Сыграй на цитре

Джоан Хэ, 2022

414 год. Времена правления династии Синь и вечного хаоса. На троне императрица-марионетка. Мир раскололся на три царства, и каждый правитель стремится захватить весь континент. И только отважная Зефир может помешать коварным планам. Осиротев в юном возрасте, девушка стала хозяйкой своей судьбы. Теперь она блистательный стратег под командованием Синь Жэнь. Зефир предана своей наставнице и верит, что она единственная, кто достойна стать императрицей и взойти на трон. Но нельзя забывать, что каждый может предать или быть преданным. Зефир вынуждена проникнуть на вражеские земли, чтобы спасти людей Синь Жэнь от неминуемой гибели. Там она встретит загадочного Ворона, юношу, который станет достойным противником. Смогут ли они объединиться против общих врагов, ведь ими могут оказаться не только смертные?

5. Первое ноября

Пань Ку, которую я в последний раз видела в ноябре шесть лет назад.

Первые несколько недель после того, как потеряла ее, я содрогалась от ужаса, представляя, что разыщу ее.

Я просто не могла себе представить, что может остаться от девушки, которая едва выжила под моим крылом.

Теперь, шесть лет спустя, она стоит передо мной во плоти. Она выше, чем я помню, но с теми же неровно подстриженными волосами и широко посаженными глазами.

Ку. Комната заполнена советниками и придворными, ожидающими меня, но я не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. Ку, это правда ты?

Я жду, когда она поднимет глаза. Когда заметит меня. Не будет иметь значения, что мы находимся в центре иностранного двора, в нескольких тысячах ли от хаоса, который разлучил нас. Мы сестры по крови. Она узнает меня так же, как я узнала ее. Я расскажу ей, как искала ее, как месяцами путешествовала из города в город, не имея ничего, кроме оловянной цепочки и молельных четок нашей матери. Я продала эту цепочку. Я заложила бусы. Я искала, пока у меня не закончились деньги и идеи, а мое тело стало невероятно усталым и тяжелым.

Прости, что прекратила поиски слишком рано.

Но какая же я глупая. Потому что, когда Ку наконец поднимает взгляд, он задерживается на Вороне, а затем останавливается на мне. Узнавание, такое слабое, что я почти не замечаю его, мелькает в ее глазах, прежде чем их заполняет ненависть.

Так и было большую часть нашей жизни.

Советники начинают бормотать. Цикада зевает. Перышко на тыльной стороне моей ладони — это Ворон, шагнувший вперед.

— От имени Премьер-министра, — говорит он, — наша делегация прибыла получить от вас клятву верности империи.

— Опять? — спрашивает Цикада.

— Леди Цикада, — начинает усатый советник, — если я могу…

— Ты можешь, — перебивает она, грызя ноготь. — Если ты будешь обращаться ко мне «Царица».

Советник бросает на меня быстрый взгляд, но мне все равно. Он мог бы назвать ее Царицей — Матерью Небес, а я бы осталась стоять неподвижная, как лед, и такая же хрупкая; все чувства покидают мое тело, когда я пристально смотрю на Ку, которая снова принялась сосать свою сахарную палочку.

Шесть лет, но ничего не изменилось. Время просто сделало меня сентиментальной. Забывчивой. У меня есть смутные воспоминания о том, как Ку улыбалась мне, держа мою руку в своей. Но самые яркие видения связаны с голодом, за два года до того, как я потеряла ее. Нам было десять и семь лет. Половина сирот умерли от голода. А мы — нет. С тех пор Ку стала холодна ко мне, отказываясь от всего, к чему я прикасалась, даже от конфет, и убегая от меня. По сей день я не знаю почему.

Я не знаю, что случилось.

Кто-то прочищает горло, возвращая мои мысли обратно к происходящему.

— Ц-царица Цикада, — пищит советник, который говорил ранее. — Сам космос признает Синь Бао императрицей царства. Ее звезда становится ярче с каждым днем. Север — великий защитник, и без них…

— Ну, выкладывай уже, — говорит Цикада. — Ты веришь, что Миазма — это бог и она обрушится на нас, если мы не преклонимся.

— Моя леди…

— Синь Бао — марионетка. Мы победили пиратов Фэн и без помощи империи. — Цикада поднимает еще один кувшин вина, откупоривает его зубами, выплевывает пробку. Она опирается ногой о резной столик перед помостом. — Где была империя, когда Фэн разграбили наши житницы и расправились с людьми? Когда Король Пиратов убил Сверчка? Если ты думаешь, что Север — наш защитник, то ты еще больший маразматик, чем я полагала.

Советник падает на колени и припадает головой к земле еще до того, как Цикада закончит.

— Ее Благородие Императрица! Да здравствует Ее Высочество! Да здравствует Династия Синь! — Он ползает у меня под ногами. — Наша светлость все еще в трауре. Смерть старшей сестры повлияла на ее суждения. Простите ее дерзость. Сохраните ей жизнь.

Цикада фыркает. Но остальные члены ее двора следуют примеру старого советника, падая ниц в мольбе.

Только Ку сидит молча.

Сосредоточься. Ты здесь с миссией. Я отрываю взгляд от Ку и ищу что-нибудь еще, что-нибудь, что могло бы отвлечь меня. Мой взгляд падает на ступню Цикады.

Босую и прочно поставленную на стол, ногти подстрижены. Детали напоминают мне о моем обучении. Я пришла сюда как стратег Зефир, а не сирота Цилинь. Благодаря тому, что мне удалось проехаться на корабле флота Миазмы, я в двух шагах от создания альянса Жэнь — Цикада. Это мой шанс.

И мне просто нужно им воспользоваться.

Так что я фокусирую внимание на этой ступне. Она чистая. Цикада, должно быть, сбросила туфли прямо перед выходом во двор. Когда она отрывает кувшин с вином от губ, на ее одежду падает капля. Но одежда остается чистой. Безусловно, это может быть белое вино, привезенное с Севера. Или же это вода, а румянец на ее щеках — просто румяна.

В свои шестнадцать лет Цикада на два года младше меня. Совсем малютка для этого двора. Она должна мудро избирать и отстаивать свой выбор. Разыгрывая этот спектакль убитой горем, она заманивает своих неприятелей в западню. Прикинься Безумным, Сохраняя Рассудок, как мы, стратеги, это называем.

Она перестанет притворятся, как только я разберусь с ней.

Я делаю шаг вперед.

— Наверняка твои разведчики сообщили тебе, Царица Цикада, что, пока мы беседуем, по водному пути плывет флот империи из двухсот джонок.

Цикада отхлебывает из своего кувшина.

— И?

— Мы не просим твоей присяги на верность.

— Хорошо, потому что я не даю ее.

Ее советники гневно протестуют.

— Тишина. — Цикада с грохотом ставит свой кувшин. — Почему я должна подчиняться, пока Синь Жэнь разгуливает на свободе? Ответь на мой вопрос, Зефир-Предатель. — Ее черные глаза прожигают меня. — Не думай, что я забыла, кому ты служила до Миазмы.

— Жэнь мало чем интересна, — говорю я. — Все, что у нее есть, — это ее фамилия и благородство.

— Синь. Имя и династия, которые скоро войдут в историю. — Советники в замешательстве. — Что касается благородства… — Цикада качает головой, а ее длинные волосы колышутся. — Что значит благородство для леди без земли? Спасаться бегством из империи с оравой простолюдинов? Противостоять имперской кавалерии с фермерами и крепостными?

— Благородство — это защита того, чьей потери ты не переживешь, — говорю я, встречаясь взглядом с Цикадой. — Это борьба за семью, которая не может тебе помочь.

Ты была для меня этой семьей, Ку. Она все еще поедает свою сахарную палочку, когда я поглядываю на нее. Я поворачиваюсь спиной к ней и Цикаде и иду по дорожке одна.

— Благородство Жэнь не для всех. И определенно не для меня. Империя простила мои прошлые прегрешения и сохранила мне жизнь. Преклони колено пред Синь Бао сейчас, и она пощадит и тебя тоже.

Каждый советник Юга принимает мою эстафету, озвучивая свои соображения по поводу причин, по которым Юг должен передать право суверенитета.

— Северяне беспощадны!

— Если до этого дойдет, они разожгут губительную войну на Юге.

— Подумайте обо всех сельскохозяйственных землях, которые будут уничтожены!

— Сельскохозяйственные земли? — выкрикивает советник в синем. Он качает головой и выходит из рядов, низко кланяясь Цикаде. — На карту поставлено больше, чем сельскохозяйственные земли, дитя. Северу не жалко своих солдат в авангарде, но Юг — другой. Мы — территория культуры. У нас достаточно денег и населения, чтобы выделить средства на войну, но возможность не значит, что мы должны это делать. Жизни нашего народа более ценны, чем эта война.

Цикада ничего не говорит. Я дохожу до конца дорожки и, обернувшись, вижу, как она поднимается со своего места. Она спускается по ступенькам помоста, легкая и гибкая, словно лань.

Советник в синем следует за ней по пятам.

— Прислушайся к голосу разума, дитя.

Она пропускает его слова мимо ушей, шествуя к одному из стражников Юга, стоящих вдоль дорожки. Прежде чем кто-либо успевает пошевелиться, она обнажает клинок и рубит.

На секунду я оказываюсь на горной поляне, где Миазма размахивает саблей, и голова с глухим стуком падает вниз; краем глаза я улавливаю белый костяной отблеск. Я качаю головой. В центре внимания снова оказывается двор. Никто не повергнут; клинок не окровавлен. Брусок на земле — не чья-то голова. Всего-навсего срезанный уголок позолоченного стола.

Цикада возвращает саблю потрясенному стражнику.

— В следующий раз это будет твоя голова, — говорит она советнику, прежде чем обратиться к остальным. — Это будут ваши головы, если я услышу еще хоть слово о подчинении империи.

Никто не протестует.

Она поворачивается к Ворону и ко мне.

— Убирайтесь с моего двора. — Она произносит это спокойно, но ее тон противоречит ее следующим словам, означающим объявление войны. — Передайте этому своему богу, что Юг готов.

С этими словами она проходит мимо помоста к лакированной ширме. Ку соскакивает со своей жердочки. Цикада берет ее за руку, а я сжимаю кулак, когда они исчезают за фасадом из шелка и дерева.

Цикада поддалась на мою провокацию. Каждое ее слово и действие способствовали достижению моих целей. Но я не могу насладиться тем, чего достигла. Я победила как стратег.

Я проиграла как сестра.

* * *

— Все прошло хорошо, — говорит Ворон, когда мы возвращаемся на нашу джонку.

При обычных обстоятельствах мы бы остановились в Шатре Найтингейла. Но объявление войны в лицо потребовало изменения места проживания. Пока я расхаживаю взад и вперед по палубе, глаза Ворона следят за мной. Знает ли он, что я провоцировала Цикаду? Разгадал ли он мой замысел организации альянса Жэнь — Цикада против Миазмы?

В любом случае это не имеет значения; у Ворона нет никаких доказательств, кроме того, что я сказала, а то, что я сказала, соответствует всему, что я говорила с тех пор, как моя голова склонилась перед Миазмой на горной поляне. Ему пока нечего сообщить обо мне. Несмотря на мою игру, я веду ее осторожно.

Я так больше не могу. Провокация заставила Цикаду поднять восстание против империи, но не заставит ее объединиться с Жэнь. Я должна подкинуть ей эту идею, склонить ее к этому. Но я не могу осуществить ни того, ни другого, находясь в этой джонке.

Мне нужно снова увидеть Цикаду.

Но все, что я вижу, — это Ку. Здоровая, счастливая Ку, берущая Цикаду за руку.

Ку, которую знала я, никогда не хотела держаться со мной за руки.

Я хватаюсь за борт джонки в поисках поддержки, зажмуриваю глаза, когда приближается Ворон.

— Эй. — Его голос звучит откуда-то издалека. Рука ложится мне на плечо. — Все в порядке?

Как будто ему не все равно. Продолжай, хочу сказать я. Спроси меня, почему я застыла там, во дворе Цикады. Он, должно быть, умирает от любопытства. Я бы на его месте уж точно умирала.

Но он не спрашивает. Просто повторяет вопрос еще раз. Я не могу сказать, искренна ли тревога в его голосе. С Вороном я о многом не могу поговорить.

Я прислоняюсь лбом к борту. Такая приятная прохлада.

— Просто оставь меня в покое.

— Ты всегда можешь обратиться к моему врачу.

— И закончить как ты? — Моя грудная клетка напрягается, легкие сжимаются. Отлично. Паническая атака. И не в какой-то другой момент, а прямо сейчас. — Нет, спасибо.

— Это моя собственная вина в том, кто я и где.

— С чего бы? — Не то чтобы меня волновал Ворон или то, как он приобрел свою чахотку. Но мои ноги дрожат. Я чувствую, как соскальзываю на палубу.

Ворон обхватывает меня рукой, останавливая мое падение.

— Врач распознал мой кашель на ранней стадии. — Он ведет меня к одному из чайных столиков; у меня не хватает сил сопротивляться ему, когда он усаживает меня на табурет. — При достаточном отдыхе я мог бы предотвратить переход болезни в хроническую форму.

— Тогда почему бы тебе не сделать это?

Ворон жестом подзывает слугу и отсылает его обратно с указанием, смысла которого я не улавливаю. Я едва слышу его, когда он говорит:

— Трудно отдыхать, учитывая состояние империи.

— Какая преданность. — Сарказм теряет свою пикантность, когда задыхаешься. — Все, что ты делаешь, это ради твоей леди?

— Да. Все, что я делаю, делается для моей леди.

— Потому что ты думаешь, что она самая сильная?

— Потому что я беспокоюсь.

За сохранность собственной головы. С таким большим количеством талантов на скамейке запасных Миазма может позволить себе убить любого в ту же секунду, когда они разочаруют ее.

Моя голова кажется огромной, как перезрелая дыня, которая вот-вот расколется. С моих губ срывается тяжелый стон.

— Поговори со мной, Зефир.

С какой стати я должна это делать?

— У тебя есть сестра? — Пусть личный вопрос заставит его замолчать.

— Нет, — отвечает Ворон. Он звучит как будто издалека. — Но у меня была подруга детства, которая мне как младшая сестра. Мы почти все делали вместе. Сочиняли пафосные стихи. Дискутировали о смысле жизни. Увивались за одними и теми же господами и дамами.

— Это мило. — Я бы хотела, чтобы моя сестра была похожа на не-сестру Ворона. — Это очень мило…

Слуга возвращается с бронзовым чайником. Ворон наливает.

— Вот, — говорит он, придвигая ко мне дымящуюся чашку. — Выпей чаю.

Чашка звенит, когда я кладу руки на стол, из последних сил поднимаясь на ноги.

— Мне нужно идти.

— Куда?

— К Цикаде. — Я осознаю, что мое тело держится только благодаря разуму, губы шевелятся, произнося слова, о которых я не думаю сознательно. — Война будет затратной независимо от того, кто ее ведет. Для империи будет лучше, если я смогу убедить Юг сдаться, не вступая в сражение.

— Я чуял, что мы слишком задержались с нашим визитом.

— Тогда оставайся здесь и жди моего возвращения.

Ворон хватает меня за локоть. Силой разворачивает меня по направлению к себе, и я наваливаюсь на него. Я хватаюсь за его руки и поднимаю взгляд.

Он не реагирует. Просто смотрит на меня сверху вниз, по его плечам рассыпаются его черные волосы, губы приоткрыты, когда он переводит дыхание. Он все еще выглядит болезненно — миска бульона из костного мозга пошла бы ему на пользу, — но и божественно, с этого ракурса. Красивый, думаю я, прежде чем осознаю, что, возможно, я больна, учитывая, что у меня троится в глазах.

— Тебе действительно стоит выпить чаю, — говорит он, и я отпускаю его.

— Я не хочу чаю.

Но я не успеваю далеко уйти, как чувствую, что мне нужно отдохнуть.

Я дрожу. Я не должна дрожать в эту летнюю жару.

Ворон догоняет меня.

— Может быть, не сейчас, но через час ты пожалеешь, что не сделала этого.

Через час. Моя рука, когда я ее поднимаю, по тяжести могла бы сравниться с бревном. Со мной что-то не так, и это не только потому, что я болезненно реагирую на встречу с Ку. У меня притуплены мысли, когда Ворон снова усаживает меня. Он наливает свежую чашку чая и обхватывает моими руками теплый фарфор.

Пей, говорят его глаза.

Пей, а иначе…

Апатия. Тошнота. Лихорадка. Он так настойчиво хочет, чтобы я пила.

— Ты отравил меня.

Это становится очевидно, как только я обвиняю его в этом. Конечно, он отравил меня. Если бы снадобье не добралось до моей головы, я бы поняла это раньше.

— Ты бы сделала то же самое, — говорит Ворон как ни в чем не бывало.

Умно, признаю. Отравив, он держит меня на привязи. Куда бы я ни пошла, мне придется вернуться за противоядием.

Я поднимаю чашку, руки дрожат против моей воли. Но мой взгляд устойчив, и он фиксируется на глазах Ворона поверх фарфорового ободка, пока я пью до дна.

Когда я поднимаюсь, мои ноги уже более устойчивы. Ворон не останавливает меня, и я уже почти дохожу до ступенек, прежде чем он заговаривает.

— Передай Цикаде мои наилучшие пожелания.

— Не пойдешь? — Я стараюсь казаться равнодушной. Я не должна позволять ему думать, что его общество нежелательно.

— Весьма скоро ты прибежишь ко мне.

Не напоминай мне.

— Ты хотел бы, чтобы это было из-за твоего обаяния, — протяжно произношу я, и Ворон делает грустное лицо. — Но никто по доброй воле не последовал бы за тобой, если бы ты не отравил его.

— Теперь ты ведешь себя просто… — Он замолкает в приступе кашля.

Отвратительно. Я спускаюсь по ступенькам, не обращая на него внимания.

Кашель прекращается.

Его тень перекидывается через борт джонки; его голос доносится снизу.

— Как бы там ни было, мне жаль.

Сожаление ему не идет. Но его извинения оставляют за мной последнее слово. На это я не могу жаловаться.

— Не стоит. — Я преодолеваю последнюю ступеньку и плюхаюсь в лодку, ожидающую на воде. — Как ты и сказал, я бы сделала то же самое.