Чудовище

Дженни Даунхэм, 2019

Лекси зла. И с каждым днем – все сильнее. Если бы она только могла держать себя в руках, отчим принял бы ее, мать бы вновь полюбила, а ее сводный брат наконец объявил бы их парой и провел бы с ней остаток своих дней. Лекси хочет всего этого так сильно, что готова попытаться усмирить свой гнев. Она ведь так хочет, чтобы семья гордилась ею. Но чем сильнее она сдерживает себя, тем ближе извержение вулкана по имени Александра Робинсон. И никому от нее не укрыться.

4

«Иди вниз, — велела я себе. — Ты должна это сделать».

Но, глядя с верхней площадки пожарной лестницы на шикарных гостей в саду, я чувствовала себя Золушкой. Или, скорее, ее уродиной-сестрой, той самой, которая отрезала себе пятку, чтобы влезть в хрустальную туфельку. В маминых изящных туфельках мои ноги казались здоровенными, как ласты, а руки неуклюже торчали из рукавов. Мама туго меня подпоясала, так что платье облепило грудь и бедра, и сказала: «Моя красавица».

Платье, которое я собиралась сегодня надеть, сидело на мне в точности так, как обещало описание на сайте: «Подчеркивает достоинства и прячет недостатки». В нем я выглядела классно. Но когда я спустилась в гостиную и продемонстрировала свой наряд Джону, он закричал: «Нет-нет!» — и позвал маму.

— Платье слишком откровенное, — заявил он, тыча в меня пальцем. — Так нельзя ходить. Это ты ей купила?

Мама ответила, что в первый раз видит это платье; пришлось сознаться, что я тайком воспользовалась ее аккаунтом на «Амазоне». Джон попенял маме за то, что она плохо следит за дочерью; я извинилась и в который раз пообещала, что буду паинькой.

Мама обняла меня и увела к себе в комнату.

— Пойдем поищем что-нибудь еще.

Она перебирала плечики в гардеробе, вынимала то одно платье, то другое, прикладывала ко мне, хмурилась и вешала обратно. Наконец выудила черное платье в прозрачном целлофановом чехле из химчистки.

— Вот это, — сказала мама. — С запа́хом. Купила на дедушкины похороны.

— Весело, ничего не скажешь.

— Дорогое, между прочим. Будешь выглядеть солидно.

— Я буду выглядеть так, словно у меня кто-то умер. На вечеринку такое не надевают!

Мама рассмеялась.

— Ну, то, что выбрала ты, для вечеринки тоже чересчур.

— Ладно, я его надену, но только если ты дашь мне бабушкино ожерелье. — Мой дедушка, мамин папа, подарил его моей бабушке на сорокалетие свадьбы: это ли не доказательство, что бывает любовь до гроба? — Между прочим, дедушка говорил, что когда мне будет шестнадцать, мы с тобой сможем носить его по очереди.

— Но тебе пока что пятнадцать.

— Сегодня особый случай, да и жаль, что такая красота лежит взаперти.

Мама отказала, мол, ожерелье слишком дорогое, и если я его посею, она не переживет.

Я надела платье, мама сделала мне прическу.

— Я тебе не рассказывала, — проговорила она, — но когда мы с тобой только-только перебрались в эту квартиру, мы с дедушкой не разговаривали. Он злился на меня за то, что я забеременела так рано. И еще ему было стыдно, что твой отец от меня отказался.

— Ты же не виновата.

— Ну, мне тоже надо было думать головой. А я пустила будущее псу под хвост. — Она улыбнулась мне в зеркале. — Я согласилась, чтобы дедушка оплатил мне жилье, но и только. Я хотела ему доказать, что и сама справлюсь. Мне восемнадцать, на руках ребенок, в Лондоне не знаю ни души. Ни работы, ни друзей, ни денег.

— Зато у тебя была я.

— Да, у меня была ты. И ты была чудом. — Мама туго завязала мои волосы лентой. — Но порой мне по несколько дней не с кем было словом перемолвиться. Я сидела в парке, смотрела на парочки с детьми и сама себе казалась инопланетянкой. Потом я познакомилась с Мерьем, у меня появились подруги, но мне все равно приходилось туго. С мужчинами я не встречалась несколько лет и даже подумывала, что меня уже никто и никогда не полюбит.

— Мам, фу!

Она рассмеялась и собрала мои волосы в пучок.

— Подрастешь — поймешь. Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что когда в моей жизни появился Джон, мне показалось, будто во мне снова зажегся свет.

— Фу-у-у!

— Поэтому мне так важно, чтобы вы с ним поладили.

— Да ты мне постоянно об этом твердишь.

— А теперь, раз мы с ним поженимся, тем более.

— Ладно. Поняла.

— Вот и хорошо. Кстати, Мерьем сегодня тоже придет, так что тебе будет с кем поговорить.

— Она твоя подруга, а не моя.

— Но ты с ней сто лет знакома, вот и поболтаете. К тому же, может, она будет с Беном.

— А его ты зачем пригласила? Я его и так в школе каждый день вижу. Вот была охота с ним общаться! — По маминому лицу пробежала тень, и я спросила: — Ты думаешь, у меня нет друзей?

Она вздохнула.

— Нет, я думаю, что у нас осталось ровно двадцать минут до прихода гостей. — Она заколола пучок на моей макушке. — Готово.

У меня вечно все не слава богу. Даже волосы непослушные, и приходится их закалывать. И мне хотелось, чтобы хоть что-то было как надо. Так что, когда мама ушла одевать Айрис, я тайком забрала из шкатулки ожерелье. Толстая золотая цепь с восемью рубинами: такое и королеве впору. Камни полыхали огнем.

И теперь, стоя на верхней площадке пожарной лестницы, я подставила ожерелье свету.

— Дедушка, — прошептала я, — пошли мне сил.

Чтобы мертвые помогли, им надо дать что-нибудь взамен — например, оставить угощение, оказать какую-нибудь услугу, да хотя бы сохранить их тайны. Всякий раз, как я просила дедушку о помощи, обещала, что никогда его не забуду.

Айрис нарядилась эльфом. Она кружилась на лужайке, и у нее за спиной развевались локоны и блестели крылышки. Заметив меня, она меня окликнула и помахала рукой. Я махнула в ответ, и сестренка взбежала ко мне по лестнице. Я взяла ее на руки, Айрис обхватила меня ножками за талию, и я принялась ее кружить.

Наблюдавший за нами Джон крикнул:

— Осторожнее, Александра, не упадите с лестницы!

Я аккуратно поставила Айрис на ноги.

— Пожелай мне удачи с канапе.

— Хочешь, я тебе помогу?

— Я обещала, что сама справлюсь. И пообщаюсь с гостями.

— Можем вместе. Получится, что ты уже вроде как общаешься.

Я взяла Айрис за руку.

— Только чур говори ты.

— А ты будешь держать поднос?

— Именно. Будем действовать сообща, как сестры. Ты умная, а я сильная.

Айрис блистала. Я держала поднос и старалась ничего не уронить, а малышка щебетала ангельским голоском:

— Кростини? Еще есть тарталетки из слоеного теста, волованы и креветки в кляре. Все очень вкусное, я пробовала.

Гости таяли от одного лишь взгляда на нее.

— До чего милая девочка!

— Чудесная.

— Неудивительно, вся в отца…

— Она с каждым днем все красивее, клянусь.

— А старшая кто?

— Она не его дочь.

Да, пока не его. Но после свадьбы стану его.

Я обняла Айрис.

— И как только у тебя получается всех очаровать? — спросила я.

— Я им улыбаюсь.

— Ты не устаешь улыбаться? Челюсть же заболит!

— Чтобы хмуриться, требуется больше мышц, — сердито бросила сестра.

Я рассмеялась. А за мной и Айрис.

Мы раздали два подноса закусок и почти закончили третий, когда увидели Мерьем. Айрис бросилась к ней и обняла. Мерьем протянула ко мне руки.

— Лекси, сто лет тебя не видела.

Из-за подноса я толком не могла ее обнять, поэтому просто подалась к ней, и Мерьем погладила меня по спине.

— Ну как ты? — спросила она.

— Нормально. — Я пожала плечами.

— Она не любит чужих, — пояснила Айрис. — А еще она думает, что от улыбок заболит челюсть.

Мерьем рассмеялась.

— Бедняга Лекс. Трудно улыбаться незнакомцам, да еще таким расфуфыренным. Ты представь, как они сидят на унитазе: у меня всегда срабатывает.

Айрис так расхохоталась, что на нас стали оборачиваться. Мне было приятно, что со стороны это выглядело так, словно нам веселее, чем им. Я рассказала Мерьем, что сперва хотела надеть красное платье, но Джон его забраковал.

— Оно клевое, — сказала я. — Куда круче этого.

Мерьем погладила меня по руке и заверила, что ни одно платье не спрячет мою юную красоту.

Мы поболтали о том, как неожиданно, что Джон после стольких лет все-таки позвал маму замуж. Я предположила, что он сделал это в пику маме Касса, которая отказалась давать ему развод, а Айрис ответила, что, наверное, бывшая его до сих пор любит, а я сказала: нет, просто она стерва, и мы снова рассмеялись.

— О, а вот и знакомые, — наконец бросила Мерьем. — Не возражаете, девочки, если я отойду поболтать?

Айрис озорно улыбнулась.

— Чур я первая. — И ускакала прочь, потряхивая крылышками. Мы с Мерьем проводили ее глазами. Без нее как-то сразу стало пусто.

— Если хочешь, пойдем со мной, — предложила Мерьем.

Я поняла, что она просто меня пожалела.

— Нет, мне сперва надо раздать закуски. — Я указала на поднос.

— Давай я позову Бена, он тебе поможет. Вон он там, у бара.

Бен открывал бутылку пива. Мы с ним ровесники, почему это ему можно пить пиво, а мне нельзя? И одет он был кое-как — джинсы да балахон с капюшоном.

— Иди поздоровайся. — Мерьем толкнула меня локтем.

— Непременно, только сперва раздам канапе.

Мерьем погладила меня по спине и ушла к приятелям. Я сделала очередной круг по саду, стараясь держаться спокойно и дружелюбно, как Айрис.

— Кростини? Тарталетку?

Мама с Джоном о чем-то беседовали у ограды, я подошла и протянула им поднос.

— Не хотите волованчик?

Мама улыбнулась мимолетно.

— Потом, Лекс, не сейчас.

— Что случилось?

— Ничего, милая, все в порядке.

Но Джон хмурился, мама держалась напряженно: что-то явно стряслось.

— Это же вечеринка, — сказал ей Джон. — Значит, мне позволено общаться с гостями, разве не так?

— Общайся на здоровье, кто тебе запрещает. Я вообще не это имела в виду.

Я взяла с подноса кусочек огурца и сунула в рот. Выглядел-то он ничего себе, а вот на вкус оказался гаже некуда: водянистый, с душком из холодильника.

Джон потер лицо ладонью, словно устал; мама глубоко вздохнула: наверное, стало стыдно за то, что наговорила.

— Ладно, забудь.

— Поздно.

Я взяла еще одну дольку огурца и шумно ее сжевала.

Джон удивленно уставился на меня.

— Ты чего?

Я улыбнулась.

— Ничего.

— Ты же должна людей угощать, а ты сама ешь.

— Подумаешь, взяла огурчик.

— То есть, по-твоему, это не считается?

— В нем ноль калорий.

— Я говорю о том, что ты все съела и никому ничего не оставила.

Я взяла с подноса волован и откусила кусок, не сводя глаз с Джона.

— И ты ей ничего не скажешь? — спросил он маму. — Между прочим, это ты предложила, чтобы она помогала, а она все сожрала.

Мама ласково ему улыбнулась.

— Я с ней поговорю. А ты иди к гостям.

Джон фыркнул: мол, я и сам давно хотел.

— Ну что, через десять минут я скажу тост? — произнес он уже мягче.

— Конечно, — ответила мама.

Он чмокнул ее в щеку.

— Я тебя люблю. Помни об этом.

Мы проводили его взглядом.

Я думала, что мама задаст мне взбучку из-за канапе, но она заметила ожерелье и нахмурилась.

— Я же тебя просила!

Я погладила цепочку.

— Я не потеряю. Не парься.

— Неужели тебе наплевать на все мои просьбы?

— Я буду аккуратна. Оно придает мне смелости.

Мама покачала головой.

— Ты ведь обещала, что сегодня будешь вести себя хорошо.

Она так грустно на меня посмотрела, что я не выдержала:

— Ладно-ладно, сниму.

— Ну не здесь же. Сперва раздай канапе. Я сейчас принесу горячее. Как только закончишь, бегом наверх и положи ожерелье на место.

Я еще раз быстро обошла лужайку, раздала бо́льшую часть оставшихся закусок, напоследок подошла с почти пустым подносом к паре, которая стояла возле уличного обогревателя. Он седой и явно небедный, она красивая, намного его моложе.

— Креветку в кляре? — Я постаралась улыбнуться как можно ослепительнее.

Женщина вежливо покачала головой.

— Нет, спасибо.

Мужчина оглядел меня с головы до ног.

— Не могли бы вы принести мне еще бокал шабли?

Удерживая поднос одной рукой, второй я засунула в рот кростини.

Пара удивленно уставилась на меня.

— Я не официантка, — ответила я. — Я старшая дочь.

И в доказательство понесла в рот волован, но он сломался у меня в руке, и половина пирожка шлепнулась на ногу женщине. Та ойкнула.

— Блин, — сказала я. — Прошу прощения.

К нам тут же подскочил Джон.

— Что случилось?

— Ничего страшного, — отмахнулась женщина. — Пустяки.

— Прямо вам на ногу! Ну Александра, руки-крюки…

— Я нечаянно, — тихо сказала я.

— Сейчас же принеси салфетки.

Мужчина протянул мне свою — полотняную.

— На вот, возьми.

Опустившись на корточки, я убрала самый крупный кусок пирожка с туфли гостьи. С пылающими щеками завернула ошметки в салфетку и вытерла то, что осталось. Я чувствовала, что все трое пялятся на меня.

— Официантов позвать не успел, — сказал Джон; гость хмыкнул.

Я размазала волован по туфле, окончательно ее испачкав и испортив.

— Ничего страшного, — успокоила меня женщина. — Правда, пустяки.

— Ну вот еще, — возразил Джон. — Будете отдавать в чистку — пришлите мне счет. Я настаиваю, Моника.

Я выпрямилась, протянула гостю салфетку, но Джон отмахнулся:

— Выброси.

Я сделала еще два круга по саду. До смерти хотелось слиться с пейзажем — притвориться каким-нибудь кустиком. Или лечь на землю и прикинуться мертвой. Или уползти к себе.

Но вместо этого я уселась в теньке под своим деревом.

— Лекс, привет!

Я распахнула глаза, решив на секунду, что это Касс, но нет: передо мной стоял ухмылявшийся Бен.

— Ты чего тут одна? — спросил он.

— Ненавижу вечеринки.

Он рассмеялся.

— Придумываешь, как бы все испортить?

Я уставилась на него.

— С чего бы это? Чокнутой меня считаешь?

В моем голосе слышалась такая ярость, что Бен оторопел. У него всегда все на лице написано.

— Твоя мама тебя послала со мной поболтать? — не унималась я.

Он помотал головой.

— Мне друзья не нужны. Если хочешь уйти — проваливай, не стесняйся.

— Да блин, — сказал он, — я вообще-то просто подошел поздороваться.

Зря я на него наехала. Наши мамы старые подруги, мы с Беном в детстве частенько играли вместе. Но ему я ничего этого не сказала: сидела себе под деревом, а Бен переминался с ноги на ногу рядом.

— Дай хлебнуть, — попросила я наконец.

Он протянул мне пиво, я сделала большой глоток. Судя по лицу Бена, он нисколько не возражал.

— Спасибо за доброту, — сказала я от чистого сердца, но прозвучало это издевательски.

— А Касс чего не приехал? — спросил Бен.

— Учится, — ответила я буднично, так, словно мне до смерти надоел мой скучный сводный братец и его унылая жизнь. Мне понравилось, что я сказала это как ни в чем не бывало.

— Ты уже начала готовиться? — поинтересовался Бен.

— Нет, конечно.

— Ты разве не хочешь остаться в старших классах?

Он что, издевается?

— Для этого средний балл должен быть что-то около пяти.

— А ты не наберешь?

— Только если чудом.

Он пожал плечами.

— Драматургию ты сдала бы на раз.

— Это же из обязательных предметов. У меня еще неплохо идут массовые коммуникации, но там у меня пока конь не валялся.

— Да ладно, время есть. Не парься, сдашь. У тебя же вроде и с английским все хорошо? С ним наверняка пять наберешь.

Ночью меня порой пробивает пот при мысли о том, какая же я все-таки невежда. Как-то раз открыла свой старый реферат и не поняла ни слова, будто он на иностранном языке. Бен совсем меня не знает, если думает, что мне достаточно почитать книжки — и все будет в порядке. Я впилась в него взглядом, чтобы он перестал уже говорить о школе. Мерьем темненькая, а Бен темно-рыжий, конопатый — правда, в темноте этого все равно не видно.

— Не сдавайся, Лекс, — сказал он. — Я уверен, у тебя обязательно все получится, нужно только постараться.

Я едва не взмолилась: «Давай уже сменим тему», — как вдруг зазвенели бокалы, и гости закричали: «Тост, тост!»

— Ну вот, — произнес Бен.

Джон с мамой стояли на лестнице. К ним подбежала Айрис. Джон подхватил ее на руки, она обняла его за шею, и он прижал ее к себе.

— Спасибо вам огромное, что пришли, — с фирменной ослепительной улыбкой обратился он к гостям. — Если позволите, я бы хотел сказать несколько слов…

И завел речь о том, как впервые увидел маму и с первого же взгляда понял, что она «та самая».

— Да вы сами посмотрите, — добавил он, а мама смущенно хихикнула и сделала шуточный реверанс. — Она покорила мое сердце еще и тем, — продолжал Джон, — что сразу от меня забеременела. — Он приподнял Айрис, и гости восхищенно ахнули. А Джон рассказывал, как переехал к нам, как бывшая жена заграбастала все его сбережения (что тут смешного, кстати?), указал на штукатурку — в конце концов ему удалось купить квартиру над нашей и объединить обе в одну.

— Однако, — продолжал Джон, — дом моей мечты существует пока только на бумаге в виде чертежа, который лежит у меня в столе. Ведь, как многие из вас знают, найти в Лондоне участок под застройку не так-то просто.

Гости согласно загудели: здесь собрались в основном архитекторы, так что, наверное, слова Джона затронули их за живое.

— Я хочу поднять тост за мою невесту, — объявил Джон. — Джорджия, ты красавица, ты ангельски терпелива, ты женщина моей мечты. Я обещаю, что построю тебе дом, которого ты достойна, как только стану одним из партнеров в фирме и смогу себе это позволить! — Последние его слова утонули в одобрительном смехе. Мама чмокнула Джона в щеку.

— Еще раз спасибо, что выкроили время и пришли порадоваться за нас, — сказал Джон. — Угощайтесь, пожалуйста. Скоро будут танцы, оторвитесь по полной! — Джон поднял бокал. — За наше будущее!

— И все? — произнес Бен, когда взрослые принялись чокаться и повторять слова Джона. — А где же презентация в «пауэр пойнте»?

— Ты это к чему? — сердито посмотрела на него я.

— Ни к чему.

— А зачем тогда ляпнул?

Бен пожал плечами.

— Да просто он фигни какой-то нагородил.

— Очень вежливо с твоей стороны, ничего не скажешь.

Бен с минуту таращился на меня, потом кивнул.

— Ладно, я за пивом.

И мы с ним разошлись в разные стороны. Я взяла тарелку с закусками и снова уселась под деревом. Вечеринка набирала обороты: прибывали новые гости, а те, кто уже был тут, вели себя все более шумно. Уносили пустые тарелки. Подавали пирожные. Зажгли огни, сад осветился. Казалось, утро было уже давным-давно.

Я поискала взглядом Айрис. Она сняла балетки и повесила на куст; шелковые ленты спускались до самой земли. Айрис с усталым видом сидела на лужайке, волосы рассыпались по плечам, а мне казалось, будто я любуюсь картиной. Предложу-ка я уложить сестру спать: может, это хоть немного поднимет меня в глазах гостей.

Я двинулась к сестре, но тут ко мне подошел мужчина.

— И снова здравствуйте.

Я его узнала.

— Прошу прощения за ошибку. — Он протянул мне руку. — Я понятия не имел, что вы дочь Джона. Я Роджер.

Он пожал мою ладонь крепко, будто я была взрослой. И еще мне понравилось, что он назвал меня «дочерью Джона».

— Приятно познакомиться, — ответила я.

И что говорить дальше?

— А вас, кажется, зовут Александра?

Я кивнула. Роджер тоже кивнул.

— Значит, вы больше не разносите угощенье? — продолжал он.

— Меня уволили.

Он усмехнулся.

— Из-за туфли Моники?

— Я ее испортила.

Роджер снова усмехнулся и кивком указал на Монику, которая стояла у лестницы рядом с Джоном.

— Не волнуйтесь, — сказал Роджер, — это наша практикантка. Вряд ли туфли были дорогие.

— Вы ее коллега?

— Пожалуй, можно сказать и так. Я старший партнер.

Будь супервежливой с моим боссом.

Мы неловко стояли и глазели на Джона с Моникой. Тот, должно быть, сказал что-то смешное, потому что Моника запрокинула голову и расхохоталась. Какая длинная у нее шея. Я поискала взглядом маму и нашла ее возле стола: она счищала объедки с тарелок.

— Мне нужно идти, — ответила я. — Помогу маме убрать со стола, тогда она сможет потанцевать с Джоном.

— У меня есть идея получше. — Джон улыбнулся, и я впервые заметила бледные усики над его верхней губой и то, как косят его глаза, когда он смотрит на меня.

— Потанцуйте со мной. — Он протянул ко мне руки.

— Не могу. Я не умею танцевать, правда-правда.

— Чушь. — Он подошел ближе, обхватил меня за талию, и я невольно загордилась, хотя он был старый и пьяный. Джон просил меня быть повежливей с боссом, вот я сейчас с ним и потанцую.

Мы покачивались под музыку. Роджер не то мурлыкал что-то себе под нос, не то тихонько булькал — казалось, будто у него в горле пузырится шампанское.

— Нормально? — спросил он.

— Ага.

— Вот и отлично. — Он кивнул.

Мне хотелось, чтобы Джон обратил внимание на то, как я танцую, но он болтал с Моникой. Бен тоже не смотрел, а мне так хотелось, чтобы он понял: я нравлюсь взрослым мужчинам, которые разбираются в жизни. Но на меня глядела только мама; еще не хватало, чтобы она заметила, что я так и не сняла бабушкино ожерелье, и устроила мне скандал! Я весело ей махнула, и вдруг Роджер увлек меня в сторону.

Мы очутились в неосвещенной части сада. Роджер крепче обнял меня за талию. На свету он держал дистанцию, а тут прямо прилип ко мне. Я попыталась увести его обратно, но у меня ничего не получилось.

— Люблю аппетитных девушек, — проговорил он, дыша на меня креветками. — Не то что все эти современные доски.

Потные пальцы Роджера шарили по моей спине. Я у себя дома, в своем саду, вокруг куча гостей. Болтают, смеются. Чего мне бояться?

— Вот уж не думал, что здесь будет такое лакомство, — продолжал Роджер.

Где же мама? По-прежнему у стола, собирает грязную посуду на подносы. А Джон? Болтает с Моникой. Положил ей руку на талию, словно сейчас уведет вверх по лестнице.

Роджер с силой прижал меня к себе. Ладонь его скользнула с талии вниз и сейчас лежала почти у меня на заднице.

Я встала как вкопанная.

— Мне правда надо идти помочь маме.

Рука Роджера спустилась еще ниже, сердце у меня заколотилось, дыхание сбилось; мне казалось, будто я вижу себя со стороны по телевизору: «Лекс, этот мужик лапает тебя за жопу!»

Он гладил мою задницу, дыша в лицо перегаром; кровь стучала у меня в ушах.

«Наступи ему на ногу! — завопило чудовище внутри меня. — Врежь локтем по носу. Пни коленом по яйцам. Толкни к дереву, воткни сучок в глаз».

Голос и силы вдруг вернулись ко мне: легкие мои наполнились воздухом, и казалось, что если я сейчас же его не выпущу, то непременно лопну.

Я высвободила руки и с силой отпихнула Роджера.

— Отвали!

— Что с тобой? — Он покачнулся.

— Ты меня лапал!

— Что за чушь!

— Ты схватил меня за жопу!

— Разве можно так говорить?

— Пошел на фиг, не хочу я с тобой танцевать.

Сад затих. Все взгляды обратились к нам. Роджер мигом схватился за сердце: может, ему стало стыдно за то, что лапал пятнадцатилетнюю?

— Что с вами, босс? — крикнул кто-то.

Роджер согнулся и часто задышал.

— Мне что-то нехорошо, — просипел он.

Ну все, теперь меня же и выставят виноватой. Ничего, прорвемся. К нам подбежали Джон с Моникой, и я впилась в нее ненавидящим взглядом. Сучка в туфлях. Дурацкая практикантка.

— Что случилось? — воскликнула Моника.

— Я тут ни при чем.

Она положила руку мне на плечо.

— А чего тогда кричала?

Я стряхнула ее ладонь.

Мы обе уставились на Роджера, который, согнувшись пополам, хватал ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. Я на миг представила, как Джон возьмет его за горло и задушит. Вот бы он еще при этом орал: «Что ты сделал моей дочери? За что она так тебя обругала?» Но, разумеется, ничего подобного не произошло. Наоборот, он обнял Роджера за талию и сказал:

— Видимо, что-то спровоцировало приступ астмы.

— Пить надо меньше, — отрезала я.

— А ты бы помолчала. — Джон сердито посмотрел на меня.

Роджер упал на принесенный Моникой стул. Джон похлопал по карманам его пиджака и нащупал ингалятор. Принесли стакан воды; вскоре вокруг нас собралась небольшая группа гостей. Какая-то женщина заботливо укрыла Роджера своей шалью. А он сидел, закрыв глаза, как ни в чем не бывало, и дышал с присвистом.

— Что случилось? — спросила подбежавшая к нам мама.

— Он прикидывается, — ответила я.

— У него тяжелая астма, — ледяным тоном пояснил Джон.

Все уставились на меня. Вот так, наверное, и чувствуешь себя, когда за тобой вот-вот погонится толпа.

— Чего вылупились? — огрызнулась я. — Я ему ничего не сделала.

— Следи за языком, Александра, — одернул меня Джон.

Мама посмотрела на сипевшего Роджера.

— Так в чем дело?

— Он распустил руки, — ответила я, — а виновата я.

Роджер театрально захрипел, и гости по новой захлопотали вокруг него. Не замерз ли он? Может быть, принести плед? Не позвонить ли в скорую? Роджер лишь качал головой и шептал: «Все в порядке, не стоит беспокойства». Джон с улыбкой похлопал его по плечу и обернулся к собравшимся:

— Мне следовало предупредить мою будущую падчерицу, что некоторые очаровательные мужчины уже не так крепки, как прежде: возраст дает о себе знать. — Все вежливо посмеялись. — Видимо, ее юношеский задор вас утомил?

Роджер согласно помотал ингалятором, а у меня даже кишки свело от злости.

— А может, — не унимался Джон, — она переусердствовала с выпивкой?

— Что за чушь? Я вообще не пила! — возмутилась я.

— Ну и ладно. Ничего страшного. Тебе не пора спать, Александра?

— Ты не имеешь права отправлять меня спать! Я не ребенок!

Джон вздохнул.

— Спорное утверждение.

— Лучше иди, — попросила мама. — Завтра поговорим.

Подошла Айрис, взяла меня за руку, но Джон отвел ее в сторонку.

— Александра, я не шучу. Уходи сейчас же.

— Пошел ты в жопу, — одними губами произнесла я и повторила уже громче: — Пошел ты в жопу!

Я прекрасно понимала, как это звучит. И догадывалась, что обо мне подумают. Гости осуждающе качали головами.

— Прошу прощения, — сказал им Джон. — Девочка устала.

Я еще раз послала его в жопу, бегом пересекла двор и взлетела по лестнице.