Чудовище

Дженни Даунхэм, 2019

Лекси зла. И с каждым днем – все сильнее. Если бы она только могла держать себя в руках, отчим принял бы ее, мать бы вновь полюбила, а ее сводный брат наконец объявил бы их парой и провел бы с ней остаток своих дней. Лекси хочет всего этого так сильно, что готова попытаться усмирить свой гнев. Она ведь так хочет, чтобы семья гордилась ею. Но чем сильнее она сдерживает себя, тем ближе извержение вулкана по имени Александра Робинсон. И никому от нее не укрыться.

6

Керис оглядела мою серую школьную юбку, носки, синюю рубашку и черные туфли на плоской подошве.

— Я тобой восхищаюсь, — призналась она. — Такое безразличие к чужому мнению — настоящий талант.

Я сидела по-турецки на ковре в комнате Керис — она устроилась на подоконнике. В старших классах форму уже не носят, так что Керис была в коротком джинсовом платье. Когда Керис подносила ко рту вейп, из-под платья высовывалась белая кружевная бретелька лифчика.

— О чем ты? — не поняла я. — Разумеется, мне не безразлично чужое мнение.

— Правда, что ли? А так не скажешь. — Она выпустила струйку сладковатого дыма. — Такое ощущение, будто тебе плевать на всех и вся.

— Я не хотела портить им праздник. Это получилось случайно.

Керис кивнула. Мы замолчали. Я заявилась к ней прямо из школы: идти домой было невмоготу, а больше мне ничего в голову не пришло. Последние дни выдались кошмарными, поэтому мне хотелось пообщаться с кем-то, кто знает, как я живу, девушка Касса идеально подходила на эту роль. Еще хотелось с кем-нибудь посоветоваться насчет отчима, а Керис одна из самых популярных девчонок в школе.

Она удивилась, увидев меня на пороге. У нее даже вытянулось лицо. Но я ей сказала, что проходила мимо, решила ненадолго заглянуть, и Керис пригласила меня в дом.

— Что бы ты сделала, — начала я, — если бы какой-нибудь пьяный урод принялся тебя лапать?

— Ушла бы, — Керис подмигнула мне, — или пожаловалась папе.

Такие, как Керис, живут совсем другой жизнью. Если бы я могла, проснувшись поутру, превратиться на сутки в кого-нибудь, я бы выбрала ее. Чмокнула бы любящего отца на прощанье и пошла бы себе в школу, попутно обсуждая планы с подружками в групповом чате. А в школе сдала бы учителям идеальные домашние задания и думала: «До чего приятно знать, что вся будущая жизнь окажется легкой и радостной!»

Керис затянулась вейпом. На первый взгляд кажется, будто ей вообще на все плевать. Но Касс говорил, что она очень целеустремленная и нервничает по любому поводу: наверное, вейп помогает ей успокоиться. Я еще ни разу не пробовала курить. Не хочу умереть, не успев стать счастливой.

— Мне раньше всегда казалось, что ты меня осуждаешь, — призналась Керис. — Ну, когда мы с Кассом только начали встречаться. Я думала, ты терпеть меня не можешь. Ты порой очень пристально смотришь.

— Разве?

— В этом нет ничего плохого. Вот сейчас ты тоже на меня уставилась, и ничего. Меня это уже не пугает.

— Я тебя пугала?

— Раньше да. Не обижайся. Тот, кто смотрит в упор, обычно наблюдателен и серьезен.

Не знаю, правду ли она сказала или соврала. С Керис никогда не поймешь. У нее самая очаровательная фальшивая улыбка, которую я только видела. Наверное, это помогло ей добиться популярности. Керис убрала вейп в сумку.

— Ну а теперь рассказывай, — сказала она. — Касс мне все равно рассказал бы, но сперва я хочу выслушать твою точку зрения.

Разве у нас с Кассом разные точки зрения? Я прикусила кончик локона, гадая, рассказать ли Керис о том, что наутро после вечеринки Джон не просто объявил, мол, с этого дня я под домашним арестом, но и составил список, наверху которого крупными буквами было написано: НЕПРОСТИТЕЛЬНО. Он имел в виду, что годами он это прощал, но больше терпеть не намерен. И ниже написал: «Я не буду ругаться и врать. Я буду держать себя в руках. Я не буду брать чужие вещи без спроса». Проследил, чтобы я подписала, и повесил на холодильник. Заставил написать письмо с извинениями Роджеру и Монике и запер мамино ожерелье у себя в сейфе, чтобы у меня больше не возникало искушения его стащить.

— В общем, Джон меня ненавидит, и я хотела попросить у тебя совета, как мне быть, — наконец произнесла я.

— Твой отчим тебя не ненавидит.

— Он говорит, что я совсем от рук отбилась.

— А разве не так?

— Не знаю, но я хочу, чтобы он мной восхищался.

По лицу Керис я поняла, что она принимает вызов. Красивые девчонки порой не прочь помочь тем, кто далек от идеала.

— Нам нужно найти то, что у тебя получается хорошо и за что он сможет тобой гордиться, — предложила она. — Но только такое, чем он сам не занимается. То есть, например, если он играет в футбол, придется выбрать другой вид спорта. В противном случае он подумает, что ты решила с ним посоревноваться или просто издеваешься.

— Джон не играет в футбол.

— Ну, тогда рисование. Он ведь вроде архитектор? В общем, искусство не бери.

— Да я все равно в этом ничего не понимаю.

— Так, а что ты умеешь? Давай составим список. — Она выудила из сумки блокнот, ручку и прислонилась к стеклу.

Но мне ничего не приходило на ум. Люблю Айрис и Касса? В детстве я много чего умела. По субботам мы с мамой находили кучу занятий: читали книги, писали рассказы, вместе мастерили костюмы, играли спектакли. Куда все подевалось?

— Я люблю бродить и рассматривать прохожих, — ответила я. — Представлять, кто они, о чем думают.

— Записываю: «психология», — прокомментировала Керис.

— Когда я была маленькой, дедушка меня многому научил: как вязать узлы, как лазить по деревьям, рассказывал мне о природе.

— Может, в пятидесятые это и было актуально, но сейчас уж очень старомодно. — Керис вздохнула. — У тебя есть какое-нибудь современное хобби? Что ты любишь делать с друзьями?

— Ничего. Нет, правда, ничего.

— Тебе нужно больше верить в себя. — Она впилась в меня взглядом. — Ну хорошо, а какие у тебя любимые предметы в школе?

Умница Керис деликатно сменила тему, иначе пришлось бы признать, что у меня нет хобби и нет друзей.

— Драматургия и теория массовых коммуникаций, — пролепетала я.

— Точно, Касс говорил, что ты написала какую-то крутую работу по драматургии, — вспомнила Керис. — Значит, запишем актерское мастерство. Чтобы выйти на сцену и кого-то изобразить, нужна храбрость. — Она постучала ручкой по блокноту. — Ну а с другими предметами у тебя как? Есть надежда, что сдашь экзамены на отлично?

Керис смотрела на меня с воодушевлением. Меня же уколола досада.

— Почему меня вечно все спрашивают про экзамены? Я не такая умная, как Касс и Айрис. Мне нужно что-то другое.

— Для того мы и составляем список. Тебе вовсе не обязательно заниматься всем подряд.

— Почему Джон не может мной гордиться просто так?

— М-м, — замялась Керис. — Да ты никак завидуешь?

Это была правда. Чтобы успокоиться, я всегда представляла, будто такая же умная и красивая, как все они.

— Молчание — знак согласия. — Керис согнулась над блокнотом. — Если ты хочешь произвести на кого-то впечатление, зависть не поможет, поэтому я записываю «эмпатию». Ты знаешь, что такое эмпатия?

— Это когда не завидуют?

— Это умение понимать и разделять чувства других. У вас ведь в семье работает только Джон? То есть он всех обеспечивает, за все платит. А дома хочет расслабиться и чтобы не дергали. Я это к чему: постарайся взглянуть на ситуацию его глазами.

А вот и совет, за которым я пришла. Интересы Джона должны быть превыше всего.

— Касс говорил, что его отец очень нервный, — добавила Керис. — А подготовка к свадьбе — та еще нервотрепка, хуже только похороны или увольнение. Ты ведь в курсе? Сделай ему что-нибудь приятное: приготовь чашку чая, предложи убрать квартиру.

Будь приветливее. Учись эмпатии.

— Или удиви всех — приготовь ужин, — продолжала Керис. — Извинись за вечеринку, пообещай, что если еще раз разозлишься, то сосчитаешь до десяти и успокоишься. Отнесись к этому как к эксперименту, хорошо?

Будь приветливее. Учись эмпатии. Извиняйся. Веди себя спокойнее.

— Добавь к этому новое хобби, приналяг на учебу — и станешь совершенно другим человеком. — Она ослепительно улыбнулась. — Неплохо, а? Справишься?

Совершенно другой человек

За ужином я решила не отмалчиваться, как обычно, а показать Джону, что интересуюсь его жизнью. Погуглила «как живут архитекторы» и выяснила, что работа сложная, график ненормированный, клиенты треплют нервы, а денег в итоге получаешь меньше, чем рассчитывал.

Поискала заодно и «как стать партнером в фирме», ведь без денег Джону не построить дом мечты, а мне хотелось проявить эмпатию (несмотря на то, что я против переезда).

Несколько раз мысленно повторила три заготовленных вопроса и, когда за столом повисло молчание, спросила у Джона, не раздражает ли его общение со строителями, производителями и поставщиками?

— Александра, у меня был трудный день, — ответил он.

— Еще я хотела спросить, знаешь ли ты, что проще всего стать партнером, если относишься к делу по-хозяйски, а для подчиненных играешь роль наставника?

— Хватит, — рявкнул Джон. — Ты еще тут!

И я ушла, потому что явно что-то напутала. Совершенно другой человек? Может, начать с внешнего вида? Керис из кожи вон лезет, чтобы отлично выглядеть. Да и мама не раз признавалась, что ради Джона старается быть красивой.

Я посмотрела несколько роликов о том, как преобразиться до неузнаваемости. Маминым тональным кремом выровняла цвет лица, а веки накрасила коричневыми, серебристыми и зелеными тенями, чтобы придать глазам выразительность. Волосы уложила маминой дорогущей сывороткой. Мои драные джинсы выглядели, пожалуй, затрапезно, поэтому я добавила к ним мамин пояс в стразах и черный топик — эластичный, тянущийся, так что я влезла, и с вшитым бра, которое приподняло мою грудь. Я едва узнала себя в зеркале. Будь я парнем, точно бы запала на такую девчонку. Вышла в гостиную, покрутилась перед Джоном и мамой и услышала: «Это мой топик? Сними, а то растянешь».

Я ответила, что он ей все равно велик (мама очень похудела). Джон поднял глаза от телефона, велел не пререкаться с матерью и идти делать уроки.

— Мне ничего не задали.

— У тебя экзамены на носу, наверняка что-нибудь задали.

Мама нахмурилась. Я догадалась, что она хочет сказать.

— Перестань его доводить, — сказала она, поднявшись за мной в комнату.

— А я и не довожу. Я хочу, чтобы он мной гордился.

— Ах вот оно что. — Мама со вздохом села на кровать.

— А почему так мрачно?

Мама молча меня рассматривала.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросила я наконец.

— Если бы ты вела себя как следует, не было бы проблем.

— Я стараюсь. Я же тебе только что объяснила. Давай я приготовлю ему кофе?

Мама кивнула.

— Он любит эспрессо. Хочешь, научу?

Я смыла макияж, и мы принялись готовить кофе. Джон ушел в кабинет, чтобы завершить какую-то важную работу, а мама показала мне, сколько класть кофе, как взбивать молочную пену с помощью кофемашины и потом присыпать ее шоколадным порошком, как делают в кофейнях. Мы налили кофе в любимую чашку Джона, положили на блюдце новое песочное печенье, поставили на поднос.

— Вот умница, — сказала мама. — Это ему точно понравится.

Я поднялась наверх и стояла на пороге кабинета, пока Джон не заметил меня и не пригласил войти. Вид у него был довольный: оказывается, он как раз хотел кофе. Сказал, что я будто мысли его прочла. Джон отпил несколько глотков и съел оба печенья. Я глазела на него, не зная, то ли уйти, то ли дождаться, пока он закончит, и унести поднос. Я решила, что он сам скажет, как мне поступить, а потому ждала в стороне, чтобы не мозолить ему глаза.

— Все равно еще неделю ты будешь под домашним арестом, — наконец произнес он.

— Ладно.

— Я сержусь из-за вечеринки.

— Понимаю.

— Дурацкими вопросами за ужином и чашкой кофе вину не загладить.

— Нет, конечно.

Он допил кофе и протянул мне чашку.

— А теперь проваливай. Мне нужно поработать.

— Принести еще что-нибудь?

— В следующий раз сделаешь мне чаю. Примерно через час. И скажи маме, чтобы снова положила печенье: оно очень вкусное.

Будь приветливее. Извиняйся. Веди себя спокойнее.

Гораздо проще, чем я думала.

Мы с мамой вымыли посуду. Я помогла уложить Айрис. Мы сидели в гостиной, дожидаясь, пока Джон закончит работу и присоединится к нам. Я надеялась, мы втроем посмотрим кино, но появившийся наконец Джон сообщил, что уходит.

— Не поздновато для паба? — спросила мама.

— У меня встреча с клиентом.

— В такое время?

Джон нахмурился.

— Не начинай.

Вышел в коридор, обулся. Мама сняла с вешалки его пиджак, прижала к груди и спросила:

— Тебя сегодня ждать?

— Дай пиджак, пожалуйста.

— Да или нет?

— Ради бога.

Пожалуйста, мысленно взмолилась я, не надо.

— Я так по тебе соскучилась, хотела побыть с тобой, — добавила мама.

— Пиджак. — Джон протянул руку.

— Я не хочу с тобой ссориться.

— Но именно это ты сейчас и делаешь. Я уже опаздываю. По-твоему, клиенту это понравится?

Кровь стучала у меня в висках, перед глазами мелькали яркие круги. Я врезала коленом по журнальному столику, хрустальная ваза с фруктами упала на пол и разлетелась на мельчайшие осколки; апельсины и яблоки раскатились по ковру.

Джон ринулся из коридора в гостиную и уставился на разбитую вазу.

Я ойкнула.

Он так на меня посмотрел, что меня будто холодной водой окатили, даже сердце заколотилось.

— Прочь с глаз моих, — процедил Джон.

Из своей комнаты я слышала, как мама подметала осколки. Джон позвонил клиенту, отменил встречу, открыл бутылку вина и сказал:

— Так дальше продолжаться не может.

Мама пообещала, что завтра обязательно со мной поговорит, но Джон возразил, мол, все ее разговоры мне как об стенку горох.

Потом они включили телек, и больше я их не слышала. Наверное, лежали, обнявшись, на диване. Он рассказывал, как вымотался на работе, а она его успокаивала. Может, он попросил прощения за то, что нагрубил ей, и признался, что любит. Она ведь знает, что он очень сильно ее любит?