Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни

Джулия Кэмерон, 1998

Пишете вы по любви или за деньги, чтобы сбежать от действительности, заземлиться, настроиться, отстраниться – это занятие может и должно приносить чистое наслаждение. Неважно, хотите ли вы написать главный роман этого века или ведете личный дневник о событиях дня, эта книга вложит перо вам в руку. Для всех пишущих книга Кэмерон станет незаменимым советчиком и, вместо правил орфографии и пунктуации, расскажет про то, как найти в себе слова, завоевать их доверие и выразить на бумаге любые образы, события и чувства. Как и в предыдущих книгах, Кэмерон предлагает множество увлекательных упражнений и рекомендаций, опробованных ею на практике.

Глава 5

Маршрут

Наверное, здесь можно было бы выразиться и похудожественней, но для меня писать — это как прокладывать маршрут. Если вы — Америка и пролагаете маршрут, писательство даст вам дорогу от одного побережья к другому: и карту вычертите, и видами насладитесь.

Я убеждена: то, о чем нам хочется писать, само хочет быть написанным. Уверена: когда во мне пробуждается творческий порыв, то, что мне хочется создать, само рвется наружу. Моя задача в таком случае — явиться к чистому листу и позволить этому чему-то пробиться на свет. В некотором смысле, что́ именно хочет быть написанным — не мое дело.

На заре своего писательства я все время пыталась править на ходу. От каждой фразы, абзаца, страницы требовалось логическое продолжение всего предыдущего. Я много обдумывала. Я очень старалась. Работа над текстом была для меня каторгой. Много часов подряд я упорно писала и переписывала, вычеркивала и возвращала обратно. Такое писательство давалось трудно, я злилась и расстраивалась, будто одновременно сочиняла сценарий и монтировала фильм.

Опасность такого подхода в том, что он делал меня зависимой от перепадов настроения. В распахнутом состоянии все написанное мною казалось прекрасным. В зажатом — и тексты мои ни на что не годились. В итоге писательство превращалось в «американские горки» приговоров и осуждений: я то корила себя, то оправдывала, то я гений, то ничтожество. Мне хотелось писать уравновешеннее, без крайностей. Хотелось эмоциональной трезвости.

На пути к ней я научилась писать без оценок и оставлять редактирование на потом. Я назвала этот новый, более свободный подход «прокладыванием маршрута». Впервые в жизни я позволила себе черновики, которые оправдывали свое название.

Удивительно, но мои «черновики» вообще-то стали чище. Стоило мне освободиться от потребности сразу писать блестяще, идеально и умно, как мое письмо стало не только чище, но и легче, прозрачнее. А когда я все же возвращалась к черновикам для правки — обнаруживала, что и править-то особенно нечего. Поразительно много моих черновиков выдержало дальнейшее пристальное рассмотрение.

Мне раньше не приходило в голову, что вся эта драма писательства — не более чем драма. Никогда бы не подумала, что напряжение по поводу написанного имеет мало общего с подлинной драмой, которой место — в том самом написанном.

Разрядка драмы — как разобрать заряженное оружие: я вздохнула с облегчением. И завязала с суевериями. Мне уже не требовалось по восемнадцать раз обегать рабочий стол, как собаке, которая ищет, где бы улечься. Я начинала там, где начинала. И вспомнила, что писать — это потеха. Моя задача — писать, а не оценивать написанное. Оказалось, у текста есть свой внутренний план. По мне, писать — это как слушать мелодию у себя в голове. Нота за нотой, она и сама знает, куда движется. Я следую за ней и записываю. А причесывать и шлифовать ее можно и позже. А пока мне остается лишь уловить мысль, успеть перенести ее на бумагу, а развить и украсить можно и потом.

За годы работы я узнала, что в подсознании творческого человека идеи зреют, будто кристаллы. По чуточке, по капле растут они в темноте, со временем превращаясь в великолепные скопления. Моя задача — собирать эти капли и чуточки, вольной ассоциацией, если хотите, осознавая, что у ассоциаций этих свои планы на то, чем все закончится.

Композитор Эрик Сати^[9] заметил как-то, что любил «походить вокруг пьесы», прежде чем записать ее. Я тоже хожу вокруг идей — и записываю все, что вижу по дороге. Если что-то вдруг является на пути, я даю ему высказаться. Мне интересно, куда ведут окольные тропы. Я позволяю последовательностям образов просто являться на свет, а не требовать от них логичного течения. Я усвоила, что в писательстве мой логический ум гораздо полезнее в правке черновиков. А мой богатый, плодовитый, чудаческий ум — то, что надо для прокладки маршрута.

Я не боюсь тупиков. Почти все переулки куда-то ведут, и если, сворачивая в них, я рискую загнать себя в угол и написать что-нибудь неожиданное — ну и пусть. Я знаю, что некоторые редактируют, пока пишут, и это их право. Но я предпочитаю другой подход. Вместо этого я, вспоминая, как строят железные дороги, прокладываю рельсы из пункта А в пункт Б. Каждый день, хоть по несколько минут, я стараюсь проложить хоть немного пути. Я не строю планов, сколько именно мне удастся сделать. Когда я занималась этим раньше, цели себе ставила скромные: три страницы сценария или полторы — прозы. Выполнимо. Это означало девяносто страниц чернового варианта сценария в месяц. Сорок пять страниц прозы. Короче говоря, я прокладывала маршрут.

Некоторые беспокоятся о том, как бы придумать наилучший маршрут. Мне такое беспокойство кажется несколько избыточным и преждевременным. Лучше оставить это на потом, когда займетесь правкой. Черновик — карта из точки А в точку Б, поездка через всю страну. Те черновики, которым позволено проявляться естественно для них, нередко и так прокладывают маршруты, близкие к идеальным. Если пережать с планированием и репетициями, уйдет весь сок. И в последующих черновиках текст придется «оживлять». Гораздо лучше, если первый вариант будет диким и даже необузданным — таким, какой можно потом усмирить и причесать, таким переполненным подробностями, чтобы ломать голову над тем, что выкинуть, а что оставить, а не над тем, что бы добавить.

Сомневаетесь — записывайте: мужчина с восхитительным голосом оставил вам сообщение на автоответчике, спесивая голубая сойка распоряжается кормушкой для птиц, долгожданное письмо, которого сегодня так и не получили. Записывайте. Хоть иносказательно, если уж на то пошло, но — записывайте. Текст просторен — в него поместятся любые мелочи, какие пожелаете. И в нем достаточно страсти, чтобы выдержать какое угодно ваше настроение, любой порыв, что крутит вами так и эдак.

Текст — и в этом большой его секрет — хочет быть написанным. Он любит своего писателя, как Бог любит тех, кто искренне ему верен. Позвольте себе писать — и это наполнит ваше сердце и страницы и поможет наполнить жизнь.

Способ приобщения

Писательство помогает нам составить карту своего внутреннего мира. «Прокладывать маршрут» означает еще и позволить себе вообразить, какие направления нам бы понравились. Это упражнение поможет вам получить представление о собственной эмоциональной географии.

Если бы от вас не требовалось ничего по-настоящему писать, что бы вам было интересно сочинить? Детектив? Рассказы? Роман? Песни? Пьесы? Стихи? Может, вас привлекает сразу несколько направлений — это тоже совершенно нормально. Это не значит, что вы — поверхностный дилетант. Это значит, что вы многогранны. Засеките пятнадцать минут и пишите от руки — и как можно быстрее — о том, в каких жанрах вам было бы занятно попробовать себя?

Примечания

9

Эрик Альфред Лесли Сати (1866–1925) — французский композитор и пианист, представитель французского музыкального авангарда.