Служу Советскому союзу

Дмитрий Колпаков

Сборник рассказов о Советской армии. Северная группа войск. Польша. Разведрота танкового полка. Правда. Только правда. И ничего кроме правды. Книга содержит нецензурную брань.

Стрелка

Я, Лебедев и Макаров стояли перед старшиной роты прапорщиком Балденковым и ёжились под его цепким и придирчивым взглядом. Небольшого роста, худой и жилистый, лет тридцати, не больше — старшина производил впечатление видавшего виды вояки, в чём все мы вскоре и убедились.

— Ильенко, ко мне! — даже не взглянув на дневального, скомандовал старшина.

— Рядовой Ильенко, на выход! — срывающимся голосом завопил дневальный.

В коридоре появился высокий, мускулистый боец с весёлым и добродушным лицом.

— Чего орёшь? — недовольно осведомился он.

Дневальный молча кивнул в сторону старшины. Боец мгновенно изменил выражение лица и ускоренным шагом подошёл к Балденкову.

— Я! Товарищ прапорщик!

— Принимай бойцов, Ильенко, — прокуренным пальцем Балденков ткнул в нашу сторону. — Парадки и вещмешки в каптёрку, ремни сменить на кожаные… пэша оборудованные у вас?

— Никак нет!

— Ильенко! Выдай им погоны, петлицы и лычки. Пусть пришивают.

— Товарищ прапорщик! Так ведь нет у меня ничего! Где я им всё это возьму? — заголосил Ильенко. Как и все каптёры, он был хитёр и прижимист.

— Кому ты тут рассказываешь? — возмутился старшина. — Чтоб к обеду всё готово было! — и, ловко развернувшись на каблуках, исчез из нашего поля зрения.

Вполголоса матеря и проклиная Балденкова, Ильенко повёл нас в каптёрку, где с кровью, отрывая от сердца, выдал нам бэ-ушные погоны и петлицы, и, уж совсем ошалев от своей щедрости, добавил к ним моток ярко-жёлтых лычек. Мы принялись за работу. Я достал из вещмешка свое новое пэша и нерешительно над ним замер. Дело в том, что оно было пятьдесят четвёртого размера.

— Товарищ прапорщик! — ещё в Куйбышеве кричал я местному старшине. — У меня сорок шестой размер! Куда мне пятьдесят четвёртый?

Прапорщик смотрел на меня как на дурака.

— Нет у меня твоего размера! В часть прибудешь — у тебя это новое пэша ротный старшина с руками оторвёт и другое по размеру подберёт. Понял?

Я не верил, но этот ушлый прапор оказался прав. Ильенко, увидев мою форму, проворно выхватил её из моих рук и также проворно спрятал в одном из шкафов.

— Повезло тебе, — обрадовал он меня, — есть один комплект как раз твоего размера. Вечкаев хотел в пэша увольняться, да когда гладил, рукав немного прожёг. Пришлось ему в парадке домой ехать, — с этими словами Ильенко протянул мне ушитое и отглаженное пэша, — лычки клей, и хоть сейчас на дембель.

Я снял парадку и натянул пэша.

— Как по тебе шито! — удовлетворённо констатировал Ильенко. — Только ты это… стрелку на спине разгладь. Она тебе ещё по сроку службы не положена.

Я повернулся спиной к стене, на которой висело потускневшее зеркало. Острая стрелка — от лопатки до лопатки, грозила порезать любого, кто попытался бы к ней прикоснуться. Ох уж мне эта стрелка! Между собой солдаты называли её «дорога домой», и носить её имел право только «старый», или оборзевший «черпак», но никак не «пупок».

Я получал за неё оплеухи и наряды от сержанта Абсалямова, мне «пробивал фанеру» сержант Минаков, про замстаршины старшего сержанта Хазиева я вообще молчу. При каждом удобном случае я разглаживал эту стрелку через мокрое полотенце, прилагая неимоверные усилия — что я только с ней не делал, но она упорно не хотела сходить с моей спины. Только через полгода разгладил я эту стрелку, попортившую мне столько крови, а разгладив, понял, что зря старался. К этому времени я уже отслужил год и плевать хотел на Абсалямова, Минакова и Хазиева. Последние двое к этому времени вообще дембельнулись. Но до этого было ещё далеко, а сейчас я старательно клеил лычки на погоны и мечтал о домашних пирожках.

14. 04. 22.

Черпак — боец, отслуживший год. В Советской Армии существовала загадка: почему черпак постоянно злой? Потому, что дох@я отслужил, но и дох@я осталось.

Старый — боец, отслуживший полтора.