Супруга с опытом работы

Дина Зарубина, 2022

Легко ли оказаться в магическом мире, без магических способностей, без божественного покровительства, юной принцессой, которую выдали замуж? А потом еще раз выдали? И еще? Она супруга с опытом, и наконец выбирает себе мужа не по воле отца или Совета магов. Мятеж, побег, козни магов и придворные интриги. Разных неприятностей молодой королеве пришлось хлебнуть полной ложкой. Вероника вовсе не трепетная лань и не нежная фиалка. Ей приходится быть сильной, беспринципной и даже аморальной в стремлении жить своим умом. Королева Вероника правит страной недрогнувшей рукой, плетет интриги и разумеется, не забывает, что она молодая, привлекательная женщина с кипучей энергией и огромным запасом любви и нежности.Третья, заключительная часть приключений принцессы Вероники.

Глава 7

Пробежка удалась. Я привела в порядок мысли и составила план действий. В спальне было тихо, балконная дверь открыта, и легкий ветерок шевелил края задернутой шторы. Ромео спал, раскинувшись на спине. Я погладила мужа по плечу.

— М-м? — Ромео открыл один глаз. — Вероника, ты чудовище! Еще восьми нет!

— Ты ходил вчера к Гвеналю? — прошептала я ему на ухо.

— М-мм, — промычал Ромео, обнимая меня за шею и укладывая рядом с собой. — Жестокая!

— Надеюсь, не к нему домой? В пансионат «У матушки Софии»?

— Нет. Я снял домик за Королевской площадью, — буркнул муж. — А откуда ты…

— И ходил туда один, в темноте, закутавшись в плащ, как плохой актер?

— А что? — Ромео со вздохом перевернулся и попытался взглядом испепелить балдахин. Балдахин оказался сильнее и не вспыхнул.

— Это неосторожно. Ты хочешь, чтоб Гвеналя убили? Или подкараулили тебя?

— Я очень осторожен.

— Как ребенок, честное слово, — вздохнула и ласково потрепала кудри мужа. — Это дворец. О твоей вылазке знают уже все, кому надо, к обеду будут знать те, кому не надо, а к ужину вообще все. Домик по адресу Песчаная, 6? Кухня и столовая внизу, на втором этаже гостиная и спальня, обитая желтым шелком. Уютное гнездышко.

— Ты следила за мной, — мрачно сказал Ромео.

— Думаешь, у меня есть на это время? Нет, не я. Если Гвеналь тебе действительно дорог, забирай его во дворец.

— Ты с ума сошла! Ты же говорила, никто не должен знать!

— Говорила. Но мне доложили о твоем гнездышке трое! Понимаешь? Трое разных людей. Ты не успел еще вернуться во дворец, а доклады легли на стол к начальнику стражи, первому советнику, главе тайной канцелярии, послу Иллирии, и бог весть кому еще! Гвеналя начнут шантажировать, угрожать, его попытаются купить, убить, скомпрометировать нас через него. Я не хочу, чтоб на тебя легло пятно. У нас не Иллирия, где связь с мужчиной не осуждается. Меня же заставят развестись с тобой! А тебя запрут до конца жизни в дальнем монастыре. В келье замуруют!

— Я понял и проникся, — хмуро сказал Ромео, окончательно просыпаясь. — И что делать?

— Назначай его своим секретарем. Ассистентом. Компаньоном. Да хоть помощником камердинера, ответственным за шарфы и галстуки! И держи постоянно при себе. Это все, что я могу пока предложить.

— А слухи? Если его будут провоцировать? Я-то давно привык ломать шута.

— Обязательно будут. Объясни ему, как себя вести. До него непременно доберутся, исподтишка травить начнут. Либо он принимает такое положение вещей, либо пусть берет отступные и проваливает в провинцию, лелеять свою гордость. Я назначу его младшим судейским чиновником куда-нибудь подальше, в Хортон или Милькан. Он толковый парень, справится.

Ромео застонал, закрывая глаза.

— Я не хотела, чтобы так вышло, — погладила мужа по щеке. — Дворец не место для нежных чувств. Мне очень жаль Гвеналя. Но пока его не взял в обработку советник, забирай его! Только так ты сможешь его защитить. Не смог скрыть, значит, выставь напоказ. Не давай повода думать, что мы прячем его или боимся разоблачения. Мне будет неприятно услышать такую сплетню о своем муже.

— Ну что ты за человек! Вчера все было так прекрасно, а сегодня ты будишь меня ни свет, ни заря, и говоришь, что все ужасно! — простонал Ромео.

— Ты романтик, милый. А я реалистка, — я кинула в мужа подушкой.

— Ты хоть немного меня любишь? — обиженно посмотрел Ромео.

— Обожаю! — крикнула я, скрываясь за дверью ванной комнаты.

***

— Мне показалось, он старше, — шепнула я Ромео, заглянув в комнаты, отведенные во дворце Гвеналю. Хорошие комнаты: небольшая гостиная, спальня, личная купальня. Солнечная сторона и даже есть небольшой балкон. Обер-камергер прекрасно понимал намеки и расстарался обставить все новой палисандровой мебелью, и шторы повесил самые лучшие, коричнево-песочные. Консорту королевы обстановка не покажется слишком убогой, если вдруг он заглянет в гости. Я одобрительно кивнула, пощупав шелковистую плотную ткань.

— Ему всего двадцать шесть, — выдохнул Ромео и легко поцеловал меня в висок. Ромео сам безумно хотел посмотреть, как устроился его любовник, но придумать приличный повод показаться в деловом крыле не смог. Мне же никакого повода не было нужно, тут у меня рабочий кабинет, парадный для официальных визитов в другом крыле. Тут все скромно, удобно и без всякого пафоса. Я здесь действительно работаю. Комнаты Катарины рядом, секретарь всегда должен быть под боком.

— Всего-то? Тогда он плохо выглядит, — я посмотрела на свежего и пышущего здоровьем Ромео. Ведь он на десять лет старше Гвеналя.

— Он трудящийся человек. Мало спит, много работает, жил в каком-то дешевом пансионе, с отвратительной кормежкой. Работать вредно для здоровья!

— Ага, замученный, но наглый. Это ведь он тебя соблазнил, а не ты его, — напомнила я Ромео. — И чем он тебя увлек? Не понимаю. Не внешностью точно.

Щеки мужа порозовели, а уголки губ приподнялись.

— Душа моя, тебе тоже надо обставить кабинет на этом этаже, — сразу перевела тему. — Ты ведь теперь у меня очень важная персона. Недостаточно иметь рабочее место только в дирекции королевских театров.

— Хорошо, я скажу мажордому, — пожал плечами Ромео.

— Нет, ты скажешь Гвеналю этим заняться. Он же теперь твой помощник.

— Я забыл, что ты не терпишь бездельников.

От двери раздался стук и шелест. Мы обернулись. В дверях стоял красный от смущения Гвеналь делла Брушен, а у его ног валялась небольшая раскрытая сумка, из которой высовывался краешек ветхой застиранной рубашки. Бегал за вещами? Как мило.

— Ваше величество, ваша светлость, — парень неловко поклонился. Разумеется, он никак не мог ожидать, что королева придет лично взглянуть на его комнату, и теперь не знал, куда себя деть от такой чести. Аж сумку выронил.

— Добро пожаловать. У его светлости к вам уже есть поручение, — улыбнулась я. — Надеюсь, дворец станет для вас привычным домом.

— У вас не будет более преданного слуги, — Гвеналь поклонился, то и дело переводя беспокойный взгляд с Ромео на меня.

Я отлично понимала, как он неуютно себя чувствует. Любовник притащил его под бок к собственной законной жене. Думаю, это мало бы кому могло понравиться. Но помогать ему я не собиралась. Впрочем, вредить тоже, если он не будет пытаться внушать Ромео ненужные мысли. Или он найдет свою нишу в нашей особенной семье, проявив должный такт и уважение, либо не приживется во дворце, окажется на улице, окончив свою жизнь в сточной канаве. Завистники и интриганы не будут так мягки к нему, перемелют в жерновах злобы и клеветы.

Зато теперь я вблизи его хорошенько рассмотрела. Серо-зеленые глаза с дымкой усталости и какой-то обреченности, темные тени вокруг. Бледный, худой и нескладный. И это умилительное выражение беззащитности на лице. Ох, милый, думаешь, я поверю твоей жалостливой мордочке? Я знаю, кем ты работал. Следственный департамент — это жесткая работа для жестких людей, накладывающая свой отпечаток. Тебя еще долго будут проверять на прочность. Очень долго.

— Я уверена в вашей преданности, — милостиво кивнув, направилась к двери. Надо послать к нему Флору, пусть отведет его к портнихе, это же ужас, а не рубашка! Я аккуратно переступила через рассыпавшиеся вещи и пошла трудиться.

***

— Девушек собрали в ратуше, ваше величество, — доложил стражник.

Кивнула, расправляя кружева на рукаве. Почему все попаданки ненавидят корсеты — понятно, привыкли много жрать и вечно сутулиться перед монитором. А вот почему они цепляются за свои убогие джинсы и бесформенные футболки? Плохой вкус с детства, надо полагать, если в изначально рабочих брюках готовы идти в театр, на работу, в клуб. Да и идут брюки только очень худым женщинам, для остальных демонстрировать свои окорока убийственно. Одежда — это оружие, которым можно и нужно пользоваться. Прятать недостатки фигуры проще под длинной юбкой, это же очевидно! Разве может не нравиться платье, в котором ты выглядишь выше и стройнее, с красивыми драпировками, умеренным декольте и изысканными тонкими кружевами?

Что-то не так с женщинами, если им перестали нравиться красивые вещи. Вот как сейчас на мне. Девушки должны увидеть королеву, а не замарашку. Мой вид должен вызвать восхищение, ведь скорей всего, им не придется больше никогда в жизни лицезреть воочию правительницу, все ее великолепие и совершенство.

Сейчас мне предстояло произнести речь перед выпускницами приютов и пансионов. Мне нужны были учительницы и воспитательницы в огромных количествах. Школы для девочек открывались по всей стране. В монастырские школы продолжали отдавать своих дочерей только самые консервативные родители. Но мне не нужны были религиозные фанатички. Я хотела вырастить поколение образованных, уверенных в себе женщин, с чувством собственного достоинства и стремлением не ограничивать себя рамками семьи. Женщины — великая сила, которую мужчины недооценивают из-за своего вечного самолюбования. А женщины могут очень многое!

Я оглядела с возвышения море голов.

— Сегодня я хочу поговорить с вами о предназначении женщины.

Кто-то вздохнул, многие опустили головы. Я улыбнулась.

— Это вовсе не смирение и покорность, выполнение прихотей супруга и безусловное подчинение старшим. Общество отводит вам слишком жалкую роль. Разве вы не задумывались о том, что мир устроен несправедливо? Вашим братьям так многое позволено, а вам — нет. Никогда не жалели о том, что вы не родились мальчиками? Никогда не мечтали о свободе?

Девушки запереглядывались, многие закивали.

— Вы способны на большее, чем заботиться о питании мужа и чистоте в доме!

Я любила произносить речи. Вливать яд в неокрепшие умы, вносить смятение в уютный мирок их душ. Ломать привычные представления. Бросить семя, которое прорастет прекрасным деревом в их сердцах. Я видела перед собой ниву, которую следовало засеять. Разумеется, далеко не все станут так активны, как бы мне хотелось. Кто-то ограничится своим узким семейным кругом. Это тоже неплохо, если помнить, что именно женщина — центр гармонии и созидания, от ее действий зависит комфорт всех членов семьи. Но я знала, чем их увлечь, вчерашних школьниц. Вместо жалкой роли нянь, экономок и компаньонок, всецело зависимых от хозяев, я предлагала выпускницам приютов стать хозяйками своей судьбы. От уважаемой воспитательницы до начальницы прекрасно поставленного образовательного учреждения под эгидой короны. Растить армию помощниц и последовательниц следовало постепенно, но решительно вытряхивая из голов вбитые с детства догмы о смирении, второсортности женщин и покорности мужчине.

Я напомнила девушкам об изменениях в законах о наследовании, которые с огромным трудом протащила через Совет. К счастью, разумные советники тоже беспокоились о своих дочерях, и не желали давать будущему зятю слишком много прав. Девочки наследуют имущество так же, как и мальчики, имущество супругов отныне раздельно, и муж больше не сможет прокутить приданое жены. А уж как я подперла права детей в браке! Детей теперь нельзя было лишить наследства в пользу третьих лиц. Мне было чем гордиться. Ни одна молодая женщина с ребенком больше не окажется выгнанной из дома в случае неожиданной смерти супруга. Ни одна не будет терпеть рукоприкладство и унижения. Королева обеспечила защиту.

Девушки повеселели, их глаза возбужденно заблестели.

Я закончила речь призывом учиться, учиться и учиться. Мне бурно хлопали.

— Ах, как вы прекрасно говорили! — воскликнула Катарина.

— Это моя работа, не так ли? — хмыкнула я.

Лира Катарина работала у меня всего три месяца секретарем и еще была немного наивна и излишне восторженна. Впрочем, она ведь тоже вышла из приюта, поэтому принимала близко к сердцу разговоры о свободе. Доверчивая девочка! Нет никакой свободы, есть выбор из зачастую одинаково неприятных выходов. И чем выше забираешься, тем выбор хуже. Она намного свободнее, чем я, но это ей просто в голову не приходит.

У ворот в парк меня ждал Ринальдо дель Грава. Он слегка кивнул. Я приказала кучеру остановить карету.

— Пройдусь немного пешком. Нет-нет, вы поезжайте, — остановила я Катарину.

Карета проехала в парк. Я проводила ее взглядом.

— Ну? Где он? — спросила Ринальдо.

— В караулке, тут у ворот.

В караулке, снаружи декорированной рустованными колоннами и пилястрами с затейливой каменной резьбой, было светло и чисто. На табурете сидел, согнувшись и обняв себя руками, худой парнишка.

— Ну, герой, говори. Ты хотел видеть королеву, я перед тобой.

— Врете! Королева не такая!

— Я думала, автор популярных скабрезных песенок знает, о чем пишет. А ты, значит, просто фантазер и лгунишка. Выпороть, чтоб не повадно было, и выкинуть его из столицы, — я поднялась с табурета.

Ринальдо протянул руку, парнишка заверещал и забился в угол.

— Нет! Нет! Меня нельзя из столицы! У меня брат маленький! Он с голоду умрет!

— Ну-ну, ври дальше, — я отвернулась к окну.

— Вы-ы… не королева! Она ходит голая по дворцу. А вы одетая! Все лакеи прислуживают без штанов. Это все знают!

— Почему без штанов?

— Чтоб удобнее было! Эти, оргии проводить.

Я умилилась. Надо же, какие слова выучил этот мальчик.

— Юноша, вы вообще видели голую женщину хоть раз? Кто вам весь этот бред внушил? Что королева не расстается с хлыстом из человеческой кожи, пьет кровь, что выбирает каждую ночь нового любовника и утром его казнит, что носит ожерелье из отрезанных детородных органов — кто это придумал? Что держит только старых и уродливых фрейлин? Что молодых дам лично потрошит и принимает ванны из их крови?

— Я, — прошептал парнишка и покраснел.

— Талантище! — рассмеялась я. — Какая необузданная фантазия девственника! Вы понимаете, что совершили государственное преступление, за которое полагается виселица? У вас есть личные причины для ненависти?

— Нет! Это же просто слова! Он сказал, мне ничего не будет!

Я хищно улыбнулась и посмотрела на Ринальдо. Он кивнул. Примерно месяц назад в столице появились листовки с дерзкими стишками. Законопослушные горожане кидали их в помойку, но они появлялись снова. К тому же уличные мальчишки начали их горланить на каждом шагу.

Ринальдо считал это просто хулиганским выходками черни, но я сильно встревожилась. Этак мы дойдем до призывов «Вся власть Совету и долой самодержавие!». Поэтому приказала меры принять самые жесткие. Типографию сожгли, хозяина повесили, мальчишек отлавливали. Их родителей ждал крупный штраф и принудительные работы. Пусть трудятся на благо общества, если сделать детей время было, а следить за ними — нет. Юных бунтовщиков я приказала отправлять в закрытую военную школу, раз некому их воспитывать. Постоянная занятость, суровая дисциплина и здоровый коллектив очень способствует выветриванию дури в голове.

Теперь же передо мной был автор этих высоколитературных произведений. Признаться, я ожидала увидеть взрослого, наглого продажного писаку, а тут доморощенный талант, у которого явственно бурчит в животе.

— Говоришь, братишка есть. Сколько же ему?

— Семь, — буркнул талант.

— Как думаешь, ему на пользу пойдет чтение твоих произведений? Он будет гордиться тобой?

— Да вы что!? Это не для детей вовсе! — возмутился юный гений.

— Так кто же тебя надоумил? Денег дал, да? Много?

Гений утер нос. Тоскливо посмотрел в окно.

— Хорошо. Мне некогда ждать пока ты созреешь. Отправишься в камеру.

— Нет! Нет! Брат один дома, голодный!

— Что ж ты о нем не думал, когда писал эту дрянь? Плевать тебе на брата!

Через пять минут слез, соплей и торопливых признаний Ринальдо получил приметы заказчика и тут же вышел раздать указания.

— Ну что ж, усмехнулась я. — За братом присмотрят. Теплую и сухую камеру обеспечат. Бумаги и карандашей дадут. Попробуй сочинить что-то более достойное. Если мне понравится — я подумаю, что с тобой сделать, юное дарование. Талант — это великий дар, не трать его так глупо. Если ты ни на что не способен, кроме пасквилей — брата усыновят приличные люди, ты его никогда не увидишь. Зачем ему брат, за которого ему будет стыдно. Учти, на виселицу ты уже насочинял, твой приговор только отложен.

Ринальдо укоризненно на меня посмотрел. Я подняла бровь. Ну да, манипулировать людьми приходится. Шантажировать, принуждать, использовать, а как иначе? У меня авторов нет! Детских книг нет! Если для мальчиков есть хотя бы описания путешествий, то для девочек одни молитвенники и советы по рукоделию.

Для простонародья — сборники жутких сказок о мертвецах и оборотнях. Самые безобидные — о хитрых обманщиках, получающих подлостью и предательством полцарства и прекрасную принцессу. А как принцесса-то была рада получить беспринципного неумытого простолюдина в мужья! Как прикажете внедрять чистые идеалы в людей, вытаскивать хорошие качества, если с детства одна грязь, боль, кровь и обман?

Мне надо воспитывать детей на идеалах благородства, дружбы и любви к своей стране. И укреплять веру в добрую, справедливую королеву. Вести жесткий контроль за экономикой и тщательное отслеживание информации, достигающей населения. Народ должен быть сыт, весел и счастлив. К сожалению, с уже сформировавшимся обликом развратной и похотливой королевы бороться поздно. Ну что ж, это не самое худшее, хуже было бы, если б мне приписывали поднятие нежити или каннибализм. А сладострастие… что ж, этот порок привычный, он всем понятен. Значит, надо использовать это на пользу: конкурировать за внимание королевы станут многие, и не самые худшие лэрды, прошу учесть.

Пока что я собственноручно занималась своим пиаром, писала небольшие пьески для уличных представлений, стишки и песенки. И я, как никто другой, понимала, что любовь народа надо тщательно пестовать и заботливо формировать. Будет любовь народа — черта лысого меня граф Штернблум с трона спихнет. Я на этом троне красивее смотрюсь.