Сто один день

Дмитрий Захаров

Неудачник по имени Оскар обладает уникальным даром. Он умеет видеть чрезвычайно реалистичные сны. Однажды он захотел пообщаться во сне с дьяволом. И вместе с дуновением летнего ветра в обычную питерскую квартиру ворвались сонмы монстров…

© Дмитрий Захаров, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оскар. Человек-пес

У Оскара были разноцветные глаза. Один зеленый, другой карий. Голова покрыта густой шерстью с серебристым налетом, уши ладные маленькие. Костяк сухой, поджарый. Он сутулился при ходьбе, и слегка заикался. Он переживал тот неуловимый период болезни, когда окружающие попадали под обаяние лжи, им нравилось спасать несчастного, отвергнутого миром художника. Очарованные поэтическим дарованием харизматичного алкоголика, девушки могли им ненадолго увлечься. Они с энтузиазмом принимались наводить порядок в маленькой комнате, приютившейся как голубиное гнездо под крышей многоэтажного дома.

Старинное здание девятнадцатого века возвышалось в историческом центре Петербурга, окруженное стальными монолитами небоскребов. Дом, с облупившимся фасадом, чудом сохранившийся в элитном районе мегаполиса, напоминал потрепанного жизнью ветерана войны, такой же одинокий, со следами величественной истории, теряющий силы исполин. Острые дамские каблучки стучали по узким выщербленным ступеням кривой лестницы. Женщины выносили груды пустых бутылок, скомканных журналов с пожелтевшими страницами. Они морщили носики, их глаза светились торжеством победы. Оскар шел следом, преданно заглядывал в раскрасневшиеся лица, и они, всякий раз обманутые, давали ему деньги. А через несколько дней он опять оставался один.

Оскар обладал удивительной особенностью. Он умел заказывать сны.

Не покидая кровать, счастливец умудрился посетить все страны мира, потратить огромные денежные суммы, переспать с красивейшими женщинами планеты. В сновидениях он разрезал время как нож масло, и окунался в древнюю историю, конструируя будущее, переживая космические катастрофы, и наблюдая триумф всеобщего благоденствия. Сны были совершенны, и он возгордился. Однажды он захотел увидеть Бога, но закрывая глаза, подумал о дьяволе…

В течение месяца он беспробудно пил, прерывистые картинки, пестрели всполохами алых зарниц, и страх навечно поселился в его сердце. Раньше у него было убежище, перед которым бессильно любое оружие. Стоило заснуть — реальность менялась. Он не ведал страха, карал обидчиков, насиловал их жен и дочерей, а жилища предавал огню. Он мог мстить, прощать, ибо во сне приобретал власть абсолютную.

Увиденный сон показал его полное бессилие перед неким более страшным, чем сама смерть. Время зарубцевало остроту страха, и сохранились ощущение одиночества и тоски.

В то утро он проснулся с предчувствием надвигающейся беды. Сквозь окно просачивался тусклый свет. Редкие капли дождя барабанили по стеклу, одинокий голубь пытался удержать равновесие на жестяном козырьке, косил карим с желтыми прожилками глазом, суетливо взмахнул крыльями, и скрылся в зыбком сумраке ненастного дня.

Какое то время мужчина неподвижно лежал, постигая шершавую горечь наступающего похмелья. Голова была пустой, гулкой, и пустоту эту наполняли суетливые мысли. Они кричали, вразнобой перебивая друг друга. Словно проворные муравьи, они просачивались в клетки беззащитного мозга.

Громко зазвонил телефон. Сотовые не задерживались в хозяйстве пьющего человека, он по старинке пользовался обычной связью.

— Слушаю!

Тишина. Едва слышно пробивались голоса из параллельной линии, бубнил мужчина, смеялась женщина. Люди смеялись, плакали, любили. В микрофоне негромко щелкнуло, тихо заиграла музыка. Have you ever seen the Rain. Пел Джон Фоггерти. Мужчина выслушал куплет, звенела гитара. Кто остановит дождь?

Он тяжело вздохнул, к горлу подкатил скользкий ком тошноты. Оскар опасался похмельной рвоты, боялся, что от напряжения лопнут сосуды в голове, и он умрет. А быть может, его парализует, и он будет страдать, оставаясь в сознании, но будучи беспомощно неподвижным. Нехорошая смерть. Так умирали Мопассан, Чезаре Ломброзо, и грузинский параноик Иосиф Сталин.

Из коридора донеслись голоса. Разбилась тарелка на кухне.

— Ах ты, паразит, сволочь лохматая! — кричала женщина, вторя ей, залаяла собака. Хлопнула дверь, с шумом ударила вода в ванной комнате. Оскар натянул мятые джинсы, вышел в коридор. Стуча когтями по полу, подошла собака. Человек потрепал пса по худой шее.

— Привет! Ты откуда здесь взялся?

Пес пристально посмотрел человеку в глаза. Все это уже было однажды. Алчные муравьи. Похмельное утро. Дворняжка. И он сам, босиком, в джинсах надетых на голое тело, стоящий в коридоре на холодном полу.

Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, человек вжался в стену — он задолжал хозяину, крепкому молчаливому парню с бульдожьей шеей. На кровати лежала голая девушка. Смазанный make up и бледные щеки делали ее похожей на раскрашенную куклу. Длинные ноги, узкий темный мысок внизу живота. Платиновые волосы разметались по подушке. Одна рука покойно лежала на животе, другая безвольно упала вниз. На столе теснили друг друга разноцветные бутылки. Оскар облизал пересохшие губы, крадучись вошел в комнату. В передней скрипнул дверной замок. Быстрее молнии коммунальный воришка метнулся к столу, схватил бутылку, ворвался к себе в комнату, запер дверь, прижимая к животу трофей.

Стакан был покрыт клейкой сукровицей, но это не имело значения. Человек пританцовывал на цыпочках, горлышко бутылки отбивало звонкую трель о край стакана. Муравьи аплодировали. Он сделал глоток, и горячее электричество потекло по пищеводу. Хвала небесам! Have you ever seen the Rain! Грустная баллада в исполнении группы Криденс, звенела как победный марш! Прошли годы поисков и разочарований, прежде чем он постиг великое искусство опохмела. Жидкость ударила в небо, заслезились глаза, но то были добрые слезы.

Пошарив в пепельнице, он обнаружил целую сигарету, и окончательно уверовал в Бога. Он затянулся сигаретой, в животе заурчало.

Последний раз он закусывал накануне днем. В кафе, где пытался договориться с круглолицей шатенкой. Она с интересом изучала его разноцветные глаза, и позволяла себя гладить по бедрам. У кавалера стал заплетаться язык, и сам он оказался похож на симпатичного бродячего пса. Поняв, что девушка ускользает как скользкая плотва, он выклянчил у незнакомки мелочь. Кажется, это было вчера. Или на прошлой неделе? Время не имело принципиального значения — у него были сны.

После двухсот граммов водки руки перестают трястись, и кончики пальцев становятся горячими и чувствительными. В облупившемся зеркале отразилось темное лицо моложавого алкоголика. Он боялся своего отражения, и где то слышал, что если смотреть в зеркало бесконечно долго, можно увидеть собственную смерть. Зеркало запотевало, спиртовые испарения смешивались с клубящимися парами горячей воды, бриться и стоять под теплыми струями воды было приятно.

Оскар расчесал густые волосы, легкий иней рассыпавшийся по локонам нравился девушкам, а тонкий шрам под левым глазом, заставлял думать, что его обладатель пережил драму. Голые ветви прильнули к окну, на улице накрапывал мелкий дождик. В комнате стояла на две трети целая бутылка водки, в холодильнике гроздью выстроились десяток яиц. Он вышел на кухню, поставил на плиту сковороду.

— Глаза у тебя забавные! Это линзы такие? — произнес за спиной женский голос.

Яйца выскользнули из рук, и шлепнулись на пол. Девушка уселась на стул, закурила, и пустила тонкую струйку дыма.

— Ты уничтожила мой завтрак! — пробормотал мужчина — а возможно и обед…

— В хате полно еды, малыш!

— А он…

— Он ушел. И баночку пива для меня.

Оскар поспешил в комнату, взял кусок копченой свинины, пару банок пива и пачку сигарет.

— Вот! — он выложил добычу на стол, — Я вообще-то не привык брать чужое…

— Ну да! — усмехнулась девушка. — А как тебя зовут? — незнакомка без стеснения разглядывала его, как редкое насекомое.

Оскар представился.

— Как драматурга и педераста!

— Ты на собаку похож…

Она встала, приблизилась вплотную, острые груди коснулись шеи.

— Ну точно — собака! И пахнет от тебя как от пса, и глаза разноцветные!

— Я только что из душа!

— Люди часто бывают схожи с животными, не замечал? А пахнет от тебя… — она помахала ладонью перед лицом, — Качественный перегар!

Хлопнула входная дверь, по босым ступням скользнул холодный воздух, незнакомка равнодушно курила.

— Собака… — задумчиво повторила она, — не пойму, какой породы?

— На овчарку? — Оскар прислушивался к звукам, доносящимся из коридора, и был действительно похож на трусливого сторожевого пса. — Немецкая овчарка!

— Нет!

Голос у нее был мягкий, грудной, при разговоре она чуть сглатывала окончания. — Не думаю…

— Тогда на добермана! — он оскалил зубы, и вытаращил разноцветные глаза.

— Чушь полная! — смеялась незнакомка. Она взлохматила шерсть на его голове. От прикосновения женских пальцев пересохло в горле.

— Ну тогда хотя бы на ризеншнауцера!

— Ни в коем случае! — хохотала девушка. — Я такой породы не знаю. Подумаю и обязательно сообщу. Нельзя оставлять тебя беспородным… — она повернулась и быстро ушла в комнату. В дверном проеме показалась лохматая собачья голова. Пес радостно скалил желтые клыки, с розового языка на пол стекала слюна. Так собаки потеют, а пот и слезы у животных имеют одинаковую биохимическую основу. Пес смотрел на человека и плакал.

Вонь сгорающей сковороды наполнила кухню. Оскар бросил ее в мойку, ударила струя шипящей воды. Есть расхотелось. В комнате он плеснул водки на дно стакана, зажевал куском мяса. Прокрался к соседям. На столе стройными рядами красовались бутылки, но отчего это оставило его равнодушным. Он втягивал тяжелый утренний воздух непроветренной комнаты. Запахов было множество — резкий мужской одеколон, с примесью пота, тяжелый перегарно дымный угар после вечеринки, пахло сексом. И чем то другим, едва различимым.

Неожиданно возникло гнетущее ощущение, что в комнате кто то есть помимо него. Воздух стал плотнее, чужое дыхание коснулось виска. Оскар выкрикнул в пустоту.

— Кто здесь!?

В большом овальном зеркале отразилось бледное лицо.

— Привет… — пробормотал он отражению, оно послушно повторило движение губ хозяина. Он подмигнул — черноволосый мужчина, скрывавшийся в глубине мертвой амальгамы, прикрыл зеленый глаз. На кровати валялся халатик. Что-то неуловимо знакомое, — смесь горячей полыни и острого мускуса, пряный аромат летней травы сожженной жарким солнцем, медный запах свежей крови и лакрицы. Он уткнулся лицом в ткань, она зловеще шуршала, так в темноте трутся о сухую землю змеиные чешуйки. Он вдохнул полные легкие острого аромата, и вспомнил свой нынешний сон. В мельчайших подробностях. И тогда он закричал. И в крике этом не было ничего человеческого, это был вой волка или шакала, и в утробном вопле смешались ярость и страх, и то первобытное чувство, что заставляет конвульсивно содрогаться кусок плоти. И тогда человек понял, откуда этот странный запах, исходящий от безжизненного куска синей материи.

Он бросился в свою комнату, взгляд поневоле коснулся большого зеркала. По твердой поверхности зерцала бежала мелкая рябь, как бывает, когда порыв ветра коснется широким крылом речной глади. В волнообразных разводах отражались, рассыпаясь на множество лживых искажений кривые отражения. Оскар захлебываясь выпил банку пива, едва не подавившись пеной, упал на кровать, и густая черень поглотила сознание. И сквозь темноту выплыло серебряное лицо старой луны, свет исказил предметы, и пепельные тени призрачным покрывалом окутали редкие облака, лениво ползущие над землей…