Кофе со вкусом убийства

Джей Эм Холл, 2022

Насладитесь за чашкой кофе этим остроумным и заразительным детективом в духе Агаты Кристи и Ричарда Османа. Три самых неожиданных сыщицы, которых вы когда-либо встречали. Выход на пенсию может быть смертельным… Каждый четверг три школьные учительницы на пенсии собираются за чашечкой ароматного кофе, чтобы обсудить последние новости. В один такой дождливый четверг они случайно сталкиваются в кафе со своей бывшей коллегой Топси. Никто из них и представить не мог, что к следующей неделе она будет мертва… Казалось бы, дело проще некуда – старушка перепутала таблетки. Только слишком много странностей предшествовало ее смерти. Пропавшие деньги, подозрительные звонки и черный фургон у дома. Но самое главное, подругам не дает покоя одна тревожная фраза, сказанная Топси в их последнюю встречу: «Было бы лучше, если б она умерла» … О ком эти слова и, не связаны ли они с ее внезапной кончиной? «Приятные герои и отличный стиль… Книга пропитана Йоркширским колоритом, как кружка горячего крепкого чая. Мне очень понравилось» – С. Дж. Беннет, автор бестселлера «Виндзорский узел» «Увлекательное чтение о том, как повседневная жизнь сталкивается с убийствами» – Фейт Мартин, автор популярной детективной серии «Инспектор уголовной полиции Хиллари Грин»

Глава 11,

Где в «Теско» произносят что-то вроде молитвы и много негодуют

Лиз, как и Тельме, толком не спалось. На следующий день, сонно бродя по «Теско» среди корзин и тележек, брокколи и булочек (не забыть: Джейкоб решительно отказался от тефтелей и перешел на сэндвичи с индейкой), она осознала, что утро и впрямь приносит свежие мысли. Полиция задает вопросы? Ну и что в этом такого, это их работа в случае внезапной смерти. Да и они не выглядели слишком уж взволнованными… Она вспомнила детектива Донну, беззаботно глядящую на зарождающиеся примулы, сопение и шмыганье констебля Триш (не отдавая себе отчета, Лиз бросила в тележку две упаковки порошков от простуды). Правда заключалась в том — и это был тот тип правды, о которой гораздо лучше размышлять здесь, в «Теско», в десять тридцать утра, а не в ненастные ночные часы, — что люди смертны. И порой смерть наступает внезапно. Люди — она посмотрела на окружающих — каждую неделю выбирают мюсли, спелые помидоры и мусорные мешки… а потом наступает конец.

И даже если Топси действительно перепутала таблетки от сердца — что с того? В этом нет ничего зловещего. А та ситуация с банковским мошенничеством — просто совпадение, неприятное, но совпадение. Все сходилось.

Но почему же тогда она постоянно ощущает это леденящее душу беспокойство?

Как и Тельма ранее, Лиз вознесла молитву — вернее, что-то вроде молитвы. Ухватившись за ручку тележки в отделе готовой еды, она обратилась к любым высшим силам, которые были готовы услышать ее усталый разум: «Как бы мне отпустить все это?»

В течение многих лет Лиз воспринимала Бога в двух ипостасях: с одной стороны, это добрый дух, которого прославляют на Рождество, накинув кофейное полотенце на голову во время спектакля, и на Пасху, подготовив километры яркой папиросной бумаги; на протяжении тридцати шести лет она рассказывала детям о нем наряду с лягушачьей икрой, самыми важными профессиями и счетом до десяти. Вторая его ипостась, однако, была куда суровее: небесное божество, готовое нахмуриться и неодобрительно покачать пальцем, когда она втискивалась на последнее парковочное место или проходила мимо продавца уличных газет. В последнее время это полярное представление менялось — выход на пенсию, смерть родителей, подозрение на рак у Дерека и следом — моменты внезапного покоя в солнечные дни: она начала задумываться, что, возможно, ее прежнее восприятие было слишком упрощенным и во всем этом кроется нечто большее.

И все же на данном этапе своей жизни Лиз твердо верила, что любые ответы на вопросы, обращенные к Всевышнему, будут сопровождаться грозным негодующим перстом. Вот почему она не сразу опознала маленькую фигурку в ярком бирюзовом пиджаке, хмуро уставившуюся на пачку куриных палочек, как ответ на свою молитву.

Паула, некогда уборщица в школе Святого Варнавы, а впоследствии домработница Топси, подняла голову, заметила Лиз и посмотрела на нее безо всякого удивления.

— Вы только посмотрите на это! — Она с отвращением помахала куриными палочками. — Подорожали на пятьдесят пенсов, а упаковка-то вдвое меньше, чем год назад.

* * *

— Кошмар, — произнесла Паула, энергично разрывая и высыпая два пакетика сахара в кофе. Она злобно оглядела кафе «Оазис покупателя». — Совершеннейший кошмар от и до. Но она становилась, упокой Господь ее душу, не от мира сего. Так было с моей матерью. Я точно знала, к чему все идет.

Лиз с надеждой посмотрела на женщину, которую Келли-Энн окрестила святой. Если кто и мог унять тревожные мысли о Топси, так это Паула с ее фирменными едкими и категоричными замечаниями. У нее было два основных воспоминания, связанных с ней. Первое: что бы ни происходило в жизни, стакан Паулы был всегда более чем наполовину пуст. Всякий раз, когда Лиз думала о ней, в ее памяти всплывало агрессивное мытье полов, сопровождаемое горькими монологами с неизменным мотивом «это отвратительно». Второе: сын Паулы, Найджел (с ранних лет получивший прозвище Рокки, после того как ударил лампой хулигана вдвое старше себя), который (после фальстарта, завершившегося тремя месяцами в учреждении для малолетних правонарушителей) нашел работу стриптизером в составе популярной местной группы, известной как «Северные рыцари».

В странном контрасте с непрекращающейся горькой усталостью от мира было в отношении Паулы к выбранной сыном профессии что-то трогательно невинное; в то время как большинство родителей старались бы лишний раз не упоминать о таком, уголок котельной всегда был увешан фотографиями Рокки с его идеальной белоснежной улыбкой и потрясающими голубыми глазами в различных стадиях наготы. Сейчас, сообщила ей Паула, пока они стояли в очереди за кофе, он работает в продажах и дела идут в гору. Настолько, что он уже купил шикарную машину в том шикарном автосалоне в Бороубридже. Лиз не была уверена, правда ли это, но одно было очевидно: Паула верила каждому слову сына о его успехах.

Заказав кофе, они сели за столик, и разговор резко перешел на Топси.

— Ее нельзя было оставлять на произвол судьбы. Не в таком состоянии. Никогда. Отвратительно, скажу я вам. А ее дочери плевать.

— Келли-Энн рассказала мне, как много вы для нее делали, — дипломатично сказала Лиз.

— А она рассказала, как подозревала меня в краже денег и натравила на меня полицию? — Паула с коронным возмущением выпятила грудь и плечи; этот жест был прекрасно знаком Лиз.

— Нет.

— Полиция нагрянула чуть ли не на следующий день: с банковского счета миссис Джой сняли четыреста фунтов стерлингов, не знаю ли я, мол, что-нибудь об этом? «Нет, — говорю я. — И более того, прежде чем вы покинете этот дом, я хочу, чтобы вы обыскали мою сумочку и мои карманы; вообще-то вам лучше обыскать все вокруг, а пока вы это делаете, я расскажу, какие деньги и где вы найдете: банку из-под варенья, где лежат двадцать пенсов на рак, вот так-то». Это заставило их замолчать.

— То есть пропали какие-то деньги?

— Сняли с ее карты, ага.

— Но разве сама Топси не могла этого сделать? Она же не отдавала себе отчет.

— Ей пришлось бы сильно постараться, — мрачно улыбнулась Паула. — Денежки-то сняли после ее смерти, в воскресенье утром, как они сказали. И сняли их в этом банкомате, на улице.

Лиз перевела взгляд на банкомат напротив залитой дождем парковки, словно ожидая увидеть там зловещую фигуру в красно-черной полосатой майке и черной маске, терпеливо стоящую в очереди. Она снова посмотрела на Паулу.

— Они выяснили, кто их снял?

Паула снова фыркнула.

— Оказалось, никакого преступления-то и не было; это миледи Келли-Энн перепутала карточки. Жаль, что она не поняла этого до того, как ко мне в дверь постучала полиция. И подумать только: слиняла в Алгарве, оставив бедняжку одну-одинешеньку. Но это было для нее в порядке вещей.

Лиз издала нейтральный звук.

— Я бы сама навестила миссис Джой, да только наш Рокки выступал в Клиторпсе, и я присматривала за Ческой и Рубеном. Я сказала: «Келли-Энн, меня не будет в эти выходные — я сижу с внуками». Но, как пить дать, у нее в одно ухо влетело, а в другое вылетело. Как обычно. И вот в воскресенье утром мне звонит Келли-Энн, в ужасном состоянии. Никак не может разбудить мать. Буря эмоций. — Она мрачно покачала головой. — Если б только она сказала, что уезжает в Алгарве, я бы что-нибудь придумала; конечно, я бы что-нибудь придумала.

— Как я поняла, она собралась в последнюю минуту.

Паула издала фирменный неодобрительный звук, нечто среднее между фырканьем и сопением.

— Сколько времени нужно на один телефонный звонок?

— Возможно, она не хотела вас беспокоить.

— Что-то раньше это никогда ее не останавливало. — Это выражение лица Паулы было слишком хорошо знакомо Лиз (тот ужасный раз, когда Пэт дернуло посыпать бумажные фигурки блестками!).

— Забота о матери наверняка отнимала у нее столько сил, — сказала Лиз.

В ответ снова раздалось фырканье, еще более выразительное и злобное.

Отсутствие присмотра… перепутанные таблетки… все это вырисовывалось в трагическую, но цельную картину.

— Келли-Энн, наверное, было очень тяжело, — заметила она.

— Я вам кое-что скажу, Лиз. — Тон Паулы был мрачным, она разглаживала фольгу с таким видом, будто точила лезвие. — Мадам Келли-Энн и знать ничего не желала, когда дело касалось матери. Я буквально заставляла ее признать проблему. «Келли-Энн, — говорила я, — меня беспокоит ваша мама. С моей было так же, я знаю, как это развивается».

— Такое трудно признать.

— Можно отмахнуться, да только дело это не решит. — Паула никогда не отличалась умением выслушивать чужие аргументы. — Я говорила ей: «Келли-Энн, послушайте мой совет, обратитесь к доктору». И ничего.

— Но ведь в конце концов она так и сделала?

— Только после того, как у них увели все деньги. Вот тогда-то она поняла, что ей пора поднять свой большой зад и что-то сделать.

— Это так ужасно, — вздохнула Лиз. — Деньги исчезли так просто.

— В первый раз я разговаривала с тем мерзавцем. Конечно, откуда мне было это знать? «Здравствуйте, это миссис Джой? — говорит он с таким приятным шотландским акцентом. — Я звоню из отдела по борьбе с мошенничеством банка “Роял Йорк”». Ну я и пошла за ней, да только он уже трубку повесил. Странное дело. Я тогда Рокки и сказала: «Не нравится мне это». А Уэйн из «Рыцарей» сказал, что это похоже на какие-то махинации, и Рокки почитал про такое в интернете. И вот звоню я, значит, мадам Келли-Энн, и что слышу в ответ? — Она выдержала паузу, но Лиз промолчала. Паула обожала риторические вопросы. — «Если это важно, они перезвонят».

Паула покачала головой с видом человека, чьи мрачные пророчества были проигнорированы.

— Ну, перезвонили они. Да еще как. И вот я снова говорю Келли-Энн: «Вашей маме тут перезвонили из банка и велели перевести куда-то деньги, и все это мне очень не нравится, скажу я вам». И знаете, сколько она выжидала? Три дня. — Три пальца с ярким оранжевым лаком постучали по пластиковой столешнице. — Ну, разумеется, к тому времени было уже поздно.

— Это, наверное, так ужасно.

— Для мадам Келли-Энн само собой. Не думаю, что миссис Джой, бедняжка, поняла, что случилось. Я прихожу — а там царит бедлам: Келли-Энн гудит и булькает, а эта ее бестолковая подружка что-то там вещает. Просто кошмар. А тут еще бедолажка миссис Джой ни о чем не догадывается. «Что происходит, Паула?» — спрашивает она. «Какой-то бардак, — говорю я. — Пойдемте лучше телеигру с вами посмотрим». — Паула перевела взгляд на кофе. — Скажу вам честно, Лиз, как это ни ужасно, но так лучше для нее. Через это очень трудно проходить, а если твоим родным и близким наплевать, то и подавно. — Женщина вздохнула. — Она так мирно выглядела в своем любимом кресле.

В ее голосе не осталось ни следа едкости, но появилась хорошо знакомая Лиз дрожь. Она положила ладонь поверх руки Паулы, и они молча почтили память Топси в кафе «Оазис покупателя».

— То есть вы думаете, все дело в перепутанных таблетках? — в конце концов спросила Лиз.

— Ну а в чем же еще, — откликнулась Паула, доставая из рукава салфетку. Лиз показалось или в ее голосе прорезалась язвительная нотка? — Она была в таком состоянии, что это неудивительно. — Она засунула салфетку обратно. — Это был лишь вопрос времени. В конце концов, дошло же дело до пожарной сигнализации.

Конец ознакомительного фрагмента.