Я из Зоны. Небо без нас

Дмитрий Григоренко, 2017

Кузьма, молодой солдат, по приказу начальства направляется в Зону. После столкновения с бандитами он становится их «отмычкой» и начинается игра на выживание. Только уверенность в своих силах, изучение аномалий и мутантов Зоны и повышение уровня боевых навыков помогают ему вернуться живым. Живым – но совершенно другим человеком.

«Я — из Зоны!»

Небо без нас

* * *

Издательство признательно Борису Натановичу Стругацкому за предоставленное разрешение использовать название серии «Сталкер», а также идеи и образы, воплощенные в произведении «Пикник на обочине» и сценарии к кинофильму А. Тарковского «Сталкер».

Братья Стругацкие — уникальное явление в нашей культуре. Это целый мир, оказавший влияние не только на литературу и искусство в целом, но и на повседневную жизнь. Мы говорим словами героев произведений Стругацких, придуманные ими неологизмы и понятия живут уже своей отдельной жизнью подобно фольклору или бродячим сюжетам.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Д. Григоренко, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Часть первая

Трофимыч

1

Я в Зону не хотел. Категорически. Особенно когда вспоминал невезучего солдатика. Его лицо обглодали собаки. Как каждый человек в этом мире, я обладал врожденным чувством самосохранения. Видимо, природа посмеялась надо мной и уравновесила этот положительный дар, вручив чрезмерный азарт. Помню, во время учебы в медицинском колледже постоянно торчал в букмекерской конторе, делая ставки на футбольные матчи. Проблема оказалась в отсутствии терпения, хотелось за трояк сразу выиграть «штуку». Как показал опыт, экспрессы рассчитаны на неудачников вроде меня.

Я служил уже полгода, когда Зона пришла и по мою душу.

В тот день ветер бил в стекла. Наступил весенний вечер. Лучи солнца только набирали силу и не грели. Прохладный ветер в это время года вел себя особенно коварно, так и норовил залезть под одежду.

Сержант Баранов спустил штаны и повернулся ко мне задом.

— Пробирка, если больно уколешь, то в зубы дам, — пообещал он.

— Меня зовут Кузьма, — ответил я. Шприц брызнул в воздух струей цефтриаксона. Баранов умудрился заболеть перед самым отпуском и теперь старался сорвать злость на любом молодом солдате. Он вроде собирался поступать в войска особого назначения, чем очень гордился и много раз рассказывал в курилке. Хвастался, сколько килограммов жмет от груди и пробегает двадцать километров без всякой одышки. Трепло.

— Ух, сволочь! — вырвалось у Баранова, когда стальная игла проникла в тело.

— Рот закрой! — раздался крик из соседней комнаты. Стенки между кабинетом начальника медицинского пункта и манипуляционной не сильно защищали от звука, и даже позволяли рассмотреть, что происходит в соседней комнате. Шутка, конечно, хотя с долей правды. — А то распоясался, — продолжил начмед, — еще раз услышу про зубы, ты у меня ведро наперстками будешь набирать. Услышал, Баранов?

— Да, — сипло ответил тот.

— Да, товарищ капитан! — гаркнул начмед. Стена затряслась, как бумажный лист от порыва сильного ветра.

— Да, товарищ капитан, понял. Я знаю, с красными крестами лучше не ссориться. Вы же понимаете, он сам виноват, — сказал Баранов и натянул штаны. Ватка с кровью упала на пол. Он сделал вид, что не заметил. Это не его дембельское дело убирать за собой, хотя мог просто мне отдать вату.

— Иди уже, сегодня последний раз укололи. Завтра на блокпост готовься заступать, а через недельку в отпуск. — Начмед зашел в манипуляционную комнату и встал возле окна, за которым становилось все темнее и темнее. Высокий, лет тридцати, он выглядел выжатым, как прокрученный в блендере лимон.

Дождался, пока хлопнет дверь за сержантом, и продолжил:

— Новиков, я с ним согласен. Конечно, в грубой форме, все же он прав. Знаешь, почему тебя не уважают в части?

— У меня фамилия русская, а внешность нет, — ответил я и посмотрел в зеркало, висящее на стене, обложенной белым кафелем. Так получилось, судьба дала больше от матери — черные волосы, характерный нос, изогнутый как у хищной птицы клюв, худощавое телосложение. Хотя с начмедом мы роста одинакового, так сказать, не низкие.

Конечно, я так не думал и понимал, куда он клонит.

— Не вижу проблемы в том, что у тебя смешанная кровь. У тебя мама, вроде, армянка? — начмед прислонил ладонь к стеклу.

Ветер усиливался, ветки рябины начали сильно раскачиваться. Темные тучи уверенно ползли из Зоны в сторону военной части. Она мне напоминала мать-старушку. Часть, обнесенная забором из бетонных плит, которые уже посерели и заимели пробоины размером с мяч. Ряд старых деревьев, высаженных еще при другом политическом строе, здания, которые пережили распад страны. Все они покрыты каким-то налетом обреченности. Возможно, близость Зоны Отчуждения передавала этот настрой каждому человеку и на всю часть в целом, или она повидала столько горя на своем веку, что уже не ждала ничего хорошего. Будто в подтверждение моих мыслей нервно залаяла собака.

— Азербайджанка, — ответил я, выкидывая использованный материал: шприц, вату. Иголку я предусмотрительно сломал. Зная удальцов, приходилось предугадывать самые невероятные события, например, повторное использование шприца. Мне рассказывали случай, еще до моего появления в части, дембеля решили сделать наколки. Сколько раз в Зону ходили, череп мутанта с костями, автомат, патронташ. Показать крутость, увековечить на всю жизнь знаменитую службу в армии. Чернила где-то достали, на мусоре шприцы натырили, которые недальновидно выкинули из медицинского пункта, и начался процесс создания шедевра на коже.

Самое интересное, одному получилось сделать размытое черное пятно, а вот его друг загремел с заражением руки в госпиталь. Хотели даже ампутировать, однако удача оказалась на стороне дембеля.

— Они познакомились, когда отец в командировку в Сумгаит ездил. Женился, привез маму и девятнадцать лет тому назад появился я. Учился в средней школе, потом на фельдшера в училище номер два, закончил с красным дипломом. Ну, а потом попал в армию и теперь служу возле Зоны, — начал рассказывать историю жизни. План простой, заболтать начмеда, отвлечь его, переведя в разговор в другое русло.

— Ты от темы не отклоняйся, — произнес начмед, — скажу прямо, Кузьма, без обид. Ты у нас в части полгода уже фельдшером служишь. Нет, претензий по работе нет. Умеешь колоть в мышцу и по вене, знаешь, как правильно наложить шину, какую дать таблетку. Хвалю. Однако за полгода другие уже несколько раз в Зону смотались. Для них сходить за Границу, это не только добыть артефакт или принести на обмен рухлядь, а это знак смелости. Знак того, что у тебя яйца не в тарелке на завтрак, а в штанах. Понимаешь? Они тебя держат за труса!

— Угу, — кивнул я.

— Что, угу? — нахмурился начмед. — Вот смотри…

Он приблизился к старому сейфу, стукнул его по крыше и провернул ключ. В нем лежали сильнодействующие лекарства, стояла бутылка коньяка и кусок застывшей грязи. Вот его и достал мой начальник.

— Это самый простой артефакт. Назначение: впитывает всякую гадость. Мне его принесли в оплату за больничный лист. На, держи. — Начмед кинул мне артефакт.

Я не успел среагировать, он упал на пол и закатился под кушетку. Пришлось лезть, доставать. Кусок грязи на ощупь оказался теплым и зеленоватым.

— Кузьма, своим сидением в медпункте ты общую репутацию медиков портишь.

— Понимаю. — Раз на чистоту разговор, то признаюсь. — Понимаю! Помните паренька? Я, когда только начал служить, его тело принесли из Зоны. Собаки погрызли так, что по лицу не узнать, лишь по одежде вычислили. А Крыса? Который неделю тому рванул в Зону? Что теперь с ним? Уже объявили в розыск, как дезертира!

Начмед кивнул:

— Кузьма, страх перед Зоной — это нормально. Кто без мозгов, уже давно удобряет землю. Все же ты боец, военнослужащий и должен переступить через страх. Никто тебя не заставляет артефакты искать самостоятельно. Бог с тобой! Сходи погуляй по ближнему району, выпей сто грамм и назад!

Я сжал в кулаке артефакт. Все же настроен начмед запулить меня в эту чертову Зону.

— Давай, Кузьма, пари заключим. Я тебе даю шесть дней больничного. Заметь: бесплатно! Этого времени сталкеру с головой хватит до центра Зоны дойти и вернуться. Другие вон, платят артефактами. За это время тебя никто не будет искать. Ты прогуляешься по краю, поспишь ночь и назад в часть. В центр не иди — это я пошутил. Только смотри, чтобы реально побывал.

— Почему? — спросил я наивно.

— Ребята потом вопросами засыпят, а они там не раз ходили. Любят они байки потравить, кто на Границе больше настрелял мутантов, кто больше насобирал артефактов и выпил водки, — начмед поднял палец вверх, призывая к вниманию, — ты тоже байку принеси, чтобы мог рассказывать в курилке.

— В чем суть пари? — удивился я.

— Если сходишь, то подарю тебе артефакт и с меня магарыч. По секрету, начальники поляны подчиненным редко накрывают. Пригласишь дембелей, тебя зауважают, — предложил начмед.

Пальцами он барабанил по стеклу и с другой стороны капли дождя отвечали ему взаимностью. Ветер уже ломал рябину, нагибая ветки к земле. Тучи закрыли все небо, и темнота воцарилась над частью. Лишь огоньки на столбах размазывали желтые лучи, создавая нереалистичную картину.

Я молчал. Облизал пересохшие губы. Предложение дельное и он правду говорит: без самоволки в Зону у нас не уважают. Каждый «дед» имел правило поучать молодых, превознося себя как настоящего боевика, который мутантов кладет штабелями. Мне никогда не нравились эти байки, и я старался в них не вникать. Теперь же решил: почему бы и нет? Я долго думал, и начмед продолжил:

— Если нет, Новиков, то не обессудь, ищи себе другое место. Я для медпункта фельдшера разыщу посмелее.

Эту угрозу он мог не произносить. Я загорелся желанием, как костер, в который подлили бензин.

— Согласен, — сказал я и протянул руку.

Начмед крепко ее пожал.

— Договор дороже денег, — произнес он.

Через минуту ударила молния, расколов темное небо напополам.

В Зоне начался Всплеск.

2

Землю корежило. Я не могу подобрать лучшего слова для описания Всплеска. Небеса извергались, как рвота из инфекционного больного. Потоки воды падали на ночную землю, холодными струями стекались в огромные лужи. Молнии чертили световые линии в темноте, непонятная тревога наполняла все вокруг.

Всплеск происходил вдалеке, километров в десяти от нас, там, где пролегала граница со страшной и непонятной для меня Зоной. Наша часть стояла в отдалении, занималась материально-техническим оснащением военных сталкеров и обеспечивала охрану на нескольких блокпостах.

Я смотрел в окно, дежурство по медицинскому пункту подходило к концу. Тщательно взвесив все «за» и «против», принял решение — к черту начмеда и Зону! Скажу, что заболел, а если надо, то и повторю прикол с татуировкой. Так, сегодня достану чернила, а вечером буду колоть. День, другой, и рука покраснеет. Лучше я в госпитале проведу несколько месяцев!

Зло гавкающая на перемену погоды собака давно замолчала, видимо забилась в будку. Так что, я дурнее собаки?

Дверь открылась, и зашел начмед. Капли дождя стекали с его плаща.

— Новиков, собирайся! — радостно крикнул он.

— Куда? — удивленно спросил я вместо приветствия.

— Как куда? В Зону конечно. Ты ж не передумал, боец? — сказал начмед и посмотрел мне в глаза.

Я удивленно почесал затылок. Блин! Все планы разрушились. Не ожидал, что поход произойдет так быстро.

— Нет, конечно. Просто думал, есть пара дней.

— Ха! Тебе очень повезло. Вчера случился Всплеск и теперь недельку будет чистое небо. Это раз. Второе: твой друг Баранов заступает на блокпост и третье — оружейник тебя уже ждет. — Перечислил он пункты моей удачи. Я даже не ожидал, как их так много. Везет по полной!

— А оружейник зачем? — задал я тупой вопрос.

Начмед к этому моменту уже разделся и включил чайник.

— Новиков, ты от собак чем будешь защищаться? Палкой? Или ты хотел автомат взять?

— Ну… — Если честно, то хотел.

— Баранки гну. Пропажу автомата сразу заметят, так что он тебе выдаст ружье. Старую «вертикалку» и десяток патронов. Ружье мое, иногда оставляю ему на хранение. Я с ним утром поговорил, он тебе все отдаст…

Я слушал и удивлялся. Утром? Когда утром, если сейчас максимум шесть часов!? Повезло?!

— Эй, ты стрелять умеешь из ружья? — спросил начмед.

— Да, умею, — ответил я, думая совершенно о другом.

— Вообще шикарно! Теперь быстро, собирай сумку, возьми что-то из медикаментов и давай получай ружье. Смотри, машина на блокпост уходит ровно в семь. Ты должен успеть. Понял?

Понял только одно — я попал, и выхода из ситуации не видно. Придется собираться в Зону. Так начнем, отбросив панику.

Одежда. Старые берцы за полгода я умудрился их «убить». Правда, свою функцию защиты от грязи и дождя они выполняют. Военно-полевая форма. Штаны, куртка и бушлат без подстежки. Зато есть капюшон и самодельный карман. Сумка медицинская. Я с ней часто бегаю на оказание помощи. Удобный ремень, красный крест нарисован. Теперь надо провести отбор, что с собой брать. Выкидываю половину, оставляю несколько индивидуально-перевязочных пакетов, жгуты, обезболивающее в ампулах. К этому набору пузырек со спиртом и шприцы. Из инструментов оставляю маленький нож, складной с пластмассовой ручкой. Все остальное безжалостно кидаю в кулек и под кушетку. Кушетка! Я вспомнил, как вчера лазил под нее. Куда я дел артефакт?

— Вот, отдаю, — сказал я начмеду, доставая артефакт из кармана белого халата.

— Оставь себе на удачу, — сказал начмед, и отпил горячий чай из кружки с рисунком скорпиона. Он внимательно меня осмотрел, будто я находился на строевом смотре.

— Эй, Новиков, ты знаки различия сразу сними. Там нашего брата не сильно любят, — сказал он, — шапку меняй, ремень военный выкинь. Короче, не маленький, сам посмотри, что да как.

Я знаки различия и погоны безжалостно снял, ремень решил оставить. Надо начинать думать над легендой, как и зачем я попал в Зону? Вариантов мало. Закосить под «бывалого»? Не смешно. Остается одно, говорить правду или почти правду. Да — из части, да — убежал посмотреть на изнанку мира.

— Давай мчись к Ременову за ружьем и смотри, из Зоны без него назад не возвращайся! — крикнул мне в спину начальник.

Я поспешил к повороту судьбы, не сбавляя скорость и не поворачивая руль.

Утренняя часть выглядела умытой. Дождь смыл накопленную пыль, оставляя разводы жирной грязи на асфальте. Он, с трещинами-морщинами, улыбался каждому моему шагу. Я аккуратно смотрел по сторонам, стараясь обезопасить себя от появления начальства. Как и бывает в жизни, чего больше всего боишься, то и случается.

Завернул за угол штаба и уткнулся в недовольное лицо замполита. Нет, сейчас эта должность называлась по-другому, хотя смысл работы остался тот же — промывание мозгов. Чем наш замполит и занялся, не отходя от меня.

— Новиков, ты чего честь не отдаешь? Поздно руку вскидывать! Хотя разговор у меня есть, серьезный, — он ткнул пальцем в грудь, — слухи ходят, что склоняют тебя к самоволке. Верно?

Я, не опуская руку, поднятую в приветствии, гаркнул:

— Никак нет, товарищ полковник!

Сглотнул. Что ж это такое? Еще не успел из части выбраться, а уже знают, куда я собрался. Не военная часть, а базарная площадь! Или это шанс остаться?

— Что, нет? Ко мне после развода писать объяснительную! Чистый листик возьми, не напасешься на вас, дармоедов, — язвительно сказал он и поспешил на планерку.

Я же задумался, кто меня мог сдать. Выходил Ременов или начмед. Последний вариант отпадает, ему самому может попасть. Сейчас же проверю Ременова. Будет отнекиваться, не давать ружье — значит, не чиста совесть. Надо только успеть до развода караула.

В оружейную я вбежал, перепрыгивая через ступеньки. Ременов на выдаче находился сам лично. За стальной дверью он засел, как пробка в бутылке шампанского. Я не понимаю, как он там помещается. Слон с огромным пузом. Говорят, ремень ему приходится из нескольких сшивать. Я в это охотно верил.

— Кузьма, ты что пьяный, в Зону идти? — первым делом спросил он.

— Нет, — ответил я.

— Тогда получи и распишись. — Он порылся где-то под ногами, достал завернутое в брезентовую ткань ружье. — Тульский оружейный завод мастерил, гладкоствольное. Вертикальное расположение, так что целишься под «восьмерку». Калибр двенадцатый.

Посмотрел на меня, вздохнул:

— Представь мишень, где десятка — это голова. Теперь целишься в «восьмерку», попадаешь в голову. Понял?

Я кивнул.

— Дальше, — сказал он сам себе. На столик легли пачки патронов. Завернутые в промасленную бумагу, они так и просились, чтобы их вынули и вставили в ствол. — Патроны. Охотничьи… Жакан. Новые, не промокшие. Так, вроде все, — сказал Ременов.

Я стал засовывать коробки по карманам бушлата. Медицинская сумка болталась на плече. Ременов положив руки на необъятный живот, вдруг улыбнулся, по-доброму, как родному сыну.

— Все же решился. Полгода ждали. Я считал, что твой начальник кору начнет грызть от безысходности, — сказал он.

От удивления я перестал суетиться и спросил:

— Чего?

Улыбку моментально стерло. Потом оружейник встал. Мне показалось, передо мной поднялась огромная стена. Ременов вздохнул:

— Кузьма, ты точно не идиот? Полагаешь, он каждому отдаст лучшее ружье? Любого будет прикрывать справкой? Вот сколько раз тебя били? Ни разу. Вот…Как полагаешь, чья в этом заслуга?

Я молчал.

Ременов прикрыл глаза:

— Ты деньги взял?

— Да, — ответил я и вытащил на стол бумажки с водяными знаками. Как для меня — немало, пару тысяч. Ременов даже привстал на цыпочки от удивления:

— Это все?!

— Ну да, — продолжал я его удивлять.

— Точно идиот. Верни ружье, иди в медицинский пункт, — сказал он.

Я схватил сверток с патронами и прижал к груди.

— Новиков, ты знаешь, что наш брат делится на несколько видов за блокпостом. Первые — это военные сталкеры. Про них ты многое слышал. Вторые — это «залетные». Как Баранов. Их задача походить по окраинам, купить, повторю, для особо глухих, купить артефакт и потом хвастаться до самого дембеля. А вот ты, за какие шиши будешь покупать?

Теперь я понял, зачем начмед отдал мне артефакт. Вот оно что! Он просчитал все наперед, на пару ходов. Блин. Не зря он постоянно играет в шахматы!

— Мне хватит, — сказал я угрюмо. Эх, жаль, что кличка у меня не Угрюмый. Сразу понятно, человеку с таким именем лучше ссору не заводить.

— Еду взял? — спросил Ременов поскучневшим голосом. Таким на экзамене профессор задает последний вопрос, стараясь хоть как-то вытащить студиоза. Например, какой цвет учебника? Или: вы знаете мое имя-отчество?

— Кузьма, ты не поверишь, людям присуще кушать. Ам-ам, — сказал он, показывая себе в рот.

Он порылся на полке и достал банки.

— Тушенка, три штуки. Сгущенка… И хватит, — подытожил он.

— Спасибо. — Я заталкивал в сумку провиант.

Ременов молчал и лишь под конец моих сборов произнес:

— Новиков, наплюй на артефакты. Главное, целым вернись.

Ответить я не успел, часы на столе пропели незамысловатую песенку.

Наступило семь часов.

3

Бежал из оружейной комнаты аж появился свист в ушах. С сумкой и завернутым в брезент ружьем торопился к машине. Обычно, перед воротами строилась группа, их считали, проверяли и они ехали через поля к блокпосту. Там происходил обмен, и усталые товарищи возвращались в часть: отъедаться, отмываться и отсыпаться.

Бежать! Асфальт превратился в сплошную серую полосу. Створки ворот, как в драматическом кино, медленно закрывались. Я заметил, как старый «газик» выбросил клубы дыма и стал набирать скорость.

— Стой! — попытался я крикнуть. Получился хрип. Взмахнул рукой, привлекая внимание караульного на воротах. Он перестал их закрывать, и я просочился между створками. Крытый зеленой клеенкой «газик» повернул налево. Сонные лица в кузове.

Бежать, Новиков, бежать! Машина уезжала, лица стали превращаться с размытые пятна. Бежать!

Я не поверил счастью, машина притормозила. Мне кричали:

— Быстрее!

С разбега, не сбавляя скорости, я оттолкнулся и повис на борте кузова. Ударился знатно, боль разошлась волной по грудной клетке. Меня втащили, посадили на грязный пол.

— Новиков, ну ты гоняешь! — сказал чернявый прапорщик, — будто нормативы сдавал! Кстати, Баранов, с тебя пол-литра, говорил же, не струсит Кузьма.

Баранов. Тяжело дыша, я посмотрел на Баранова. Проспорил он! Начмед же говорил, что он заступает на пост! Он в курсе событий, а я грешил на Ременова. Вот кто меня замполиту сдал с потрохами. Успел же, зараза, к нему рано утром подскочить, настучать про вылазку в Зону.

— Ему начмед дал пендаля, вот он и прилетел, — зло сказал Баранов.

Я, с паузами, ответил. Злость: из-за бессонной ночи и от поездки в Зону, и от его понтов, утомили.

— Баран, помню, ты уколов боялся. Думал, что ты от страха в окно сиганешь.

Гогот военных перекрыл мат Баранова.

Прапорщик ткнул мне в плечо кулаком, сказал:

— Баран, давай еще поспорим? Ставлю, что Новиков вернется не раньше, чем через три дня.

— Да от блокпоста не отойдет! — скривил губы Баранов.

Начался спор, и заключение очередного пари. Выясняли и ставили, как на лошадь — когда приду, с чем вернусь, что могу потерять. Больше всего не понравилась ставка — без ушей. Однако я понял, это дежурная шутка, предназначенная для запугивания молодых «духов».

Машина бежала бодро. Я ехал в Зону. Страшную, полную противоречивых слухов и совершенно чуждую моему пониманию. Деревья по краю дороги стояли без листьев, ветками царапая воздух. После дождя, они выглядели зловещими, как пальцы костлявой старухи.

Я наконец-то отдышался. Что делать дальше? Баранов должен меня вывести за блокпост, в чистое поле. Настроение у него явно недружелюбное. Как заставить действовать и обезопасить себя?

Я повернулся к нему и громко сказал:

— Начмед слово дал, что ты меня проведешь.

Разговоры в кузове стихли.

Баранов замолчал, обиженно поджал губы. Шелестели колеса машины, брезент хлопал по ветру. Так и читались мысли Баранова. Отказаться он не мог. В присутствии военных, да и начмеду потом объяснять, почему не выпустил. С другой стороны, у него скоро дембель. Можно забить на всех, показать, что он бывалый, сам много раз за Границу ходил. Перевесил здравый смысл или банальная хитрость. Баранов оскалился:

— Он дал слово, и я дал слово. Чего ты шугаешься, а Новиков? Проведу, даже дорогу покажу. — Он повернулся к прапорщику: — Спорим, на то, что он меньше трех дней в Зоне пробудет.

Я успокоился. Все, при всех сказал. Странно, чего ж он меня так невзлюбил? Подлянку я ему не делал. Не ходил в Зону? Так вот, еду же, он должен наоборот проявить солидарность. Или реально не верит, думает, я отсижусь на краю Границы и назад дерну в часть?

Подвинулся ближе к борту. Дорога змеилась, вид открывался, как в кинотеатре. Весна вступала в права владения, снег сменился грязью, показались останки прошлогодних листьев и жухлая трава. Машину тряхнуло, меня подбросило вверх. Раздались возгласы и брань.

— Что там? Камень? — спросили сзади.

Я присмотрелся:

— Нет. Тело собаки, правда, здоровой такой, с теленка.

— Дааа, не маленькие шавки водятся в Зоне, — протянул чернявый прапорщик.

— Угу. Смотри, вот такие тебе полноги откусят, — вякнул Баранов.

Ответить он не успел, кто-то заехал ему по макушке:

— Не каркай, Баран. Судьба такая интересная дама, может и к тебе привести этих шавок. Тем не менее, не к добру такая примета, мертвая собака…

Баранов замолчал, остальные стали обсуждать, как собака из Зоны оказалась на дороге. Я же наслаждался спокойными последними минутами. Сердце стучало бодро, весело. Такое чувство возникало, когда в экспрессе уже сыграны девять матчей, результат которых угадал и остался один, десятый. И ты ждешь начала, ждешь победы своей команды.

Так и ехал с дурацкой улыбкой. Улыбкой человека, который переступил через свой страх. Вот я и провел время, погруженный в размышления. Вроде разложил все по полочкам, и стало легче. Так бывает, после тяжелой умственной работы или эмоционального напряжения приходит внутренняя тишина. Становится легко и жизненный путь становится ясным.

Машина, преодолевая размытую полевую дорогу, резко накренилась. На меня навалились, раздались вопли. Двигатель заглох. Солнце светило ярко, казалось, что после привычной зимней темноты включили огромные прожекторы.

Хлопнула дверь, появился водитель. Пузатый и усатый дядька в затертой кепке приказал:

— Все ребят, выходите. Дальше по дороге озеро из грязи, если поеду, то утону.

— Офигеть, — высказал общую мысль чернявый прапор, — а мы как, вплавь до блокпоста?

— Нет, вон, чуток правее лесополоса. Там и пройдете, до него всего-то километр топать, — сказал водитель, — а я пока здесь подожду смену. Ну, если хотите, могу рискнуть. Вытаскивать из грязи вам же придется.

Разговоры длились долго, а сделали, как сказал старый водитель. К тому времени я уже успел сходить до ветру, постоял с другими за компанию, подышал дымом от дешевых сигарет. На свежем воздухе табачный запах приобрел специфический оттенок. Свободы что ли?

— Двинули.

Я не видел, кто скомандовал. Двинули, так двинули. Мне в нагрузку дали рюкзак, а в руки пятилитровую бутыль с компотом. Темно-красная жидкость, как кровь, бултыхалась при каждом шаге. Мы шли гуськом, дыша друг другу в затылок. Армия, все однообразно и безобразно. Читал, что в армии главный принцип сгладить индивидуальность каждого человека, привести в однородную массу, а вот потом из нее лепить, как из пластилина, солдатиков.

Тяжелое утро. Мысли, которые, как надоедливые комары, кусали меня всю ночь. Закончился азарт, который будоражил кровь, и будь я автомобилем, стрелка уровня бензина показала бы ноль. Как же хорошо было ехать в машине!

Незнакомый солдатик обогнал меня справа, оказался в начале колонны. Он неосмотрительно выполз на полосу грязи.

— Черт! — крикнул он.

Странная сила потащила его, как будто к ноге привязали веревку и резко дернули. Он упал на спину, автомат отлетел в сторону. Круги на черной грязи расходились от центра, куда его и волочило. Я замер в нерешительности. Это ощущение реального места, листвы под ногами, воздуха, который был пропитан влагой после дождя… и такая нереальность происходящего. Солдатик достиг эпицентра, и его отбросило на пару метров в нашу сторону. Упал грузно, разбрызгав жижу во все стороны.

К нему подскочил прапорщик:

— Живой?!

— Да… — просипел тот.

— Новиков, бегом сюда! — громко крикнул прапорщик, хотя я находился в метре от него.

Я приблизился, бросил бутыль и начал осматривать солдатика. Крови не было, даже щеку не прикусил. Потрогал грудную клетку, живот, руку…

— Больно, — скривился он.

— Терпи, — посоветовал я. Осмотр занял минут десять. За это время возле кругов случилось обсуждение, итог которого уложился в короткий монолог:

— «Пинок» — аномалия коварная, зато хилая. Она притягивает к центру, а потом подбрасывает. Будь потолще солдатик, даже не подкинуло бы. Ее бояться надо по другой причине. Эта подлая аномалия толкает в соседние. Если рядом находился «подскок» — все, пиши пропало. Вопрос в другом, как аномалия оказалась на этой дороге? То собака, теперь она… Расширяется Зона. Ехали бы на машине, даже не заметили…

— Новиков, диагноз! — услышал я.

— Вывих руки при падении. Возможно перелом.

— Голова цела? — спросил прапорщик. Надо хоть его фамилию узнать…

— Да.

— Это хорошо, — сказал он и резким движением съездил по лицу солдатика. Потекла кровь из рассеченной губы.

— Чтобы не обгонял и смотрел, куда копыта ставишь.

Тот обиженно скукожился. Казалось еще мгновение, и он расплачется. Недавно попал к нам, зеленый, как кактус.

— Кузьма, — обратился по имени прапорщик, — что делаем?

— Наложу шину. Палок много, есть бинт. Дальше надо в часть, — сказал я спокойно, стараясь не выдать волнение. Сейчас скажут вести его к машине, потом в часть. И прощай Зона! Ха!

— Молодец. Делай. Не боись, Новиков, проведем тебя через блокпост, как положено. Парень ты толковый.

Три раза посмеяться. Они же поход через Границу расценивают как привилегию, сродни подвигу!

По моей просьбе сломали и ошкурили ветку. Я достал бинт, заставил солдатика снять бушлат и стал фиксировать шину. Он шипел, вздрагивал, но молчал. В конце манипуляции, подвесил верхнюю конечность, и он стал похож на героя из боевиков.

— Баранов, проведешь Однорукого к машине, потом догонишь.

Вот так у нас появляются клички в части. Пареньку прилипла не самая отвратительная. У нас могут дать за привычку, фразу или как сейчас — случай.

Я так понял, чернявый прапор старший в группе заступающих на блокпост.

— Чего я? — возмутился Баран.

— Ты опытный, когда сам будешь возвращаться, то не попадешься в аномалию. Давайте, дуйте.

Мы разошлись. Они к машине, а мы к блокпосту, оставляя первую аномалию, которую я встретил. Первую, но не последнюю.

4

Блокпост — это кусок мирной жизни, который находится на территории врага. Он, как волнорез, рассекает волны страха, идущие из сердца Зоны. Ветер и ливни накатывают на блокпост с завидным постоянством. Как шутили сослуживцы: в Зоне может солнце не зайти, а тучи будут обязательно.

Мы подходили к блокпосту. Странно, с каждым шагом менялась и погода, и настроение. Погожий день оставался за нашими спинами. Впереди — низкие махровые одеяла, которые только по недоразумению называют тучами. Свинцовый цвет, различные темные оттенки, нанесли на полотно от поста до самого горизонта.

Бетонные блоки, уложенные в ряд, деревянный настил и укрепленный одноэтажный дом — это и есть камень отсчета. «Прямо пойдешь — на атомку попадешь, налево пойдешь, — Куб найдешь, направо пойдешь — всю амуницию потеряешь». Надпись, нанесенная красной краской, облупилась и стерлась из-за постоянных дождей.

— Шутники, блин, — прокомментировал надпись прапорщик.

Нас заметили издалека, и навстречу выдвинулась группа. Автоматы небрежно лежат на сгибе рук. Обманчиво. Я видел такое на тренировках. Резкое движение, и они готовы — присев на правое колено, открыть огонь на поражение.

— Стой! Кто идет? — спросил худощавый.

— Смена и сто грамм, — ответил прапорщик. Мы медленно приблизились, хотя вещи бросать на асфальт не стали. Приказа же не было.

— Где машину потеряли? Пропили?

— Не умничай, тебе километр пройти, и все, почти дома, а нам тут неделю куковать, — огрызнулся прапорщик.

— Пароль! — Худощавый захотел в отместку по всем правилам нас опросить.

— Так, — задумался прапорщик, — сегодня четверг? Тогда ответ: Динамо-Минск.

— Смена проходи, сто грамм остаются, — распорядился худощавый и приветливо протянул ладонь. Он пояснил свою настороженность: — Перед Всплеском, случился прорыв с той стороны. Странный мужик, в зеленом берете. Не рискнул к нам вплотную подойти, помаячил и скрылся. Короче, очередной сумасшедший сталкер.

Ротация происходила живо. Пережившим Всплеск не хотелось оставаться на блокпосту ни минуты. Я их понимал.

Побыв на блокпосту с полчаса, почувствовал тоску по родному медпункту. Прискакал Баранов. Запыхавшийся, он резво начал проверять раскладушку, причитая, что в прошлый раз передали поломанную.

Я нашел импровизированную кухню. Поздоровался, присел. Один из солдатиков, который прибыл со мной, заварил чай.

— Я тут уже третью ходку, — рассказывал он, — и сразу на кухне обжился. Мне нравится, тепло, есть что кушать. Варить приходится, так это не хитрое дело. Взял крупу по расписанию, рис или перловку, закинул тушенку и готово.

— Ты чай быстрей разливай, — попросил я его.

— Сейчас. Чай должен настояться, — сказал он, и продолжил о жизни на блокпосту. — Знаешь, в чем самая большая опасность?

— Всплеск? — сказал я.

— Ну, Всплеск, конечно, беда, — смутился он, — тогда, что после него самое опасное?

Я задумался. Для меня, Всплеск — это зло от самой Матушки-природы. Не только смена погоды, разряды молний, сводящие с ума любого, попавшего в эпицентр. Гон мутантов. Когда бегут дикие ужасы прямо на Границу, стараясь пересечь линию, проникнуть через блокпост. Лавина живой массы, и в сердцах у них бьется желание попробовать кровь.

— Гон.

— Нет, — ответил он. Клянусь, в его голосе самодовольства больше, чем воды в океане.

К нам приблизился мужичок в старой форме. По-свойски сел, поставил автомат чуток в сторонке.

Солдатик выдержал паузу, разлил чай в стаканы и бросил по ложке сахара. Столовой ложке. Мужику он горячего напитка не предложил. Я с удовольствием подул и отхлебнул. Черный, тягучий и очень сладкий. Что еще надо для счастья? Усталость вытекала из измученных мышц. Солнышко светило не ярко. Я, сидя на самодельной лавочке, глядел в темный горизонт.

— Так вот, самое страшное, это сталкеры, — с пафосом сказал он.

Я от удивления забыл подуть и обжегся горячим чифирем. Язык сразу же онемел и стал пульсировать тупой болью.

— С чего это? Вроде они нас должны бояться, а не мы их, — промямлил я.

— Это все условно. Вот смотри, пока он в Зоне, мы его боимся, чтобы не стрельнул нам в спину при патрулировании, а когда он проходит блокпост, то он нас боится. Понимаешь?

— Нет, — сказал я. Этот солдатик меня начал раздражать.

— Мы, как тигр и надсмотрщик, зависим друг от друга. Вот только не знаешь, в следующий раз при кормежке цапнет он тебя или нет, — сказал мужик.

— Эээ… ну да, — согласился солдатик.

Я внимательно посмотрел на мужичка. Опа! Ладная форма, заштопанный рюкзак за спиной и обувь — качественные, высокие сапоги. Легкая щетина и слегка косит на левый глаз. Я прикинул, ему лет за пятьдесят. Таких, как он, показывали на фотографиях в учебном классе. Сталкер!

— И кто тигр? — спросил я, отставляя пустую кружку.

— Да какая разница? А вот если ты Кузьма Новиков, то я тебя в Зону не поведу, — сказал мужик.

Для верности ткнул пальцем. Прямо в солдатика.

5

Через несколько часов мы уже двигались по Зоне. Солнце стояло в зените. Если оглянуться назад, то видно, как красиво падают лучи на блокпост. Серые бетонные плиты стали казаться такими надежными и родными. Я оглядывался не часто, всего лишь раз пять. Деревья скрипели от порывов ветра, махая мне на прощание верхушками без листьев. Такое ощущение, что над нами стоит дождевая туча, а мы находимся на краю и наблюдаем — там другой мир, светлый. Нас же засасывало, как в водоворот, где посредине находится смерть.

— Прекрати крутиться, топай спокойно, — сказал Трофимыч.

Я смотрел на спину сталкера. Старый бушлат, как автобиография, многое про него рассказывал. Вот подпалина на месте кармана. Положил туда сигарету? У нас так прятали от ветра солдаты. А может артефакт пропалил? Какой? И с чего его класть в карман? Нет, это мои фантазии, подкрепленные безграмотностью.

Длинный разрез на спине бушлата. Ножиком полоснули? Спросить?

— И даже не думай, — просипел Трофимыч.

— Что? — спросил я.

— Беседу разводить в чистом поле, вот что, — ответил Трофимыч.

Да, поле к разговору не располагало. Высокая трава, не знающая покоса много лет, жесткой полоской проходила по ногам. Там, где берцы защищали, было нормально. Зато выше, где тонкая ткань штанов, трава чувствовалась. Вспомнилось детство, когда в сандалиях вбегаешь в дикий сад и жесткие листья лопухов шершаво проводят по ногам. Дальше же, для особо упертых, крапива.

Интересно, а тут есть опасные растения?

Мы двигались, как принято в армии, друг за другом. Трофимыч. Мне уже перед отправкой в Зону объяснили. Есть сталкера, которые не зарабатывают сверхценные артефакты, не лазят по АЭС и ведут жизнь в первой полосе. Когда приходит время возвращаться: кому домой, кому в Зону, то легче перейти через блокпост. Нет, есть ушлые ребята, со специальной подготовкой, которые готовы потратить полдня и, обманув патруль, пересечь Границу.

Трофимычу в нагрузку за проход через Границу дали солдатика. Он искал на кухне именно меня, чернявый прапорщик оказался его знакомым. Как я просек, Трофимыч считался бывалым сталкером и его слова про «не возьму» это не простое бахвальство. Его слова имели вес пули, а он — авторитет среди наших.

— Залегли, — приказал сталкер.

Я замер. Конечно, нас в части учили моментально выполнять команды. Все же трудно разгадать, что буркнул себе под нос Трофимыч. Да и не понял я смысла падать в чистом поле. Чуть дальше поднимался холм. Вот подойти к нему поближе и тогда упасть!

А сейчас мы стоим в грязи. Земля после дождя набухла и стала мягкой. Нет привычного ощущения ходьбы по твердой поверхности. Это сбивало с толку, лишало уверенности.

Да и чудились мне коварные ловушки Зоны. Скажу правду, тряхануло после аномалии в лесной просеке. Солдатик еще легко отделался. Ему теперь путь-дорога в церковь, свечку ставить за удачное приземление.

Однако в тот миг я замер. Слабый удар по ноге вывел из размышления. Я присел, а потом растянулся в грязи. Прощай чистый бушлат! Хорошо, хоть ружье завернуто в брезентовую ткань.

Пнул меня Трофимыч и теперь внимательно смотрел в глаза. Тихо спросил:

— Ты всегда такой тормоз?

Я покачал головой, отрицая, и пояснил:

— Ночь не спал.

Ответ сталкер воспринял спокойно. Я уже заметил, Трофимыч не фонтанирует эмоциями и ценит каждое слово или действие. Лицо же его, да простит меня сталкер, лицо старика. Сухое, с крупным носом. Волосы, коротко стриженные на военный манер. Глаза красные, с поволокой. Точно он смотрел с бодуна на этот мир. Вдобавок периодически удивляясь, что это к нему прилипло? А, да это же солдатик, которого попросили проводить в Зону!

Есть проблема: а если в следующий раз он меня не узнает? Хотя нет, чернявый прапор, фамилию которого я так и не узнал, охарактеризовал его одним словом: надежный.

Сталкер медленно пополз. Я за ним. Кстати, пройдя малое расстояние по грязи, осознал, почему сталкер в хороших сапогах. Вот на чем, а на обуви экономить не стоит.

Блин, как просто и одновременно тяжело. Почему ординарные вещи из жизни приобретают в Зоне специфический, обостренный характер? Как и в гражданской жизни, смог накопить, купил нормальные кроссовки и ходишь в них три сезона: осень, зиму и весну. А пожалел, спустил деньги на пиво, купил китайское чудо и все — зимой черпаешь воду. Я вспомнил девушку-продавщицу, которая уверенно объясняла, теперь есть «Китай» — качественный и «Китай» — ненастоящий. Дожили. Китай уже подделывают. Девушка осталась жить в моей памяти по другой причине — открытого выреза пуловера, из которого виднелся край красного лифа…

Трофимыч залег на пригорке. Приподнял голову и уже видит, что творится в поле. Я же уткнулся лбом в траву. Черт. Она даже пахнет иначе. Нет жухлости после зимы. Тем не менее, запаха растения, запаха травы тоже не чувствую. Запах как у прогорклого подсолнечного масла. Я сорвал травинку, сунул в рот.

— Тьфу.

Горечь разлилась во рту. Я скривился, больше не издавая звука и всхлипов. Попытался выплюнуть накопившуюся слюну. Она прилипла к губам и тянулась длинной висячкой. Видимо возгласа хватило. Трофимыч смотрел на действия с внезапным интересом. Словно перед ним котенок стал выплевывать кости рыбы. Да не простого карасика, а метровой щуки.

— Трава попала, — шепотом объяснил я.

— Ну да, как не попасть, когда ее срывают и лопают, — сказал Трофимыч, — ты что, голодный, радиоактивную траву есть?

Я постарался выплюнуть за один раз всю слюну.

— Теперь зубы выпадут? — спросил я. Нет, конечно, ответ я знал, все же решил уточнить.

— Да, — серьезно ответил Трофимыч, — к старости выпадут, как и у всех людей.

Впервые увидел, как он улыбнулся. Широко и довольно. Ему, однозначно, надо еще мне приплачивать. Когда так еще повеселится с новичка?

Трофимыч достал из кармана прицел и стал осматривать окрестности. Он стал сосредоточенным, с него сошел налет веселости. Я лежал молча, борясь с приступами тошноты, не хватало еще, чтобы вырвало. Не сомневался, Трофимыча военнослужащие будут расспрашивать, как я показал себя в Зоне. Он, не оборачиваясь, протянул прицел.

Я взял трубку сантиметров десяти, легкую, как пачка сигарет. Нет, ошибся — не прицел. Половина от бинокля. Прорезиненный корпус, с ложбинкой для пальцев.

Жесть!

Я подполз по желто-грязной траве и выглянул в подзорную трубу. Мягкая резинка на краю плотно облегала округлость вокруг глаза. Сетка! Как в прицеле снайперской винтовки! Правда, не все понятно. Попробуем разобраться. На трубке находились кольца с наростами.

Щелк-щелк, покрутил их. Сетка стала четче, точно навели толстым черным карандашом.

Вот только изображение расплылось. Так я и увидел Зону, пятном из палитры коричневой травы и черных луж грязи.

— Не крути кольца на монокле, — запоздало предупредил сталкер.

— Уже, — сказал я. Монокль. Я всегда думал, монокль — это такое стекло, которое вставляли в орбиту глаза лет двести назад. Путь эволюции был проделан немалый, как от камня, брошенного в небо, до ракеты. Да и выглядит монокль техническим чудом из будущего.

Сталкер вздохнул. Забрал у меня монокль, стал регулировать.

— А почему трава горькая? — задал мучающий меня вопрос.

— Полынь есть не надо.

— Нет, полынь я знаю, она более серого цвета.

— Курс по радмедицине проходил? Вспоминай, радиация впитывается в землю, трава питается от земли, животные кушают траву. Хищные животные кушают все. Тем самым происходит круговорот в природе радиоактивных веществ, — провел лекцию Трофимыч, — однако, ты смышленый малый.

Я удивился. Значит, я не пропащая душа, если опытный сталкер хвалит! Он-то сразу оценил способности, не то, что Баранов.

— Почему? — Решил уточнить.

— Траву ешь, где радиации нет. Ну, почти нет, — ответил он, и вновь протянул мне монокль, — смотри внимательно, чуть левее.

Я так и сделал.

Темные тучи давили сверху, как крышка гроба. Далеко виднелись контуры зданий. Вышка, водонапорная башня? Было плохо видно, но крутить кольца не решался. Все равно в них ничего не понимаю. Ладно, на досуге поспрашиваю Трофимыча, инструкцию выведаю. Присмотрелся. Ветрянка. Точно она! Сетчатая ножка — распорка, лопасти, вращаясь, создают круг.

— Интересно, она дает электричество? — спросил я шепотом. Стало казаться, что мы там и нас слышат зверь или другие сталкеры.

— Нет. Пробовали, конечно. Даже, Семен, электрик по профессии, старался наладить. Клялся, что все верно подсоединил, все провода проверил, а тока-то нет. Зона. Тут много таких непоняток, — спокойно ответил Трофимыч, — видишь здания колхоза?

Точно! Это же колхоз. Часто слышал про него, от наших бывалых.

— Это ж вроде безопасная точка, — сказал я.

— Кузьма, — назвал меня по имени Трофимыч, — безопасного в Зоне ничего нет.

Последние слова он произнес по слогам.

— Смотри, здание за большим комплексом, с почти целой крышей. Увидел? — продолжил он.

— Там еще окна заколочены и кустарники?

— Да. Вот туда мы и пойдем. Как ты говоришь, точка. Мы говорим — схрон. Там перекусим и отдохнем.

В животе у меня заурчало. Есть не хотелось, хотелось жрать. Правда, до этого момента, эмоции перекрывали чувство голода, пока не упомянули про еду. Хотя, мы от блокпоста отдалились с гулькин нос.

— Идем? — спросил я через минут пять.

Все это время лежали молча. Сталкер смотрел без монокля на широкое поле, которое отделяло нас от колхоза. Он снова стал угрюм, сосредоточен.

— Ты аномалию видишь? — теперь уже он стал шептать.

— Нет, — честно ответил я, для верности посмотрел по сторонам.

— А она есть, — сказал Трофимыч.

Отполз назад, сел на пятую точку.

— Вставай, а то почки простудишь.

Я присел на корточки, отдал ему монокль. Грязь прилипла к бушлату и штанам, берцы обросли кусками земли.

— Ты знаешь, как ходят настоящие герои? — спросил меня Трофимыч.

— Они ж летают, — честно ответил я. Увидев недоумение на лице, пояснил: — ну, например, человек — летучая мышь.

— Мультики надо смотреть правильные, — строго сказал сталкер, — настоящие герои всегда идут в обход.

Прежде чем мы двинулись дальше, я получил бесценный опыт. Трофимыч, скупо и с иронией провел опрос, высказал о подготовке пару лестных выражений. Началось с простого вопроса.

— Пойдем через правый край. Ветер будет нам в лицо дуть, зато звери не почуют, — поднимаясь с корточек, сказал Трофимыч. Он как-то умудрился не сильно запачкаться. Взял бушлат за среднюю пуговицу, активно потряс и стал чище прежнего.

Я поправил лямки сумки, осмотрел самую ценную вещь, после головы, ружье. Спасибо Ременову, хорошо заботился, упаковал шикарно. Края завернуты и связаны крепко тесемкой. Эх, оружейник как раз горячее в столовой доедает и, как всегда, просит двойной гарнир.

Глянул на небо. Тучи стали белеть. Жизнь налаживается — я вспомнил старый анекдот про бомжа. Он с бодуна решил повеситься, залез на стул, заметил заначку из окурка и полстакана на шкафу. И после произнес эту потрясающую фразу.

— Мне оружие доставать? — спросил я.

— Пока нет. У меня оружие наготове, я — первый. Ты лучше болты достань, сейчас кидать научу.

Я замер. Жизнь не налаживалась. Окурок попался окаменелым, в стакане не водка, а раствор от клопов. Болты. Вот как высказать опытному сталкеру, что, собираясь в Зону, не взял ничего для швыряния перед собой?

— Ну, — требовательно сказал он.

Автомат Трофимыч положил на сгиб руки, в точности повторив движение наших на блокпосту. Ответить, что забыл? Бывает, первый раз же иду. Включить тумблер «дурак», не знал — хоть убей. Не должен же я владеть такой информацией? Хотя, кого я обманываю, служить в пограничной с Зоной части и не знать элементарных вещей?

— Не брал. Не подумал.

Ответил правду. Да, очень мало дали времени на сборы, однако, есть моменты в жизни, когда главное результат, а оправдания… Нет им места.

— Новиков, — с отвращением сказал Трофимыч, — давай определимся сразу. Ты точно дурак? Вот так топать в Зону? Смотрю на сумку с крестом и понимаю, еды там не много, дозиметра на тебе не вижу, оружие служит скорее для отпугивания. Получается: дурак или тебя должны встретить?

— Есть еще вариант, — насупился я, — болты не взял. Дозиметр тоже, не хочу далеко заходить. Еда — тушенка в банках.

— Тогда открой тайну о цели визита.

— Выжить, — быстро ответил я. Пусть считает меня трусом. Баранов ответил бы — за артефактами.

Начмед, чтоб ему икалось, за суровой романтикой. Ременов, за новыми историями и сталкерскими байками.

Трофимыч достал из кармана болты. Новенькие, блестят. На каждый болт накручены по три гайки. Кинешь такой агрегат в голову и глаз можно поцарапать.

Видно, что он анализирует ответ.

— Хорошая цель. Главное, твоя цель совпадает с моей, значит дальше держим путь. Сказал бы артефакты или деньги, то наши дороги разминулись. А так…

Трофимыч достал из опаленного кармана старый болт и катушку красных ниток.

— Держи, талисман будет. — Отрывая нитку от болта, сталкер кинул его мне.

Я после бессонной ночи, да еще и похода… Короче, не поймал. Болт попрыгал в моих ладонях, спикировал в траву.

— Хмм, научим, — произнес Трофимыч. Привязывая красную нитку к новому болту, добавил: — или заставим. Главное, чайником не бить.

Я догадался, что это очередная шутка, смысл которой не понял.

Красный цвет ниток притягивал взгляд. Мне казалось, я стою на пороге открытия тайны. Вся Зона одета в темные цвета, окутана блеклыми тонами. Где я могу увидеть красный цвет? Он, как огонек, давал надежду, что есть жизнь. За блокпостом и дальше, есть нормальная жизнь.

Красная нитка.

— Чего ждешь? Веревка есть? Давай приматывай, как я, — сказал сталкер.

— Бинт есть. — Спасибо начмеду, что сумку разрешил взять. Ну и чтоб еще раз ему икнулось!

— Белое, тоже сойдет. Нитка лучше, она легче, видно любое колебание. Однако опыт надо иметь, а то от порыва ветра можно обосраться, — сказал Трофимыч.

Пока я возился, он достал из кармана монокль, пощелкал, и снова уставился в сторону колхоза. Видно, не хотелось ему туда идти, сказывалась интуиция, основанная на опыте.

— Сколько метров привязывать?

— Бинт пятиметровый? Тогда весь. Отмотай сразу, уложи аккуратно, как будто в кольцо складываешь. Готов? — инструктировал меня сталкер.

— Да, — ответил я.

— Двинули. Первый раз я бросаю, ты смотришь. Хотя нет, забыл, с кем имею дело. Три раза я — а лишь потом ты, — улыбнулся Трофимыч.

Нет, за подначки возьму с него деньги. Хорошее настроение стоит дорого, а в этом унылом крае приближается к бесценному товару!

6

Понимание приходит не сразу. Адреналин от увиденного, от новых впечатлений подстегивал тело, как наездник пришпоривает коня, загоняя с каждым разом глубже в бока измученного животного железные шпоры. Так и я, получив порцию бодрости, активно двигался. Оценивал ситуацию, бросал ржавый болт с бинтом. Кинул, присел. Анализируешь, что стало не так в этом мире, конкретно в этой точке. Трофимыч попутно рассказывал про аномалии, которые встречаются на территории колхоза. Строго сказал:

— Перескажешь. Постарайся дословно запомнить. Сначала кратко, повторяю — кратко, расскажи, какие аномалии знаешь, — попросил Трофимыч.

— В действии эту видел… Когда к блокпосту двигались, солдат попал в круги на грязи и его подбросило, — сразу выпалил я.

— «Пинок». Будь «подскок» — все кости переломало, — сказал сталкер.

Похлопал меня по плечу, показывая куда бросать.

— Стоп. Перекур, два дела одновременно у тебя не получается, — сказал Трофимыч, огорченный таким медленным продвижением, — дальше рассказывай.

Что он еще хочет услышать? Позориться не хочется, знания-то все в курилке собирал. Ух, там и байки ходили, одна интересней другой. Самое любопытное наблюдать, как день ото дня байка обрастала подробностями, а наш Баранов становился крутым.

— Есть штука, воздух колышется над ней. Попал в нее — столп огня! — начал я.

— «Микроволновка», — сказал Трофимыч.

— Тополиный пух, который как клей и жжет. — Вспомнил!

— «Жгучий пух».

— Электричеством бьет, как из розетки! — Это я точно слышал!

— Закончили. Экзамен провален. Блин, Новиков, вот реально, как будто тебя под угрозой кастрации в Зону отправили. Слушай внимательно, повторять не буду. Не потому что я плохой, а может так оказаться, что ты уже слышать не сможешь.

Трофимыч говорил тихо, ветер уносил часть его слов. Интересно, что потом он делает с ними? Играется? Может, Зона потом говорит голосом, из слов, которые ветер похитил?

Черт. Дурацкие мысли лезут в голову. Сейчас Трофимыч голову-то проест. Как моль шубу, так и он, сожрет напрочь, даже ушей не оставит. Знаю я таких лекторов, начнут словоблудить. У нас такой в медицинском хирургию преподавал. С его слов, аппендэктомию дано сделать только полубогам или как ему, равному Всевышнему. Мы же должны учиться не обкалывать операционное поле, а полы мыть вместо санитарок.

Трофимыч удивил.

— Аномалии делятся на группы. Расскажу на привале или в баре, когда выставишься. Ты должен смотреть на колебания воздуха и шевеление травы. Это гравитационные аномалии. «Пинок» видел, «Подскок» то же самое, но сильнее. Главное — «Тиски». Мразь такая, почти не обнаруживается, на болты не реагирует. Ступню поставил в зону действия, и она сплющивается.

Трофимыч прижал к себе автомат и хлопнул в ладоши, показывая наглядно эффект от «Тисков».

— Что ж делать?

— Просчитывать. Ты обязан все просчитывать в уме. Смотри, нет ли крови. Туда часто попадают мутанты. Понял? Теперь бросай.

Я понял, почему сталкеры ходят командой. Хотя так они часто палятся. Группу заметить всегда легче. Тактика. Одному невозможно все проделать. Бросать болт, смотреть внимательно за колыханием травы, стараться вычислить круги. Даже марево, изменение воздуха и то должен заметить идущий первым.

Оружие в руках отвлекает. Мешает сосредоточиться, да и недаром у нас две руки. Второй же сталкер — прикрывает. Его обязанность — безопасность группы, особенно первопроходца.

Бросаю очередной болт. Спрашиваю Трофимыча:

— Взять чуть левее?

Он смотрит. Левый глаз его косится, кажется, сталкер старается смотреть в разные стороны. Охватить необъятное, увидеть невидимое.

Дыхание участилось, в конечностях появилась дрожь. Тело стало легким, как после жаркой парилки или как будто пропотел под одеялом. Легким, но слабым.

Так, надо стиснуть зубы и дальше двигать. Полдня прошло, мы как улитки отползли на три километра. Черт! Надо было симулировать аппендицит или колоть синьку под кожу!

Я заметил, Трофимыч двигается интересно. Вот он стоит боком, дает команду и показывает:

— Рядом с тем примятым кустом.

Я нахожу этот потрепанный зимой куст. Последний из могикан, облезший, как блохастый кот.

Так, ружье я заткнул сбоку под ремень. Хорошо, что не бросил его в медпункте, как советовали некоторые. Чтобы им икалось! Неудобно, зараза. Приклад упирается в подмышку, ствол бьет колено. Теперь аккуратно кидаю болт и сосредоточенно смотрю.

Трофимыч в этот момент поворачивает голову, контролирует, где и, главное, как упал болт.

Все нормально, и он поворачивается ко мне спиной, ждет, пока я наблюдаю за ржавым болтом, как он скачет по грязи и траве. Трофимыч же водит стволом из стороны в сторону. Это у него выходит естественно, по-родному. Видно, он не сосредоточен на этом действии, а смотрит на поле, которое мы уже прошли. Там остались серые плиты блокпоста, военная часть с теплым одеялом, городок, где в магазине есть водка, чипсы и мясо.

Я же смотрю, нет ли колебания воздуха, не видно ли бурых разводов от крови. Снег лежит даже не островками, а меленькими, редкими кусочками. В поле холоднее, чем у нас в части. Смотрю дальше.

Там серые плиты колхозных зданий и ветрянка, которая крутит лопастями, не давая электричества. Жадная. Там стаи собак, которые страшнее волков. Там аномалии, и что может быть хуже них?

Я делаю шаг, еще… Вот уже возле места, где лежал болт.

— Трофимыч, — лепечу я.

— Я ж говорил: и даже не думай, — просипел Трофимыч.

— Вопрос важный, — попробовал я снова.

— Ну? — стоя спиной, спросил он.

— Нет ли смысла кинуть болт, подойти к нему, поднять, а не тащить бинт? — этот вопрос мучил меня уже минут двадцать.

— Есть аномалии, которые реагируют на движение. Похожи на мины, срабатывают после того, как убирают ногу. Осознал?

— Да.

Осознал. Интересно, а как другие добирались до бара? Некоторые ходили и к ржавым останкам судна «Херсон». Я про наших парней, а не про военных сталкеров. Военсталы крутые ребята. Однако и зарплаты у них получше. Платят в долларах. Контингент на базах или смешанный или зависит от страны, поставляющей бойцов. Например, рядом с нашей военной частью стояли китайцы. Вот они и за миллион не пропустят. Принципиальные и нерушимые, как Великая китайская стена.

Все же военные ходят по Зоне. Что ж тогда стало с Крысом, который пропал. Ушел на вольные хлеба? Крыса парень стремный, недаром у него такая кличка. Пропал без вести…

— Давай, бросай! — повысил голос сталкер. — Почему по несколько раз тебе надо повторять?

Получается, первый окрик я пропустил. Точно, выдохся окончательно.

— Отдохнуть бы, — попросил я. Получилось жалобно. Писк мышиный, а не слова взрослого человека. О еде я уже не мечтал, попить бы. Трофимыч правильно спрашивал, не дурак ли я часом? Взять одну бутылку в Зону…

— На том свете отдохнешь… В смысле, у себя в части хребет на кровать кинешь, и спи, сколько влезет, — сказал Трофимыч.

— Нет, там сильно не поспишь, — сказал я и кинул.

Болт упал на землю, подскочил и замер. Я напрягся, сглотнул слюну.

— Тяни, спокойно. Об камень он ударился, вот и подлетел. Ты что звук не слышал? — усмехнулся Трофимыч, продолжил: — Так чего нельзя выспаться в части?

— Да как же поспишь? С утра встал, кровать заправил… — начал я возмущенно рассказывать. Сердце гулко билось о решетку из ребер. Если это не камень, то я пропал. Плюнуть, пусть сталкер идет и не имеет мне мозг! Не выход. Он может отправить назад. Вот позор будет! Даже день не пробыл на отчужденной территории!

Я домотал бинт и сделал шаг. Трава стала вроде мягче, как настил из соломы.

— А если заметят, что прилег, то мама не горюй…

Половина пути до камня пройдена. Еще шаг.

Не трусь, боец, не трусь.

— Блин… — прерываю я свой же рассказ.

Камень. Серый, лежит на боку, выступая плоской поверхностью, об которую ударился болт.

— Чего ругаешься?

— Камень, — говорю я.

— Ну да, камень, — говорит Трофимыч, — ты продолжай про кровать, а то не пойму, чего нельзя спать, коль она стоит пустая?

Я повернулся к нему с болтом, зажатым в кулаке, и застыл.

Трофимыч давился в беззвучном смехе. Рот его открылся, как пасть у акулы. Стали видны зубы аж до коренного.

— Трофимыч, — укоризненно выдыхаю я. Если бы не камень, давно заметил, что он просто издевается вопросом о сне в казарме.

Сталкер согнулся. Его тело тряслось от смеха. Если начнет в голос, то сбегутся все собаки в округе.

Трофимыч поднял сжатый кулак и рассмотрел татуировку — волк и три буквы.

— За нас — спецназ, — просипел он и сел на корточки.

Смешно ему, понимаешь.

Колхоз в монокле казался очень далеким. Да и путь измеряется шагом. Ослаб ветер, который пронизывал до костей. Холодные струи воздуха перестали рассекать лицо. Мы двигались, скорость увеличилась. Теперь я считал броски. Интересно, никто Зону в болтах не мерил? Всем известно, диаметр маленький. Каждый проверяющий задавал один и тот же вопрос:

— Вы что не можете патруль пускать в глубину? Всего лишь несколько километров составляет внешний сектор!

Особенно запомнился худой подполковник с усами. Он стоил всех в части, проверял, начищены ли берцы, подшит воротничок. Ругался, об отмене закона. Как же так, солдаты по ночам спят, а не подшивают белые лоскутки к воротнику! Вызывал начмеда и тот подтверждал, да наличие воротничков снижало уровень фурункулеза шеи. Сопровождающие полковника поддакивали, как хорошо с воротничком и как замечательно ходилось в портянках.

Полковник обещал подать рапорт с обоснованием для восстановления и воротничков, и портянок. Дальше, дыша несвежим запахом изо рта, он желал инспектировать Зону. Как и остальным, ему объясняли и доказывали. По Зоне не ездят. По ней, родимой, не бегают и слово «быстро», так любимое начальством, стоит забыть. Вне зависимости от чина.

Проверяющий кричал, грозился указать в отчете наше дармоедство. Тогда его водили в Зону. По возвращении он приезжал с пониманием в глазах.

На блокпосте он все же побывал, вяло выслушал рассказ о нашем героизме — защите Родины от страшных чудовищ. Особенно от сталкеров. И укатил.

А я вот с таким чудовищем ступаю по Зоне.

Колхоз вынырнул перед самым носом. Вот мы обошли холмы, обогнули старую, проржавевшую бочку. Я устал, и не хватило сил узнать, как она пережила эти годы. Ее соседи — мутанты, смена погоды, постоянная влажность, а она стоит, как караульный на входе.

— Давай к дороге рули, сталкер, — сказал Трофимыч.

— Задачу понял, товарищ генерал. В отставке. — Не одному же ему подначивать.

Улыбаемся оба. Камень нас сблизил, добавил доверия. Так бывает, знаешь человека полдня, но понимаешь, что ему можно доверить прикрывать спину. Или пин-код от карточки с деньгами.

Тучи набрались влаги, и я ждал дождь с минуты на минуту. Дорога изломанной линией вела к колхозу. Лежала она между зданием из красного кирпича и ветрянкой. Дальше ее конец терялся за серыми постройками. Лопасти ветрянки мелькали, притягивая взгляд. Почему-то стало жалко пропадающей энергии. Вот работает ветрянка, вкалывает каждый день, а все зря. Похоже на жизнь солдата: бесцельно прожитые дни, а дембель так же далеко, как от ветрянки — ближайший город.

Мы вышли на черную ленту. Когда-то на ней было оживленное движение. Машины со свиньями катились в большой город, где находился разделочный цех. Старики, у которых мы запасались, кто творогом, а кто и самогоном, рассказывали, как забавно торчали пятачки и хвостики. Вот так, живешь, ешь, а потом отправляешься в дорогу в один конец. И что обидно, в полном расцвете сил.

От этих воспоминаний дрожь пробежала по спине. Нервничаю. Оно и понятно. Пройти путь с болтом в руках. Да, аномалий мы не встретили, а значит справились.

— Колхоз хилый на вид, — поделился я впечатлениями.

— Конечно, строили еще при первом секретаре КПСС, — ответил Трофимыч, — давай болт кидай.

— Так вроде все видно, — удивился я.

— Соглашусь, Кузьма. Я ж тебя заставляю бросать, чтобы ты опыта набирался. Когда сам топаю, то половину пройденного шагаю без болта. Так что кидай, — объяснил сталкер.

— Трофимыч, честно, устал я. Сил нет, ни болт кидать, ни ногами передвигать. Да и жрать хочется, — начал давить на жалость.

— А, лень им все, а потом на аномалию попадут и все кишки по веткам намотает.

— Трофимыч, какие ветки? Мне бы в укрытие, в том здании, где ты говорил. Тушенку вскрыть и даже холодной съесть!

Трофимыч поравнялся со мной, хлопнул по плечу:

— Надо знать местный фольклор. Это реальная история о ромбе «Закона». Потопали, уговорил старика. Вон здание, с дырявой крышей, это и есть наш дом. Там подвал, где раньше хранили овощи. Что главное, дверь там — толщиной с бревно. Любой Всплеск переждать несложно.

— Двери не закрываются? — спросил я.

— В смысле? Закрываются. Зверье-то тут шастает, псы, кабаны.

— Нет, на замок, — попытался объясниться я, — ну вот, повесил навесной и все, ключ у меня, а остальные лесом. Вернее, полем.

Трофимыч остановился, я следом за ним. Он внимательно смотрел, как бы ощупывая взглядом. Брови сошлись в одну линию.

Я медленно домотал грязный бинт, подергал за болт, проверяя, крепко ли привязан. Крепко. Положил его в карман бушлата, где лежали патроны к ружью. Пауза затянулась.

— Не хочу просто стучаться в закрытые двери, — поясняю свой вопрос.

— Кузьма, за такие намеки морду бьют. Если узнают, чей замок, то разговор короткий.

7

— Расстрел? — спросил я.

— Нет. Привязывают перед Всплеском на улице. За жизнь видел одного, оставшегося в уме, — буднично, о страшном сказал сталкер.

— Как? — удивился я.

Провести под открытым небом во время Всплеска и остаться нормальным — это чудо. Это как исцеление, после визита к шарлатану — экстрасенсу. Невозможно.

— Как, как… Заметил осколок бутылки из-под водки. Пилил так, что кожу до мяса подрал. Хотя понимаю его, жить-то всем хочется. Вот он с началом Всплеска и ломился в бар, откуда его выгнали. А куда ему еще? Представь наше удивление. Всплеск, стук. Открываем на свой страх и риск, а тут он вваливается.

Я увидел яркие эмоции на лице Трофимыча. Он стал другим, будто снял с себя противогаз.

— И чем история закончилась? — серьезным голосом спросил я. Да уж, тут не до шуток. Сталкеры, оказывается, ребята серьезные.

— Кузьма, ты точно идиот. Говорю, наказание — под Всплеск! Вот и его вывели через неделю. И в тот раз битого стекла рядом не оказалось.

— Я понял. Однако был обязан спросить, — сказал я.

— Ты думай, что спрашивать. Местный пейзаж не располагает к созерцанию горы Фудзиямы и поэтому люди у нас вспыльчивые.

Трофимыч разговорился. Задела его история. Ветер почти стих, да и от движения стало теплее. Я перестал дрожать. Что ж, как там говорил начмед? До бара, выпить, пошариться и домой. Артефакт, который подарил начмед, у меня завернут в платок и запрятан за подшивку. Обычно туда пачку сигарет прятал от старших, а тут артефакт поместился. В кармане тысяча денежных знаков, хватит на выпивку выставиться Трофимычу. В знак уважения за науку.

Мы двинулись по дороге к зданию, где нас ждало самое большое счастье в мире — еда и спокойствие.

Я улыбался. Со стороны это выглядело, как оскал волка. Небритое узкое лицо, уставший вид, грязь, начиная от ворота бушлата и заканчивая берцами.

— Ты чего скалишься, как бомж в подворотне? — нарушил мою внутреннюю идиллию сталкер.

— Это же здание нам нужно? — я указал на сарай. Продолговатое здание, с большими окнами. К нам он стоял торцом, деревянная дверь плотно закрыта. Свинарник? Колхоз?

Нет, я Зону не пойму. В ней, по слухам, находились ржавые остовы мостов, разбитые пятиэтажные дома, покореженные линии электропередач. Тут же — нормальные двери, с чуть облезлой краской. Возможно, дело в удалении от атомной станции? Это как удаленные от эпицентра войны города во времена Второй мировой войны. Дед рассказывал, как в городах, где война прошла не огнем и сталью, а отдаленным эхом, менялись взгляды людей.

Гибнут люди на фронте, а у них дискотеки, хлеба в достатке. Сначала. Потом уходили мужики, а возвращались похоронки. Сразу рушился их уютный мирок. Хлеб, продукция, снаряды, шинели, танки. Все на фронт, за тысячу километров, который оказался так близко.

Так и в Зоне. Вот блокпост, за ним поля и колхоз. Да, опасно, Трофимыч прав. В Зоне везде опасно, просто в приграничье низкий уровень. Я представил, как на вертолете меня высаживают в средней полосе. Сколько минут я бы прожил?

— Да, это. Странно, весь день гложет меня, ломает. Думал, псы появятся, так нет, тишина вокруг. Аномалия? Обогнули. Может ты фартовый, Кузьма? — поглаживая щеку, спросил сталкер.

— Ага. Удачи полные штаны. В Зону попал без отдыха, собраться не успел, аномалию еще до Границы поймал… — начал перечислять я.

— Фартовый, это заявка на успех, Кузьма. Если удача с тобой целуется, то тебя могут взять в нормальную группу. Вот собираются на дело сталкеры, а не хватает человечка. Оп, а тут вспоминают, да есть же паренек фартовый! Или в группировку вступить. Нет, с «Законом» тяжело, они ребята странные, удачу так себе признают. «Просторовцы» молодцы, запишут тебя в свои ряды за милую душу! — разошелся Трофимыч, начиная с истории про паренька, который замок повесил.

Мы приближались к зданию свинарника. Шум от лопастей ветрянки стал сильнее. Громкое шуршание, как будто разрезали тупыми ножницами огромный лист ватмана. Интересно, а воздух оценивают по жесткости? Или только скорость ветра? Приятное дуновение на пляже и холодный горный ветер — две разные вещи, как выражался пропавший солдатик по кличке Крыса.

— Помню историю, про паренька удачливого. Так его взяли в большую группу из десяти человек. И вот — точка привала. Этот идиот…

— Фартовый — идиот? — уточнил я.

— Эти понятия сходные по смыслу. Поверь опыту, — сказал Трофимыч и потрепал по плечу, — и этот идиот отошел отлить. Сам, без подстраховки. Короче, он за деревцем встал, струю такую туда-сюда поливает, а брызги от нее до земли не долетают. Он в крик и тут перед ним морда появляется.

— И что?

— Не что, а кто. Кровохлеб липучий. Да не сам, а с братом. Фартовый еще покричал секунд десять, а потом и сталкеры подбежали. Говорят, много автоматных «рожков» спалили, однако на пару тварей стало меньше бродить по Зоне.

Я помотал головой. Вдруг стало плохо и пропускаю предложения?

— А фартовый?

— Похоронили его, как положено. Многим жизнь спас своим «поссать». Пара кровохлебов могут такое устроить, заикой станешь на всю жизнь. Если выживешь.

— Убил его кровохлеб? — уточнил я.

— Да, Кузьма, я так и сказал, — сталкер показал свою фирменную улыбку, — понимаешь, можно быть для себя фартовым, а можно для других.

По окончании поучительного рассказа про фартового, мы приблизились к перекрестку дороги. Я оглянулся. Пятна коричневого цвета, неровное поле, с холмами и наростами из поваленных деревьев. Кровохлеба не наблюдалось, и это придавало оптимизма.

Хмм, фартовость и есть причина, по которой меня таскает за собой сталкер? Нет, глупость. Он надежный. Так мне сказал прапорщик, которого я видел первый раз в жизни.

Мне захотелось поддеть сталкера. Нет, не по-злому, когда посылаешь на фиг человека. По-товарищески поддеть.

— Не знаю, как и кому, фарт, но думаю, мертвая собака не к добру, — сказал я.

— Собака? Где ты ее нашел?

— Как где? На асфальтированной, за поворотом. От части минут двадцать езды. Трофимыч, путь один, ты ж должен был ее видеть, — удивился я.

— Нет, не наблюдал. Большая? — поинтересовался сталкер. Он, как и я, посмотрел по сторонам, думая о чем-то другом.

Спрашивал для поддержания разговора. Видимо, мы в точке отдыха, раз он поддержал беседу. Вначале-то, кричал, не болтай!

— Да на тату похожа, — вальяжно сказал я.

— На какое тату? — насторожился он.

Мне бы промолчать, но сердце стучало — поддеть.

— Да на кисти у тебя.

— Нет, ты ошибся, — протягивая последнее слово, сказал сталкер, — у меня там переделанная тату. Была овчарка, а потом глаза ей закрыли, как у Незрячего пса.

Он резко вытянул верхнюю конечность, чуть не дав мне по носу. Типа, на, смотри, салага.

— Ну да. Так в машине и сказали, странно, чего она оказалась за Периметром, но да — это пес Зоны.

— Пес Зоны… — повторил сталкер, — привет от Зоны… Двинули, фартовый. Скоро тушенку есть будешь, ложкой. Ты ложку взял?

Меся грязь, мы оказались у двери. Зеленая краска потрескалась и сползла. На ней оставались следы от ударов — то ли молотком, то ли топором. Ветрянка шипела, иногда сильнее, иногда слабее. Сталкер втянул воздух носом, по лбу пролегли морщины. Он дернул ручку двери на себя. Скрип от ржавых петель совпал с яркой вспышкой. Я, стоя за его спиной, увидел маленькую молнию, которая вспыхнула голубым цветом.

Трофимыч сделал шаг назад, отталкивая меня в грязь. Автомат мирно лежал на локтевом сгибе и был направлен в глубь свинарника. Приклад упирался в плечо, сталкер сжался, как пружина.

Молния пробежала еще раз по полу помещения. Зашипела. Чертова ветрянка, перекрывала шум этой аномалии.

— «Разрядка», — выдохнул Трофимыч, — доставай болт.

Я хотел спросить зачем, но выглянув из-за плеча сталкера, все понял.

На земле лежал труп.

8

Вот странная особенность организма или личности. В момент опасности, все окружающее меня, становится проще. Будто мозг начинает работать в ускоренном режиме, отбрасывает лишние, ненужные детали, оставляя только важную информацию для выживания. В этот момент блекнут яркие краски, зато становится видно темные тона и оттенки. К звукам мира присоединяется легкий шум в ушах, как шипение моря. Сердце стучит громко и четко, не сбиваясь с ритма. Частота сокращений зашкаливает, как будто я иду на марше.

Ветер, дующий весь день, почти выветрил вонь от спаленного тела. Почти. Мне хватило лишь раз вдохнуть этот отвратительный запах. Черное пятно на лице, жирной кляксой изменило глаза и лоб сталкера. Головешка. Точно сунули его в огонь, помешали угли и тут же вытащили.

Так, где вторая точка? Я четко знал действие электрического тока на организм человека. Первая точка, место, где произошло прикосновение к телу. Например, прислонился к оголенному проводу спиной и получаешь отметину. А вот вторая точка — это место выхода маленького электрического смерча.

Сталкер лежал, вытянув в нашу сторону обожженный обрубок руки. Рядом лежал автомат. Ясно. Электрический ток пробежался по телу мертвеца, преобразился в тепловую волну, и вышел в соприкосновение с металлом. Как нас учили, чаще всего смерть наступает от остановки сердца.

И как там Трофимыч произнес — «разрядка»… Это не двести двадцать вольт.

Аномалия представляла собой голубой дымок, который внезапно превращался в облако разрядов. Молнии шипели и искрили.

Я полез в карман, наткнулся на пачку патронов, затем болт.

— Быстрее, — строго сказал Трофимыч, и, точно читая мои мысли, добавил: — видная штука! Особенно ночью. Видишь, как хитро спряталась, в помещении, чтобы ее не видели. Обычно «разрядка» под проводами стелется, где раньше пролегала линия электропередач. Тут же совпали и ветрянка, и провода, и здание колхозное. Чего он в нее полез?

Трофимыч присел, стал внимательно разглядывать труп. Он стал похож на следователя-криминалиста на месте преступления. Я отвернулся. Обожженный труп неприятное зрелище.

Порыв ветра принес очередную порцию паленого запаха тела. Есть перехотелось.

— Не знаю, — запоздало ответил я на вопрос.

— Кузьма, складывай два плюс два. Не ленись. Вчера Всплеск был, вот он его и загнал в убежище. Представь, небо давит на тебя, воют собаки, психика трещит по швам, как пакет молока, брошенный об стену… Ты никогда не кидал пакет молока? — спросил Трофимыч.

— Нет. Падал когда-то в супермаркете, — признался я. «Супермаркет» показалось таким странным словом, не правильным.

Я со сталкером поменялся ролями. Теперь я прикрывал его спину, он же бросил болт возле головы погибшего. Голубое марево не отреагировало. Видимо оно находится в пассивном состоянии. Что бывает, когда активируется, я уже знал — труп.

— Попробуй. Сначала пакет летит с высокой скоростью, потом ударяется об стену и кажется, есть шанс остаться ему целым. Это обман, Кузьма. Он лопается, заливает все молоком. Так и человеческая психика под Всплеском. Вроде голова на месте, а внутри уже пусто…

Еще бросок болта.

Я вдохнул чистого воздуха и внимательно глянул на тело. Странный сталкер. Длинное кожаное пальто, высокие черные берцы, но с какими-то шипами. Для понтов, что ли, прикрепил? Штаны военные, правда не наши, а австрийские — более темные и монотонные. Свитер под горло и опять чертов ожог в виде кляксы на лице. Рядом с автоматом лежал спортивной рюкзак, с эмблемой футбольного клуба.

— Пших!!!

Волна звука и света ударила меня, пришлось спрятаться за стену. Вспышка, ярко-голубые змеи, расползлись по всему помещению. Звук же мне напомнил шуршание ветрянки.

— Ну что родная, еще не наелась? Шипишь мне тут, молодого пугаешь…

Я обратил внимание, Трофимыч относится к Зоне, вроде как к живой: и травинка, и аномалия, и артефакт. Он к ним обращается нежно и ласково.

Псих, поставил я диагноз Трофимычу. Хотя, да, как все у Зоны выверено получилось сделать ловушку. Находится аномалия в помещении, чтобы скрыться от взгляда. Рядом ветрянка шумит. Правда не понятно, почему дверь покоцанная, хотя она тоже помогла, не выпуская свет от разрядов.

Хищная аномалия, злая. Подлая.

— Кузьма, смотри сквозь нее. Видишь широкий люк? — спросил Трофимыч.

Я провел рекогносцировку. Так, длинное помещение свинарника, стены с забитыми фанерой и досками окнами. Раньше свиньи, как солдаты в шеренге, стояли по бокам и хрумкали, хрумкали. А вот противоположный край использовался для технических нужд. Разломанный стол, шины, и железные ворота на полу.

— Там, где створки железные? — уточнил я.

— Да. Как правильно называется место укрытия сталкера?

— Точка… Нет, схрон, — ответил я.

— Молодец, учишься, — криво усмехнулся он.

Трофимыч! Тут труп под ногами, аномалия, которая плюется электричеством, а он мне экзамены устраивает!

— Кузьма, нам туда, в схрон. Ворота железные и створка приварена намертво, а ко второй привязана веревка. Нырнул, потянул, и все, ты спрятался. Захотел проветрить, открыл маленькую бойницу и куришь себе, — задумчиво произнес сталкер, — вот этот туда и бежал сломя голову. Ну и сломал. Судьба. Забеги он с другой стороны, где окно выбито, и живой бы остался.

— Хоронить будем? — спросил я.

— Кого?

— Сталкера, — удивился я. Может у них не принято? Типа, под Небом останется, и душа в рай улетит?

— Ну как найдем мертвого сталкера, похороним. Мы же не звери. Или наоборот, такие звери, что остальным даже мертвое не отдаем?

— Трофимыч, я серьезно спрашиваю. У вас все строго, вон замок повесишь и капец. А что с этим делать-то?

Трофимыч встал с корточек и сказал:

— С ним? Мы пойдем водку пить в подвал. Бандит, он, Кузьма, вот пускай его свои же и хоронят.

Блин. Теперь понятно, почему он так одет. Да я бы и сам догадался, не будь уставшим и голодным.

— Проблема в другом… — продолжил Трофимыч.

Договорить он не успел. Я стоял спиной к открытой двери и слева, где-то за цистерной послышался старческий стон:

— Пацаны, помогите…

Мерзкий голос, неприятный.

— Пацаны…

Такие ощущения возникают, когда вилкой по дну тарелки шкрябают. Визгливый, слова вроде и понятны, а все равно мурашки по коже. Хочется разбить тарелку или лицо, тому, кто так скрипит.

Потом мир взорвался от наших действий. Трофимыч выскочил из помещения, на ходу дергая затвор. Гулкое клацанье. Движение большим пальцем и автомат поставлен на стрельбу очередью. Сам сталкер слегка присел, выставил вперед правую ногу и свел локти ближе к туловищу.

— Свиньи! — крикнул он ругательство.

Почему свиньи?

Очередь ударила по ушам. Гильза из цветного металла, выброшенная из коробки, попала мне в щеку. Горячо! Хорошо, что я ощутил боль. Это взбудоражило меня, послужило свистком на старте гонки. Как оказалось, гонки за жизнь.

— Кузьма! Беги!

Самое неприятное в такой момент, понимать, что ничего не понимаешь. Звуки от выстрелов били по барабанным перепонкам, а я не мог понять, куда бежать и почему в кустах за цистерной прячутся свиньи. Или это друзья умершего бандита?

Трофимыч стрелял короткими очередями. Как только ствол автомата начинало уводить вверх, он опускал крючок. Стрелял на голос. Вот, а еще говорят, что сталкера первыми не открывают огонь на поражение. Только так, от себя отпугнуть.

— Прямо, через поле сейчас побежишь, — не оборачиваясь, зло сказал Трофимыч.

— Пацаны, помогите!

Голос раздался за цистерной, с удаленного от нас края. Там, где коричневая, годами не кошенная трава была похожа на волны.

— Гнида, свиная туша, — странно выругался сталкер.

В этот миг моей жизни из-за цистерны появились мутанты. Теперь я понял, почему так ругался мой проводник. Мутировавшие свиньи. Тушки, когда-то принадлежавшие к виду домашних животных, заметно раздались. Коричневая шкура имела линейные разрывы длиной с пачку сигарет. В этих разрывах виднелось мясо. На спине чешуйки — наросты, как грибы-паразиты на деревьях.

Три мутанта с невероятной скоростью неслись к нам. Скажу честно, хорошо, что я давно не ел, иначе запачкал бы одежду рвотой. У нормальных свиней на ногах копыта, а у нормальной «туши» — аномально острые копыта. Зазубренные, как тупые пилы на скотном дворе. В тот миг мне показалось, на них висят куски мяса.

Трофимыч замер, на несколько секунд прицеливаясь в движущуюся цель. Несколько секунд, которые растянулись для меня в часы. Будто он хотел показать мне мутантов во всей красе.

— Пацаны, — протянула задняя «туша». Самая большая из трех, и самая уродливая.

Автоматная очередь, еще одна… Клацает затвор. Странно, от грохота почти ничего не слышу, а вот металлический щелчок ясно и четко. Что хочет автомат, я не понимал, зато понимал его хозяин. Одна «туша» уткнулась мордой в грязь. Трофимыч ее достал.

Он вынул пустой магазин и кинул вглубь помещения. Именно таким я запомнил Трофимыча. С автоматом, весь собранный, как стальная пружина, и красиво откинутый магазин. Нет, запомнил не только из-за красоты момента. Это значительный момент в понимании мной Зоны.

Магазин влетел в голубой туман, и здание колхоза вспыхнуло ультрамариновыми молниями.

— Беги!!!

Крик полоснул меня, как ножом, и я побежал, как не бегал за всю воинскую карьеру. На ватных ногах, из которых как будто вынули кости, с ощущением большого куска льда на спине. Да, это настоящий страх.

Я бросился к ветрянке через поле, залитое грязью.

— Кузьма!!! — услышал я окрик. Повернулся на ходу, стараясь думать, как быстрее переставлять ноги, переставлять ноги…

Лицо Трофимыча было страшнее морды мутантов. Я потом понял, это напомнило случай в больнице. Я тогда дежурил санитаром в ночные смены. Привезли девушку, красивую блондинку. Она терпела боль в животе не первые сутки. Пила обезболивающие, говорила маме, что все хорошо. Не хотела шрама на своем плоском животике. Ее привезли в тяжелом состоянии. Аппендикс лопнул, начался перитонит, гной растекся внутри ее живота. Хирург, не помню фамилии, помню, что он курил одну сигарету за другой.

Девочка в бреду шептала: «Не надо шрама, не надо». Хирурга уговаривали сделать все по науке, длинный разрез от мечевидного отростка и вниз, ниже пупка. Он же сделал, как она просила. Многочасовая операция, еще неделю приходили ее родители и угрожали. Если случится осложнение, то суд и все дела…

Девочка поправлялась. Выздоравливала. Хирург провел блестящую операцию. Разрез получился сантиметров пять. В день выписки, когда сняли швы, девушка сказала:

— Вы просто мясник. Зачем сделали такой большой разрез?

В тот миг я стал похож на блондинку, а сталкер — на хирурга. Блестящая комбинация, которую он составил за миг. Комбинация, единственная правильная, где слабым звеном оказался Кузьма Новиков.

Я не знал, что «разрядке» требуется время на восстановление энергии. Вернее, знал, но даже в мыслях не возникало, что через этот голубой туман можно успеть пробежать.

Трофимыч, кинув обойму, не просто разрядил аномалию, давая мне дорогу. Он еще испугал мутантов, и если первая туша просто умерла от пуль сталкера, то остальные шарахнулись назад. Удлиненные копыта глубоко вошли в грунт, огромная масса по инерции завалилась в грязь.

Для меня поле — это клочок грязи и дороги, по которой мы сюда пришли. Для Трофимыча — статическое поле. По поводу такого определения с ним можно поспорить. Для меня прямо — это к ветрянке. Для него — к люку.

Комбинация, как в шахматах. Мы проскакиваем через аномалию и, пока «тушки» в панике, успеваем к воротам. Блестяще. Только я бежал в другую сторону, думая только о том, как переставлять ноги. Старые берцы не зацепились, как следует, на влажном куске глины, и я упал лицом в Зону.

9

Ветер, гуляющий целый день без дела, подсушил грязь, к тому же я успел выставить руки. Поэтому плюхнулся только правой стороной лица, которую холодная жижа обхватила плотной маской. Я тут же постарался вскочить, испачкав ладони. Не получилось! Чертово ружье, да будь проклят начмед и оружейник, было засунуто за ремень. Приклад больно уперся в подмышку, я охнул и чуть не завалился набок.

Трофимыч перестал ругаться, видимо экономя силы. Зато заговорили на своем языке мутанты. Получалось, кто-то взял, да и сделал ремикс на визг свиньи. Высокий, противный звук. Я еще жаловался на «пацаны»! Крупная «туша» усиленно визжала, то ли подбадривая себя, то ли заставляя другую напасть на меня и Трофимыча.

Сталкер подбежал ко мне, рывком поставил на ноги:

— Быстро залез на ветрянку, дурак! — уместил он в одной фразе и порядок дальнейших действий, и характеристику моих умственных способностей. Вспомнилось, дурак является производным от латинского слова дура — твердый. Так казаки бы и говорили: Кузьма, ну ты дура.

— Ружье, — просипел я от боли в подмышке.

— Брось, — сказал Трофимыч.

Не теряя времени, за этот трехсекундный диалог, он успел вытащить новый магазин из кармана бушлата.

Он поймал правильный момент. Еще чуток и на нас кинутся мутанты. Сталкер же, не жалея патронов, ударил длинной очередью в огромную «тушу». Разлет пуль из автомата Калашникова это старая проблема, которую не решили до сих пор.

Офицеры рассказывали байку, что сам изобретатель Калашников, на пристрелочных стрельбах ставил условие, кто очередь положит в десятку, тому ящик водки. По тем дефицитным временам, если пересчитать на наш курс — бочка водки. Победителей не выявили. Пули уходили вверх и вправо.

Поэтому нас и учили, стреляйте одиночными или короткими очередями.

Однако не сейчас. Трофимыч зажал курок, пули впивались в мерзкие тела, отнимая кусочки жизни у тварей. Еще пули с характерным звуком пробивали металлический каркас цистерны и улетали дальше в Зону. Безымянные пули на безымянной высоте.

Я успел подбежать к ветрянке. Не открывая залепленный грязью глаз, выхватил ружье из-под ремня и бросился карабкаться по ветрянке. Жить хотелось, а пропадать в никуда, как пули — категорически нет. Вот после этого и не доверяй интуиции. Не хотел же в Зону!

Ветрянка, омытая дождями, и, не удивлюсь, если кислотными, лесенки не имела. Я почему-то думал, что на ней должны находиться скобы.

Их не было. Это Зона, детка.

Трофимыч выругался. Стрельба закончилась, хлопки выстрелов перестали бить по ушам. Зато усилился визг свиней-мутантов.

— Лезь! — крикнул Трофимыч.

Я оглянулся, чтобы оценить обстановку. Туши двигались на нас, как танки в сорок третьем на окопы солдат. Одна лежала, дрыгаясь в предсмертных судорогах. Показалось, сейчас повалит дым, как в старых фильмах про войну. Ноги ее подергивались.

— Лезь! — еще раз крикнул сталкер.

Будь я покормленный или хоть бы выспавшийся, то взлетел бы на вершину за секунду. Спасает огромное количество адреналина в крови от страха. Однако чувствую, резерва почти не осталось.

Сужаясь, четыре опоры уходили в небо Зоны. Хотя лопасти крутились, на фоне стрельбы я перестал различать их шипение. Казалось, они меня зазывали: давай парень, это же легко к нам забраться!

Они не врали. Между опорами — перемычки. Я оттолкнулся изо всех силенок. Сумка с красным крестом моталась за спиной, ружье валялось внизу, грязный бушлат стал по весу сродни бронежилету.

Мне неизвестно, как я умудрился снова не упасть. Сработали скрытые резервы, подействовал мат Трофимыча или я осознал, что не хочу умирать молодым. Умирать от копыт мутанта, в которого официальное правительство не верит. Какую похоронку принесут маме? Растоптан свиньями? Соседи сразу же подхватят и разнесут сплетню — пьяным заснул. Как же по-другому? Упал пьяным, прибежали дикие свиньи и порвали его, как дворняжка тряпку. Уверен, добрые люди, у которых нос сизый, добавят — на посту заснул. Родину пропил. Свиньям дал вырваться с запрещенной территории.

Я, в скользких от грязи берцах, со стертой подошвой, как канатоходец, прошел по влажной перемычке. Уцепился за верхнюю, сделал еще шаг и обнял опору. Я остановился, глянул вниз. Залепленный жижей глаз широко распахнулся. До земли метра три! Шлепнусь, мало не покажется!

Трофимыч повесил автомат на шею и быстро поднимался наверх. Он улыбался, недовольно, но улыбался. Так мой отец делает, когда команда проигрывает с крупным счетом, но ради чести успевает закатить гол. Гол престижа.

Улыбка у Трофимыча кривая, точно он съел траву, которую я попробовал час назад.

Туша, та, что поменьше, набрала скорость и приближалась в ветрянке. Нет, мы уже высоко, не достанет. Глаз щипало, я постоянно моргал. Ветер мотал меня как флюгер. Я вдруг понял, что будет дальше. Трофимыч не просчитал ситуацию, надеялся успеть залезть выше.

Туша, от постоянного визга большой здоровой особи получила стимул, как иногда у нас новенькие получают пендаля от «дедушек». Если мутант протаранит опору, то нас снесет, как при землетрясении.

Я крепко держался, а вот Трофимыч… Сталкер повторял мои акробатические движения, балансируя на грани фола.

Упадет, понял я.

— Пацаны! — проскрипела задняя «туша» в предвкушении еды.

Я упал на перемычку, обхватил ее ногами и рукой, одновременно нагибаясь вниз. Все же опыт не пропьешь. Видя испуг на моем лице, Трофимыч вцепился покрепче в опору. Я хотел протянуть ему руку, но сумка сместилась, повисла… От удара зашатался весь мир. Ветрянку затрясло, как припадочного эпилепсией, а я осознал смысл фразы — «заходила ходуном». Ноги Трофимыча скользнули с рельсы, и он, держась рукой за опору, умудрился схватиться за сумку. Меня дернуло вниз, сумка начала соскальзывать. Я поднял голову вверх, не дав ремню соскочить, и схватил Трофимыча.

Сталкер в этот момент завис над землей, держась за медицинскую сумку и опору. Полсекунды, во время которой мне ремнем чуть не оторвало голову, он парил над Зоной.

Ветрянка качнулась в противоположную сторону, и Трофимыч восстановил равновесие.

— Убью, — жарко выдохнул он.

Отпустил сумку медицинской помощи, повторил мой маневр, только на «этаж» ниже.

«Туша» от удара об опору мелко семенила, создалось впечатление, что она утратила ориентацию в пространстве. Черт, хорошо же строили! Из доменных печей металл лили что надо! Опора погнулась, но не сильно и не треснула!

— Убью! — закричал Трофимыч. Он направил ствол автомата в сторону мутанта, и звук работающего автомата раздался над Зоной.

10

Туша визжала и дергалась. Не знаю, что у них там с мозгами, с пониманием математики и определением красоты, зато инстинкт работал на высочайшем уровне. Пули, как удары молотом, били по телу. Чешуйчатые наросты на спине отскакивали, как у рыбы, которую чистишь тупым ножом. Если мать-природа и была замешана в создании этих тварей, то постаралась оградить их от ударов сверху. Защита очень неплоха!

А вот отец-индустрия, нашел брешь. Трофимыч короткими очередями прострелил ноги твари, и теперь она пыталась уползти. Визжа и дергаясь, понимала, скоро наступит смерть.

Надеюсь, в этот момент она жалела, что напала на нас, мирных путников с автоматом.

Я попытался изменить позу, начал подтягиваться наверх. Из кармана выскочила пачка с охотничьими патронами и улетела вниз. Я вытер грязь с лица и обняв опору с необычным чувством радости. Щетиной шкрябал ржавчину, ощущая прохладу металла. Пачка упала недалеко от завернутого в брезент ружья. Даже зная, куда смотреть, не сразу обнаружил. Ладно. На счастье, вторая коробка, видимо, застряла в другом кармане.

Не зря же в бушлате на карманах пришиты пуговицы. Положил, пристегнул клапан и крутись сколько хочешь. Я начал подозревать, что устав служит не только для наказания солдат.

Сделай я все, как велит эта мудрая книга, при мне бы остались патроны. Даже ружье — висело бы на плече, а не лежало в траве. Хотя тут еще сталкер помог, посоветовал не доставать.

Трофимыч довольно урчал, как медведь, который разломал улей и добрался до сладкого меда. Мне казалось, он стянул с себя маскхалат, состоящий из спокойствия и старческого безразличия. Появление трупа на нашем пути его заинтересовало, а мутант, который чуть не привел к его к падению с ветрянки, разъярил его.

Туша завалилась набок. Окровавленная морда, перебитые конечности, открытые пулевые раны. Смерть стояла рядом и собирала урожай. Думаю, она расстроилась, не получив человека, и удовольствовалась малым. Или просто ждала?

Самая большая «туша» оказалась умнее остальных. Она отбежала к свинарнику, молча смотря, как убивают ее сородичей. То ли она знала, что металлические опоры ей не по зубам, то ли была опытной, как Трофимыч.

Вокруг нас приятно кружил запах оружейной гари. Трофимыч сел на перемычке, любуясь своей работой. Прошло несколько минут с момента, когда мы стояли возле умершего бандита, и теперь сидим на ветрянке. Внизу — убитые мутировавшие свиньи, и еще одна, как в засаде. Ее красные глаза, не отрываясь, смотрят на нас.

Трофимыч поднял голову.

— Солдатик, — сказал он весело, — я все гадал, зачем ты сумку прешь в Зону. Ты вовремя нагнулся, успел я в нее вцепиться.

Вот и сказал спасибо, за то, что спас ему жизнь. Нормально, по-мужски подколол.

— Чего им надо? — спросил я. Буду поддерживать такой тон общения. Наверное, это правильно, казаться спокойным и безэмоциональным, даже в трудные минуты.

Жаль, нет зеркала. Теперь в грязной одежде, тяжело дыша, я однозначно похож на волка. Правда, во рту, точно коты там побывали. Вернулась горечь, как будто я сейчас жевал траву, а не несколько часов тому назад.

Осмотрелся. Я так высоко давно не бывал. Тучи стали другими. Оттенок их поменялся от светлого к темному. Черные вкрапления, огромные водовороты свинцовых тонов. У меня складывалось ощущение, что они стали намного плотнее. Сколько сейчас времени? Выехал я из части рано утром, в семь. Пока дошли до блокпоста, девять. Попил чаю, порешали вопросы с Трофимычем и потопали в Зону Отчуждения. С такой скоростью, только черепах обгонять.

Обед я съел мысленно, вспоминая кашу перловку, которую дают в нашей столовой. Время, странная вещь. Вот ученые говорят, времени нет. Если бы человек не придумал время, то так бы и жили, без него.

Я же придерживался иного мнения. Есть дни, которые пролетают, оставаясь в памяти на долгие годы. Помню, когда рыжая Лена стащила с себя платье, поцеловала меня. То, что она старше меня на десять лет, оказалось большим плюсом. Все же возраст женщины виден не по паспорту, а по фигуре.

Зато, когда меня заставили драить на кухне котлы от жира, день тянулся крайне медленно. Да и ночь не быстро пролетела. Хотя, я относился к элите, считался медработником и не должен был дежурить на кухне. Однако жизнь солдата от залета до следующего залета. В мои обязанности входило проверять столовую перед выдачей пищи. Вернее, в обязанности начмеда, которую он доверил выполнять молодому фельдшеру. Не знаю, кто пожаловался ему, что вилки не вымыты, с кусками обеденной каши, получили все — и я, и повара, и дежурная смена.

Что же, из «туши» получился ускоритель времени не хуже рыжей Ленки. Удовольствие, правда, специфическое.

Судя по моим подсчетам, приближается время ужина.

Порыв ветра заставил меня схватиться покрепче за опору. Черт! Возможно, я думаю не о том, но какая же красота! Почти одинакового, коричневого цвета поле и небо, гротескные фигуры зданий колхоза, медленно доживающих свой век, и трупы мутантов.

Кроме одного.

Пока я втыкал в уродливую красоту Зоны, Трофимыч скинул рюкзак, отстегнул магазин и методично вставлял патроны. Залезет, пошарит в кармане рюкзака и наполняет железную коробку.

— Восемь, — сказал он.

Я еще раз посмотрел на внутренние часы.

— Нет, еще шести нет, — поделился я временем.

Он тяжело вздохнул.

— Восемь патронов осталось. Да и те, заныкал в рюкзаке, — объяснил он цифру.

— Чего так мало? — удивился я.

— А сколько надо? — спросил он у меня, одновременно внимательно разглядывая действия живой «туши».

— Нам выдают по четыре рожка, в каждом по тридцать патронов, — начал я рассказывать, — вот когда в караул заступаешь или, не дай Бог, в патруль на Границе.

Трофимыч поднял голову:

— Я бы вам, военным, выдавал один патрон. Чтобы вы, еще до входа в Зону, успели застрелиться.

Я устал за сегодня. Реальный холодный ветер, реально шершавые от ржавчины рельсы, реальный мутант, сталкер, облака…

И в тот же момент, ощущение свободы, когда нет за спиной ни обязанностей, нет долгов перед родиной, начмедом, сержантами.

Так, вот чего он понты кидает?

— Не знаю, Трофимыч, сколько надо, но четыре на тридцать равно сто двадцать патронов. Этого для такого опытного сталкера хватило расстрелять стаю псов, тушек и еще осталось. Правильно говорю, да? — с издевкой спросил я.

— Эх, молодежь. Счетоводы на калькуляторе. Тебе в части патроны под роспись дают? Да. Почему? Да на учете они, Кузьма. Каждый патрон. Если ты потеряешь или продашь патрон, тебя так следователи трясти будут, что волосы из носа повыпадут, — начал объяснять сталкер, — а если найдут у меня, гражданского, патрон, то впаяют срок от трех лет.

Он подвигался, прислонился спиной к опоре и продолжил:

— Теперь подумай, сколько стоит патрон у вас, а сколько в Зоне.

Хитрый Трофимыч. Вроде и учит, рассказывает, заодно проверяет, знаю ли я цены. Если знаю, то логично предположить, что торгую.

— Не знаю. Без особой разницы, что у нас, что там. — Я специально выделил интонацией последнюю фразу. Пусть знает, для меня дом с другой стороны Границы.

— Ну, почти. У вас восемь баксов, у нас два, максимум.

— Сколько? — спросил, и чуть не свалился от удивления.

— Теперь считаем, успел спалить два магазина, значит шестьдесят на десять, равно… — он сделал паузу.

— До фига, — ответил я. Почти пятьсот баксов!

— Следующий момент. У вас, военных, все под роспись, у нас же неучтенка. Сегодня твой магазин, завтра продал Семену и стал его. Без бумажек и проволочек. Вот к сумме приплюсуй переход через блокпост, когда надо приплачивать за каждую железяку, — объяснил Трофимыч и вставил магазин в автомат.

Становится ясно, почему сталкера нас так не любят. Обдирают их как липку, забирают на входе кучу денег, на выходе — артефакты переполовинят. Да и не знаешь, что выкинет в следующий раз стоящий на блокпосту сержант Баранов.

Месяц назад, когда снег лежал высокими сугробами, застрелили мужичка при пересечении Границы в неположенном месте. Заметили его, дали предупредительный выстрел, он же, плохой человек, начал стрелять по патрулю из пистолета.

Правда, по пьяни, солдат, который дежурил, болтал, что сначала автоматные выстрелы слышал и только через минут десять из пистолета. Рассказчика потом лечили в лазарете, по почкам ему сильно надавали за такие разговоры. Так он кровью мочился неделю, но про тот случай ни разу больше не вспомнил.

— Ты не переживай, — Трофимыч осторожно надел рюкзак, — я, когда службу нес, тоже всех гражданских считал за уродов. Потом, когда по болотам и полям Зоны полазил, наоборот, стал считать военных.

— А теперь? — задал я вопрос.

— Теперь меня пора списывать. Чуял, как собака колбасу, что рядом опасность. Повелся на обманку Зоны, решил «разрядка» и есть беда, — сказал он, и добавил: — Если ты про людей, то нет плохих военных или сталкеров. Есть люди, которые забыли разницу между плохим и хорошим. Вот когда в какой-то группе плохих становится большинство, тогда да, тогда всю группу надо под откос пускать.

— Это как?

— Да просто. Если один ходит с камнем на душе, Бог ему судья. Когда же трое из трех убийцы, то они уже просто бандиты. Чего их жалеть-то?

Я промолчал.

— Люди. Ты их жалеешь, они тебя нет. Глянь-ка, что тварь удумала, — сказал сталкер, махнув в сторону живой «туши» стволом автомата.

Автомата, в котором осталось восемь патронов.

11

Туша медленно переставляла ноги. Мерзкое на вид тело. Подоспело сравнение, точно вытащили раздутый труп свиньи, который пролежал в болоте несколько дней, покрасили в коричневый цвет. Ветрянка находилась метрах в десяти от здания колхоза. Там схрон, в котором тепло и уютно. Где металлическая дверь дает надежду на защиту от этих зоновских уродин. Здание имело форму прямоугольника. Крыша, вернее ее остатки, цвела. Плесень, или мох, покрывал наростами шифер, придавая мрачный вид. В детстве, когда находили кусок волнистого листа, прыгали от радости. Разводили костер и бросали шифер. Потом спор, кто ближе встанет у костра, не отойдет в сторону. Огонь разогревал шифер и он, трескаясь, издавал резкий звук. Отлетали кусочки. Иногда в ногу стоящего. Однажды моему другу кусок порезал ногу. Орал, плакал, получил от мамы. Зато, с какой гордостью он потом показывал замотанную бинтом голень. Нам было по десять лет.

Эх, правду же говорят, мужик, это случайно выживший мальчик.

Мы подошли к зданию колхоза с торца, теперь я мог рассмотреть и большие заколоченные окна. Дверь же осталась распахнутая. Вот оно что!

— Она что, крадется ко входу? — озвучил свою мысль.

— Да. Тварь хитрая. Видел отметины на двери? К телу они попытались добраться, поесть им, понимаешь, хочется мясца человеческого. Ударили, понаделали дырок, а там аномалия бесится, свои новые владения осваивает. Чудно, сама убила бандюгу и никому его не отдает, — разговорился Трофимыч.

— Я думал, топором дверь ломали, — сказал я. Где-то вдалеке мелькнула вспышка света. Не успел вовремя закрыть глаза, и цветные пятна затанцевали хороводом. Приглушенный гром достиг нас через минуту. Сбили с мысли! Хотел же что-то важное спросить у сталкера!

— Гроза к нам идет! — продолжил Трофимыч. — Самое интересное, что «тушу» можно и ножом зарезать. У них спина защищена наростами, а вот морда и брюхо уязвимы. Некоторые потом отрезают им уши.

— Уши? — уточнил я, все еще видя перед собой цветные мушки.

— Да. Слышал о баре «Один зиверт»? Там друган мой, Бармен заправляет. Легко узнать, особенно по татуировке на пальцах. Так вот, он любит готовить из деликатесов Зоны различные блюда. У него есть собственные рецепты и собственные гурманы. Вот он для них и готовит, например, блюдо «Уши туши» в собственном соку.

Еда. Сейчас навернуть порцию, да еще с кетчупом! Хоть в собственном соку, вытирая потом тарелку хлебушком. Кирпичиком белым, порезанным толстыми ломтями, и до блеска! В животе заурчало.

Трофимыч закончил вспоминать, поднял автомат, прицелился. Я приготовился услышать, как выстрел разрывает воздух, составляя конкуренцию грому.

Нет, сталкер опустил оружие. Вспомнил!

— Трофимыч, это же большая «туша» орала? Ну, это, пацаны! — спросил я и постарался скопировать скрежет.

— Какая, большая? — Трофимыч глянул на меня. Морщины пролегли по его покатистому лбу, видимо, он размышлял, пытаясь просчитать варианты. — Тьфу. Забываю, что ты салага из военных. Гордись, Зона тебя встретить послала не просто «тушу», — Трофимыч, плюнул вниз на труп, — а саму «псевдотушу»!

— Трофимыч, что саму «псевдотушу»?! — я аж нагнулся вниз, чтобы оказаться поближе к сталкеру. — Можно вопрос?

— Говори, — разрешил сталкер.

— В чем разница между «тушей» и этой большой тварью? — невинным голосом спросил я.

— Чтоб ты жил долго и счастливо, — проворчал Трофимыч, — ну как тебя угораздило здесь оказаться? Знал бы, что ты такой, слово бы подобрать, не обидное… Во! Информативно не подготовленный, то вообще выбил бы себе пропуск на месяц. Ходил бы каждые выходные в город, купался, брился, чувствовал себя человеком. Еще бы парням коньяка для разнообразия приносил. Тьфу!

Он замолчал, начал рыться в карманах.

— Трофимыч, да откуда мне знать? — спросил я после очередного раската грома.

— Не знаю, как у вас в части слухи расходятся, и кто их распускает. Однако с другими я общался, так они тварей лучше меня знают. То просят рассказать, есть ли черный «кровохлеб», то про «торка», у которого на спине баллоны с надписью «хлор». А ты, наоборот, ни черта не знаешь. Двоечник, — разошелся сталкер. Видимо не только у меня адреналин вырабатывается. Разговорился он, наезды на меня, необидные, как ребенку высказывает.

— Торк?

— От слова торкать, цеплять. Если «торк» тебя зацепит, кусок мяса вырвет…

Он наконец-то достал монокль, и начал смотреть на мутанта. «Туша», обтирая боком каменную кладку, приблизилась к двери. Медленно, словно зная, что там маленькая сестра молнии, той, которая над нашими головами.

— Так все же «туша» кричала? — спросил я.

— Она. Сильнее обычных мутантов, больше и хитрее. Не понятно, как голоса научилась копировать. Последнее что услышит, то и повторяет. Заманивает в камыши, а потом рвет на части. Помню мальца, хороший парень, глазастый, умный, — при последнем слове Трофимыч оторвался от монокля и уставился на меня. Понятно, подразумевает, что я противоположность, — вот только добрый. Услышал стон и побежал помогать. Схарчили его свиньи.

— Жалко, — согласился я.

Черт, если бы мне не дали в проводники сталкера, то путь закончился в здании колхоза? Получается, что так. Печальная тушенка — паленая водка! Однозначно выставлюсь в баре. Как там название, «Один зиверт»?

Темное небо разрезала косая линия света.

— Смотри, чует аномалию, чует. Бесится. Представь, кусок мяса лежит на тарелке, а ты его есть не должен, — сталкер внимательно рассматривал здание, — однако, это же не повод есть людей, да, Кузьма?

— Так он бандит, — насупился я, обиделся на кличку.

— Все равно человек. Похоронить не похороним, надо отомстить. Запомни, Кузьма, если наезжают, то надо давать сдачи. Или будут на тебе ездить, помыкать тобой. Сдача должна быть адекватной. Проломишь череп за то, что послал тебя, сядешь в тюрьму, — задумчиво рассуждал сталкер, не отрываясь от монокля.

— Лады, — спросил он, — ты как хочешь, сидя ночевать на ветрянке или пробежаться чуток, но в тепле и уюте?

— Лучше сидя в тепле, — сказал я.

— Тогда я пошел, пока «псевдотуша» пытается еду себе раздобыть. А ты сиди, как молния ударит в ветрянку, мечта твоя исполнится. Будет тебе и тепло, и даже чуток жарко, — сказал Трофимыч.

— Понял, — ответил я, — готов бежать.

— Не готов, — резко обрубил сталкер, — сначала берешь монокль, не крутишь ничего и находишь третье окно. Считать от края с зеленой дверью. Говори, что видишь?

— Досок там не хватает, забито плохо, — сказал я.

— Правильно, это второй вход. Выбили, чтобы не обходить к двери, если из Зоны идешь к Границе.

— С другой стороны двери нет? — уточнил я. Хотя понятно, была бы, не выламывали доски.

— Так завалено все. Специально сделано, оборону держать надо же от тварей этих, — сказал Трофимыч и кивнул в сторону двери. Кого именно он имел в виду, мутанта или бандита, я уточнять не стал.

— Теперь чистишь обувь от комьев грязи, вешаешь сумку, да так, чтобы не зацепилась, когда нырнешь в проем. Понял? — забирая у меня монокль и пряча его во внутренний карман, сказал Трофимыч.

— Да.

— Не да, а так точно! — гаркнул он. — Соберись, Кузьма, это тебе не сто метров сдавать на норматив. Тут пересдачи не будет.

— Так точно, — сказал я и ощутил, как непроизвольно расправились плечи. Сил прибавилось, будто в меня влили допинг. Вот великая сила армии! Задача получена, как выполнять объяснили, дело за малым — не налажать!

— Выполняй, — приказал Трофимыч и продолжил: — Там створки. Ныряешь, я за тобой и закрываемся на ночь. Будут стучать, не открывай, ясно?

Шутник. Я вытирал пальцами комки грязи, стараясь скидывать и не зацепить сталкера. Радует одно, что бегу первый. Трофимыч проделывал то же самое, и я с завистью смотрел на его сапоги.

Молния. Гром. Визг.

Псевдотуша протиснулась в дверь, когда «разрядка» откликнулась на молнии в небе. Вспышка, и тварь заверещала! Я ее понимал. Она голодная и я голодный. Вот только я не хочу обедом становиться.

— Черт! — выругался Трофимыч. — Все, Кузьма, хватит марафет наводить. Быстро слазишь и бежишь. Вопросы есть?

— Ружье и патроны, — сказал я.

— Даже не думай подбирать. Потеряем время, запутаешься еще. Надо было тебе разрешить его достать, ошибся я чуток, — сказал Трофимыч, — ну что, поехали!

И под визг псевдотуши мы полезли вниз…

12

Замечательный план. Его простота давала надежду на положительный результат. В чем проблема? Спуститься по железной, местами ржавой ветрянке, пробежать метров двадцать по скользкой траве, с прогалинами из грязи и луж. Просочиться в достаточно большую дыру в огромном окне, а вернее заколоченной досками раме. Пройти через железные створки, которые я видел сквозь голубую дымку, и можно сказать — мы в дамках.

Главное, чтобы судьба с нами не играла в карты, а то мы со своими шашками пролетим мимо ворот.

Я спустился ниже, разминулся с Трофимычем, чуть не свалил его.

— Тише, Кузьма! Дыши спокойно, — удерживая меня за ворот бушлата, посоветовал сталкер.

Ну да, ну да. То кричит, что тут не стадион, то успокаивает. Ладно, я вдруг почувствовал, что вот он момент истины. У меня есть все данные и возможности провести марш-бросок и добиться успеха. Успеха в виде еды, теплого помещения и, главное, защиты от мутантов.

— Готов, — сказал я.

— Точно? — спросил Трофимыч.

Я посмотрел на него. Крупный нос с прожилками, раскосые глаза коричневого цвета, грубые морщины. На вид, лет пятьдесят, причем с хвостом и немаленьким. Хотя, Зона старит людей. Я сам знал одного подсталкера, назовем его так, который и не больно-то ходил за Границу. Однако, вид пропитой, дрожащие руки делали его на десять лет старше, чем по паспорту.

У Трофимыча руки не дрожали, голова работала как надо, да и ноги росли не из плеч. Быстро принимает решение, двигается лучше меня, молодого.

Да и наколка, где собака выбита, тоже характерная черта его прошлого. Не так ты прост, Трофимыч, каким хочешь казаться.

— Точно. Точнее быть не может, — ответил я и ухмыльнулся.

— Ну, давай по команде, Кузьма, прыгаем и бежим вместе, пока эта тварь возится, — сказал Трофимыч.

Псевдотуша, разочарованная наличием аномалии, которая пугала, не давая приступить к приему пищи, истерично повизгивала. Ее толстая морда вертелась у двери. Периодически она просовывала в проем морду, но потом резво отскакивала. Жадность и страх боролись в ней, и это давало нам время.

— Пошел! — командирским голосом рявкнул мне на ухо сталкер.

В жижу мы приземлились одновременно с раскатом грома. Протяжный, грубый, словно где-то далеко пролетел кусок скалы и врезался в землю, затихающий звук сменялся тишиной на какое-то мгновение и затем появлялось ощущение вибрации.

Я старался сосредоточиться и бежать не оборачиваясь. Трофимыч соскочил одновременно со мной и двигался параллельно. Спрыгнул он не коряво, как я, а приземлился, присел на полусогнутых и тут же оттолкнулся правой ногой, начал бежать. Автомат он держал направленным в сторону твари. Рюкзак за его спиной казался частью одежды, сидел как влитой. Моя же сумка била по боку, оставляя синяки. Хотя и о ней, и о гематомах в тот момент не думал. Я несся по грязи, как по асфальту, и явно сдавал норматив на «отлично».

Самый опасный промежуток, начиная от ветрянки и до пересечения с углом колхозного здания, пролетели, как на крыльях. Наполовину заколоченное окно маяком светило в море темных тонов.

Сначала я услышал визг, недовольный, злой. Не знаю, следила «псевдотуша» за нами или ее отвлек раскат грома от попытки достать тело бандита. Следом заметил, как Трофимыч поворачивается и, не прекращая бежать, делает выстрел.

— Бах!

Я дышал часто, организм требовал больше кислорода. Мимо проносилась кирпичная стена, а вот и наше окно!

— Быстрее, — раздался за спиной крик сталкера и тут же, — бах!

Шестой патрон. Восемь оставалось в нычке, два ушли на хорошее дело. Визг стал резким, будто «псевдотушу» проткнули раскаленным прутом. Свернула молния, уже недалеко от нас. Как будто вспышка гигантского фотоаппарата. На снимке получилась занятная расстановка сил: маленькая фигура человечка без оглядки бежит к окну здания, другая фигурка стреляет, и виден огонь из ствола автомата, и наконец-то тварь. Тварь, которая уже пробежала половину пути до человека с приносящим боль оружием. Голод, уже давно терзающий мутанта, заставлял атаковать возможную пищу.

Ветрянка стояла на своем месте, печально шелестела лопастями, прощаясь с людьми. С ней так всегда, помогла людям, спасла, а мы ее бросили.

Я достиг цели. Большое окно оказалось не заколоченным наглухо, как мне казалось при осмотре в монокль. Щит из несвежих досок, местами с гнилью, плотно прикрывал импровизированный вход. Я дернул его. Тяжелый!

— Бах! — раздался рядом выстрел.

Я вцепился в верхний край щита и повис на нем. Он начал заваливаться на меня. Запах мокрых досок защекотал нос. Щит, преодолев критическую отметку, упал на меня всем весом. Нелегкий, зараза. Я сделал шаг назад, и он с грохотом упал на землю.

Я тут же получил сильный толчок в спину, от которого залетел в здание колхоза.

— Кузьма, блин!

И тут же следом:

— Бах!

Пять.

Я влетел, как легкий еж, который получил пинок под зад. Голубая «разрядка» подсвечивала темноту помещения. Спасибо, родная, мысленно сказал я. Вот они железные дверцы. Посередине помещения, ближе к противоположному выходу, чем к зеленой двери. Одна дверца закрыта, а вот вторая… Я подскочил к ней. Нет, страхи оказались просто фобиями. Нет замка на двери, она открыта. Надо потянуть за ручку, и милости просим. Чувствуя Трофимыча и, главное, мутанта за собой, я нырнул в темноту схрона.

Приложился головой знатно. Лбом о железяку, да так, что на пару секунд потерялся в этом мире. Кто? Где? Откуда? Только море яркого огня перед глазами. В ушах начало звенеть. Я схватил руками бедную голову. За что ей все эти мучения? Решение принимает мягкое место, а ей выкручиваться приходится. Кто-то ударил меня ногами по пояснице, раздался шум, мат.

Трофимыч!

— Сюда, тварь! — орал он.

Успели! Я успел добежать, он успел не просто добежать, а еще и закрыть тяжелую дверь.

Псевдотуша, как таран, ударила в двери. Над нами сверкнула молния, и я увидел острые копыта, которые тварь просовывала сквозь маленькое окошко в створке ворот. Сталкер резким движением избежал соприкосновения с мерзкой конечностью. В окошке показалась морда твари, красными глазами смотрела прямо на меня. Сталкер вскинул автомат к плечу и почти в упор сделал короткую очередь. Все, ноль патронов? Копыто яростно забилось, но сталкер уже отошел в глубину помещения. Я же смотрел на окровавленную морду мутанта.

Мутанта в агонии.