Волшебный напиток

Дмитрий Игоревич Павлов, 2021

Сборник символистских рассказов. Не притчи, а мысли. Не публицистика, а эмоции. Тут всё как на картине импрессиониста – каждый рассказ лишь штрих кисти на полотне. Некоторые штрихи нанесены ещё в детстве. Некоторые совсем недавно. Какие-то полны мистики и метафор. Какие-то просты и реалистичны. Одни полны цвета. Другие печально блёклые. Словом сборник полон настроений. Возможно тех самых, которых так не хватает именно вам, чтобы сварить собственный волшебный напиток.

Не закрывай!

Способность что-то понимать, объективно оценивать, принимать верные решения никак не связана с умом и кругозором. Странно? Да, немного странно. Кругозор нужен, и отточенный ум, что и говорить, штука полезная. Но тут как с дорогим строительным инструментом в руках напыщенного офисного сноба, или шикарной зеркалкой в руках инстатёлочки. Инструмент. Вещь, что греха таить, нужная. Но даже качественно экипировавшись, один всё равно криво соберёт шкаф, а другая намертво завалит горизонт и засветит правый угол.

И что же делать? Как заставить работать этот нужный, но такой сложный в освоении инструментарий? Ответ прост и сложен одновременно. Надо жить.) Мгновения нашего триумфа и минуты позора, взлёты и падения, победы и поражения — всё это наш опыт. И если вдуматься, то он — единственное, что у нас по-настоящему есть. И именно он определяет, как именно служат нам и ум и кругозор.

Все мы копили этот опыт по-разному. Кто-то из нас медленно подгребал вёслами, сидя в тяжёлой килёванной лодке у пологого берега. Его опыт — как пакетик чая — прост, пресен и лишен неожиданностей. А кто-то бросался в стремнины и водовороты, с переменным успехом проходя пороги. В его коллекции — ассам, масала, дарджилинг, кашмир, улун, пуэр, а кроме того — десятки сортов кофе, матэ, моккачино и других «напитков».

Но вот беда — мы люди. Не отважные герои меча и магии — люди. У нас разные стартовые позиции. Один рождается в гуще влажных джунглей Амазонки, познаёт трудности жизни в фавелах, делает шикарную стремительную карьеру наркокурьера и погибает в перестрелке с полицейскими. Другой появляется на свет в частной клинике на Лонг-Айленде и познаёт мир на улицах Риверхеда. Оканчивает Йельский университет, долго путешествует по Европе, чтобы затем осесть где-то на n-ом этаже стеклянного монстра, стоящего на пересечении одной из многочисленных стрит и авеню. Третий издаёт первый крик на рисовом поле, и вся его жизнь с первого вздоха и до самой смерти проходит на этом же поле. Словом, мы несколько ограничены в возможностях получения жизненного опыта.

Но человек на то и человек, чтобы находить лазейки в любых, даже самых сложных ситуациях. Было бы желание. И тем, у кого оно есть, на выручку приходит литература. Именно она, дар творцов-демиургов, открывает дверь в бессмертие. Именно с её помощью мы можем прожить тысячи и тысячи жизней. Мы побеждаем в битвах и погибаем на плахах, храним верность и прощаем измену, проявляем доброту к чужим детям или жестокость к своим. Мы мужчины, женщины, дети, призраки, животные, боги, хтонические чудовища и мескалиновые галлюцинации. Мы проживаем эти жизни и дополняем свой опыт чужим. Для нас, бросающихся в омут нового романа, опыт этот не менее реален, чем наш собственный.

Давайте вспомним эти волшебные ощущения. В руках у вас — книга. Вы касаетесь её обложки. Кажется, по её поверхности пробегает лёгкая дрожь. Она даже ещё не открыта, но уже словно оживает, нежно впитывая тепло ваших рук. Если прислушаться, можно даже услышать сердцебиение, которое раздаётся из глубины фолианта. Она ждёт. Она хочет жизни. И вы, не в силах противиться магии этого желания. Чуть помедлив вы открываете книгу.

Ветер. В лицо нам бьёт солёный морской ветер. Чуть слева над водной гладью парит альбатрос. Пахнет смолой и чем-то кислым.

— Все на бегин-рею! — рявкаете вы, не узнавая собственный голос, — трави парус!

Крепкие, загорелые, пёстро одетые люди бросаются выполнять ваш приказ. Вы же стоите на месте, вглядываясь в горизонт. Вдали, едва различима полоса береговой линии. Вожделенный берег!

— Питер, это Картахена! — доносится до вас ей-то крик, и вы уже не можете скрыть дрожи. Попутный ветер делает своё дело, команда — своё. Кингстоны открыты, и дюжина пушек почти одновременно делает первый залп. Дым. Запах пороха. Шаг.

И вот уже кругом отвесные скалы. Дым и туман развеялись без следа. Тут сухо, жарко, и очень сложно дышать. Вентфогель задыхается. Каждый вдох для него — всё равно, что подвиг. По лбу градом течёт пот. Этот чёртов перевал убивает его. Но сейчас вы смотрите не на своего проводника, а на груду камней, волею провидения ставшую могилой для старой Гагулы. Сотни лет эта чёртова старуха хранила свои тайны, и вот теперь, её странная жизнь оборвалась. Вы скованы каким-то странным благоговейным оцепенением, и только оклик, раздавшийся вдруг за спиной, возвращает вас в реальность:

— Хватай Грейсвандир, — слышите вы голос Каина, — они уже рядом!

Скорость, с которой вы разворачиваетесь — нечеловеческая. Серебряная рукоять меча влетает в вашу ладонь. О, Грейсвандир, как же тебя не хватало! Больше, чем просто меч, он уже греет ладонь и жаждет схлестнуться с клинками врагов. Не тратя ни секунды вы бросаетесь в объятую пламенем долину Гарнатха. Мокрые волосы мгновенно высыхают липнут к лицу, чёрная рубаха с серебряным шитьём прорвана в нескольких местах, а Камень Правосудия всё больше тянет вниз, пульсируя в такт сердцебиению.

Бой длится уже не один час, и времени на передышку нет. Впереди отвесная стена, за спиной холодные воды величественной Волги. Звон клинков и грохот выстрелов оглушают. Войско медленно отступает к воде, но места в лодках хватит не всем. Двое казаков волокут кого-то. Без сознания, но он, безусловно, знаком вам. Густая, чёрная борода, обильно пропитана алой, блестящей на солнце кровью. Кровавый след тянется и по земле — кажется, это картечь попала в ногу. Раненый стонет, пытается что-то сказать, и вы с ужасом узнаёте в этом измазанном глиной и кровью человеке своего непобедимого атамана.

Никогда не забыть этого лица. Впрочем, черты его непостоянны. Они меняются. Нет уже ни бороды, ни крови, лишь рыжеватая смазливая девица с резкими чертами лица. Голубые глаза, подёрнутые туманной пеленой, простая нательная рубаха, подчёркивающая манящие изгибы немолодого, но всё ещё крепкого тела. Девицу эту можно было бы назвать даже привлекательной, если бы не белая, даже чуть синяя кожа. Простоволосая девица Женя висит в петле, бездыханная и свободная одновременно. Кажется, эта картина затмит в твоём сознании образ раненого Стеньки. К чёрту! Надо выйти на улицу! Шаг.

И вот вы погружаетесь в оранжевый океан света и тени. Ветер с Хурона треплет волосы. Под ногами — потёртые мозаичные мостовые. Чуть правее высится величественный, полный тайн и загадок замок Рулх, а из открытых дверей «Сытого скелета» доносится манящий аромат индейки «Хатор». Хорошее место для прогулки. Люди добры, улыбчивы. На Гребне Ехо вы вдруг замираете. Навстречу вам идёт женщина удивительной красоты, одетая в старомодное корсетное платье, а не более пристойное в этом месте, уютное лоохи. Ей нет ещё и тридцати. Она шагает, чуть придерживая юбку, горделиво расправляет плечи и, кажется, вовсе не замечает окружающих. Поравнявшись с этой красавицей, вы слышите, как она шепчет себе под нос: «Я подумаю обо всём этом завтра, в Таре. Ведь завтра уже будет другой день».

Изо дня в день вы погружены в этот густой кисель из любви, ревности, битв и интриг. Но стоит только выехать на холм, чтобы осмотреть расположение французских войск и положение редута Раевского, как, заглушая доклад Барклая, в мир врывается бесцеремонный будильник.

Пора на работу. Зевок. Надо закрывать книгу.

— Стой!

Голос. Такой знакомый!

— Стой! Не закрывай!

Конское ржание. Запах пороха и пота. Треск костров. Свист картечи! Французы начали новое наступление. И вы на гнедом коне, в безупречном офицерском мундире, отвлекаетесь от командования и кричите: «Не закрывай!».

— Мне пора на работу. — Попытка оправдаться. — Продолжим вечером!

— Не закрывай, — грустно говоришь ты со страниц бессмертного романа, — пожалуйста. Когда ты делаешь это…

— Что?

— Приходит туман.

Серость и холод. Вы ощущаете их. Кажется, вы часто блуждали в этом ничто. В мучительном ожидании, когда же, повинуясь тёплым рукам, вновь распахнутся страницы и мгла рассеется. Солнечные лучи или тёплый свет электрической лампы! Вы вечность ждёте, когда из нитей этого света, силой воображения будет соткан яркий солнечный день на пляже Барбадоса или, шут с ним, хоть бы заплёванные стены самого захудалого кабака.

— Нет! Нет! Не хочу! Не закрывай!