Трудности перевода

Джо Смит (2024)

Они — две невозможности в разных концах невозможной вселенной. Его маски, не поддающиеся пониманию. Ее культурные коды, плохо поддающиеся переводу. Они встретились случайно. И, словно строки из разных книг, оказались на одной странице. Ия — преподавательница английского из Москвы, для которой язык — мост между мирами. Эдриан Фолкнер — британский актёр, мастер игры и иллюзий. Их встреча становится столкновением менталитетов, иронии и искренности, где разница между "быть" и "казаться" имеет значение. Когда Эдриан предлагает провести Рождество в Лондоне, Ия оказывается перед выбором: рискнуть всем ради того, чтобы узнать, кто он без масок, или остаться в своей безопасной реальности. Это история о любви, которая рушит границы. Это история о языке, который не всегда нужен для понимания. И о смелости принять другого, оставаясь собой.

Эпизод 3

— Ты сдурела, мать, — голос Милы звучит резко, как удар.

Я сижу напротив неё, стараясь сохранить хотя бы видимость спокойствия.

«Сдурела»? Это ещё мягко сказано.

— Ты хоть о сыне подумала? — продолжает она, устремив на меня тяжёлый взгляд.

Этот вопрос бьёт под дых. Я морщусь, но не подаю виду.

— Он взрослый, — отвечаю, хотя знаю, что это не успокоит её.

Мы обе понимаем: дело не в Глебе. Она думает о другом. О нашей компании, пятничных посиделках, общих праздниках. Её раздражает не мой выбор, а возможность того, что всё привычное может рухнуть.

— Да брось ты, — она машет рукой, как будто это способ стереть мои слова. — Любая бы на твоём месте только радовалась. Дом, муж, стабильность.

— Ага, русская печка, лавка и свечка, — я не выдерживаю и кривлюсь.

— Все бабы как бабы…

— Но я-то не «все», — парирую я. — Разве меня так зовут?

Я честно пыталась держаться. Держаться за реальность, за привычную жизнь. Уговаривала себя: это просто иллюзия, просто временное помешательство. Но чем больше я отрицала, тем яснее понимала: я не могу выбросить его из головы.

Когда это началось? В театре, когда он впервые заговорил Вронским? Или позже, когда мы шагали по вечернему городу, и его рука легко касалась моего локтя? Я шла рядом, стараясь подстроиться под его шаг, и он это заметил. Его смех, тёплый, тихий, обволакивал меня, как мягкий плед.

Но всё решилось в тот момент, когда он обнял меня за талию. Я помню это до мельчайших деталей: его пальцы чуть сжали мое пальто, движения были естественными, но в них читалась забота. Я почти не шла сама. Это был не шаг, а полёт.

И вот теперь я здесь, напротив Милы, пытаюсь объяснить себе, как можно влюбиться за какие-то полчаса.

— Ты вообще меня слушаешь? — Мила постукивает ногтями по чашке.

— Прости, — я возвращаюсь из своих мыслей, хотя не хочу.

— Так вот, кому ты нужна, мать? С ребёнком, — её голос холоден, взгляд цепкий.

— Ты серьёзно? — я прищуриваюсь.

— Конечно, серьёзно. — Мила делает паузу, смотрит на меня пристально. — Ты уйдёшь от Егора, и что потом? Останешься одна.

Тишина заполняет пространство между нами. Возможно, она права. Может, я действительно совершаю глупость. Но в её словах нет места для того, что чувствую я.

— Ты говоришь так, потому что Егор — ваш с Митькой друг, — я произношу это спокойно, но слышу, как в голосе сквозит обида.

— Нет, я просто переживаю за тебя. Поверь, так будет лучше для всех.

Для всех. Как же надоело это «для всех».

Мила уходит, оставляя после себя остатки горького кофе. Я остаюсь одна, сидя за столом в маленьком кафе.

Егор хороший. Его любят все. И я знаю, что он заслуживает этой любви. Но я? Я — кто? Я — та, кто ночью пишет кумиру миллионов женщин стихотворение.

«Если звёзды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно».

Моё сердце стучит, когда я набираю текст. Простой, короткий, но для меня он весит целую вечность.

Я нажимаю «отправить».

И вдруг мир становится другим. Я улыбаюсь. Глупо. Широко. Я живая.

За окном кафе всё то же: голуби на площади, гул машин, смех прохожих. Но я вижу это иначе.

Кофе в чашке горький, слишком крепкий, но я делаю глоток и ставлю чашку обратно. Я чувствую себя иначе.

Как долго я была замкнута в себе? Сколько месяцев я пряталась за маской нормальности?

Я отпустила.

Я вбиваю ответ на тот его вопрос."Можно нам поговорить?". Будто кто-то может тебе отказать, Эдриан Фолкнер…

Телефон вибрирует, и сердце подскакивает.

Сообщение.

«Милая… Спасибо. Я уж боялся, что потерял тебя. Но я рад, что ты написала…»

Я читаю эти слова снова и снова. Его слова. Его голос звучит у меня в голове, и это уже не иллюзия.

Я улыбаюсь.

Но вопрос остаётся, как огромная, незримая тень: что мне теперь делать с этим?