно это. Всегда считала, что мне нужно с вами познакомиться. Кузина моя, бывало, рассказывала, до чего вы были странная. Думаю, впрочем, что вы быстрее подружитесь со странными людьми. В этом смысле у меня такое преимущество сближения, какого нет у большинства людей. И мне кое-что известно о тех, кого я зову беззаветными одержимцами.

Мисс Гёринг пригласила мисс Гэмелон с нею отужинать. С женщиной этой, поняла она, ей быть утешительно и приятно. На мисс Гэмелон произвело большое впечатление то, что мисс Гёринг так нервничает. Едва они собрались сесть, как она сказала, что не перенесет, если трапезничать они станут в столовой, а потому попросила служанку накрыть им стол в гостиной. Довольно много времени потратила она и на то, чтобы погасить и зажечь свет.

— Я знаю, каково вам, — сказала ей мисс Гэмелон.

— Мне это не особо нравится, — произнесла мисс Гёринг, — но рассчитываю, что в будущем я возьму себя в руки.

За вином на этом ужине мисс Гэмелон рассказала мисс Гёринг, что пребывать в таком состоянии — правильно и никак иначе.

— А чего вы ждали, дорогая, — сказала она, — если сами из подобной семьи? Вы все нацелены высоко — все до единого. Нужно позволять себе такое, чего у других и права-то нет себе позволять.

Мисс Гёринг чуть опьянела. Мечтательно поглядела она на мисс Гэмелон — та как раз ела добавку цыпленка, приготовленного в вине. В уголке ее рта осталось пятнышко жира.

— Люблю пить, — сказала мисс Гэмелон, — но в этом мало толку, если нужно работать. Достаточно прекрасно, когда у вас много времени на досуг. Сейчас у меня такого времени много.

— У вас есть ангел-хранитель? — спросила мисс Гёринг.

— Ну, у меня имеется покойная тетушка — возможно, вы это имели в виду; быть может, она за мною присматривает.

— Я имела в виду не это — я кое о чем совершенно ином.

— Ну, разумеется… — сказала мисс Гэмелон.

— Ангел-хранитель приходит, когда вы очень молоды, и дает вам особое попущение.

— От чего?

— От мира. Вашим может быть удача; мое — деньги. У большинства ангел-хранитель есть; именно потому они и движутся не спеша.

— Оригинально говорить так об ангелах-хранителях. Наверное, меня хранит именно то, что я вам рассказала о моем внимании к предупрежденьям. Думаю, моя хранительница предупредила бы меня о нас обеих. Так я бы могла уберечь вас от неприятностей. С вашего позволенья, разумеется, — добавила она, с виду слегка смутившись.

У мисс Гёринг возникло в тот миг четкое ощущенье, что мисс Гэмелон ни в малейшей степени женщина не милая, но она отказалась признавать это, поскольку слишком уж наслаждалась тем, что за нею ухаживают и ее ублажают. Себе она сказала, что, если ненадолго, вреда от такого не будет.

— Мисс Гэмелон, — произнесла мисс Гёринг, — сдается мне, прекрасный это замысел — если вы поселитесь здесь, как у себя дома, по крайней мере — пока. Не думаю, что у вас имеется какое-либо настоятельное дело, требующее вашего присутствия где-либо еще, не так ли?

— Нет, никаких дел у меня нет, — ответила мисс Гэмелон. — Я не вижу, почему бы мне тут не остаться, — мне только понадобится забрать свои вещи из дома моей сестры. А помимо этого я больше ничего и не знаю.

— Какие вещи? — нетерпеливо спросила мисс Гёринг. — Вообще туда больше не возвращайтесь. Мы все можем раздобыть в магазинах. — Она встала и быстро прошлась по комнате.

— Что ж, — промолвила мисс Гэмелон, — думаю, я все же лучше перевезу вещи.

— Но не сегодня вечером, — сказала мисс Гёринг, — завтра — завтра на машине.

— Завтра на машине, — следом за нею повторила мисс Гэмелон.

Мисс Гёринг распорядилась выделить мисс Гэмелон комнату рядом со своею, куда и привела ее вскоре после того, как завершился ужин.

— Из этой комнаты, — произнесла мисс Гёринг, — открывается один из прекраснейших видов во всем доме. — Она раздвинула шторы. — Вот вам сегодня луна и звезды, мисс Гэмелон, а также славный очерк деревьев напротив неба.

Мисс Гэмелон стояла в полутьме возле туалетного столика. Пальцами она покручивала брошку у себя на блузке. Ей бы хотелось, чтобы мисс Гёринг ушла, а она б могла осмыслить и дом, и предложение мисс Гёринг по-своему.

Вдруг в кустах под окном завозились. Мисс Гёринг вздрогнула.

— Что это? — Лицо ее было очень бело, и она поднесла руку ко лбу. — Так долго болит у меня сердце всякий раз после того, как я пугаюсь, — тихонько произнесла она.

— Думаю, мне лучше сейчас лечь и уснуть, — сказала мисс Гэмелон. Ее неожиданно одолело все выпитое вино. Мисс Гёринг неохотно удалилась. Она была готова проговорить полночи. Наутро мисс Гэмелон отправилась домой собрать вещи и дать своей сестре новый адрес.

Три месяца спустя мисс Гёринг немного больше узнала о представленьях мисс Гэмелон, нежели в тот первый вечер, когда они вместе отужинали. Довольно много чего, однако, узнала она о личных особенностях мисс Гэмелон посредством тщательного наблюдения. Когда та только прибыла в дом, она много распространялась о своей любви к роскоши и красивым предметам, но мисс Гёринг с тех пор брала ее с собою в бессчетные прогулки по магазинам; и она вроде бы никогда не интересовалась ничем, кроме простейших предметов первой необходимости.

Держалась она тихо, даже немного хмуро, но казалась вполне довольной. Ее привлекало питаться в крупных, дорогих ресторанах, а особенно — если трапезу сопровождала обеденная музыка. Театр ей, похоже, не нравился. Очень часто мисс Гёринг покупала билеты на пьесу, а мисс Гёринг в последний миг идти отказывалась.

— До чего же лень мне, — говорила она, — ничего прекрасней постели я сейчас и вообразить не могу.

Когда же в театр она приходила, тот ей легко наскучивал. Если только действие пьесы не разворачивалось стремительно, мисс Гёринг заставала ее за тем, что она смотрит себе в колени и перебирает пальцами.

Казалось, теперь она неистовее относится к занятиям мисс Гёринг, нежели к своим собственным, пусть даже уже не слушала так сочувственно само-объяснения мисс Гёринг, как в начале.

В среду днем мисс Гэмелон и мисс Гёринг сидели под деревьями перед домом. Мисс Гёринг пила виски, а мисс Гэмелон читала. Вышла горничная и объявила мисс Гёринг, что ее зовут к телефону.

Звонила старинная приятельница мисс Гёринг Анна — пригласить ее назавтра в гости. Мисс Гёринг вернулась на лужайку очень разгоряченная.

— Завтра иду в гости, — сказала она, — но даже не знаю, как дотерплю до завтрашнего вечера: мне так нравится ходить в гости, а приглашают меня так редко, что я и не ведаю, как мне там себя вести. Как же нам скоротать оставшиеся часы? — Она взяла обе руки мисс Гэмелон в свои.

Становилось прохладно. Мисс Гёринг поежилась и улыбнулась.

— Вам нравится наша маленькая жизнь? — спросила она у мисс Гэмелон.

— Я всегда удовлетворена, — ответила та, — поскольку знаю, что брать, а что оставлять, но вы-то всегда подневольны.

Мисс Гёринг прибыла к Анне, вся раскрасневшись и немного чересчур разодевшись. На ней был бархат, а к волосам ей мисс Гэмелон приколола какие-то цветы.

Мужчины, в большинстве своем — средних лет, — стояли вместе в одном углу комнаты, курили и внимательно слушали друг друга. Дамы же, свеженапудренные, расселись по всей комнате и говорили очень мало. Казалось, Анна несколько напряжена, хоть и улыбалась. На ней был наряд хозяйки, скроенный по мотивам крестьянского костюма центральной Европы.

— Напитки вам подадут через минуту, — объявила она гостям, после чего, завидя мисс Гёринг, подошла к ней и подвела к креслу рядом с миссис Копперфилд, не сказавши ни слова.

У миссис Копперфилд было очень острое личико и очень темные волосы. Сама она была необычайно мала и худа. Миссис Копперфилд нервно потирала себе голые предплечья и оглядывала комнату, когда мисс Гёринг устроилась в кресле рядом с нею. Уже много лет встречались они в гостях у Анны и время от времени пили друг с дружкой чай.

— О! Кристина Гёринг, — воскликнула миссис Копперфилд, вздрогнув от неожиданности, что рядом вдруг уселась знакомица, — я уезжаю!

— Вы имеете в виду, — уточнила мисс Гёринг, — что уходите отсюда?

— Нет, еду путешествовать. Вот погодите, я вам расскажу. Это же ужас.

Мисс Гёринг заметила, что глаза у миссис Копперфилд ярче обычного.

— Что стряслось, миленькая миссис Копперфилд? — спросила она, поднимаясь со своего места и озирая комнату с бодрой улыбкой на лице.

— О, я уверена, — ответила миссис Копперфилд, — что вам не захочется это выслушивать. Вы никак не можете меня уважать, но это не имеет никакого значения, потому что я вас уважаю до крайности. Я услышала как-то раз, что мой муж утверждает, будто природа ваша набожна, и мы с ним тогда едва ли не поссорились крепко. Разумеется, чтоб так говорить, нужно сойти с ума. Вы великолепно непредсказуемы и не боитесь никого, кроме себя. Терпеть не могу набожности в других.

Мисс Гёринг пренебрегла ответить миссис Копперфилд, потому что последнюю секунду-другую пристально смотрела на коренастого темноволосого мужчину, который тяжкой поступью шагал к ним через всю комнату. Когда приблизился, она увидела, что у него приятное лицо с широкими щеками, выступавшими по обеим сторонам, но не обвисавшими, как у большинства полных людей. Одет он был в синий деловой костюм.

— Позволите ли присесть рядом с вами? — спросил у них он. — Вот с этой юной дамой я уже встречался, — произнес он, пожимая миссис Копперфилд руку, — но, боюсь, еще не знаком с ее подругой. — Он повернулся и кивнул мисс Гёринг.

Миссис Копперфилд так раздосадовало это вмешательство, что она не удосужилась представить господину мисс Гёринг. Тот подтащил стул к креслу мисс Гёринг и посмотрел на нее.

— Я только что с изумительнейшего ужина, — сообщил он ей, — умеренного по стоимости, но поданного с тщанием и превосходно приготовленного. Если это вас заинтересует, могу записать вам название ресторанчика.

Из жилетного кармашка он вытянул бумажник. Отыскал в нем единственный клочок бумаги, еще не покрытый адресами.

— Я его вам запишу, — сказал он мисс Гёринг. — Несомненно, вы еще будете видеться с миссис Копперфилд, и тогда сможете ей это передать — или же, возможно, она вам телефонирует.

Мисс Гёринг приняла у него клочок бумаги и тщательно всмотрелась в написанное.

Он вовсе не писал там названия ресторана; он попросил согласия мисс Гёринг на то, чтобы позднее она отправилась с ним к нему в квартиру. Это ей неимоверно понравилось, поскольку обычно она с восторгом засиживалась как можно позднее, раз уж вышла из дому.

Она подняла взгляд на мужчину, чье лицо оставалось непроницаемым. Напиток свой он потягивал со спокойствием и озирал комнату, как человек, наконец-то завершивший деловые переговоры. Однако на лбу его все же выступили капли пота.

Миссис Копперфилд уставилась на него с отвращением, а лицо мисс Гёринг вдруг просияло.

— Позвольте мне вам рассказать, — произнесла она обоим, — о странном переживании, которое я испытала нынче утром. Сидите тихо, миленькая миссис Копперфилд, и слушайте меня. — Миссис Копперфилд подняла взгляд на мисс Гёринг и взяла руку знакомицы в свои.

— Вчера вечером я осталась в городе у своей сестры Софи, — начала мисс Гёринг, — а сегодня утром стояла перед окном и пила кофе. Здание рядом с домом Софи сносят. Полагаю, на его месте намерены строить многоквартирный дом. Сегодня утром было не только до крайности ветрено, но к тому же то и дело накрапывал дождик. Из своего окна мне видны были комнаты этого здания, потому что стену напротив меня уже снесли. В комнатах еще оставалась кое-какая обстановка, и я стояла и смотрела, наблюдала, как дождь забрызгивает обои. Те были в цветочек и уже покрылись темными пятнами, которые все больше расползались.

— Вот так развлечение, — произнесла миссис Копперфилд, — или, быть может, это угнетало.

— Наконец мне стало довольно грустно за этим наблюдать, и я уже совсем собралась отойти, как в одну из этих комнат вошел мужчина и, целенаправленно подойдя к кровати, снял с нее покрывало, свернул его и сунул под мышку. Несомненно, то была личная вещь, которую он вовремя не забрал с собой и теперь за нею вернулся. После чего он немного походил бесцельно по комнате и наконец остановился у самого ее края и поглядел вниз во двор, руки в боки. Теперь я различала его яснее и легко определила, что он художник. Пока он там стоял, меня все больше наполняло ужасом — совсем как если б я смотрела сцену из кошмара.

В этом месте мисс Гёринг неожиданно встала.

— Он прыгнул, мисс Гёринг? — с чувством спросила миссис Копперфилд.

— Нет, он некоторое время постоял, глядя во двор с выражением приятной любознательности на лице.

— Поразительно, мисс Гёринг, — сказала миссис Копперфилд. — Я действительно считаю, что это интересная история, честное слово, только она меня напугала до полного беспамятства, и слушать еще одну такую же мне наверняка не понравится. — Едва она договорила, как ее муж произнес:

— Поедем в Панаму и сколько-то пробудем там, а затем проникнем вглубь. — Миссис Копперфилд сжала руку мисс Гёринг.

— Мне кажется, я этого не вынесу, — произнесла она. — В самом деле, мисс Гёринг, отъезд меня так пугает.

— Я бы поехала все равно, — сказала мисс Гёринг.

Миссис Копперфилд соскочила с подлокотника кресла и убежала в библиотеку. Тщательно заперла за собою дверь, а после рухнула на диван и горько зарыдала. Наплакавшись, напудрила себе нос, уселась на подоконник и выглянула в темный сад внизу.

Через час-другой Арнолд — плотный мужчина в синем костюме — все еще разговаривал с мисс Гёринг. Предложил ей уйти из гостей и отправиться в его собственный дом.

— Считаю, мы гораздо приятнее проведем время там, — сказал ей он. — Не так шумно, и мы сможем свободнее разговаривать.

Однако у мисс Гёринг не было никакого желания уходить, она весьма наслаждалась тем, что находится в комнате, полной людей, но толком не понимала, как ей выпутаться и не принимать его приглашение.

— Разумеется, — произнесла она, — давайте же тронемся в путь. — Они встали и молча вместе вышли из комнаты.

— Ничего не говорите Анне о том, что мы ушли, — велел мисс Гёринг Арнолд. — Это лишь вызовет суматоху. Обещаю вам, завтра я пришлю ей каких-нибудь сладостей или цветов. — Он сжал руку мисс Гёринг и улыбнулся ей. Та не была уверена, что не считает его немного чересчур фамильярным.

Выйдя от Анны, Арнолд некоторое время прошел с мисс Гёринг пешком, а потом остановил такси. Дорога к его дому вела по множеству темных и пустых улиц. Мисс Гёринг поэтому так нервничала и впала в такую истерику, что Арнолд встревожился.

— Я всегда думаю, — проговорила мисс Гёринг, — что шофер только и ждет, чтоб его пассажиры увлеклись беседой, а сам пронесется какой-нибудь улицей к труднодоступному и одинокому месту, где либо станет их пытать, либо убьет. Уверена, что большинство к этому так же относится, как я, но им достает хорошего вкуса об этом не упоминать.

— Раз вы живете так далеко от города, — сказал Арнолд, — не провести ли вам ночь у меня? У нас в доме есть лишняя спальня.

— Вероятно, так и сделаю, — ответила мисс Гёринг, — хотя это противоречит всему моему кодексу — но вместе с тем я свой кодекс еще и не начала применять, пусть даже сужу обо всем согласно ему. — Сказав это, мисс Гёринг немного помрачнела, и дальше они ехали молча, покуда не достигли места назначения.

Квартира Арнолда располагалась во втором этаже. Он открыл дверь, и они вошли в комнату, уставленную книжными стеллажами до потолка. Была застелена тахта, а на коврике с нею рядом стояли шлепанцы Арнолда. Мебель была тяжелой, а там и сям лежали маленькие восточные половики.

— Сплю я здесь, — сообщил Арнолд, — а маменька и папенька мои занимают спальню. У нас есть кухонька, но в общем и целом мы предпочитаем питаться не дома. Есть еще одна крохотная спаленка, первоначально предназначавшаяся для горничной, но я больше склонен ночевать здесь, чтобы глаз скользил с книги на книгу; книги — великое для меня утешение. — Он тяжело вздохнул и возложил обе руки мисс Гёринг на плечи. — Видите ли, дорогая моя, — произнес он, — я занимаюсь не вполне тем, чем бы мне хотелось… Недвижимостью.

— А чем бы вам хотелось заниматься? — спросила мисс Гёринг с усталым и безразличным видом.

— Чем-то, естественно, — ответил Арнолд, — связанным с книгами или с живописью.

— И не можете?

— Нет, — произнес Арнолд, — моя семья не считает подобное занятие делом серьезным, а поскольку мне приходится зарабатывать себе на жизнь и оплачивать свою долю этой квартиры, я вынужден был принять должность в конторе моего дядюшки, где, должен признаться, очень быстро стал его самым ценным продавцом. Вечерами, однако, у меня остается много времени вращаться среди людей, которые не имеют к недвижимости никакого отношения. Более того, они вообще очень мало думают о заработках. Само собой, людей этих интересует то, чтобы им доставало пропитания. Пусть даже мне тридцать девять лет, я все еще весьма серьезно надеюсь, что сумею раз и навсегда разойтись со своею семьей. Жизнь я не рассматриваю той парой глаз, какая имеется у них. И мне все больше и больше кажется, что мое существование здесь с ними становится невыносимым, невзирая на то, что я волен принимать у себя кого мне угодно, раз уж я плачу свою долю содержанья этой квартиры.

Он сел на тахту и потер глаза руками.

— Вы меня простите, мисс Гёринг, но мне вдруг очень захотелось спать. Я уверен, что чувство это пройдет.

Выпитое мисс Гёринг уже выветривалось, и она подумала, что теперь самое время вернуться к мисс Гэмелон, только ей недоставало мужества самой ехать к себе домой.

— Что ж, я полагаю, вы очень разочарованы, — проговорил Арнолд, — но видите ли, я влюбился в вас. Мне хотелось привезти вас сюда и рассказать вам всю свою жизнь, а теперь мне вообще ни о чем не хочется разговаривать.

— Быть может, вы расскажете мне о своей жизни в какой-нибудь другой раз, — сказала мисс Гёринг, принимаясь очень быстро расхаживать по комнате взад-вперед. Она остановилась и повернулась к нему. — Что вы посоветуете мне сделать? — спросила у него она. — Ехать домой или остаться здесь?

Арнолд присмотрелся к своим часам.

— Непременно оставайтесь, — сказал он.

И тут вошел отец Арнолда в домашнем халате и с чашкой кофе в руке. Был он весьма щупл и носил бородку клинышком. Он представлял собою более внушительную фигуру, нежели Арнолд.

— Добрый вечер, Арнолд, — проговорил отец. — Не будешь ли добр представить меня этой юной даме?

Арнолд их познакомил, а затем его отец спросил мисс Гёринг, почему она не снимет плащ.

— Раз уж вы так припозднились, — сказал он, — и не наслаждаетесь удобством и надежностью собственной постели, с таким же успехом можно с приятностью устроиться и здесь. Арнолд, мой сын, никогда о таком не задумывается. — Он снял с мисс Гёринг плащ и сделал комплимент ее прелестному платью.

— А теперь расскажите мне, где были и что делали. Сам я в свет не выхожу, меня вполне устраивает общество жены и сына.

Арнолд пожал плечами и сделал вид, будто рассеянно оглядывает комнату. Но любой, кому достало бы даже чуточку наблюдательности, заметил бы, что лицо у него решительно враждебно.

— Так расскажите мне об этих гостях, — произнес отец Арнолда, поправляя шарф, который носил на шее. — Вы мне расскажите. — Он показал на мисс Гёринг, которой уже стало намного веселей. Она мгновенно предпочла Арнолдова отца самому Арнолду.

— Я тебе расскажу, — проговорил Арнолд. — Там было много народу, в большинстве своем — люди творческие, художники, некоторые преуспевающие и богатые, другие богатые просто потому, что унаследовали средства от какого-нибудь родственника, а иным там едва хватало на пропитание. Никого из тех людей, однако, не интересовали деньги как самоцель — они все до единого были б довольны, если б им всего лишь хватало на еду.

— Как дикие животные, — произнес его отец, вставая. — Как волки! Что отделяет человека от волка, как не то, что человек желает получать прибыль?

Мисс Гёринг смеялась, пока по лицу ее не заструились слезы. Арнолд взял со стола какие-то журналы и принялся очень быстро их проглядывать.

Тут в комнату вошла мать Арнолда, неся в одной руке блюдо с горкой кексов, а в другой чашку кофе.

Выглядела она неряшливо, не производила впечатления, а сложена была примерно так же, как и Арнолд. На ней был розовый шлафрок.

— Добро пожаловать, — сказала матери Арнолда мисс Гёринг. — Можно мне кусочек кекса?

Но мать Арнолда, женщина очень неотесанная, не предложила мисс Гёринг ни кусочка; напротив, прижав блюдо к себе, она сказала мисс Гёринг:

— Вы давно знаете Арнолда?

— Нет, я с вашим сыном познакомилась сегодня вечером в гостях.

— Что ж, — произнесла мать Арнолда, ставя поднос и садясь на тахту, — сдается мне, это не долго, правда?

Супруга вызвала у Арнолдова отца раздражение, которое ясно проступило у него на лице.

— Терпеть не могу этот розовый шлафрок, — вымолвил он.

— Почему ты заговорил об этом сейчас, когда мы в обществе?

— Потому что от общества шлафрок не станет смотреться иначе. — Он размашисто подмигнул мисс Гёринг, а после расхохотался. Мисс Гёринг снова от души посмеялась над его замечанием. Арнолд помрачнел еще больше, чем даже мгновенье назад.

— Мисс Гёринг, — проговорил он, — боялась ехать домой одна, поэтому я сказал ей милости просим переночевать в лишней комнате. Хотя кровать там не очень удобная, думаю, что там ей будет хотя бы уединенно.

— А почему, — спросил Арнолдов отец, — мисс Гёринг боялась ехать домой одна?

— Ну, — ответил Арнолд, — даме вообще-то не очень безопасно бродить по улицам или даже ездить в такси без спутника в такой поздний час. Особенно если ехать ей очень далеко. Разумеется, если б ей не нужно было так далеко ехать, я сопроводил бы ее сам.

— Рассуждаешь как слюнтяй, — произнес его отец. — Я-то думал, ты и твои приятели такого не боятся. Я считал вас необузданными, думал, что изнасиловать для вас — все равно что воздушный шарик запустить.

— Ох, не надо так, — вмешалась мать Арнолда с настоящим ужасом. — Почему ты с ними так разговариваешь?

— Лучше б ты спать шла, — произнес Арнолдов отец. — Вообще-то я намерен распорядиться, чтобы ты ступала спать. Простудишься.

— Ну какой же он несносный, а? — проговорила мать Арнолда, улыбаясь мисс Гёринг. — Даже когда у нас в доме общество, не способен сдержать своей львиной природы. А натура у него и впрямь как у льва — ревет в квартире день-деньской да расстраивается из-за Арнолда и его друзей.

Отец Арнолда с топотом выскочил из комнаты, и они услышали, как в глубине коридора хлопнула дверь.

— Извините меня, — сказала мать Арнолда мисс Гёринг, — я не хотела расстраивать посиделки.

Мисс Гёринг была очень раздосадована, поскольку старика сочла вполне потешным, а вот сам Арнолд угнетал ее все больше и больше.

— Наверное, я покажу вам, где переночуете, — произнес Арнолд, вставая с тахты и позволяя при этом журналам соскользнуть у него с колен на пол. — Ох, что ж, — продолжал он, — пойдемте сюда. Я довольно сонный, и мне все это противно.

Мисс Гёринг с неохотой проследовала за Арнолдом по коридору.

— Подумать только, — сказала она Арнолду, — должна признаться, мне совсем не хочется спать. Нет ничего хуже, верно?

— Да, это ужас, — согласился Арнолд. — Лично я готов рухнуть на ковер и пролежать там до завтрашнего полудня, столь полно я изможден.

Мисс Гёринг сочла такое замечание весьма негостеприимным, и ей сделалось как-то страшновато. Арнолду пришлось пойти искать ключ от свободной комнаты, и мисс Гёринг на некоторое время осталась перед дверью одна.

— Держи себя в руках, — вслух прошептала она, поскольку сердце у нее забилось очень быстро. Как же позволила она себе так далеко уехать от собственного дома и мисс Гэмелон? Наконец вернулся с ключом Арнолд и открыл дверь в комнату.

Та была очень маленькой и гораздо холодней гостиной, где все они сидели. Мисс Гёринг рассчитывала, что Арнолд по этому поводу смутится, но тот, хоть ежился и потирал руки, не сказал ничего. На окне штор не было, но имелись желтые жалюзи, уже спущенные. Мисс Гёринг кинулась на кровать.

— Что ж, дорогая моя, — сказал Арнолд, — спокойной ночи. Я иду спать. Возможно, завтра отправимся посмотреть какую-нибудь живопись — или, если хотите, я приеду к вам домой. — Он взялся руками за ее шею, очень легонько поцеловал ее в губы и вышел из комнаты.

Она так рассердилась, что на глазах выступили слезы. Арнолд немного постоял за дверью, а через несколько минут ушел.

Мисс Гёринг подошла к бюро и опустила голову на руки. В такой позе она пробыла долго, пусть и дрожала от холода. Наконец к ней легонько постучали. Плакать она перестала так же резко, как и начинала, и поспешила открыть дверь. В скверно освещенном коридоре стоял Арнолдов отец. На нем была розовая полосатая пижама, и в виде приветствия он отдал мисс Гёринг честь. После чего остался стоять очень неподвижно, очевидно, ожидая, когда мисс Гёринг пригласит его войти.

— Входите, входите, — сказала ему она, — я в восторге от того, что вижу вас. Небеса! А то было такое чувство, что меня все бросили.

Отец Арнолда вошел и устроился у изножья кровати мисс Гёринг, уселся, болтая ногами. Довольно манерно закурил трубку и оглядел стены комнаты.

— Что ж, дама, — проговорил он, — вы тоже художница?

— Нет, — ответила мисс Гёринг. — Когда я была совсем юна, мне хотелось стать религиозным вождем, а теперь я всего-навсего проживаю в своем доме и стараюсь быть не очень несчастной. Со мною живет подруга, так проще.

— Что вы думаете о моем сыне? — спросил он, подмигивая ей.

— Я только что с ним познакомилась, — ответила мисс Гёринг.

— Довольно скоро поймете, — сказал отец Арнолда, — что человек он довольно-таки никудышный. У него нет представленья о том, что значит сражаться. Я б заключил, что женщинам это очень не нравится. Вообще-то не думаю, что у Арнолда в жизни было много женщин. Уж простите меня за то, что передаю вам эти сведения. Сам-то я сражаться привык. Всю свою жизнь я сражался с ближними моими, а не садился чаи с ними гонять, как Арнолд. И ближние со мною дрались, как тигры. А вот Арнолд — нет, не боец. Моим честолюбивым замыслом всегда было подняться по дереву на ветку повыше, чем мои ближние, и я к тому ж с готовностью признавал полный свой позор, если оказывался на том дереве ниже кого угодно из своих знакомых. В свете я не бывал уже много лет. Никто не приходит со мною повидаться, и я ни к кому не хожу. А вот у Арнолда и его приятелей никогда ничего толком не начинается и не заканчивается. Они для меня — что рыбка в грязной воде. Если жизнь их с какой-то стороны не устраивает и в каком-то месте они кому-то не нравятся, то просто переплывают куда-то еще. Они желают ублажать и нравиться; именно поэтому так легко подойти и треснуть их сзади по башке — они никогда в своей жизни всерьез не ненавидели.

— Что за странное ученье! — произнесла мисс Гёринг.

— Это не ученье, — ответил отец Арнолда. — Это мои собственные мысли, почерпнутые из моего личного опыта. Я очень верю в личный опыт, а вы?

— О да, — ответила мисс Гёринг, — и я действительно считаю, что про Арнолда вы правы. — Она переживала примечательный восторг от того, что они чернят Арнолда.

— Итак, Арнолд, — продолжал его отец и, казалось, веселел все больше по мере того, как говорил, — Арнолд никогда не мог вынести, если кто-то заставал его на самой нижней ветке. Всем известно, насколько велик у вас дом, и мужчины, желающие тем устроить свое счастье, — мужчины железные.

— Арнолд во всяком случае — не художник, — вставила мисс Гёринг.

— Нет, в том-то и дело, — произнес отец Арнолда, все более горячась. — Ему недостает ни мяса, ни нервов, ни упорства быть хорошим художником. У художника должны быть мышцы, дерзость и сила характера. Арнолд же — как моя жена, — продолжал он. — Я женился на ней, когда ей исполнилось двадцать лет, из неких деловых соображений. Всякий раз, когда я ей это говорю, она плачет. Еще одна дура. Она меня ничуть не любит, но ее пугает об этом задумываться, вот она и плачет. Вся зеленая от ревности и свернулась вокруг своей семьи и дома своего, как питон, хоть ей здесь и невесело. Жизнь у нее, коли на то пошло, — жалкая, должен признать. Арнолд ее стыдится, а я ею день-деньской помыкаю. Но несмотря на то, что женщина из робкого десятка, она способна какую-никакую силу показать, поиграть мышцами. Потому что, как и я, полагаю, она верна одному идеалу.

Тут в дверь резко постучали. Отец Арнолда ни слова не вымолвил, а вот мисс Гёринг выкрикнула ясным голосом:

— Кто там?

— Это я, мать Арнолда, — донесся ответ. — Впустите меня, пожалуйста, немедля.

— Одну секундочку, — произнесла мисс Гёринг, — и я вам непременно открою.

— Нет, — сказал отец Арнолда. — Не открывайте дверь. У нее вообще нет никакого права приказывать кому-то открыть дверь.

— Лучше б вам ее открыть, — сказала его жена. — А иначе я вызову полицию — и я при этом нисколько не шучу. Сам знаешь, я никогда не грозилась ее вызвать.

— Нет, однажды грозилась, — сказал Арнолдов отец, и вид у него при этом был очень встревоженный.

— У меня такая жизнь, — проговорила мать Арнолда, — что я уж скорее распахну все двери, пускай все заходят в дом и любуются моим позором.

— Это последнее, что она сделает, — сказал отец Арнолда.

— Когда злится, она рассуждает, как дура. Я ее впущу, — произнесла мисс Гёринг, направляясь к двери. Пошла открьвать. Она не очень испугалась матери Арнолда, рассудив по голосу, что та скорее печалится, нежели злится. Но когда мисс Гёринг открыла дверь — изумилась тому, что, напротив, лицо женщины побелело от гнева, а глаза ее превратились в узенькие щелочки.

— Почему ты всегда притворяешься, будто так хорошо спишь? — спросил отец Арнольда. Только это замечание и пришло ему на ум, хоть он и сам осознавал, до чего несообразно оно, должно быть, для жены.

— Вы распутница, — сказала его жена мисс Гёринг. Ту не на шутку потрясло это замечание — и к ее собственному немалому изумленью, потому что она всегда считала, будто подобное для нее ничего не значит.

— Боюсь, вы взяли совершенно не тот след, — сказала мисс Гёринг, — и я верю, что настанет такой день, когда мы с вами станем лучшими подругами.

— Уж позвольте мне, будьте любезны, самой выбирать себе подруг, — ответила ей мать Арнолда. — У меня вообще-то уже есть подруги, и я не рассчитываю пополнять их список, тем паче — вами.

— И все ж нипочем нельзя быть уверенной, — довольно вяло парировала мисс Гёринг, отступая и пытаясь непринужденно опереться о бюро. К сожалению, назвав мисс Гёринг распутницей, мать Арнолда подсказала своему супругу позицию, которую он займет для собственной защиты.

— Да как ты смеешь! — воскликнул он. — Как тебе хватает духу называть гостью нашего дома распутницей! Ты нарушаешь законы гостеприимства стократ, а я такого не потерплю.

— А ты на меня не ори, — ответила мать Арнолда. — Пускай убирается сию же минуту — или я устрою скандал, и ты об этом пожалеешь.

— Послушайте, дорогая моя, — сказал мисс Гёринг отец Арнолда. — Возможно, лучше будет, если вы в самом деле уедете — ради своего же блага. Уже светает, поэтому бояться вам вовсе не стоит.

Отец Арнолда нервно огляделся, после чего поспешил из комнаты и прочь по коридору, жена его — следом. Мисс Гёринг услышала, как хлопнула дверь, и представила себе, как они продолжат ссору наедине.

Сама она опрометью прошмыгнула по коридору и выскочила из дому вон. Пройдя пешком совсем немного, нашла таксомотор и, не успев проехать в нем и нескольких минут, заснула.

На следующий день солнце сияло, и мисс Гэмелон и мисс Гёринг обе сидели на лужайке и спорили. Мисс Гёринг вытянулась на травке. Из них двоих мисс Гэмелон казалась недовольнее. Она хмурилась и поглядывала через плечо на дом, стоявший у них за спинами. А мисс Гёринг зажмурила глаза, и по лицу ее гуляла слабая усмешка.

— Ну, — произнесла, поворачиваясь, мисс Гэмелон, — вы до того мало знаете о том, чем занимаетесь, что недвижимость в ваших руках — настоящее преступление против общества. Собственность должна быть у тех, кому она нравится.

— Думаю, — сказала мисс Гёринг, — что мне она нравится больше, чем многим. Она мне придает уютное ощущение надежности, как я вам объясняла, по крайней мере, уже десяток раз. Однако, чтобы претворить мой собственный маленький замысел спасенья, я в самом деле верю, что мне необходимо пожить в каком-то более безвкусном месте, а особенно — не там, где я родилась.

— По моему мнению, — проговорила мисс Гэмелон, — вы могли бы отлично претворять свое спасение днем в течение определенных часов без нужды все перемещать.

— Нет, — ответила мисс Гёринг, — тогда это не будет в согласии с духом времени.

Мисс Гэмелон поерзала в кресле.

— Дух времени, чем бы он ни был, — сказала она, — я уверена, и без вас прекрасно справится — вероятно, даже предпочел бы справляться без вас.

Мисс Гёринг улыбнулась и покачала головой.

— Мысль в том, — сказала она, — чтобы измениться в первую очередь по собственному произволу и согласно нашим собственным внутренним побужденьям прежде, чем они принудят нас к совершенно случайным переменам.

— У меня никаких таких побуждений нет, — ответила мисс Гэмелон, — и мне сдается, что вам колоссально достает наглости вообще сопоставляться с кем бы то ни было. Вообще-то я думаю, что, если вы этот дом покинете, я сочту вас безнадежно полоумной. В конце концов, я не из тех, кого интересует жить с полоумными, — как и вообще кого бы то ни было.

— Когда я отрекусь от вас, — проговорила мисс Гёринг, садясь и экзальтированно откидывая голову, — когда я от вас отрекусь, Люси, то отрекусь я отнюдь не только от своего дома.

— Это одна из ваших мерзостей, — сказала мисс Гэмелон. — Она влетает мне в одно ухо и вылетает из другого.

Мисс Гёринг пожала плечами и ушла в дом.

Немного постояла в гостиной, поправляя цветы в вазе, и уже собралась было зайти к себе в комнату и вздремнуть, когда явился Арнолд.

— Здравствуйте, — сказал он, — собирался заехать и с вами увидеться раньше, но не вполне удалось. У нас случился этакий долгий семейный обед. Мне кажется, цветы в этой комнате смотрятся прекрасно.

— Как поживает ваш папенька? — спросила у него мисс Гёринг.

— О, — ответил Арнолд, — с ним, наверное, все в порядке. Мы с ним мало общаемся. — Мисс Гёринг заметила, что он снова потеет. Очевидно, он был ужасно взволнован тем, что приехал к ней домой, поскольку даже забыл снять свою соломенную шляпу. — Это поистине прекрасный дом, — сказал он ей. — В нем меня восторгает свойство былого великолепия. Должно быть, вы вообще терпеть не можете его покидать. Ну а папенька, судя по всему, вами весьма проникся. Не позволяйте ему слишком с собою нагличать. Он считает, что девушки по нему с ума сходят.

— Я им увлечена, — ответила мисс Гёринг.

— Ну, я надеюсь, то, что вы им увлечены, — промолвил Арнолд, — не помешает нашей с вами дружбе, поскольку я решил видеться с вами часто — при условии, конечно, что вам это не претит.

— Разумеется, — ответила мисс Гёринг, — когда б ни пожелали.

— Думаю, мне понравится бывать у вас в доме, и вам ни к чему считать это обузой. Я вполне удовлетворюсь сиденьем в одиночестве и раздумьями, потому что, как вам известно, мне весьма не терпится утвердиться как-то иначе, нежели нынче, — так меня не устраивает. Как вы легко можете вообразить, мне даже невозможно закатить званый ужин для горстки друзей, поскольку ни папенька, ни маменька из дому ни ногой, если я не уйду.

Арнолд уселся в кресло у большого эркерного окна и вытянул ноги.

— Подите сюда! — молвил он мисс Гёринг, — и посмотрите, как ветер треплет верхушки деревьев. Нет ничего прелестнее на свете. — Он недолго смотрел на нее очень серьезно.

— У вас не найдется немного молока, хлеба и конфитюра? — спросил он. — Надеюсь, между нами не будет лишних церемоний.

Мисс Гёринг удивилась, что Арнолд просит еды сразу после своего семейного обеда, и она подумала, что в этом, несомненно, причина того, что он так толст.

— Найдется, разумеется, — любезно ответила она и ушла распорядиться.

Между тем мисс Гэмелон пожелала вернуться в дом и, если возможно, продолжить спор с мисс Гёринг. Увидев ее, Арнолд сообразил, что она и есть та приживалка, о которой накануне вечером упоминала мисс Гёринг.

Он тут же поднялся, решив, что ему очень важно подружиться с мисс Гэмелон.

Та и сама ему весьма обрадовалась, поскольку общество у них бывало редко, а ей почти с кем угодно беседовать нравилось больше, чем с мисс Гёринг.

Оба представились, и Арнолд подтащил кресло для мисс Гэмелон к своему.

— Вы компаньонка мисс Гёринг, — сказал он. — Думаю, это прелестно.

— Вы считаете это прелестным? — переспросила мисс Гэмелон. — Это и впрямь очень интересно.

Арнолд со счастливым видом улыбнулся на это замечание мисс Гэмелон и сидел дальше, некоторое время ничего не произнося.

— Этот дом отделан с изысканным вкусом, — наконец произнес он, — и полон покоя и мира.

— Все зависит от того, как на него взглянуть, — быстро ответила мисс Гэмелон, дернув головою и выглянув в окно. — Бывают люди, — сказала она, — которые дают миру от ворот поворот, как будто это красный дракон пыхает пламенем из ноздрей, а бывают и такие, кто и Бога в покое не оставит.

Арнолд подался вперед, стараясь выглядеть почтительным и в то же время заинтересованным.

— Сдается мне, — рассудительно проговорил он, — я думаю, понимаю, что вы имеете в виду.

Затем оба они посмотрели в окно одновременно и увидели вдалеке мисс Гёринг — на плечах у нее была пелерина, и она беседовала с молодым человеком, которого они едва могли различить, потому что стоял он прямо против солнца.

— Это агент, — сказала мисс Гэмелон. — Полагаю, отныне ждать больше нечего.

— Какой агент? — спросил Арнолд.

— Через которого она собирается продавать дом, — ответила мисс Гэмелон. — Ну не ужас ли это такой, что и словами не выразить?

— О, простите, — произнес Арнолд. — Сдается мне, это с ее стороны очень глупо, но, полагаю, меня это не касается.

— Мы намерены жить, — добавила мисс Гэмелон, — в четырехкомнатном каркасном домишке и сами себе стряпать. Это будет в сельской глуши, среди лесов.

— До чего же мрачно, разве нет? — сказал Арнолд. — Но зачем же мисс Гёринг решилась на такое?

— Утверждает, что это лишь начало претворения грандиозного замысла.

С виду Арнолд весьма опечалился. Он больше не разговаривал с мисс Гэмелон, а просто сжал губы и уставился в потолок.

— Полагаю, самое важное на свете, — в конце концов промолвил он, — это дружба и пониманье. — Он вопросительно глянул на мисс Гэмелон. Похоже, внутри он от чего-то отрекся. — Что ж, мисс Гэмелон, — вновь заговорил он, — разве не согласны вы со мною, что дружба и пониманье — самое важное на свете?

— Да, — ответила мисс Гэмелон, — а также не терять голову.

Вскоре вошла мисс Гёринг с пачкой бумаг под мышкой.

— Это, — произнесла она, — договоры. Ух и многословные же они, но мне кажется, агент — человек милый. Сказал, что считает этот дом прелестью. — Она протянула договоры сперва Арнолду, а затем мисс Гэмелон.

— Я бы предположила, — сказала мисс Гэмелон, — что вы побоялись бы глянуть в зеркало из страха увидеть нечто необузданное и причудливое. Не желаю я смотреть эти ваши договоры. Уберите их, пожалуйста, у меня с колен сию же минуту. Господи боже мой всемогущий!

Мисс Гёринг вообще-то действительно выглядела диковато, и мисс Гэмелон настороженным взором своим тут же заметила, что рука ее, державшая бумаги, дрожит.

— Где располагается ваш домик, мисс Гёринг? — спросил Арнолд, стараясь, чтобы в беседе прозвучала нота поестественней.

— На острове, — сказала мисс Гёринг, — невдалеке от города, если паромом. Помню, я навещала этот остров ребенком, и никогда он не нравился мне, потому что там смердело клеевыми фабриками с большой земли, даже если ходишь там по лесам и полям. Один конец острова населен очень густо, хотя во всех магазинах можно купить лишь третьесортные товары. Дальше остров глуше и старомоднее; однако паром часто встречает там маленький поезд и перевозит вас на другой конец. А там вы оказываетесь в городке, довольно-таки затерянном и очень суровом на вид, и вам, наверное, страшновато обнаружить, что большая земля напротив этого мыса так же убога, как и сам остров, и никакой защиты вам не предоставит.

— Похоже, вы рассмотрели ситуацию очень тщательно и со всех сторон, — промолвила мисс Гэмелон. — Примите мои поздравления! — Не вставая с места, она помахала мисс Гёринг, но легко было заметить, что держится она отнюдь не легкомысленно.

Арнолд неловко поерзал в кресле. Кашлянул, а затем очень мягко заговорил с мисс Гёринг.

— Уверен, что и на острове имеются свои преимущества, о которых вам известно, однако, быть может, вы предпочтете нас ими удивить, а не разочаровать.

— В настоящее время мне о них ничего не известно, — ответила мисс Гёринг. — А вы что, едете с нами?

— Думаю, мне хотелось бы провести с вами там сколько-то времени; то есть если вы меня пригласите.

Арнолду было грустно и не по себе, но он чувствовал, что любой ценой должен держаться близ мисс Гёринг, в какой бы мир та ни предпочла перебраться.

— Если вы пригласите меня, — повторил он, — я буду рад отправиться с вами ненадолго в любом случае, а там посмотрим, как оно пойдет. Я б мог и дальше держать за собою часть той квартиры, какую делю со своими родителями, а все время там не проводить. Но не советую вам продавать свой прекрасный дом; лучше сдавайте его или заколотите, пока вас не будет. Само собой, точка зрения у вас может измениться, и вы захотите в него вернуться.

Мисс Гэмелон зарделась от удовольствия.

— Задуматься, чтобы поступить так, с ее стороны будет слишком уж по-человечески, — произнесла она, однако надежды в ней, казалось, прибавилось.

Мисс Гёринг вроде бы грезила и не слушала того, что они оба ей говорят.

— Как, — промолвила мисс Гэмелон, — вы разве не станете ему отвечать? Он сказал: почему бы вам не заколотить свой дом или не сдать его, а потом, когда передумаете, — вернетесь.

— О нет, — ответила мисс Гёринг. — Благодарю покорно, но так я не могу. Поступить так не имело бы смысла.

Арнолд кашлянул, чтобы скрыть свое смущение от того, что предложил нечто настолько противное мисс Гёринг.

«Не должен я, — сказал он себе самому, — не следует мне слишком уж вставать на сторону мисс Гэмелон, иначе мисс Гёринг начнет думать, будто у меня ум того же калибра».

— Наверное, лучше всего в конце концов, — вслух проговорил он, — взять и все продать.

Примечания

1

Хелвеша Пёркинз (1895–1965) — разведенная женщина, с которой Джейн Боулз познакомилась в Мексике в 1940 г., когда работала над «Двумя серьезными дамами». Они жили вместе с 1943 по 1946 г., а весь их роман длился до 1958 г. — Здесь и далее примечания переводчика.