Острые края (сборник)

Джо Аберкромби, 2016

С возвращением в мир Земного Круга, любезный читатель! И лучше бы тебе знать его героев и негодяев, в противном случае истории, собранные в этой книге, могут тебя шокировать. Шеведайя, лучшая воровка Стирии, и Джавра, львица Хоскоппа, – две столь разные женщины, и все же подруги. Бетод, король Севера, и Логен Девятипалый – совершенная машина для убийства. Только можно ли достичь желанного мира, когда твой друг безумен? Занд дан Глокта – блестящий офицер армии Его Величества: непревзойденный мастер фехтования, любимец фельдмаршала и… отъявленный негодяй. Определенно, ему есть о чем потолковать с гурками. Впервые на русском языке!

Обаятельный мерзавец

Кадир, весна 566 года

— Ура! — взвизгнул Салем Реус, квартирмейстер Первого полка Его Августейшего Величества. — Задайте им жару!

Именно это — жару — полковник Глокта всегда и задавал своим противникам, будь то в фехтовальном кругу, или на поле боя, или в куда более суровых ситуациях, сопровождающих взаимоотношения безоружных людей в обществе.

Трое спарринг-партнеров, которым выпала несчастливая доля схватиться с ним, наскакивали на него так же бестолково, как это делали бы рогатые мужья при случайной встрече на городской улице, или кредиторы, тщетно пытающиеся напомнить о долге, или позабытые приятели. Глокта с издевательской ухмылкой танцевал перед ними, полностью оправдывая свою двойственную репутацию лучшего фехтовальщика Союза и наглого позера. Он издевался — то подскакивал, то приседал, то перебегал на несколько шагов, то волочил ноги по-стариковски, то резко поворачивался, — проворный, как муха, непредсказуемый, как бабочка и, если ему приходила такая блажь, мстительный, как злая оса.

— Ну-ка, друзья, веселее! — выкрикнул он и, совершенно неожиданно развернувшись в прыжке, звучно хлопнул по ягодицам каждого из своих соперников. Толпа зашлась в глумливом хохоте.

— Отличный спектакль! — заявил лорд-маршал Варуз, раскачиваясь от восторга на складном походном стуле.

— Потрясающе отличный спектакль! — подхватил полковник Крой, стоявший по правую руку от него.

— Прекрасная работа! — сообщил полковник Поулдер, стоявший слева; эти двое непрерывно соревновались между собой в том, кто лучше подольстится к командиру. Вот и сейчас они вели себя так, будто вовсе нет забавы благороднее, чем издевательство над тремя новобранцами, которым вряд ли доводилось когда-то прежде держать в руках меч.

Салем Реус, внешне восторгавшийся, но в душе сгоравший от стыда, радовался так же бурно, как и все остальные. Но его взгляд то и дело уходил от этого пленительного, тошнотворного зрелища. Перескакивал на долину и прекрасный образец армейского беспорядка, который заполнял ее.

Пока командиры прохлаждались здесь, на вершине хребта — потягивали вино, глазели на забаву самоуверенного и самовлюбленного Глокты, пользовались бесценной возможностью насладиться освежающим ветерком, — внизу, в раскаленном на солнце тигле долины, частично затянутом тучей удушающей пыли, страдала основная часть армии Союза.

На то, чтобы протащить солдат, лошадей и постепенно, но неотвратимо разваливавшиеся обозные подводы через узенький мост, который старательно подмывала мчащаяся по глубокому оврагу вода, потребовался целый день. Теперь же люди растянулись неровной вереницей и уже не столько маршировали, сколько брели в полусне. То, что когда-то было дорогой, давным-давно растоптали бесчисленные ноги, все признаки формы, дисциплины и воинского духа остались в прошлом, а красные куртки, сияющие нагрудники и развевающиеся золотые штандарты окрасились в одинаковый светло-бежевый цвет выжженной солнцем пыли Гуркхула.

Реус сунул палец под воротник и попытался оттянуть его и допустить хоть немного воздуха к мокрой от жгучего пота шее, думая при этом, что хоть кто-то должен бы попытаться немного упорядочить творящийся внизу хаос. Ведь если сейчас появятся гурки, будут большие неприятности. А гурки имели обыкновение появляться в самые неподходящие моменты.

Но Реус был всего лишь квартирмейстером. Среди офицеров Первого полка он считался низшим из низших, причем никто даже не пытался скрывать от него это отношение, а он сам принимал его как само собой разумеющееся. Он пожал зудящими плечами, решил — далеко не в первый раз, — что эта проблема его не касается, и позволил своему взгляду, будто по магическому притяжению, вернуться к упражнениям несравненного полковника Глокты.

Этот человек, без всякого сомнения, прекрасно выглядел бы на портрете, однако выделяло его из общей массы то, как он улыбался, кривил губы, насмешливо вскидывал бровь — то, как он двигался. Он обладал осанкой танцора, телосложением героя, силой борца, скоростью змеи.

Два лета тому назад, в значительно более цивилизованной местности — посреди Адуи — Реус был свидетелем того, как Глокта одержал победу на турнире, не пропустив ни одного удара. Он, естественно, смотрел состязания с дешевых верхних ярусов, с такого расстояния, на котором фехтовальщики казались совсем крошечными, но и там его сердце отчаянно билось, а руки непроизвольно дергались в такт движениям бойцов. Возможность видеть своего кумира вблизи только усилила восхищение. Честно говоря, оно выросло до такой степени, что кое-кто мог бы без большой ошибки назвать это чувство любовью. Но восхищение это уравновешивалось горькой, ядовитой и тщательно скрываемой ненавистью.

У Глокты было все, а если чего и не имелось, он легко мог этого добиться, и никто не смог бы преградить ему путь. Женщины обожали его, а мужчины завидовали ему. Женщины завидовали ему, и мужчины из-за этого боготворили его. Можно было ожидать, что человек, столь щедро одаренный судьбою, должен быть очень приятен в общении.

Но Глокта был настоящим мерзавцем. Красивым, зловредным, искусным и отвратительным негодяем, одновременно и лучшим, и худшим мужчиной во всем Союзе. Он являл собой твердыню эгоцентричной самовлюбленности. Непоколебимый бастион высокомерия. Превыше своих способностей он ставил лишь собственную уверенность в этих самых способностях. Все остальные были для него фигурами с игровой доски, очками, которые следует подсчитать, опорами, предназначенными для того, чтобы поддерживать величественный постамент, на который он возвел самого себя. Глокта поистине представлял собой ураган негодяйства, оставлявший за собой — совершенно того не замечая — след из растоптанных дружб, сломанных карьер и погубленных репутаций.

«Я» этого человека обладало такой силой, что некий странный свет, испускаемый им, искажал личности всех, кто оказывался рядом, отчего они тоже казались мерзавцами, по крайней мере, наполовину. Вышестоящие превращались в лицемеров-сообщников. Знатоки подхватывали его невежественное мнение. Порядочные принижались до безвольных подпевал. Знатные дамы — до хихикающих ничтожеств.

Реусу некогда довелось услышать о том, что самые преданные последователи гуркской религии должны совершить паломничество в Саркант. Ну а самые выдающиеся негодяи должны были, точно так же, совершить паломничество к Глокте. Подонки липли к нему, как муравьи к недоеденному пирожному. Вокруг него держался постоянно обновляющийся круг мерзавцев — стадо, в котором каждый скот был готов перегрызть любому глотку, — служивший ему декорациями для самовозвеличивания. Все эти негодяи тянулись за ним, как хвост за кометой.

Причем Реус знал, что сам нисколько не лучше всех остальных. Когда Глокта высмеивал кого-то, он хохотал вместе со всеми, отчаянно надеясь, что его жалкий подхалимаж будет отмечен кумиром. Когда же безжалостный язык Глокты неизбежно задевал его самого, он хохотал еще громче, радуясь хотя бы такому вниманию.

— Дайте им урок! — выкрикнул он, когда Глокта заставил одного из своих противников сложиться пополам, больно ткнув его коротким клинком в живот. В это самое мгновение Реус невольно подумал о возможном содержании этого урока. Вероятно, оно свелось бы к тому, что жизнь жестока, страшна и несправедлива.

Глокта перехватил меч еще одного противника длинным клинком, молниеносно вдев в ножны короткий, отвесил ему оплеуху по одной щеке, а потом по другой и с подчеркнутым презрением оттолкнул громко заскулившего неудачника. Гражданские, прибившиеся к армии, дабы собственными глазами посмотреть на ход войны, принялись наперебой выражать свое восхищение, а сопровождавшие их дамы ворковали и обмахивались веерами в тени под хлопавшим на ветерке полотняным навесом. Реус застыл, парализованный муками совести и восторгом. Он желал лишь одного — оказаться на месте того, кто только что удостоился пощечин.

— Реус! — Неожиданно оказавшийся рядом с ним лейтенант Вест поставил ногу в пыльном сапоге на заборчик.

Вест относился к тем немногочисленным подчиненным Глокты, которые не поддавались развращающему влиянию полковника, а по поводу самых гнусных выходок своего командира даже, в отличие от прочих, дерзал высказывать негодование. Как ни парадоксально, он также был один из тех немногих, к кому Глокта вроде бы относился с искренним уважением — даже несмотря на низкое происхождение лейтенанта. Реус видел это и прекрасно понимал, но так и не нашел в себе решимости последовать примеру Веста. Вероятно, он был слишком толст. Или, возможно, ему попросту не хватало смелости на это. Хотя, если честно, смелости ему не хватало почти ни на что.

— Вест! — Реус говорил лишь одной стороной рта и не отрывал глаз от Глокты, чтоб не пропустить ни мгновения происходившего.

— Я только что был у моста.

— И что?

— В арьергарде полный хаос. Вернее сказать, что у нас вовсе нет арьергарда. Капитан Ласки слег. Говорят, он может остаться без ноги.

— Значит, не с той ноги встал. — Реус хохотнул над собственной шуткой, поздравив себя с тем, что сумел высказать нечто достойное, пожалуй, несравненного Глокты.

— Рота без него рассыплется.

— Ну, полагаю, это проблема роты… Бей! Бей! О-о-о-о! — Глокта сделал ловкое обманное движение, подсек ногу противника, и тот закувыркался в пыли.

— Как бы это не превратилось очень скоро во всеобщую проблему. — Вест никак не желал угомониться. — Люди изнемогают. Еле идут. Обозы перепутались и мешают друг другу…

— Обозы всегда путаются, для них это естественная форма существования… О! — Глокта изобразил еще один финт и с немыслимой скоростью ударил противостоявшего ему мужчину — хотя его правильнее было бы назвать мальчишкой — ногой в пах. Тот сложился пополам и выпучил глаза от боли.

— Но если сейчас появятся гурки… — гнул свое Вест, не сводя взгляда с выжженной солнцем местности, раскинувшейся за рекой.

— До гурков отсюда мили и мили. Знаешь, Вест, ты всегда о чем-то тревожишься.

— Но кто-то ведь должен…

— Ну и обращайся к лорд-маршалу! — Реус кивнул в сторону Варуза, который настолько увлекся сложным сочетанием фехтования с издевательством, что подался вперед и едва не упал со стула. — Лично я и рад бы тебе помочь, но даже не представляю, что мог бы сделать в такой ситуации. Подать рапорт об увеличении рациона для лошадей?

Его перебил громкой шлепок — это Глокта хлестнул последнего из своих противников клинком плашмя по лицу, и тот, вскрикнув от боли, замер на месте, прижимая ладонь к щеке.

— Говорите, это лучшие из лучших? — Глокта шагнул вперед и с силой пнул одного из своих недавних противников, пытавшегося подняться с земли, ногой в зад, отчего тот, к восторгу окружающих, снова полетел лицом в пыль. Глокта поглощал аплодисменты, как один из распространенных в джунглях цветков-паразитов поглощает соки своего хозяина; он кланялся, улыбался, рассылал воздушные поцелуи, и Реус до боли хлопал в ладоши.

Какой же мерзавец этот полковник Глокта! Но до чего же обаятельный.

Все трое партнеров поплелись из круга лечить ушибы, которые пройдут очень скоро, и изживать унижение, которое, невзирая ни на какие усилия, останется с ними до могилы, а Глокта перегнулся через заборчик, за которым собрались дамы. Из них он уделял особое внимание леди Веттерлант — молодой, богатой, красивой (хотя, определенно, напудренной сверх меры) и, несмотря на жару, одетой роскошно и по самой последней моде. Она недавно вышла замуж, но ее пожилому мужу пришлось, в интересах политики Открытого совета, остаться в Адуе. Поговаривали, что он удовлетворяет ее финансовые запросы, но во всех остальных отношениях женщины ему уже неинтересны.

Ну а полковник Глокта, очень даже интересующийся женщинами, имел весьма скверную репутацию.

— Вы не одолжите мне носовой платок? — спросил он.

Реус давно обратил внимание на особую манеру, с которой Глокта разговаривал с приглянувшимися ему женщинами. Голос немного грубоват. Реплики чуть запаздывают — самую малость, всего лишь на мгновение. И полностью сосредоточенное на собеседнице внимание, как будто взгляд полковника приклеен к ее глазам. Вряд ли стоит пояснять, что, получив свое, он не стал бы оглядываться на вчерашнюю возлюбленную, даже если бы та ради него взошла на костер.

И все же каждый новый объект его увлечения с покорной безропотностью мотылька, вьющегося вокруг огня свечи, позволял увлечь себя в пламя скандала и никогда не выказывал сил и желания против столь заманчивой возможности бросить вызов светской морали.

Леди Веттерлант приподняла тщательно выщипанную бровь.

— Почему бы и нет, полковник. — И она подняла руку, чтобы достать платочек из-за корсажа. — Я…

И она сама, и ее спутники и ахнуть не успели. Затупленный длинный клинок Глокты сверкнул быстрее молнии и выдернул платок из-за материи, облегавшей грудь. Тончайшая ткань, затрепетав в воздухе, медленно опустилась в подставленную руку. Все это напоминало магический фокус.

Одна из дам хрипло закашлялась. Другая затрепетала ресницами. Леди Веттерлант застыла в полной неподвижности с широко распахнутыми глазами, полуоткрытым ртом и руками, не донесенными до груди. Вероятно, все задумались об одном: что полковник, буде у него возникло бы такое желание, так же легко срезал бы все застежки на корсаже.

Реус нисколько не сомневался, что такое вполне возможно.

— Благодарю, — сказал Глокта, коротко приложив платок ко лбу.

— Возьмите его себе, — хрипловатым полушепотом произнесла леди Веттерлант. — Считайте это моим подарком.

Глокта улыбнулся и убрал платок под рубашку, оставив на виду уголок пурпурной ткани.

— Буду хранить ваш дар у самого сердца.

Реус фыркнул. Можно подумать, что у него есть сердце.

Глокта же добавил, понизив голос:

— Вы позволите когда-нибудь вернуть его?

— В любой момент, когда у вас выдастся возможность, — прошептала она, и Реус в который раз не мог не задуматься над тем, почему то, что вредно, опасно и даже гибельно, всегда обладает такой притягательностью.

Глокта снова повернулся к своим зрителям и раскинул руки так, будто хотел заключить их всех в жестокие, презрительные, сокрушительные объятия.

— Неужели среди вас, жалкие шавки, не найдется никого, кто помог бы порадовать наших гостей сколько-нибудь приличным зрелищем? — Взгляд Глокты остановился на Реусе, и у того перехватило дыхание, будто его с силой толкнули в грудь. — Реус, может быть, ты?

Кругом захохотали, и Реус — громче всех.

— О, пожалуй, я воздержусь, — пискнул он. — Боюсь обидеть вас!

Он тут же сообразил, что хватил через край. Левый глаз Глокты чуть заметно дернулся.

— Да оказаться рядом с тобой, хотя бы в одной комнате — уже оскорбление. Ты вроде бы солдат, верно? Так с чего же ты все время жиреешь на таких поганых харчах?

Новый взрыв хохота. Реус сглотнул и старательно натянул на лицо улыбку, ощущая, как под формой вдоль хребта бежит струйка пота.

— Видите ли, сэр, я всегда был толстым. Даже в детстве. — Его слова рухнули во внезапно наступившую тишину с той обреченностью, с какой жертва падает в братскую могилу. — Очень толстым… Страшно толстым. Я очень толстый… — Он кашлянул, прочищая горло и мечтая о том, чтобы земля сейчас разверзлась и поглотила его.

Взгляд Глокты блуждал по толпе в поисках достойного соперника. Вдруг его лицо просветлело.

— Лейтенант Вест! — воскликнул он, и его учебный клинок сверкнул в воздухе. — А вы не желаете?

Вест моргнул от неожиданности.

— Я?

— Давай, давай. Ты же, безусловно, лучший фехтовальщик во всем этом треклятом полку. — Улыбка Глокты стала еще шире. — Лучше всех, кроме одного.

Все так же моргая, Вест обвел взглядом несколько сотен, не меньше, насторожившихся в ожидании лиц.

— Но… у меня нет при себе затупленных клинков…

— Так дерись боевым.

Лейтенант Вест опустил взгляд на эфес своего меча.

— Это довольно опасно.

Улыбка на лице Глокты сделалась поистине убийственной.

— Может оказаться опасным, но для этого тебе нужно будет коснуться меня. — Снова смех, снова аплодисменты, несколько возгласов со стороны военных, несколько вздохов со стороны дам. Когда нужно было заставить дам ахать, полковник Глокта не знал себе равных.

— Вест! — выкрикнул кто-то. — Вест! — И через несколько секунд уже все скандировали: — Вест! Вест! Вест! — Дамы смеялись и хлопали в такт в ладоши.

— Давай! — заорал, вливаясь в общий хор, Реус, охваченный, как и все, той манией, которая заставляет толпу набрасываться на кого-то одного. — Давай!

Если кому-то и не нравилась эта затея, они благоразумно держали свое мнение при себе. Просто-напросто есть люди, с которыми не спорят. Просто-напросто есть люди, которых любой с удовольствием увидел бы пропоротыми насквозь. Глокта относился и к тем, и к этим.

Вест медленно перевел дух, под жидкие аплодисменты легко перепрыгнул через ограду, расстегнул камзол и перебросил его за заборчик. Тщательно приглядевшись, можно было бы заметить по выражению лица, что он недоволен и даже, пожалуй, удручен. Чуть слышно звякнув металлом, Вест обнажил свой боевой клинок. Он не бросался в глаза ни изукрашенной драгоценными камнями крестовиной, ни изящным плетением прутьев гарды, ни гравированной рикассой, чем так любили щеголять многие из блестящих молодых офицеров Первого полка Его Величества. Никто не назвал бы этот меч красивым.

И все же в том, как Вест поднял его, в выверенной позе, в элегантной точности движения руки, в которой клинок держался идеально ровно, как поверхность стоячего пруда, в том, как солнце сияло на отточенном до смертоносной остроты лезвии, ощущалась прекрасная в своей экономности простота.

Толпа стихла и, казалось, даже перестала дышать. Пусть молодой лейтенант Вест был простолюдином, но, глядя, как он держит меч, даже самый предубежденный зритель не назвал бы его неуклюжим деревенщиной.

— Ты где-то учился, — заметил Глокта, перебросив короткий клинок своему слуге капралу Танни и оставшись с длинным.

— Лорд-маршал Варуз любезно согласился дать мне несколько советов, — ответил Вест.

Глокта, вскинув бровь, взглянул на старого наставника фехтовальщиков.

— Вы, сэр, никогда не говорили, что вам доводилось обучать кого-то еще.

Лорд-маршал улыбнулся.

— Глокта, ты уже выиграл турнир. Трагедия мастера фехтования в том, что ему постоянно приходится вести к победе новых и новых учеников.

— Очень мило с твоей стороны, Вест, что ты принюхиваешься к моей короне. Но тебе придется усвоить, что я вовсе не настроен отрекаться досрочно. — Глокта быстрее молнии метнулся вперед, сделал выпад, еще один. Вест парировал, сталь звенела, сверкая на солнце. Он отступал, но медленно, осторожно, все время глядя Глокте в глаза. Глокта снова пошел в атаку — два рубящих удара и укол — настолько быстро, что Реус не разглядел толком его движений. Но Вест сопротивлялся вполне успешно и, отражая удар за ударом, медленно пятился назад, а толпа громко охала и ахала при каждом столкновении клинков.

Глокта ухмыльнулся.

— А ты и впрямь учился. Но когда же ты, Вест, поймешь, что самый упорный труд никогда не заменит таланта! — И он еще быстрее и яростнее налетел на Веста. Лязгала, сталкиваясь, сталь. Глокта подошел поближе, изловчился и безжалостно пнул молодого лейтенанта коленом в бок; Вест поморщился, споткнулся, но тут же взял себя в руки, парировал раз, другой, отступил, разорвав дистанцию и, хотя и тяжело дышал, был готов продолжать бой.

И Реус поймал себя на том, что ему до боли хочется, чтобы Вест полоснул Глокту прямо поперек его отвратительного, прекрасного лица и заставил дам ахнуть уже совсем по другому поводу.

— Ха! — Глокта ринулся вперед, сделал выпад, и Вест уклонился от первого удара, но, ко всеобщему изумлению, сам шагнул навстречу следующему, отбросил атакующий клинок так, что сталь застонала, вступил в пределы защиты Глокты и с силой толкнул его плечом. Глокта на мгновение утратил равновесие, а Вест, рыча и оскалив зубы, снова взмахнул сверкнувшим на солнце мечом.

— Ха-а! — Глокта подался назад, и Реус с восхищением увидел, как его лицо перекосилось от гнева и потрясения. Тренировочный клинок вылетел из руки и эфесом вперед далеко уехал в пыли, а Реус заметил, что от восторга до боли стиснул кулаки.

Вест тут же кинулся к своему сопернику.

— Вы не пострадали, сэр?

Глокта прикоснулся одной рукой к шее и в полнейшем недоумении уставился на окровавленные кончики пальцев. Словно не веря, что противник успешно подловил его. Словно не веря, что, если его подловят, из него, как из любого другого человека, брызнет кровь.

— Ишь ты!.. — буркнул он.

— Прошу прощения, полковник, — не без труда выговорил Вест, опустив меч.

— За что? — Кривая улыбка Глокты выглядела так, будто для того, чтобы изобразить ее, ему потребовались все силы без остатка. — Отличное туше. Ты, Вест, хорошо продвинулся.

И толпа захлопала в ладоши и заголосила, а Реус заметил, что у Глокты на скулах играют желваки и левый глаз подергивается, а потом он поднял руку и коротко щелкнул пальцами.

— Капрал Танни, мой боевой клинок у тебя с собой?

Молодой капрал, получивший это звание только накануне, испуганно заморгал:

— Конечно, сэр!

— Если не затруднит, подайте его сюда.

Атмосфера накалялась с ужасающей быстротой. Впрочем, с атмосферой, окружающей Глокту, так бывало часто. Реус тревожно оглянулся на Варуза, рассчитывая, что тот пресечет это кошмарное безобразие, но лорд-маршал покинул свое место и, отойдя в сторону, рассматривал долину. Поулдер и Крой, естественно, последовали за ним. Так что на помощь со стороны старших можно было не рассчитывать.

Вест, глядя в землю, аккуратно убрал меч в ножны.

— Мне кажется, сэр, что на сегодня игр с ножами уже хватит.

— Но вы же должны дать мне шанс расквитаться. Я не могу так уйти, Вест, этого требует честь. — Как будто Глокта имел хоть какое-то представление о том, что честь — это не только веревочка, дергая за которую можно заставить людей совершать глупые, опасные поступки. — Пусть ты и не благородного происхождения, но должен это понимать!

Лицо Веста окаменело.

— Сэр, сражаться острым оружием со своими перед лицом врага — это скорее глупость, нежели честь.

— Ты назвал меня глупцом? — прошептал Глокта, и боевой клинок, который, держа оружие за ножны, протягивал ему взволнованный капрал Танни, злобно зашипев, вылетел из ножен.

Вест упрямо скрестил руки на груди.

— Нет, сэр.

Толпа зрителей вдруг затихла, но за спинами зрителей возник и стремительно усиливался какой-то ропот. Реус уловил отдельные выкрики «Там!» и «Мост!», но не обратил на них внимания — слишком сильно занимала его разворачивавшаяся перед ним драма.

— Советую вам защищаться, лейтенант Вест! — рявкнул Глокта и, непоколебимо упершись ногами в пыль площадки, оскалил зубы и поднял клинок.

И тут раздался душераздирающий вопль, сменившийся мучительным стоном.

— Она в обмороке! — крикнул кто-то.

— Дайте ей воздуху!

— Откуда? Клянусь вам, что во всей этой проклятой стране не найдется воздуха даже на один вдох. — И хохот, похожий на лошадиное ржание.

Реус поспешил к местам, отведенным для гражданских, делая вид, будто намерен оказать помощь. О том, как помогать людям, потерявшим сознание, он знал еще меньше, чем о своих обязанностях квартирмейстера, зато женщине, лежащей без чувств, можно без особого труда заглянуть под юбки. Печальный факт, но Реусу крайне редко (а если говорить начистоту, то и вовсе никогда еще) не удавалось заглянуть под юбки женщины, находящейся в сознании.

Но, не успев дойти до кучки доброхотов, Реус застыл на месте: в просвете между зрителями, собравшимися поглазеть на забаву, он увидел такое, что ему показалось, будто все его изобильные внутренности стремительно вываливаются через задницу. Там, на бежевой равнине стремительно сгущался рой черных точек, за которыми тянулись густые хвосты пыли. Возможно, Реус и впрямь мало для чего годился, но что-что, а чувство опасности у него было обостренное.

Он вскинул дрожащую руку и завопил:

— Гурки!

— Чего-чего? — неуверенно хохотнул кто-то.

— Там, на западе!

— Это восток, болван!

— Погоди, ты что, серьезно?

— Нас всех зарежут в кроватях!

— Мы пока еще не в кроватях!

— Молчать! — взревел Варуз. — Это вам не пансион благородных девиц. — Болтовня быстро затихла; офицеры вытянулись с виноватым видом. — Майор Миттерик, немедленно спуститесь туда и подгоните людей.

— Есть, сэр.

— Лейтенант Валлимир, не будете ли вы столь любезны проводить дам и наших гражданских гостей в безопасное место?

— Безусловно, сэр.

— На мосту их могут остановить даже несколько человек, — сказал полковник Поулдер, поправив свои роскошные усы.

— Несколько героев, — уточнил Варуз.

— Несколько мертвых героев, — чуть слышно сказал полковник Крой.

— У вас есть свежие бойцы? — спросил Варуз.

Поулдер пожал плечами.

— Мои все вымотались.

— И мои тоже, — вставил Крой. — Еле держатся на ногах.

Можно было подумать, что вся война — это соревнование в том, кто из них сильнее измучает свой полк.

Полковник Глокта звучно вбросил меч обратно в ножны.

— Мои люди в хорошем состоянии, — сказал он, и Реус почувствовал, что страх стремительно расползается от желудка во все уголки его существа. — После нашей последней прогулки они уже вполне отдохнули. Они бьют копытами, ощущая присутствие врага. Осмелюсь доложить, лорд-маршал, что Первый полк Его Величества сочтет за честь удержать мост до тех пор, пока армия не выйдет из опасной местности.

— Бьем копытами! — заорал один из офицеров Глокты, напившийся до такой степени, что совершенно не мог понять, сколь опасным будет дело, на которое от имени всего полка вызвался командир.

Второй, немного потрезвее, нервно мигая, разглядывал долину. Реус гадал, много ли народу из Первого Его Величества полка готово согласиться с полковником. Например, квартирмейстер вовсе не горел желанием отдать жизнь за други своя и светлое будущее и нисколько не сомневался в своей правоте.

Но лорд-маршал Варуз стал главнокомандующим армии Союза отнюдь не потому, что жалел солдат и не был готов посылать их на смерть для того, чтобы исправлять свои упущения. Он тепло хлопнул Глокту по плечу.

— Мой друг, я всегда знал, что могу на вас положиться!

— Конечно, сэр.

И Реус понял, отчего охвативший его ужас сделался еще сильнее, что это правда. На Глокту всегда можно было положиться, если он получал возможность покрасоваться перед другими, и его совершенно не тревожила опасность, которой подвергнутся те, кто последует за ним в зубы смерти.

Варуз и Глокта, командир и любимый офицер, мастер фехтования и его лучший ученик и к тому же пара негодяев, равных которым не сыскать и за год, вытянулись и с фальшивым чувством отсалютовали друг другу. Затем Варуз зашагал прочь. На ходу он раздавал Поулдеру, Крою и ничтожествам из своей свиты приказы, которые, по всей вероятности, сводились к тому, чтобы поторопить армию и не дать жертве Первого полка Его Величества пропасть попусту.

Потому что, как понимал Реус, глядя на неудержимо стремящийся к мосту прилив гуркской атаки, вероятнее всего, полк падет там в полном составе.

— Это самоубийство, — прошептал он себе под нос.

— Капрал Танни! — крикнул Глокта, застегивая камзол.

— Сэр? — Самый восторженный из молодых солдат вытянулся в восторженном салюте.

— Не мог бы ты принести мою кирасу?

— Конечно, сэр. — И он умчался со всех ног. Много народу уже бежало по каким-то делам. Офицеры — собирать солдат. Солдаты — седлать лошадей. Гражданские — убраться прочь (и среди них леди Веттерлант, бросавшая через плечо томные взгляды, и глаза у нее были полны слез). А ведь Реус — квартирмейстер полка, верно? Значит, у него тоже должно быть какое-то неотложное дело. И все же он растерянно стоял на прежнем месте с широко раскрытыми глазами, тоже полными слез, открытым ртом, расставленными руками и не был годен совершенно ни на что.

Миру были явлены две разновидности смелости. Лейтенант Вест, бледный, играя желваками на скулах, хмуро смотрел на мост, и было ясно, что ему очень страшно, но он исполнит свой долг. Ну а полковник Глокта заигрывал со смертью, как с очередной неверной женой, просил от нее новых и новых знаков внимания и был действительно бесстрашен, ибо знал, что опасность может грозить только никчемным людишкам.

— Миру явлены три разновидности смелости, — поправил себя Реус, — потому он ведь тоже находился здесь и не имел ни капли того, что называют этим словом.

И, конечно же, вскоре явилась и четвертая разновидность в образе юного капрала Танни — начищенные пряжки сверкают на солнце, руки почтительно держат кирасу Глокты, глаза горят свойственным неискушенной юности стремлением проявить себя.

— Благодарю, — сказал Глокта, когда Танни застегнул все, что нужно было застегнуть; сам он все это время не сводил взгляда с приближавшейся по ту сторону реки массы гуркской конницы, которая с пугающей быстротой увеличивалась в численности. — А теперь, будь любезен, вернись в палатку, собери все мои вещи и позаботься, чтобы они были в целости и сохранности.

Лицо Танни вытянулось от разочарования.

— Сэр, я надеялся сражаться бок о бок с вами…

— Я в этом не сомневаюсь и сам желал бы, чтоб ты в бою прикрывал мне спину. Но если мы оба погибнем, кто же отвезет матери мое барахло?

Юный капрал смахнул слезы.

— Но, сэр…

— Иди, иди. — Глокта хлопнул его по плечу. — Не желаю прерывать на взлете такую блестящую карьеру. Уверен, что когда-нибудь ты станешь лорд-маршалом. — Глокта отвернулся от остолбеневшего капрала и полностью выкинул его из головы. — Капитан Лакенхорм, не сочтите за труд собрать солдат и вызвать добровольцев.

Огромный кадык на тощем горле Лакенхорма неуверенно дернулся.

— Добровольцев для какого дела, полковник? — Будто это не было яснее ясного и предстоящая задача не развертывалась перед ними во всей красе на дне обширной долины: неспешно разворачивающаяся на огромной сцене мелодрама.

— Неужели неясно, козел ты тупой? Отогнать гурков от моста. А теперь дуй и как хочешь, но заставь всех снарядиться и построиться, да побыстрее.

Капитан нервно улыбнулся и порысил прочь, едва не споткнувшись о собственный меч.

Глокта вскочил на ограду — одна нога на верхней жерди, другая — на нижней.

— Дети мои, удальцы из Первого Королевского! Я намерен с вашей помощью преподать сегодня гуркам небольшой урок!

Столпившиеся вокруг молодые офицеры возбужденно подпрыгивали, как утки, будто те патриотические банальности, которыми сыпал Глокта, были вкусными крошками.

— Я не стану отдавать приказ — пусть решение, которое примет каждый из вас, останется на его собственной совести! — Он скривил губы. — Что скажешь, Реус? Готов ковылять за нами?

Реус решил, что его совесть вполне выдержит это бремя.

— Полковник, я был бы счастлив участвовать в атаке, но мои ноги…

Глокта громко фыркнул.

— Очень даже понимаю — мало какие ноги смогут таскать такую тушу. И я не посмею обременять подобной тяжестью ни в чем не повинную лошадь. — Общий хохот. — Одни созданы для великих свершений. Другие… ну, они такие, какие есть. Реус, конечно, мы тебя простим — разве ты мог в этом сомневаться?

Оскорбление было тяжким, но его тут же смыло могучей волной облегчения. Ведь известно, что лучше смеется тот, кто смеется последним, а Реус был уверен, что уже через час большинству его обидчиков будет не до смеха.

— Сэр, — обратился Вест к полковнику, когда тот с ловкостью акробата перемахнул с загородки в седло, — вы уверены, что туда должны идти именно мы?

— А кто еще, по-вашему, может туда пойти? — вопросом на вопрос ответил Глокта и, резко дернув поводья, заставил своего жеребца встать на дыбы и развернуться на месте.

— Погибнет много народу. У большинства есть семьи.

— Ну, тут ничего не поделать. Это война, лейтенант. — Офицеры отозвались подобострастным хохотом. — Именно для этого мы здесь и находимся.

— Конечно, сэр. — Вест сглотнул. — Капрал Танни, будь добр, оседлай мою лошадь…

— Нет, лейтенант Вест, — оборвал его Глокта. — Мне нужно, чтобы вы остались здесь.

— Сэр?..

— Когда эта заваруха закончится, мне понадобится здесь один-другой офицер, способный отличить собственную задницу от пары дынь. — Он метнул убийственный взгляд в сторону Реуса, который как раз попытался немного подтянуть морщащиеся со всех сторон брюки. — И кроме того, мне сдается, что у твоей маленькой сестрички, когда она вырастет, будет очень непростой характер. Я же не могу допустить, чтобы она осталась без твоего отрезвляющего влияния, верно?

— Но полковник, я…

— И слушать не хочу, Вест. Ты останешься здесь. Это приказ.

Вест открыл было рот, видимо, собираясь возразить, потом резко стиснул зубы, вытянулся и отдал неловкий салют. Капрал Танни последовал его примеру; в уголке его глаза блестела слеза. Реус, ощущая себя виноватым, сделал то же самое. Его голова кружилась и от страха, и от восторга, который вызывала в нем мысль о том, что вселенная скоро освободится от Глокты.

Полковник ухмыльнулся им, продемонстрировав полный комплект прекрасных зубов — настолько белых, что глядеть на них при ярком солнечном свете было чуть ли не больно для глаз.

— Пойдемте, джентльмены. Сентиментальные прощания вовсе ни к чему. Вы и глазом моргнуть не успеете, как я вернусь!

Дернув поводьями, он заставил своего коня попятиться, застыл на мгновение, напоминая на фоне яркого неба изваяние кого-то из древних героев, и Реус подумал, что вряд ли мир когда-либо еще видел столь обаятельного негодяя.

А потом ему в лицо ударила взметнувшаяся пыль — это Глокта помчался вниз по склону.

Прямо к мосту.