Частичка тебя. Мое счастье

Джина Шэй, 2022

Я чертовски устала от разочарований. От мужчин, которые говорят одно, а делают другое. От водоворота странных случайностей, в центре которых, против воли, оказываюсь раз за разом. В конце концов, ведь необязательно выходить замуж! Я могу родить ребенка для себя, исполнить давнюю мечту – стать матерью. И я могу не делиться своим чудом с тем, кто называл случившееся между нами ошибкой. План был прекрасен! Только мнение неуемного бывшего друга я не взяла в расчет. Он узнал о своем отцовстве! Он требует признания его родительских прав. Что думает об этом его невеста? Интересный вопрос! Потому что она не так мила и безобидна, как кажется!

4. Ник

— Проходите, — медсестра открывает мне дверь и уступает дорогу.

Мама, когда я подхожу, опускает на одеяло планшет.

Для матери “неприлично взрослого мужчины” она у меня очень современная. Впрочем это не странно, она всегда такой была. Задавала мне с сестрой высокую планку.

— Коль, я просила же не грузиться, — бурчит мать, — у тебя полно беготни со свадьбой. Алька сегодня уже приезжала. Чего ты носишься через всю Москву к больной старухе?

Народная примета, если Карина Вадимовна Ольшанская начинает брюзжать, значит, понимает, что её пришли отчитывать. И ведь есть за что.

— Мне на тебя настучали, — укоризненно замечаю я, — просили напомнить, что в этой клинике не просто так жесткий режим.

— Всего одна сигарета, — мать прячет глаза, — когда они уже перестанут жаловаться тебе по такой мелочи?

— Не бывает мелочей после удаления легкого, мама, — терпеливо проговариваю я, — тебе уже стоит принять как данность необходимость смены образа жизни.

— И когда я успела вырастить такого зануду?

Я развожу руками. Ответ на этот вопрос мучает мою мать уже тридцать с хвостиком лет.

Увы, вынимаю руки из карманов, я совершенно зря.

— А это что? — мать цепко впивается взглядом в левую руку.

— Ничего.

— Ну уж нет, сынок, давай показывай.

А как оживилась-то, почуяв, что и сама может устроить мне выволочку. Глаза аж засверкали. Что ж, объясняться мне все равно сегодня еще придется, можно и порепетировать легенду.

— Ничего себе! — мать удивленно округляет глаза, разглядывая мои разбитые костяшки. — Ты что, подрался с кем-то?

Хорошая версия. Даже честная. И можно было бы кивнуть, не отрицая, но…

Это звучит слишком героично. Взрослые мужчины никогда не дерутся просто так. Да и не соответствует это заявление абсолютной истине, потому что основной свой урон я понес не в короткой драке с Тимирязевым. А когда сам в бешенстве, выходя из больницы, где лежала Энджи, шарахнул по первой попавшейся мне на пути кирпичной стене.

Она вообще жалеет, что со мной знакома.

Боль не помогла, только выбесила еще сильнее, и внутренний ехидный комментатор посоветовал мне вернуться и постучаться об эту стену головой. Заниматься херней — так по максимуму.

— Неудачно упал на тренировке.

Счет по вранью у нас с мамой сегодня один-один. Я точно знаю, что сестры жаловались не на одну сигарету, за неделю мать ловили на курении уже трижды, а ей — ни к чему знать, что меня вместо кризиса среднего возраста разбил пацанячий идиотизм.

— Ну вот, — мама мрачнеет, — а я думала, расскажу Людмиле из шестой палаты, что ты за невесту кому-то морду начистил. Она мне все рассказывает, какой у неё зять резкий, как за её доченьку всех порвет. Врет, конечно, видела я того рвача, но ты мог бы и организовать матери повод для посплетничать.

— В следующий раз постараюсь, — улыбаюсь устало, а затем придвигаю себе стул и сажусь так, чтобы видеть лицо матери, — а тебе тут так скучно? Без повода?

Мать смотрит на меня в упор, и от её взгляда становится немного не по себе. Знаю я этот взгляд-рентген, просвечивающий внутренности.

И точно!

— Лучше ты мне расскажи, как у вас дела? Как Юлечка? — вкрадчиво интересуется мать. — Как подготовка к свадьбе? Ты уж, наверно, из кожи вон лезешь, чтобы все прошло гладко?

Вопрос не странный, но неизменно выбивающий меня из колеи.

— Все нормально, — кратко откликаюсь я, — ты ведь уже получила приглашение.

— А то как же, — мать округляет глаза, — розовое, с лебедями. Ты бы хоть сестру напряг с дизайном приглашений, у неё всяко больше вкуса.

— Приглашения выбирала Юла, — я пожимаю плечами, — мне было… Не принципиально.

— Не принципиально или плевать?

— Не начинай, пожалуйста.

— А я буду, — мать категорично хлопает по одеялу ладонью, — Коль, ну какого черта? Зачем ты женишься? Когда ты первый раз развелся, я выдохнула. Понадеялась, что хоть второй раз ты выберешь ту женщину, которая будет вызывать у тебя побольше эмоций, чем просто симпатию. А сейчас ощущение, что и её нет.

— Это просто выгорание, — я пожимаю плечами, — Юля — хорошая девушка. И не всем жениться на сносящих крышу страстях. Не все так умеют. Не всегда в этом есть смысл. Страсти заканчиваются, остается пустота. Я уважаю свою невесту и очень её ценю. У нас с ней будет ребенок. Ты ведь сама хотела понянчиться с внуками.

— Коль, заводить семью для галочки — плохая затея, — мама критично покачивает головой, — мы с твоим и Алькиным отцом пробовали. Я тоже думала, что уже возраст подходит, часики тикают, пора бы. Сам знаешь, что вышло.

— Ну, я-то не собираюсь никого бросать, как Андрей Борисович тебя, — я покачиваю головой, но ощущаю, как на душе скребут кошки. И дело даже не в упоминании биоотца, которого я за свою длинную жизнь видел раз пять, причем два раза из них были уже после совершеннолетия.

Нет. Не в этом проблема. Просто с учетом моей деятельности по выяснению отцовства ребенка Энджи — это не самый искренний мой ответ.

Потому что если мои не самые обоснованные подозрения подтвердятся — возможности сделать все по-настоящему правильно у меня не будет. Одна из женщин точно пострадает. И я пока сам не понимаю, что я буду делать в случае положительного ответа. Надеюсь на него, но совершенно не знаю, как с ним поступать.

— Знаешь, я бы очень обрадовалась, если бы вот это произошло из-за Юли, — мать бросает косой взгляд на побитую руку, — потому что это означало бы, что в твоей жизни наконец завелась та, что вызывает у тебя действительно сильные эмоции. Та, вечеров с которой ты не будешь так откровенно избегать, пользуясь любым удобным поводом, чтобы не ехать домой.

— Я беспокоился за мать. Это естественно.

В этот раз поединок взглядов у нас выходит на равных, потому что я действительно уверен в своей правоте.

Впрочем…

Нужно сказать…

И она ведь права…

Отчасти, но права…

Я ловил себя на этом не один раз. Что и правда после работы я чаще завожу Юлу и уезжаю по делам. Навестить мать, встретиться с приятелем, забрать бумаги со старой работы, помочь сестре с каким-нибудь не самым важным делом, съездить за какой-нибудь покупкой в магазин на другом конце Москвы.

Не все эти занятия нужно было делать срочно. Многие можно было отложить до выходных, за многие можно было просто не браться, какие-то — сделать гораздо быстрее, было бы только желание…

Почему его не было? Чего мне надо, спрашивается?

Отчего из раза в раз перед дверью собственной квартиры я замираю, будто собираясь с силами?

Неужто гены нашего с Алькой биологического папаши настолько сильны, что я оказываюсь способен уклониться от ответственности уже сейчас?

Я ведь сам этого хотел.

Хотел семьи, с хорошей девушкой, готовой быть матерью.

Хотел…

Первый опыт был не самым удачным. Даже драматичным, если говорить откровенно. И дело не в измене Ольги, я ей даже не удивился, когда она произошла — в нашей семейной жизни творился кромешный ад. И мы оба не знали, как из него выгребать.

Кто из нас виноват в том, что случилось?

И так ли это важно…

Сейчас уже нет. Мы с ней друг другу не подходили.

Хотя при ней я хотя бы не шел домой с таким усилием.

С другой стороны — я тогда даже не догадывался о наличии у меня проблем такого рода. Не испытывал иррациональный страх, что та история повторится снова. Дело во многом еще и в этом…

Еще… А кроме этого?..

Обрывая себя на полумысли, я наконец проворачиваю ключ в замке и шагаю внутрь квартиры.

Так чего мне надо?

В воздухе — аромат ужина, и готовит Юла отлично, грех жаловаться. Я не предупреждал, что приеду, и из ванной доносится шум воды. И голос.

Да ну! Уже скоро год, как мы съехались, а я все еще не в курсе, что Юла поет в ванной?

Ради этого стоит и задержаться…

Это потом я напрягаюсь, потому что слышу в голосе невесты страх.

— Господи, да ты с ума сошла? Как ты вообще могла такое подумать? Про меня!

Голос Юлы глухой, за шумом воды отдельные слова разобрать сложно. Ответ я, естественно, совсем разобрать не могу.

— Шурик, давай завтра все обсудим, — добавляет Юла еще сильнее понижая голос, — мы со всем разберемся, я тебе обещаю.

Больше разговор не продолжается, а шум воды — прекращается. Со странным ощущением я ухожу в спальню, чтобы переодеться. Тон разговора мне не понравился, но понять хоть что-то по тому обрывку беседы, что я услышал — сложно.

Тема такая, что можно подогнуть и под семейный скандал, и под заказное убийство. Параноить по такому поводу глупо. Хотя моя паранойя и по менее подозрительным вопросам регулярно разыгрывается.

— Не слышала, как ты пришел, — Юля останавливается в дверях спальни, наблюдая за моим сражением с галстуком, опостылевшим за день.

— Ты была занята, — я пожимаю плечами, — бывает.

— Слышал меня? — Юля сконфуженно улыбается. Просто улыбается.

А мне мерещится тревога в её глазах. Что вы еще хотели знать об уровне моей паранойи? Дай мне волю — я обвешаю её прослушкой, лишь бы убедиться, что она ничего не творит за моей спиной.

— Не прислушивался, — я качаю головой, буквально стискивая горло собственной подозрительностью, — но уловил тон. Что-то случилось?

— А, да нет? — Юля нервно встряхивает волосами. — Шурка завалила сессию и её мать об этом узнала. Она решила, что я её сдала, потому что я позавчера запалила её зачетку, в которой половина предметов непроставлена. Раскричалась, слушать ничего не хочет. А я уверена, что её матери просто из деканата позвонили.

Желание уволить Александру искушает меня в очередной раз. Бестолковая от слова совсем, теперь еще и нервы беременной родственнице треплет. Той, которая, между прочим, её постоянно выгораживает перед всеми.

— Я с ней поговорю, пожалуй, — проговариваю я вслух, — она со своими претензиями к тебе в положении ведет себя отвратительно.

— Да не надо, прошу тебя, — Юла виснет на моей шее, — мы со всем разберемся сами. Еще не хватало мне и вправду на неё ябедничать.

— Юль, — я сжимаю её подбородок, прямо глядя в глаза, — не все следует спускать и не всем. Ты ждешь моего ребенка. И если кто-то заставляет тебя нервничать — разбираться стоит мне. Тем более, что ты этого сделать не можешь. Слишком мягкая.

Непростительно, я бы сказал. Спускать нахальной племяннице скандалы на ровном месте — куда это вообще годится?

Невольно просится сравнение с Энджи. Вот уж кто оборонял свое личное пространство от любых посягательств. Я обидел её, обижал регулярно — и прощения мне не полагалось, по умолчанию. Несмотря ни на что.

А ведь к ней меня по-прежнему тянуло, как магнитом.

— Ник, пожалуйста, не лезь, — Юля прижимается ко мне крепче, — моя сестра — сложный человек. Ты выговоришь Шурке, а Танька со мной полгода разговаривать не будет. Думаешь, это не будет на меня давить?

— Это шантаж, ты в курсе? — хмуро интересуюсь я под шум нарастающего внутри раздражения.

— Я давно живу со своей семьей, знаю их как облупленных, — Юля болезненно морщится, — и не переживай за меня, со мной все в порядке.

А по нервничающему голосу из ванной так не скажешь.

— Так что, не будешь трогать Шурку? — Юля чуть отодвигается и берется за мой галстук, растягивая мудреный узел тонкими пальцами. — Дай мне честное слово, Ольшанский. Иначе я перестану тебя любить.

Шантаж продолжается.

И все равно главный мерзавец здесь я. Потому что она только что сказала, что меня любит, а я… А я думаю о том, что еще полтора года назад мои галстуки завязывала другая девушка.

Редко.

Эндж не так часто оставалась у меня ночевать, но когда мы с ней слишком долго гуляли, и отпускать её домой было поздно, или когда мы засиживались за фильмом или доской, допоздна ждали свежий матч Чемпионата Мира — я не отпускал её домой, благо спальня для гостей у меня в квартире имеется, и даже не одна…

У неё был пунктик насчет галстуков. И узлов для их завязывания она знала штук шестьдесят. И никогда не могла удержаться от того, чтобы потянуть свои ловкие пальцы к моему галстуку.

А я любил смотреть, с каким сосредоточением она издевается над этой чертовой удавкой…

— Ни-и-ик, — Юля щелкает у меня перед носом, и я буквально пинком вышвыриваю себя из воспоминаний.

— Извини, задумался, — произношу и понимаю, что голос как-то резко сел. Ох, дьявол.

Но от этих мыслей неизбежно перехватывает дыхание.

— Ты не дал мне слова, — Юла меж тем продолжает гнуть свою линию, — Ник, пообещай, что не полезешь разбираться с Шуркой. Я, в конце концов, не беспомощная девочка.

И вот в этом вся Юля Воронцова. Ей приспичило — и черта с два она отстанет, пока не получит интересующий её ответ. Заметил за ней эту черту только недавно. Ну, или она просто просекла, насколько часто я решаю её проблемы без особого спроса, и решила, что некоторые вещи не может оставить на самотек.

Мне не нравится эта настойчивость. Не нравится, что она настолько отстраняет меня от того, что я действительно должен делать как отец её ребенка. Беречь её. Но беречь мне её нужно и от ненужных скандалов. А в воздухе сгущается именно он.

— Черт с ней, — с трудом подавляя раздражение, выдыхаю, — учти, на шестом месяце ты у меня сама на себя столько брать не будешь.

— Уговорил, — Юля открыто улыбается, — буду чаще вспоминать про свои лапки и бросать тебя на амбразуру моих дивных родственничков. Ты еще пожалеешь.

— Ну, ну, — скептично морщусь, примерно представляя, что это обещание Юлу придется заставить сдержать. Шило у неё не в одной ягодице. Такое ощущение иногда, что они у неё вообще в каждой точке тела торчат.

— Я завтра уеду на час раньше, — провожу ладонью по спине девушки, — мне срочно нужно завести моему приятелю документы.

Ложь, ложь — с недавних пор она стала практически неискоренимым спутником моей жизни. И как я позволил себе так завраться?

Но не говорить же, что врач Энджи потребовала, чтобы я сдал кровь для генетического анализа до открытия их лаборатории. Чтобы никто не видел, каким именно способом она зарабатывает деньги на лечение больного внука.

И если не завтра — то вообще никогда.

— А как же я? — Юля капризно надувает губы. — Как я до работы без тебя доеду?

Мне кажется — она фальшивит.

Я не понимаю в чем, но уже разыгравшаяся паранойя может докопаться до чего угодно. Даже до дрогнувшего голоса.

— Вызову тебе такси. Только скинь СМС, когда будешь готова.

— Если переведешь мне денег на такси, будет немного проще, — Юля фыркает и проводит по моему плечу ладонью, — уж с вызовом такси я могу и сама разобраться.

— Как тебе удобно, — я пожимаю плечами. И вправду ведь — нет никакой разницы, кто вызовет машину.

— Спаси-и-ибо, — она ластится как кошка, лезет целоваться, а я — заставляю себя расслабиться. Не думать. Ни о чем не думать. Ни о ком.

Не напрягаться. Вытягивать тепло изнутри, в ответ на прикосновения мягких рук.

Эта девушка — носит моего ребенка. Она знала мои риски, она согласилась попробовать, и у нас с ней получилось. И если не она должна меня волновать, то кто еще?

— Что ты делаешь? — Юла резко выдыхает, перехватывая мою поползшую вдоль по её рубашке ладонь. Черт, надо было как-то резвее под ткань пробираться.

— Хочу поздороваться с сыном, — откликаюсь я невозмутимо, — или с дочкой, кто там у нас, врач не говорил?

— Я просила не говорить, — в голосе Юли звонко стукаются льдинки, — Ник, убери руку. Я же просила. Мне неприятно.

— Что я прикасаюсь? — не понимал этого раньше, не понимаю и сейчас. И очень надеюсь наконец положить конец глупостям в голове невесты. — Юль, не глупи. Любые твои изменения сейчас — естественны. И прекрасны.

— Нет, я сказала! — она взрывается внезапно, с силой отталкиваясь от меня. — Не трогай меня. Я не хочу. Я толстая. Ты увидишь меня и бросишь.

Вихрь проносится по квартире, хлопает входная дверь. Я выхожу в прихожую, чтобы убедиться, что Юла взяла куртку.

Иногда я забываю, что она беременна, до того она бывает хладнокровна и прагматична. А потом… Случается что-то такое.

И все-таки…

Не нравится мне её состояние. Даже для беременной какие-то уж слишком резкие перепады настроения.

Интересно, успею ли я завтра после сдачи крови на анализ заехать ко врачу Юлы? В конце концов, я — отец, имею право быть в курсе имеющихся проблем. А Юле о моем визите знать не обязательно.