Большой секрет Анаит

Диана Рымарь

Я нашел ее случайно. Ту, из-за любви к которой меня в восемнадцать чуть не убили. Я неделями корчился от боли, а она даже в больницу ко мне ни разу не пришла. Вот и вся любовь. Десять лет спустя я случайно увидел ее на улице. Пошел следом, узнал, где работала. Дальше дело техники — устроился в ту же фирму, настоял на том, чтобы она стала моим секретарем. Мысленно дал себе на месть полгода. Обаять, влюбить так, чтобы жить без меня не смогла. Потом бросить, да пожестче. Хочу, чтобы ей было больнее, чем мне тогда со сломанными ребрами одному в больнице. Не благородно, зато честно.

Глава 2. Семейный ужин

Двенадцать лет назад

Анаит украшала косы черными лентами, всматривалась в свое отражение. Под глазами залегли синяки — все из-за почти бессонной ночи, которая прошла в пути.

Ее привезли в отчий дом ранним утром вместе со скудным набором вещей, и до ужина отдохнуть не было возможности. Еще не успела освоиться на новом месте. Очень обрадовалась, что в доме отца для нее нашлась отдельная комната, пусть и небольшая — в дальнем углу дома, неподалеку от кухни.

Малышка сроду не жила в такой роскоши, а тут и собственная кровать с удобным матрацем и пушистым розовым покрывалом, и шкаф с зеркалом во весь рост, и стол со светильником.

Дом отца показался ей огромным в сравнении с хибаркой, где они жили с бабушкой. В последний раз Анаит была здесь в семь лет, когда мама еще была жива. После ее смерти папа отправил малышку к бабушке на воспитание. Та жила в маленькой деревушке близ Адлера с остальной немногочисленной семьей почившей родительницы.

Недавно и бабушка скончалась. Анаит перешла на попечение двоюродной тетки, которой и без племянницы тяжело жилось.

Однако, когда Анаит стукнуло шестнадцать, отец неожиданно решил ее забрать.

«Оставшиеся два года доучишься в местной школе, а там устрою твою судьбу», — так он сказал, забирая ее у тети.

Анаит обрадовалась. Все что угодно лучше, чем жить нахлебницей в доме, где тебе не рады. Моментально простила отцу годы полнейшего безразличия, воспылала к нему любовью и уважением. Он привез ее обратно в родной городок. А когда одарил подарками, девочка вообще почувствовала себя на седьмом небе.

— Тук-тук, — раздалось из-за двери.

Анаит вздрогнула, резко обернулась.

Отец не дождался ее ответа, сразу зашел в комнату. В отличие от Анаит, он был бодр и свеж, будто не отмотал множество километров на своей новой машине. Его грузную фигуру облегала белая рубашка и идеально выглаженные черные брюки.

— Как ты, дочка? Готова к встрече гостя? Сегодня у нас особый ужин.

Ах да, какой-то особый гость.

— Готова, папа, — кивнула она, опуская взгляд в пол.

Вроде бы немного попривыкла к громоподобному голосу родителя, но до сих пор пробирал до мурашек. Все время казалось, будто напакостила, как неразумный котенок или щенок.

— А я вижу, что не готова, — зацокал он языком, когда как следует ее разглядел. — Ты что напялила?

Анаит опешила от такого резкого возгласа. Осмотрела себя и не поняла, к чему относилось замечание родителя. В прохладный сентябрьский вечер надела коричневое платье и серую вязаную кофту.

— Плохо? — тихонько спросила Анаит, уставившись на отца круглыми глазами.

— Конечно плохо! Что за вязаная хламида на тебе?

— Эту кофту мне вязала бабушка, — ответила она, одернув любимую вещь. — Память…

— Какая память? Я купил тебе платье, надень его. Новую кофту купим завтра, пока так походишь. И не вздумай поверх платья эту напяливать, а то выглядишь как нищенка подзаборная. Распусти волосы, что ты с этими косами, как деревня… Еще ленты эти черные…

— Это в честь бабушки. Траур… — попыталась пояснить Анаит.

— Снимай, — хмуро покачал головой отец. — И не смей пререкаться, ты должна быть послушной. Я твой отец.

— Да, папа, — ответила Анаит, громко сглотнув.

Когда отец ушел, Анаит посмотрела на себя в зеркало, пытаясь понять, чем же вызвала гнев отца. Кофта новая, и она очень старалась ее не занашивать, надевала только по особым случаям. Да и платье совсем не как у подзаборной нищенки.

Обида все же проявила себя выступившей на глазах влагой. Но Анаит задушила ее в зародыше, смахнула слезы, проглотила непрошеный ком, застрявший в горле. Разве можно злиться на отца за то, что он хотел, чтобы дочь достойно выглядела? Нельзя.

Достала купленное им платье и охнула — как осмелиться его надеть? Белое как молоко, нежное как лебяжий пух.

Все же пересилила себя, облачилась в новое. Село как влитое, но уж слишком облегало верх, Анаит не привыкла к такому. Ее грудь в этом платье показалась на размер больше, будто она уже взрослая женщина, а не шестнадцатилетняя девушка. И длина у платья не самая удачная — всего до колена. Показывать ноги она не привыкла. Уместно ли это? Тем более при важном госте?

Однако ослушаться отца Анаит не решилась. Переодевшись, распустила густые локоны, тщательно расчесалась. Потом заколола волосы возле уха блестящей заколкой, подаренной к новому платью, и вышла в коридор.

Ужинали в столовой, куда Анаит и направилась.

Отец очень обрадовался ее приходу. Он уже сидел с гостем за щедро накрытым столом. Одобрительно кивнул, когда она появилась.

— Проходи, дочка, — сказал ей и махнул рукой в сторону гостя: — Это Ваграм Айказович, мой давний друг и партнер по бизнесу.

Анаит почтительно кивнула и растянула губы в улыбке.

Высокий худощавый мужчина погладил черную бородку и уставился на Анаит внимательным взглядом. Его карие глаза светились довольством. Однако что-то в выражении лица Ваграма Айказовича ей не понравилось. Гость своим взглядом будто делал замеры ее фигуры. Осмотрел каждую часть ее тела и, кажется, даже одобрил.

Она приглянулась ему? Да как же можно? Ей шестнадцать, ему на вид лет сорок, не меньше, может даже ровесник отца, а тому сорок пять. Она для него — ребенок. Думать о подобном интересе со стороны мужчины в летах — грех и глупость, и Анаит не уронит честь отца подобными неразумными мыслями в отношении его друга.

— Ну? Как тебе моя дочь? — тем временем продолжал отец.

— Гораздо краше, чем на фото…

Папа показывал другу ее фото? Это очень удивило Анаит. Значит, помнил про нее все эти годы? Может быть, даже гордился ею? Эта мысль очень ободрила ее и подняла настроение.

— Какое платье красивое у тебя, Анаит. В белом ты как невеста, — меж тем продолжал гость. — Хотя тебе рано, конечно.

— Присаживайся, дочка, поешь с нами. — Отец указал на место по правую сторону от себя.

— А Багиш не будет ужинать? — спросила она, вспомнив о своем единокровном брате, который жил с отцом.

— Багиш ушел к друзьям, — ответил он, затем повернулся к гостю и как бы извиняющимся тоном произнес: — Молодость, вспомни, когда нам было по двадцать пять, как ему теперь…

Гость мечтательно кивнул.

Анаит же выдохнула с облегчением. Конечно же, это грех — не любить старшего члена семьи, да еще и брата, пусть только по отцу. Но уж очень он показался ей строгим. Еще в раннем детстве только и делал, что шпынял ее, маленькую. Ведь ради ее матери отец бросил его мать, хотя и взял сына на воспитание. Рядом с ним она всегда чувствовала себя чуточку виноватой.

— Ешь, ешь, дочка, — улыбался отец.

Она тихонько уселась на место, предназначенное ей. Осмотрела богатый стол, и у нее тут же потекли слюнки. Чего только тут не было! Шашлык, кюфта, долма, овощи, зелень, лаваш.

Все приготовлено Кариной, женщиной, которая помогала отцу по хозяйству.

Положив себе на тарелку немного долмы и овощей, Анаит принялась осторожно есть. Очень старалась, чтобы ее движения не казались неряшливыми или некультурными. Но вскоре кусок в горло перестал лезть.

Отец зачем-то продолжал нахваливать ее гостю, причем в таких выражениях, что ей оставалось только краснеть.

— Моя дочь настоящая умелица и красавица. Не слишком умна, как и положено женщине.

— А зачем женщине ум? — усмехнулся Ваграм Айказович. — В женщине важны совсем другие качества…

— Вот и я говорю, — кивнул отец. — Не слишком умная…

Анаит так и не поняла, почему отец записал ее в дебилки. Он ее дневник хоть раз видел? Там же одни пятерки. У нее природная грамотность, наверное потому что любила читать. Перечитала почти все книги из местной библиотеки, а она была достаточно богата. И почему неумной быть хорошо? Она всегда считала, что наоборот. Спорить не стала, разумеется. Кто же спорит с отцом, тем более за столом и при госте?

Чуть погодя, родитель наконец сменил пластинку.

— Обаятельная девушка, скажи, Ваграм? К тому же обучена хозяйству в старых традициях.

— В старых традициях? — тут же заинтересовался гость. — И какие же в вашей семье традиции?

— Самые благопристойные, — заверил его отец.

Они выпили по рюмочке, а потом внимательно посмотрели на Анаит.

— Ты пробовала спиртное? — обратился к ней гость.

— Не пробовала, — пожала плечами она. — Бабушка не позволяла.

— Это хорошо, это правильно, — кивнул он. — А с мальчиками ты дружила?

Анаит опешила от такого вопроса, не нашлась, что ответить.

За нее ответил отец.

— О, я гарантирую, моя дочь до брака ни с кем не вступит в половую связь! — при этом он поднял указательный палец и потряс им — видно, для большей убедительности.

Анаит же в этот момент почувствовала себя так, будто ей плеснули в лицо кипятком. Щеки загорелись с такой силой, что хотелось приложить к ним лед. Большего стыда она в жизни не испытывала.

Мужчины продолжали между собой говорить так, будто это в порядке вещей обсуждать ее личную жизнь.

— Рад это слышать, — с важным видом кивал Ваграм Айказович. — А то нравы нынче не те…

— Под этой крышей нравы как раз те! — продолжал трясти указательным пальцем отец. — Я ни за что не позволю, чтобы моя дочь, моя кровиночка, якшалась с какими-то там. В строгости буду держать!

С этими словами отец сжал кулак и с прищуром посмотрел на дочь.

Тут-то ей стало совсем нехорошо.

Крохотный кусочек долмы, которую Анаит успела съесть, будто прожигал желудок, просился обратно.

Зачем? Анаит всерьез не понимала, ну вот зачем отец стал обсуждать ее девственность с совершенно незнакомым мужчиной? От стыда и волнения ее в буквальном смысле затошнило. Даже испугалась, что не справится с собой и ее стошнит прямо за столом.

— Извините, — с трудом выдавила она.

И бросилась вон.