Красный утес

Дмитрий Морфеев (2024)

Всем известно, что не стоит разговаривать с незнакомцами, а заключать с ними сделки и подавно. Ради спасения собственной жизни Констанция все-таки решилась на странный договор. Теперь она бессмертна и стала еще прекраснее, чем прежде, но зло уже посеяло свои ядовитые зернышки в ее сердце… Может ли красавица стать чудовищем?

Часть первая. Перерождение

Глава 1. Ангел милосердия

Констанцию разбудил плач младенца. Истошный и жалобный.

Открыв глаза, она обнаружила, что лежит уже не во мху, а на грубой соломенной подстилке в каменном алькове, вырубленном в скале.

Констанция выглянула из ниши, чтобы осмотреть помещение, в котором очутилась, но перед глазами тут же замелькали лишь огни, которые, казалось, как по волшебству зависли у самых стен в причудливом порядке.

Тут же, освещаемый теплым светом, стоял ее избавитель, держа в руках сверток.

— Вы очнулись как раз вовремя, — сказал ученый, подойдя ближе. — Вот, поглядите. — Он отодвинул край свертка, показав младенца. Того мучила лихорадка.

— Чье это дитя? — слабо спросила Констанция.

— Это неважно. Куда важнее то, что он умирает.

— Умирает?!

— Беспечная мать позабыла его у реки. Вы и без меня знаете, какой там может подняться ветер. Хорошо еще, что корзинку не унесло волнами. Так, вероятно, и случилось бы, если бы я не подоспел.

— Я не понимаю… Зачем вы мне все это рассказываете? Зачем вы принесли его сюда? — растерянно проговорила Констанция, а затем, с трудом оторвав взгляд от ребенка, посмотрела ученому прямо в глаза. Она с изумлением осознала, что сейчас один его глаз был ярко-зеленым, а второй черным. Раньше она этого не замечала.

— Затем, что вы, душенька, можете помочь этому несчастному созданию.

— Я? Но как? Я не знаю, где мы. И здесь нет ни мазей, ни настоек, ни даже котла, чтобы вскипятить воду.

— Я все расскажу, но сначала… — Он хотел передать ребенка Констанции, но та резко поднялась с каменного ложа и отошла в сторону.

Дурное предчувствие сковало ей сердце. Констанции почему-то показалось, что если она прикоснется к малютке, то произойдет что-то ужасное и непоправимое.

— Я не могу… Не просите меня… — пробормотала она.

— Я ничего не прошу. Просто возьмите дитя на руки и утешьте. Бедняжка сорвет себе голос, да и наши уши нуждаются в передышке, — сказал он с прежней мягкостью в голосе, но при этом так строго посмотрел на Констанцию, что она не смогла не подчиниться.

Стоило Констанции взять младенца на руки, как тот тут же затих.

— Вот видите, — улыбнулся ученый, — вы — прирожденная мать.

Эти слова больно задели Констанцию, но она не подала виду. Выйдя замуж за Рейнера, Констанция мечтала стать матерью, но их первенец умер, так и не родившись… Чтобы отвлечься от горьких воспоминаний, она спросила:

— Так что это за место?

Они находились в пещере с низкими сводами. А волшебные огни оказались всего лишь масляными светильниками. Специальные углубления помещались прямо в стенах.

— Древнее святилище. Люди покинули его давным-давно. Еще до Вильгельма Завоевателя.

Отойдя в сторону, ученый принялся задумчиво осматривать место, напоминавшее алтарь. Здесь, на стене, в свете свечей переливался барельеф, изображавший божество с оленьими рогами в окружении различных зверей. В одной руке рогатый держал змея, в другой — торквес, ноги его были скрещены, а над головой красовался полумесяц.

— Когда-то он был хозяином лесов. Люди почитали его, приносили дары и жертвы. Но то былое, и нельзя войти в одну и ту же реку дважды, — неопределенно добавил он.

Помолчав какое-то время, ученый обернулся.

— Полагаю, у вас еще много вопросов. Спрашивайте.

— Кто я теперь? — с опаской спросила Констанция, похолодев от страха. — Что вы со мной сделали?

— О, госпожа моя, я не сделал с вами ничего, о чем вам следовало бы жалеть. Считайте, что я вас вылечил.

— Да, но какова цена? Я слышала о живых мертвецах, что спят в своих гробах и иногда покидают их, чтобы пить кровь живых…

Ученый лишь рассмеялся ее словам и с улыбкой заговорил:

— О нет, дорогая. Не волнуйтесь, вы живее всех живых. Только переродились. Во многих созданиях заложена возможность переходить из одной жизненной стадии в другую, вот только немногие этой возможностью пользуются. Вы же, с моей небольшой помощью, перешагнули на другую ступень. Если говорить о людях, то большинство из них всю жизнь ползают по земле, не в силах даже подняться на ноги, или же просто сидят в коконах. Но вы — другое дело. Вы обрели крылья и вольны воспарить над остальными.

— Как вас зовут? — вдруг спросила Констанция, сев на скалистый выступ в алькове.

Она старательно делала вид, что поглощена укачиванием младенца, но то и дело как бы невзначай поглядывала на собеседника. Чуть подрагивающее тусклое освещение, царящее в пещере, странным образом искажало и без того неправильные черты лица. Эта многоликость, созданная игрой света и тени, отталкивала, но в то же время завораживала.

— А вы разве не знаете? — Он пристально посмотрел на нее, хитро улыбнувшись. — У меня так много имен…

— Знаю, но хочу понимать, как я могу к вам обращаться.

— Зовите меня лорд Кёрн. Кстати об именах. Вам потребуется новое.

— Зачем?

— Затем, что в старом — ваша погибель.

— Какое же имя вы мне дадите, милорд?

— О нет, это только ваш выбор и ваша ответственность! Не я вас создал. Я лишь посредник, что наметил вам путь к вашей истинной сущности. Поэтому имя вам предстоит выбрать самой. Однако мой вам совет: подумайте хорошо. Некоторые даже не подозревают, какая власть заключена в имени. Теперь же я должен покинуть вас на некоторое время. До свидания, блистательная госпожа.

Констанция хотела было сказать что-то еще, но когда она посмотрела на место, где еще секунду назад стоял лорд Кёрн, то там уже никого не было.

— А у тебя есть имя? — ласково спросила она, проведя пальцами по щечке мирно спящего младенца. Казалось, его болезнь отступила сама собой.

Констанция залюбовалась безмятежным сном малыша, и на душе у нее тоже стало тепло и спокойно. Она подумала о своем муже и обо всех их совместных надеждах.

Что, если им взять малютку себе? Рейнер вернется, и они могли бы начать все сначала. Никогда ведь не поздно, верно?

Они уедут из этой проклятой деревни и найдут другое место. А этот ребенок будет их путеводной звездой. А та, что его родила… Наверняка она не будет сильно горевать, раз повела себя столь беспечно.

Чем больше Констанция думала обо всем этом, тем ярче и живее становились ее мечты. Счастливые образы проплывали перед глазами:

Вот Рейнер возвратился. Измучен странствиями, но все еще силен, удачлив и красив. И молит на коленях о прощении. Что ж, она его прощает.

Вот новый дом, а в нем резная колыбель. Игрушки-погремушки. Горит камин. У очага: она, муж и дитя. Все рядом. Благодать. Людей счастливее не сыскать.

Вот праздник урожая. Богат плодами стол. Играет музыка, звенят колокола. И с Рейнером они как прежде весело танцуют. И льется эль рекой.

Завороженная грезами наяву, Констанция сама не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.

***

Проснулась Констанция так же внезапно, как и уснула. Она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил, но на душе повисла неотвратимая тревога.

Констанция опустила взгляд на ребенка в своих руках и обомлела. Малыш застыл, и что-то противоестественное прослеживалось теперь в его облике.

Констанция тупо уставилась на кончики своих пальцев. Ее аккуратные прежде ноготки странно удлинились и заострились, как у зверя.

На младенце не было ни царапины, но Констанцию вдруг поразило страшное осознание.

Безмолвные слезы покатились по ее щекам.

Она долго качала безжизненный сверток, смотрела на младенца и никак не могла поверить в то, что произошло.

Господь послал ей испытание, и она его не прошла. Вместо этого она сговорилась с врагом и теперь… Теперь это невинное дитя угасло.

Констанцию разрывало от чувства вины и презрения к самой себе. Вне себя от горя она поднялась и побрела куда глаза глядят.

Прижав к себе сверток, Констанция с трудом шла по запутанным коридорам, не видя вокруг ничего, кроме огней у стен. Глаза были полны слез, так что огни сливались в одно сияющее пятно и идти приходилось почти на ощупь. Она то и дело касалась ладонью стены, всякий раз боясь обжечься.

Констанция не знала пути и в тот момент совсем не ощущала течения времени. Но наконец в лицо ей подул свежий ветерок. Одолев очередной поворот, она увидела выход и лес, озаренный лунным светом.

«Лучше бы я сразу умерла в погребе», — подумала она, на ватных ногах выбравшись на воздух.

Недалеко от пещеры стояли три молодых кипариса. Под их кроны Констанция и направилась.

Здесь она опустилась на колени, с материнской нежностью положила сверток рядом с собой и в каком-то неистовстве принялась вырывать комья земли голыми руками.

Мелкие камушки, сухие листья и прочий сор ранили нежную кожу, но она ничего не замечала и продолжала копать, пока не посчитала углубление достаточным для того, чтобы вместить почившего.

— Прости, прости меня, — шептала она ребенку, то и дело прижимая сверток к груди.

Ей казалось, что дух малыша еще где-то поблизости. Что он слышит ее.

Когда она опустила сверток в ямку, то ее настигла новая тревожная мысль. Что, если дитя не успели крестить?

Неужели теперь по ее вине он так и останется одиноким неприкаянным духом, застрявшим где-то между миром живых и миром мертвых?!

Сорвав с шеи свой крестик, Констанция подняла его над младенцем.

— Если ты не крещен, то я крещу тебя своими слезами и нарекаю Кристианом! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! — с этими словами она надела крестик ребенку.

Обложив малютку растущими поблизости цветами, Констанция принялась горячо молиться, чтобы Господь принял душу Кристиана в свое царство.

***

Когда все было кончено, Констанция услышала голос лорда Кёрна за своей спиной.

— Вы удивительно непоследовательны, — заметил он брезгливо. — К чему все эти церемонии?

Констанция обернулась и со злостью уставилась на него.

«Это все вы! Вы нарочно его принесли! Из-за вас я его погубила!» — подумала Констанция, но не смогла произнести ни слова.

— Вы молчите, — холодно начал Кёрн, — но я чувствую, что вы вините меня. Вы запутались, так что слушайте и запомните мое доброе к вам отношение, ибо я редко объясняю суть своих поступков. Ребенок все равно бы умер. В этом не сомневайтесь. Но свои последние часы он провел в любящих материнских руках. Вы — ангел милосердия, моя госпожа. Вы, и только вы облегчили его страдания. Вам будет намного легче, если вы как можно скорее сломаете все навязанные с детства границы и посмотрите на мир под другим углом.

— Быть ТАКИМ ангелом — это цена моего спасения?! — воскликнула Констанция, чуть не задохнувшись от отчаяния.

— Не цена, скорее новая потребность. Вы еще научитесь себя контролировать. И если вам будет угодно, то сможете жить тихо-мирно, никого не тревожа, незаметно собирая жизненную силу по крупицам. Но такая жизнь ведь слишком скучна, не правда ли?

Констанция не ответила.

— Прежде чем решитесь покончить с собой, может быть, вам захочется узнать, кто повинен в вашем заточении в погребе?

— Что вы имеете в виду? Я оступилась на лестнице. Вот и все.

— Вы в этом так уверены? А за те долгие недели, что вам пришлось пролежать в одном положении, дрожа от страха и холода, мучаясь болью и жаждой, вы не подумали, что это не просто трагическая случайность?

Глава 2. Ведьма

Констанция брела по лесу в сторону деревни, держа в руках свои деревянные башмаки. Опустошенная последними событиями, она размышляла о своей участи и о словах лорда Кёрна.

Если кто-то действительно повинен в ее падении, то Констанция непременно должна воздать этому гнусному существу по заслугам. А умереть она всегда успеет.

Вдалеке показался женский силуэт. Безмолвная фигура подняла руку. Казалось, она зовет к себе, но Констанции не было до того никакого дела.

— Постойте! — воскликнула девушка, когда Констанция попыталась обойти ее.

Констанция сделала вид, что не услышала, и продолжила свой путь. Но тут кто-то коснулся ее плеча. Вздрогнув, Констанция обернулась.

Девушка, окликнувшая ее, теперь стояла совсем рядом. Констанция никак не могла понять, как незнакомка преодолела расстояние в несколько ярдов за пару мгновений, да еще и бесшумно.

— В чем дело? — спросила Констанция.

Молодая особа, представшая перед ней, была примерно того же возраста, что и сама Констанция. Даже английское платье не могло скрыть, что девушка нездешняя: красивый смугловатый оттенок кожи и горящие черные глаза выдавали в ней испанку.

Констанция слышала об испанской знахарке, поселившейся на окраине их селения, но не была знакома с ней лично. Многие ходили к травнице за помощью, однако за глаза ее называли ведьмой. Обычная история.

— Сеньора Циммерн?

Констанция не ответила. Она помнила слова лорда Кёрна о власти имени и не знала, как ей надлежит поступить теперь.

— Вы ведь супруга Рейнера Циммерна?

При упоминании мужа Констанция не смогла сдержать горькой улыбки. «Жена Циммерна» — вот в кого она превратилась для всего мира, переступив порог церкви после венчания. Будто без Рейнера ее и вовсе не существовало.

— Не бойтесь, я вам не враг. Я лишь хочу предостеречь. Вам нельзя возвращаться в деревню.

— Почему?

— Давайте поговорим в другом месте. Даже в лесу множество ушей. Если вы не против, пойдемте ко мне. Тут недалеко.

Ветхий домишко ведьмы, сокрытый деревьями и зеленью, как и полагается, стоял на границе леса, поодаль от деревни.

Они прошли по тропинке сквозь палисадник, густо засаженный неведомыми травами.

— Говорите. — Констанция выжидающе посмотрела на ведьму, как только они вошли в дом.

Здесь повсюду виднелись пучки сухих трав: они свисали с потолка, висели гирляндами на стенах, лежали на всех поверхностях. В остальном обстановка была вполне обычной, кроме того, что в воздухе витал какой-то неведомый, едва уловимый аромат.

«Так вот как пахнет ведьмовство», — отметила про себя Констанция.

Закрыв ставни, ведьма провела Констанцию вглубь комнаты, усадила за грубый деревянный стол, а сама села напротив.

— Тучи сгущаются над вами, сеньора, — сказала она полушепотом. — Не знаю, кому вы перешли дорогу, но этот некто решил изжить вас со свету. И подговорил односельчан собраться у вашего дома после обеда затем, чтобы арестовать вас и передать в руки ведьмоборцев.

— Какой вздор! — хмыкнула Констанция, сохраняя притворное самообладание. — Ведьмоборцы? Мы живем в прогрессивной стране, мадам. Я слышала, что инквизиция иногда пытается протянуть к нам свои когтистые лапы, но пока не очень-то успешно.

— Ох, сеньора, — вздохнула ведьма, — прежде я тоже так думала, потому и бежала сюда из Испании. Но теперь убедилась, что везде есть свои охотники. Они могут называть себя по-разному, но суть у них одна: не давать покоя таким, как мы, а заодно и всем простым людям, что попадутся под руку.

— Таким, как мы?

— Женщинам и мужчинам, наделенным особым даром.

— У меня нет никакого дара, — усмехнулась Констанция.

— Может, вы сами еще не знаете, — улыбнулась девушка. — Я вижу, что вы изменились. Раньше я в вас этого не замечала, но, встретив сегодня в лесу, почувствовала, что вы — одна из нас.

— А что, если люди правы? — спросила Констанция, серьезно посмотрев собеседнице прямо в глаза. — Что, если я стала чудовищем? Вы наверняка слышали, что стали говорить обо мне после отъезда мужа.

— Да, злые языки клевещут, что сеньор Циммерн сбежал от вас, потому что не смог вынести того, что вы обменяли ваше неродившееся дитя на колдовскую силу, — ответила ведьма, ничуть не смутившись.

— И вы не боитесь, что все это правда?

— Нет, сеньора. Не боюсь. Мне слишком хорошо известны такие истории, когда действительность искажают в угоду злому умыслу. Из-за этого погибли мои родные, а я сама лишь чудом уцелела. И чтобы выстоять в этот раз, нам обеим нужно бежать.

— Бежать? — удивилась Констанция. — И куда же?

— Куда угодно.

— Вы же сами сказали, что нас нигде не оставят. Неужели вы хотите бегать всю жизнь?

— А что еще остается, сеньора?

— Проучить их. Вот что.

Еще недавно Констанция сама думала сбежать, но теперь ее поруганная душа требовала правосудия. Кто-то должен ответить за все ее муки и унижения! Она хотела, чтобы ответили все, кто посмел сговориться против нее. А ведьма могла стать полезной союзницей.

— Их слишком много. И вы еще не овладели даром. У нас не хватит сил.

— Я быстро учусь. Кроме дара у нас есть оружие, которое часто недооценивают, хотя оно старо как мир.

— Хитрость?

— Именно.

— Даже если так, это слишком опасно, сеньора.

— Мы должны бороться. И зовите меня Констанция.

— Я — Инес. Здесь, в этой стране, я никому так не представлялась, но полагаю, что вам я могу довериться.

Сейчас Констанция сама себе не доверяла, но, увидев огонек надежды в глазах ведьмы, она мягко взяла ее за руки в знак согласия.

Они зажгли свечи и принялись негромко обсуждать свои планы.

***

Еще на подъезде к дому можно было заметить толпу, гудевшую, как осиный улей. Собравшиеся с трудом умещались на узкой дороге.

Когда телега, в которой ехала Констанция, остановилась, все голоса разом стихли, а глаза напряженно уставились на нее.

Констанция поднялась со стога сена с таким достоинством, будто приехала в золоченом экипаже. Она медленно огляделась по сторонам, строго осмотрев всех присутствовавших, и только потом громко заговорила:

— Господа, что здесь происходит?

Сказано это было так уверенно и гордо, что заговорщики, казалось, стушевались.

— Мадам, — заговорил старик Рид, один из самых уважаемых мужей деревни. — Мы вынуждены просить, чтобы вы пошли с нами.

— Куда же, сэр? И зачем?

— Староста велел отвести вас в безопасное место, где вы сможете дождаться суда.

— Суда? — Констанция картинно закатила глаза и тяжело вздохнула, прикинувшись, будто ей дурно.

Кучер, околдованный Инес, поднялся на козлах.

— Что с вами, люди?! С каких пор у нас так встречают своих?! Я готов поручиться за добропорядочность миссис Циммерн, а если кто не согласен, то пусть выйдет вперед и познакомится с моим кулаком!

— Спасибо, Джон, — сказала Констанция, прижав ладонь к груди и с благодарностью кивнув кучеру. — Кажется, только вы здесь еще помните, как должен вести себя мужчина. Но не нужно рукоприкладства. Я верю, что все это какая-то ошибка и наши добрые люди не причинят мне вреда. Мистер Рид, — она вгляделась в подслеповатые глаза старика, — скажите же, в чем меня обвиняют?

Снова воцарилось молчание. Теперь все ждали, что скажет почтенный старец.

— У моей внучки пропало дитя, — наконец заговорил Рид.

— Это большая трагедия, и я сочувствую вашему горю, сэр. Но я не понимаю, какое имею к этому отношение. Я была в отъезде и только-только вернулась.

— Вот уж кривда! — недовольно раздалось из толпы. — Ее видели накануне!

— Позвольте узнать, мадам, где же вы были? — осторожно спросил мистер Рид.

Казалось, старик уже сам был не рад, что поддержал столь непродуманный заговор.

— Что ж, я отвечу, хоть и не думаю, что вы или кто-либо другой отчитываетесь перед всеми всякий раз, как отлучаетесь из деревни. Я гостила у брата, в Соттерли. Джон может подтвердить, что он подобрал меня по пути оттуда.

— Да, все так, — закивал кучер.

— Если кто-то из присутствующих действительно видел меня накануне этого злоключения, то пусть выйдет и расскажет подробности. Однако я напомню, что путь от Соттерли досюда занимает не меньше половины дня.

По толпе прошелся встревоженный шепот, но никто не двинулся с места и не осмелился заговорить громко и открыто.

— Полагаю, вам больше нечего сказать, — заметила Констанция, скрыв торжествующие нотки в голосе. — И вы не станете просто так арестовывать меня, не имея никаких обвинений и доказательств, а главное, полномочий. Господа, я верю, что наша страна — самая прогрессивная и цивилизованная во всем мире! Разве вы опорочите славную честь Отечества и поведете себя словно варвары?!

— Что вы, миссис Циммерн! — всплеснул руками мистер Рид, будучи ярым патриотом. — Господь с вами! Конечно же, нет!

— Кроме того, — продолжила Констанция, — мой муж совсем скоро вернется. И что же вы скажете ему, когда он узнает, что его жену ни за что заточили под замок?

— Рейнер Циммерн — один из лучших наших людей! — заговорил кто-то из молодых мужчин. — У него сердце воина, и вместе мы выходили живыми из многих передряг. Я за него ручаюсь!

— И я! И я! — подхватили рядом.

Сейчас Констанция как нельзя лучше убедилась, о какой власти имени говорил лорд Кёрн. Восхищение, злоба и зависть — множество чувств перемешались в ней в ту минуту по отношению к мужу.

— Ступайте по домам, господа! Я не держу на вас зла! А к старосте я зайду сама, раз уж неотложные дела не позволили ему явиться сюда вместе со всеми вами.

Констанция не верила своим глазам. Люди виновато кланялись и кивали ей, как бы извиняясь. Они выглядели, словно нашкодившие дети, которых застали врасплох.

Ее слова возымели такую власть. Она сказала им расходиться, и они послушались. Она смогла противостоять толпе. Это чертовски польстило ее самолюбию.

Завороженная этими мыслями, Констанция простилась с Джоном, отворила калитку и направилась к дому по выложенной камушками дорожке.

Глава 3. Подменыш

Спустившись в погреб и осмотрев лестницу, Констанция убедилась, что лорд Кёрн не врал. На одной из ступеней кто-то заменил добротные толстые гвозди на тонкие ржавые, да так, что сама ступень держалась непрочно и ходила ходуном, хотя на первый взгляд ничем не выделялась среди остальных.

В тот же день Констанция вернулась в домик ведьмы, прихватив с собой порченую ступень.

— Умеешь ли ты видеть прошлое, Инес? — спросила Констанция чуть ли не с порога.

— Я — нет, но есть те, кто может, — ответила ведьма, даже не обернувшись.

На печи, в горшочке, закипал какой-то отвар. Инес увлеченно добавляла травы и коренья, постоянно помешивая варево ложкой.

— Отведи меня к ним! Я готова идти куда угодно, лишь бы узнать, кто мой враг.

— Что за спешка? — спросила Инес, накрыв горшочек крышкой и озадаченно посмотрев на нее.

— Вот, — Констанция хлопнула деревяшкой по столу. — Это ступень от лестницы в моем погребе. Знаешь, как проявилось то, что ты называешь даром?

Констанция не решилась бы рассказать Инес о лорде Кёрне и о своем перерождении, так что придумала другое объяснение.

— Ты попала в беду.

— Верно. Я еще не успела рассказать тебе, почему меня давно не видели в деревне. На самом деле я никуда не уезжала. Несколько недель я томилась в собственном погребе и готовилась к смерти. Кто-то испортил лестницу, я упала и ушиблась так сильно, что не могла двигаться. Накануне нашей встречи я увидела во сне луну, ее лучи окутали меня с ног до головы, а потом я очнулась уже здоровой.

Констанция где-то слышала, что некоторые ведьмы черпают энергию от луны и она якобы покровительствует им.

— Хвала небесам, что твой дар пробудился и ты спаслась, сестра, — Инес с теплотой пожала ее руки. — Теперь я понимаю. Что ж, сегодня же сходим к мельнику. Он, конечно, человек корыстный и скверный, просто так помогать не станет, но мы попробуем с ним договориться.

— Да будь он хоть демоном из преисподней! Мне все равно, лишь бы помог. Если ему нужно золото, то у меня есть немного.

— Тогда самое время его достать.

***

Под покровом ночи две фигуры в плащах прошли по хлипкому деревянному мостику через речушку и оказались перед старой водяной мельницей.

Констанция и Инес успели несколько раз постучать в дверь, прежде чем какой-то юнец звонко гаркнул:

— Кто идет?! Чего надо?!

— Откройте, пожалуйста, — попросила Инес. — Нам нужно видеть мельника.

— Нет его! Уехал! Вернется нескоро! Уходите!

— Прошу вас! Это очень важно! Может, вы сами сможете нам подсобить. Мы дорого заплатим…

Дверь медленно отворилась. Из-за проема выглянул растрепанный тощий мальчишка лет пятнадцати и грозно уставился на пришедших. Длинные медные пряди обрамляли тонкое бледное личико, еще не утратившее детских черт. В его облике, а прежде всего в округлых холодных глазах, частично скрываемых волосами, проскальзывало что-то от фейри.

«Словно подменыш из сказок», — невольно подумала Констанция.

— Вы сын мельника? — спросила Инес.

— А кто ж еще? — хмуро отозвался юнец.

— Я… — начала Инес, собираясь представиться.

— Я знаю, кто вы. Знахарка. Сеньора Альварес. Чего вам? Муки? Поди решили напечь заговоренных булочек посреди ночи? — язвительно спросил он.

— Вы всех гостей так долго выдерживаете на пороге? — строго спросила Констанция. — Впустите нас, и мы все расскажем!

— Только непрошеных… Может, и впущу, только выкладывайте прям тут, что у вас за дело, или я закрываю дверь.

— Говорят, отец ваш умеет глядеть на воду и видеть разное: прошлое и грядущее… — проговорила она, пристально посмотрев на подменыша.

— Говорят, что кур доят, — хмыкнул он. — Ничего я об этом не знаю.

— Salve, Luna infans! Rarior corvo albo est¹, — вмешалась Инес.

— Чего ж сразу не сказали? — чуть смягчился мальчишка. — Ave, sorores. Vivat Luna!²

Констанция догадалась, что это было особое приветствие, чтобы люди, обладающие даром, могли узнать друг друга. Не зная латыни, она все-таки различила и поняла лишь одно слово — «луна» и подивилась, как удачно придумала сон о лунном свете. Наверняка Инес теперь уверена, что Констанция из их племени.

Тем временем мальчишка впустил их внутрь. Когда дверь за ними закрылась, они оказались в полной темноте.

— Ждите здесь. Схожу за светом, а то вы, чего доброго, расшибетесь, — несколько насмешливо отозвался подменыш и ушел куда-то вперед.

— Странный он какой-то, — прошептала Инес, оставшись с Констанцией наедине. — Я даже не знала, что у мельника есть родня…

— Ничего странного. Ты, кажется, упоминала, что у мельника характер не сахар. Каков отец, таков и сын…

Сама Констанция с мельником никогда не пересекалась. Обычно к нему ходил Рейнер, объясняя это тем, что мельник — человек грубый и отчего-то недолюбливает женщин. После отъезда Рейнера Констанция посылала за мукой Нолана Фока, помогавшего по хозяйству.

Вскоре мальчишка вернулся со светильником в руках. При свете Констанция заметила, что одежда была подменышу не по размеру и это только усиливало его инаковость.

Он провел их в зал, в котором горел очаг, и пригласил сесть за стол, но Констанция и Инес отказались. Когда они рассказали мальчишке, что от него требуется, он ответил:

— Я еще недостаточно хорош в этом… Сделаю что могу, но ни за что не ручаюсь.

— Как вас зовут? — вдруг спросила Инес.

— Блэр.

— Я никогда не видела вас в деревне, Блэр.

— А я не видел вас, — как ни в чем не бывало ответил подменыш. — И что же?

— Но, очевидно, слышали…

— Н-да, старый… — он запнулся. — Отец как-то упоминал о вас.

— А вот о вас он никогда не упоминал.

— Вы же знаете, он не слишком разговорчив. Все только по делу.

— Пожалуй, — нехотя согласилась Инес. — Удивительно, как многого мы не знаем о своих соседях…

— Чтобы спокойно спать по ночам, о некоторых вещах лучше не только не знать, но и не задумываться, — мрачно отозвался Блэр. — Ступайте за мной.

***

Тронулось мельничное колесо. Зажурчала вода. Подменыш привел Констанцию и Инес к речушке.

— Дело тут нехитрое, — обратился он к Констанции. — Склонитесь пониже к воде, да смотрите под колесо и думайте о том, что хотите узнать. А я поколдую. Авось получится.

Констанция так и сделала. Опустилась на колени на большом камне, всмотрелась в водную гладь и с удивлением отметила, что странным образом преобразилась: от мертвенной бледности и серебра в волосах не осталось и следа, а на лице проявились новые возвышенные черты и какая-то почти сияющая свежесть.

Блэр распластался на том же камне, что и Констанция, опустил деревяшку в воду и принялся нашептывать что-то невообразимое.

Констанция не различала слов. Разум ее оставался холодным. Она неотрывно смотрела на воду и думала о том, что сотворит с виновником своего заточения.

Некоторое время ничего не происходило, но тут из-за туч появился полумесяц. Стоило лунному лучу коснуться водной глади, как Констанция узрела.

Сперва видение было расплывчатым, но постепенно обрело очертания. Констанция увидела, как ее соседка миссис Джой передала увесистый кошель Нолану Фоку, а тот потом спустился в злополучный погреб.

«Так вот из-за кого все случилось, — подумала Констанция, а с ее губ сорвался приглушенный смешок. — Ничего, я еще поквитаюсь с ними».

Теперь она поняла, почему Нолан Фок ошивался у ее дома. Должно быть, совесть замучила или проверял, насколько хорошо исполнил свою работу.

Видение вдруг сменилось. В воде показался Рейнер с картами в руках, а кто же рядом? Лорд Кёрн в дорожном костюме. Какая ирония! Какое коварство! Сердце Констанции сжалось: она осознала, за кем все это время безуспешно гонялся ее муж.

— Довольно, — холодно сказала она, желая поскорее прервать колдовство.

***

На обратном пути Инес обернулась на мельницу и сказала:

— И все-таки этот мальчик что-то скрывает… Неспроста мельник не упоминал о нем.

— Пусть так, — пожала плечами Констанция. — У кого нынче нет тайн, Инес? Главное, что он помог нам, а остальное не наше дело.

Глава 4. Эликсир правды

Констанция сразу поняла, почему соседка затаила на нее обиду. Причина, как это часто случается, была самая банальная: зависть и ревность.

Элизабет Джой, или Бетти, как последняя просила себя называть, уже много лет была дамой неопределенного возраста, но в последние годы ее красота стремительно увядала. Поэтому женщине все сложнее становилось покорять мужские сердца. А это дело миссис Джой считала чуть ли не своим призванием. Другим ее излюбленным занятием было совать нос в чужие дела.

Муж Бетти рано умер, а дочери вышли замуж и разъехались по соседним деревням, поэтому она жила одна и у нее хватало времени на сплетни и постоянное наблюдение за всеми соседями. Так что обо всем происходящем в Амбер-Клифе, так называлась их деревенька, Бетти узнавала первая и не уставала ходить с докладами к старосте — мистеру Шаду.

Все знали, что миссис Джой и мистер Шад когда-то состояли в амурной связи. Сделавшись вдовой, Бетти мечтала стать миссис Шад, восполнить упущение своей молодости. Все к тому и шло, однако между ними вышла какая-то размолвка. С тех пор Бетти отчаянно пыталась вернуть расположение старосты.

Видимо, до женщины дошли слухи, что Шад теперь увлечен молодой миссис Циммерн, поэтому она и решила отомстить сопернице.

Что до Нолана Фока, то тут все было еще более очевидно. Молодой человек часто упоминал о том, что желает накопить побольше денег и начать новую жизнь в большом городе. Фок не гнушался браться за любую работу и все дела выполнял на совесть. Не было дня, чтобы в деревне кто-нибудь не искал трудолюбивого юношу.

Констанция также предположила, что эти двое, вместе или по отдельности, могли быть замешаны в недавнем происшествии, когда разгневанная толпа собралась возле ее дома в поисках пропавшего младенца. Нолан Фок ошивался у ее окон, а Бетти Джой просто жила рядом.

Констанция решила отплатить этим двоим их же монетой. Бетти выставила ее ведьмой, так почему бы не сделать с ней то же самое? Что до Нолана, то и ему следовало преподать урок за стяжательство. Только вот для полного плана Констанции не хватало информации, но она придумала, где ее раздобыть.

***

— Уверена, что стоит идти? — Инес смотрела на Констанцию встревоженно.

— Я сама не горю желанием видеться с этим похотливым болваном, но мы должны выяснить, что он замышляет. Все эти слухи о ведьмоборцах…

— Может, мне пойти с тобой?

— Нет, никто не должен знать, что мы заодно.

— Ты права, но все это рискованно. Вдруг что-то пойдет не так? А если он снова начнет приставать? Как-то раз он завалился ко мне на порог, пьяный вусмерть. Тоже клялся, что жить без меня не может. Еле выпроводила…

— Я буду осторожна. Кроме того, со мной пойдет Джон. Присутствие третьей стороны защитит меня от посягательств.

— Надеюсь, — вздохнула Инес. — Главное, заставь его попробовать вино.

— Сколько он должен выпить, чтобы оно подействовало?

— Достаточно и крошечного глотка, но, поверь мне, попробовав, он уже не сможет остановиться! — усмехнулась Инес. — Вино не даст ему соврать. Однако есть люди, которые даже под действием эликсира в силах умолчать, так что задавай побольше прямых вопросов и все получится. Когда действие закончится, он забудет все подробности разговора. Но все же спрашивай аккуратно. Вдруг кто-то подслушает вас.

Взяв корзинку с заговоренным вином, Констанция отправилась в путь.

***

Чонси Шад был человеком хитрым и изворотливым. Ему давно перевалило за пятьдесят, и за годы жизни он лучше всего научился пускать пыль в глаза. На первый взгляд он казался добропорядочным и честным, однако на деле был спесив, скуп и до сих пор не прочь поволочиться за любой юбкой.

Разумеется, Констанция, первая красавица деревни, не могла не привлечь его внимания. Стоило Рейнеру уехать, как Чонси поспешил этим воспользоваться и проявить знаки внимания. Однако домогательства, которые сам Шад считал ухаживаниями, обернулись для него звонкой пощечиной и огромной шишкой на голове, образовавшейся от удара Библией.

Глубоко вздохнув, Констанция открыла дверь комнаты, служившей старосте кабинетом. Когда они с Джоном вошли, Шад сидел за своим засаленным громоздким столом, сгорбившись над счетными книгами. Маленькие очки сползли к кончику крупного носа.

— А-а, миссис Циммерн и Джон. — Подняв взгляд от бумаг, Шад улыбнулся своей притворной улыбкой. — Чем обязан?

Констанция серьезно вгляделась в лицо этого ненавистного ей человека. Совсем недавно он повел себя с ней непростительно вольно, а теперь держался как ни в чем не бывало.

— Прежде чем мы начнем разговор, извольте отведать вина, что я привезла специально для вас из Соттерли, — пересилив себя, любезно произнесла Констанция. — В прошлую нашу встречу мы расстались совсем не по-христиански.

— Обычно я не пью во время работы, но как можно вам отказать? — воодушевился Шад.

Констанция передала старосте бутылку, которую тот незамедлительно откупорил. Он предложил им с Джоном тоже отведать напиток, но Констанция холодно покачала головой:

— Это довольно крепкое вино, мистер Шад. Я неважно себя чувствую, а Джону еще управлять телегой.

Околдованный кучер, разумеется, не смел и слова вставить поперек слов Констанции, поэтому лишь кивнул, хотя выпивка никогда не мешала ему гнать лошадей.

— Как скажете. Тогда ваше здоровье! — сказал староста, пригубив из бокала. — Ох! Вино отменное! Премного благодарен, что вы не забыли вашего покорнейшего слугу и одарили меня таким вниманием. Так какое у вас ко мне дело?

— Я пришла, чтобы выслушать ваши обвинения.

— Обвинения? В чем? — Шад изобразил крайнее удивление и залпом опустошил уже второй бокал.

— В колдовстве, я полагаю. И еще Бог знает в чем.

— В колдовстве? — Староста поперхнулся. — Милая Конст… То есть миссис Циммерн, если бы в колдовстве обвиняли женщин только за то, что они красивы, то у нас бы давно не осталось красавиц, подобных вам.

От льстивых комплиментов старого повесы Констанция ощутила приступ тошноты, и ей стоило немалых усилий не выдать своего отвращения.

— Вчера около моего дома собралась толпа, и они утверждали, что вы приказали им арестовать меня. Что вы на это скажете?

— Ну вас же не арестовали, — растерялся Шад, уже немного захмелев.

— Если бы Джон не вступился за меня, это вполне могло бы произойти.

— Это правда, мистер Шад. Они чуть не накинулись на нас, как стая диких собак! — подтвердил кучер.

— Послушайте, здесь, верно, какая-то ошибка, — начал староста, снова наполняя свой бокал. — Я не знал, что вы уезжали, так что забеспокоился и поручил доверенным лицам разыскать вас. Как видите, я забочусь о благополучии каждого жителя Амбер-Клифа. Видимо, из-за пропажи ребенка эти остолопы все перепутали.

— Значит, это все только слухи, что к нам едут ведьмоборцы?

— Этого я не говорил, — ответил Шад и притих, задумчиво уставившись в бокал с вином, будто пытаясь найти там ответ.

От этой картины настроение у Констанции резко улучшилось. Чувство превосходства переполняло ее, и теперь она с трудом сдерживалась, чтобы не выдать своей радости.

— Так едут к нам ведьмоборцы или нет? Скажите честно, мистер Шад, — спросила она, приложив пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку.

— Едут, — выпалил староста и поджал губы. — Люди давно жалуются на разные странные дела. То корова захворает, то плоды сгниют, не созрев, а теперь еще и дитя пропало! Так что по совету викария я вызвал особых людей из церковного ордена. Тех, кто отдает свои силы на борьбу с нечистым. Правда, придется выложить за это кругленькую сумму. Кстати, от вас обоих тоже потребуется скромный взнос во имя общего блага.

Будто бы почувствовав подвох, мистер Шад нерешительно отставил бокал в сторону, но затем снова взял его в руки.

— И когда же нам ждать этих добрых господ?

— Думаю, они будут здесь уже к концу этой недели. Главное, не волнуйтесь. Вам, дорогая миссис Циммерн, ничего не грозит.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Я еще не успел поспрашивать жителей на этот счет.

— Кого подозреваете лично вы? — Констанция строго посмотрела на старосту, жалкий вид которого ее забавлял.

— Ну, эту, — замялся он, опустошив очередной бокал, — эту чужестранку, что живет на краю деревни.

— Вы имеете в виду знахарку, что лечит всю округу?

— Знаю я ее испанское знахарство! — проворчал Шад. — Ведьмовство, да и только! Стойте! Забудьте! Не знаю, зачем я это сказал, — спохватился староста, понимая, что сболтнул лишнего. — Разумеется, никто никого не тронет без предварительного расследования, — промямлил он. — Знаете, кажется, я засиделся в четырех стенах. Пойдемте скорее на воздух!

***

Вернувшись к Инес, Констанция рассказала ей обо всем, что удалось выяснить.

— Слышала я об этих особых людях, — помрачнела Инес. — Никакой они не орден, а шайка бандитов! Прикрываются бумагами, полученными от влиятельных друзей. Если они приедут, жди беды…

— Значит, они не должны доехать. Может, есть какое-нибудь заклятие, чтобы не пустить их?

— Можно навести сумрак, — задумалась Инес. — Люди извне будут плутать и не смогут нас найти, но тогда никто не сможет и выйти.

— Ну так это еще лучше!

— Допустим, у меня получится, но что потом? Рано или поздно односельчане поймут, что что-то не так.

— Потом, дорогая моя Инес, мы расквитаемся со всеми нашими недоброжелателями, да так, что все остальные еще будут нас за это благодарить, — медленно проговорила Констанция с нескрываемым удовольствием.

— У тебя есть план? — настороженно спросила Инес, очевидно заметив недобрый огонек в ее глазах.

— Я еще не все продумала, но считаю, что во имя справедливости мы должны устроить свою охоту на ведьм, только на этот раз настоящими охотниками будем мы сами, — ответила Констанция, расплывшись в недоброй улыбке.

— А что, если пострадает кто-то невинный? — вздрогнула Инес.

— Мы этого не допустим. К примеру, возьмем детей. Ты ведь согласна, что они ни в чем не повинны и не должны страдать из-за деяний родителей?

— Согласна.

— Тогда мы должны вывести их в безопасное место, чтобы уберечь.

— А что потом?

— Когда все закончится, мы их отпустим.

Инес снова задумалась. Констанция поняла, что ее план был подруге не по душе. Вероятно, Инес тщательно взвешивала в уме все за и против.

— Не знаю, Констанция, — тяжело вздохнула она. — Одно дело околдовать кучера, а совсем другое — обвести вокруг пальца всю деревню. Как бы не случилось чего дурного… Охота на ведьм — это всегда страшно, а где страх, там и до безумия недалеко…

Констанция не желала отступать. Помощь ведьмы была ей необходима. Вдохнув в легкие побольше воздуха, она заговорила со всей горячностью и красноречием:

— Разве ты недостаточно выстрадала, чтобы не рискнуть сейчас?! Мы должны сами вырвать себе место в этом мире, Инес! Ты ведь сама понимаешь: либо они, либо мы! Прятаться вечно — не выход! Их больше, рано или поздно нас раскроют! Они будут милы, пока им нужны лекарства, но как только случится какое-нибудь несчастье, то все сразу укажут на таких, как мы! Просто потому что мы другие! Вспомни, что сказал Шад. Он готов обвинить тебя только потому, что ты женщина, да притом чужестранка, а еще разбираешься в травах!

Инес опять погрузилась в тягостные раздумья. Несколько долгих минут она то печально смотрела в сторону, то рассеянно вглядывалась в лицо Констанции. Вспоминала ли она обо всех пережитых потерях и ужасах инквизиции? Или подозревала, что Констанция не до конца с ней честна? А может, и то, и другое?.. Этого Констанция не знала, но она чувствовала мучительную борьбу, развернувшуюся в душе подруги.

— Хорошо, будь по-твоему… — тихо сказала Инес. — Я уповаю на твой светлый ум, сестра. Что до реализации, то я сделаю все, что в моих силах.

***

Срок прибытия ведьмоборцев, обозначенный старостой, был приблизительным, поэтому Инес, не теряя времени, занялась наведением сумрака. Она попросила Констанцию не тревожить ее во время приготовлений, заверив, что как только дело будет сделано, то Констанция сразу это поймет.

Поэтому Констанция вернулась домой, прихватив древнюю книгу, что дала ей Инес для обучения.

Прошло около трех дней. Инес все не появлялась, а Констанция почти не преуспела в самообучении: как бы четко она ни выговаривала простые заклинания, с каким бы усердием ни растирала травы, с какой бы точностью ни следовала колдовским рецептам, в ней самой будто бы не хватало каких-то особых сил, чтобы колдовство сработало.

В глубине души Констанция понимала, отчего терпит неудачу: просто она не была той, кем считала ее Инес. Перерождение не принесло ей тех же способностей, которыми владела ведьма. Но Констанция надеялась, что хоть какие-то крупицы колдовских умений сможет развить в себе и без врожденного таланта. Она всегда стремилась к новым знаниям, а теперь ее стремление только усилилось.

Впрочем, между бесплодными попытками обрести магический дар Констанция с легкостью придумывала все новые и новые детали своей мести, сплетая их в хитроумную паутину плана.

Когда на четвертый день Констанция выглянула в окно, то увидела, что густой туман окутал лес и тянулся по лугу, при этом небо над Амбер-Клифом было лазурно-голубым, без единого облачка, и вовсю светило солнце.

Спешно собравшись, Констанция побежала в ведьмину хижину. Она нашла Инес на полу, бледной и обессилевшей.

— Получилось, — слабо улыбнулась ведьма, когда Констанция перетащила ее на кровать и напоила ключевой водой. — Теперь никто не войдет и никто не выйдет отсюда без моей помощи.

Глава 5. Знак

Смерть призывая, умереть не смею…

У. Шекспир, сонет 66

— Где я? — испуганно спросил шестилетний Генри Риверс, очнувшись в древнем святилище.

— Ты в безопасности, — ответила Констанция, мягко погладив ребенка по волосам.

— Кто вы?! Где моя мама?!

— Твоя мама попросила меня приглядеть за тобой какое-то время.

— Я такого не помню, — торопливо проговорил мальчик, озираясь по сторонам. — Простите, мисс, но мне надо домой!

С этими словами Генри ловко вскочил с каменного ложа и метнулся к арке, ведущей в пещерный коридор, но на его пути будто возникла невидимая преграда, столкнувшись о которую он громко шлепнулся на пол.

— Что это?! — захныкал он, дрожа от страха. — Колдовство?! Вы ведьма?!

— Прошу, успокойся. Это лишь защита. В пещере легко заблудиться, — ответила Констанция, подойдя и протянув ему руку.

— Я хочу домой! — Генри съежился и заплакал. — Пожалуйста, отпустите меня!

Констанция попыталась успокоить мальчика ласковыми словами и угощением, однако все было тщетно. Вместо этого Генри впал в истерику, забившись в угол.

— Перестань плакать! — вдруг вспыхнула Констанция. — Я же сказала, ты вернешься домой, когда придет время!

— Я хочу сейчас! — не унимался он, забарабанив ногами по полу. — Зачем вы держите меня здесь?!

Еще до замужества Констанция присматривала за детьми родных и соседей, и тогда это дело удавалось ей без особых забот; к детским капризам она обычно относилась спокойно. Но сейчас вся эта плаксивая какофония жутко действовала ей на нервы.

— Живо успокойся, иначе останешься без ужина! — злобно прошипела Констанция, схватив ребенка за плечи, чтобы поставить на ноги.

Генри посмотрел Констанции в глаза и тут же лишился чувств. Это был взгляд, полный ужаса и непонимания. Взгляд невинных голубых глаз, затуманенных страхом.

— Генри? — встревоженно позвала Констанция, но ответа не было.

Мальчик обмяк, словно тряпичная кукла.

Заметив проявившиеся когти, Констанция отдернула руки.

«Неужели снова?!» — перепугалась она.

Склонившись к ребенку, Констанция прислушалась. Маленькое сердечко тихонько билось. Генри слабо дышал, но был мертвенно бледен.

Констанцию затрясло. Слезы выступили у нее на глазах.

Взяв одеяло, она осторожно подняла мальчика, не касаясь его голыми руками. Сейчас Генри казался ей слишком хрупким.

Уложив ребенка в каменный альков, Констанция поспешила убраться прочь из святилища, чувствуя небывалую горечь.

***

Нетвердыми шагами Констанция выбралась на воздух.

Шел дождь, громко шелестела листва, а небо время от времени озарялось отблесками молний. Но никакая непогода не могла остановить Констанцию.

В странном забвении брела она по лесу, не замечая ничего вокруг. Ветви цеплялись за ее платье, хлестали по щекам. Ноги мгновенно намокли и заледенели, но она продолжала идти. Констанции казалось, что еще немного — и ей откроются тайные тропы фейри.

Кто-то вел ее. Словно растерзанный ангел-хранитель еще пытался вырвать ее душу из бездны. Констанция вышла к руинам заброшенного монастыря.

Развороченные надгробия, разбросанные поломанные колоны и статуи. Констанции никак не удавалось отделаться от гнетущего чувства, что каменные лики поверженных ангелов и святых обращены на нее. Уж они-то видели ее насквозь и потому смотрели осуждающе.

Как такая, как она, посмела явиться сюда?! Как дерзнула переступить границу места, что все еще хранит остатки божьей благодати?!

Когда Констанция прошла вглубь развалин, гром прогремел с такой силой, что сотряслись остатки ветхих стен. Казалось, они вот-вот обрушатся от небесного гнева.

— Мне тоже нужно искупление, — прошептала она, обняв себя за плечи.

Констанция давно поняла, кто такой лорд Кёрн. Еще при самой первой встрече, когда он спустился в погреб и начал говорить.

Констанция не питала никаких иллюзий и знала, что за принятие отравленного дара ее ждет жестокая расправа. Рано или поздно это неминуемо случится.

Но сколько зла она сумеет совершить, прежде чем кара настигнет ее? Не лучше ли закончить все здесь и сейчас? Было бы намного проще, если бы Господь смиловался и поразил ее молнией или обрушил бы на нее монастырские стены.

Считалось, что обитель разрушили еще во времена войны Алой и Белой розы. Что стало причиной и куда исчезли монахи, уже никто не помнил.

Несколько стен со стрельчатыми окнами — вот и все, что осталось от некогда величественного сооружения во славу Господа.

Побродив среди разрухи и убедившись, что алтаря нет и в помине, Констанция упала на колени около окна, которое когда-то украшал витраж, и возвела глаза к небу.

— Отец! — вскричала она в отчаянии. — Ты же видишь, я сбилась с пути! Неужели ты оставил свою грешную дочь?! Молю, подай мне знак! Как мне должно поступить теперь?! Тьма сгустилась надо мной, и я сама скоро стану ее частью. Неужели меня уже не спасти?!

Она плакала, молилась, кричала, заламывая свои прекрасные белые руки.

Гроза все не утихала, а становилась лишь сильнее. Все чаще небо озарялось вспышками молний.

В изнеможении Констанция пала ниц к земле. Пусть сейчас ее бил озноб, однако она знала, что тело ее полно сил, но душа… Несчастная душа ее изнывала.

Измучившись от давящей безвыходности, Констанция прикрыла глаза. В этот момент луна на мгновение выглянула из-за туч и сквозь стрельчатый проем осветила ее.

Был ли это знак? Кто знает… Но Констанция, разумеется, не могла заметить его.

Констанция не знала, сколько времени пролежала на сырой земле без каких-либо мыслей. Когда она села на колени, то обнаружила, что дождь уже стих, но темное небо было по-прежнему облеплено тучами.

— Я понимаю, — смиренно прошептала она, — ты оставил меня за то, что я сделала. Поэтому, как только я закончу здесь, то уйду, чтобы предстать перед твоим судом. Теперь в моей власти низвергнуть всех тех, кто прямо или косвенно повлиял на мое падение. Эти люди не чтят тебя. Ты и сам это знаешь. Пусть лорд Кёрн тешит себя надеждами, что я орудие в его руках, но свои дела я совершу в твою честь! Все грешники этого захолустья будут наказаны. И я сама буду отомщена.

Мрачные тяжелые мысли сопровождали Констанцию по пути домой. Если она так отреагировала на то, что чуть не убила Генри Риверса своей силой, то что с нею станет, когда она причинит кому-то зло намеренно? Пусть даже во имя справедливости.

Чтобы вершить правосудие, ей нужно было что-то сделать со своей совестью, с остатками своей души. Как-то заглушить или отделить их… Ничего не выйдет, если в ответственный момент рука ее дрогнет. А ведь кинжал, занесенный над виновными, непременно должен достигнуть своей цели.

К кому еще могла обратиться Констанция, как не к Инес? Уж кто-кто, а ведьма должна была знать хоть что-то о разделении добра и зла.

Кроме того, если они с Инес собираются укрыть всех местных ребятишек в святилище, то нужно придумать, как их успокоить, чтобы вновь не вышло так же, как с Генри.

Новые идеи придали Констанции сил. Решив не откладывать, она направилась прямиком к подруге.

***

Констанция постучала в домик ведьмы условным стуком. Она вымокла до нитки и так промерзла, что уже не могла унять дрожь, зубы у нее стучали от холода. Грязь и влага пропитали подол платья и нижние юбки — под этой тяжестью Констанция с трудом стояла на ногах.

Инес открыла почти сразу. Слабый огонек свечи осветил округлившиеся темные глаза испанки.

Ведьма быстро провела Констанцию в дом и только тогда спросила:

— Что стряслось?

— Я боюсь, Инес, — ответила она, опустившись на предложенный стул. — Боюсь, что во мне недостаточно решимости для осуществления нашего плана.

— Это нормально. — Инес накинула ей на плечи чистое покрывало. — Я бы испугалась, если бы ты не испытывала колебаний. Даже с нашими дарами мы все еще остаемся людьми. В этом наше спасение.

— В том-то и дело, дорогая. В нашем теперешнем положении это слабость. Мы должны быть бессердечны к нашим врагам, ведь нас они не пощадят. Но я вовсе не бессердечна! — всхлипнула Констанция. — Вот если бы был способ как-то исправить это. Сделать меня более черствой. Бесчувственной. Это бы очень облегчило наше дело.

— Но разве ты не боишься потерять себя? — задумчиво спросила Инес.

— Я ничего уже не боюсь, кроме того, что не сумею осуществить задуманного!

— Мы все еще можем просто уехать. Тогда не придется преодолевать себя.

— Ты и сама прекрасно понимаешь, что мы не можем. Лучше уж тогда не томиться в страхе и ожидании, а сразу взойти на костер. Но ведь не так страшен костер, как пытки и унижения, что ему предшествуют. Я не позволю им превратить нас в истерзанные безвольные оболочки.

Констанция внимательно следила за реакцией Инес. В общении с ней ведьма всегда держалась открыто, поэтому по выражению лица нетрудно было догадаться, что у нее на уме. Сейчас испанка явно томилась в нерешительности.

— Я вижу, что ты что-то знаешь, но боишься сказать. Умоляю, если есть хоть какая-то возможность, то расскажи!

— Есть один способ, но…

— Что за способ?!

— Нет, — мрачно покачала головой Инес. — Забудь, что я сказала. Забудь ради своего же блага…

— Инес! — Констанция упала перед подругой на колени. — Прошу, не томи! За что ты терзаешь меня?! Кроме тебя, мне никто не поможет…

— Я лишь пытаюсь тебя уберечь. — Ведьма попыталась усадить Констанцию обратно на стул, но у нее не вышло. — Пойми ты, даже если это и возможно, то у меня навряд ли хватит сил. Говорят, такое умели только древние…

— Что умели?

— Не хочу морочить тебе голову бабкиными сказками, Констанция.

— А если это не сказки? — Констанция крепко сжала руки Инес. — Если это то, что поможет нам? Неужели ты даже не попробуешь нас спасти?! Неужели ты хочешь, чтобы нас отдали на растерзание этим собакам-ведьмоборцам?!

Вместо ответа Инес тяжело вздохнула, а затем достала из шкафчика пузатую бутыль и две стопки. Наполнив обе, она поставила одну из них перед Констанцией.

— Пей, сестра. Тебе нужно согреться и успокоиться. Я расскажу, что мне известно.

Констанция наконец поднялась с пола и пригубила из стопки. Напиток обжег ей горло.

— Что это? — с трудом спросила она.

— Это виноградная огненная вода с моей родины. В Испании мы зовем ее «Орухо».

Залпом Констанция допила свою стопку испанской водки. То же сделала и ведьма.

— В каждом есть и свет, и тьма. Древние могли разделять их. Делалось это по разным причинам. К примеру, некоторым жрецам следовало строго блюсти чистоту не только в делах, но и в мыслях, так что для верности от них отделяли их собственную тьму.

— Ты знаешь, как это сделать?

— Приблизительно. Кое-какие описания ритуала сохранились, но это лишь переводы древних текстов. Они могут быть неточными. — Инес помрачнела еще сильнее и снова наполнила стопки. — Нужен сосуд — живое существо как жертва или как проводник. В ходе ритуала приходят Хозяева Лун; сосуд, вероятнее всего, умирает, а из сгустка энергии образуется двойник, несущий в себе ту сторону, от которой оригинал пожелал избавиться.

— Хозяева Лун?

— Так называли их древние. Их почитали и боялись. Я не знаю, кто они на самом деле, но очевидно, что они опасны и могущественны, раз могут помочь в таком деле.

— Никогда не слышала.

— Неудивительно. Эти знания достались мне от бабки, но та заклинала не использовать их без крайней необходимости.

— Сейчас как раз такой случай, Инес. Решайся. Или мы, или все остальные.

Инес долго молчала, по-видимому в очередной раз предавшись сомнениям. Констанция же смотрела на нее умоляющим взглядом, хоть и верила, что подруга пойдет за ней до конца, ведь сумрак уже витал над деревней.

— Ты точно не передумаешь? — наконец спросила ведьма. — Учти, я не знаю, как обратить это колдовство. Кроме того, мы затронем область, в которой мало что понимаем, поэтому у нас куда больше шансов на провал, нежели на успех. А последствия могут быть любыми… Готова ли ты рискнуть всем?

— Я никогда не была так уверена, как сейчас! Вся ответственность на мне. Считай, что ты лишь исполнитель.

— Если бы, — хмыкнула Инес. — Ладно, тогда нам обеим нужно подготовиться.

***

В древних текстах говорилось, что в качестве сосуда следовало использовать существо схожее с разделяемым. Детали схожести не уточнялись, поэтому Инес решила, что речь идет о разновидностях живых существ и, стало быть, при разделении света и тьмы человека сосудом мог стать только другой человек.

Для этих целей они избрали ту, по которой никто не будет горевать. Ее звали Безумная Белла, ей было уже за восемьдесят, и она отличалась болезненной страстью к огню.

Много россказней ходило о старухе по всей округе. Согласно самой известной версии, когда Белла была еще молода, в доме ее семьи случился страшный пожар. Кое-кто из младших детей погиб, а сама Белла с того дня лишилась рассудка.

Говорили, что одно время Белла разгуливала по окрестностям вполне свободно, пока не зачастила поджигать соседские дома. Всякий раз пожар чудом удавалось быстро потушить, однако в конце концов родственники посадили безумную под замок. С тех пор Белла жила в старом амбаре.

Старуха выходила на воздух только раз в месяц. В одно из воскресений ее выводили в церковь. Когда это происходило, Безумную Беллу сопровождала целая процессия из кричащих детей.

— Белла! Безумная Белла идет! Принимай угощение, старуха! — звонко раздавалось в такие дни со всех сторон.

Ребятишки гоготали и улюлюкали, корчили рожицы и кидались в несчастную засушенными мухами и жуками. Почему-то среди детей считалось, что насекомые — излюбленное лакомство Беллы, а того, чье подношение будет съедено, ждет небывалая удача.

Уже никто и не знал, кто однажды пустил эту глупую байку, но она так прочно засела в детских умах, что передавалась из уст в уста: дети постарше рассказывали младшим и издевательскому поверью не было конца.

Взрослые, впрочем, почти никогда не препятствовали этому унизительному шествию.

Сама Белла, по всей видимости, не осознавала, что происходит, поэтому была рада даже такому вниманию. С блаженной улыбкой она ловила засушенных насекомых и швыряла их обратно в детей.

Инес даже не пришлось наводить на Беллу чары. Однако при встрече с безумной случилось кое-что странное.

Когда они с Констанцией открыли дверь старухиной темницы, Белла почему-то сильно испугалась и вжалась в угол, тихо скуля, как раненый зверь.

Инес уже случалось навещать старуху в те дни, когда ее безумие становилось совсем невыносимым для окружающих. Инес приглашали родственники Беллы, чтобы она отпаивала больную успокоительными травами и шептала ей особые слова. Белла могла вести себя по-разному, но никогда прежде Инес не видела ее такой напуганной.

Ведьмовское чутье смутно дало понять: что-то не так. Инес задумчиво посмотрела на Констанцию, но ничего не сказала.

Когда они зажгли перед Беллой по лучине, старуха сразу же переменилась в лице, радостно захлопала в ладоши и охотно пошла вслед за своими освободительницами.

Глава 6. Ритуал

Тишину английской ночи нарушали звонкие постукивания. Это стучали кастаньеты из слоновой кости; ведьма отбивала ими ритм, двигаясь в иноземном танце вокруг большого костра, иногда выкрикивая какие-то слова на неведомом языке. Темная кружевная мантилья³ скрывала лицо Инес.

Вокруг костра стояло двенадцать незажженных факелов, которые ведьма обходила в известном только ей порядке.

Тут же возвышался старый вяз, широко раскинувший ветви в разные стороны. К дереву были привязаны двое: безумная старуха и прекрасная девушка. Обе лишь в тоненьких нижних платьях. Обе неотрывно смотрели на огонь. Белла восторженно бубнила что-то свое, а Констанция молча размышляла над тем, что будет дальше.

Сработает ли ритуал? Кто такие эти Хозяева Лун и согласятся ли они помочь? И самое главное, какой она сама станет после разделения души? Констанцию раздирало от любопытства, взявшего верх над страхом.

Кастаньеты, голоса Инес и Беллы, треск и сияние пламени. Констанция все больше уходила в себя, отстраняясь от реальности. Она совсем потеряла счет времени. Но тут все факелы разом воспылали синим огнем, а кастаньеты стихли.

Констанция вздрогнула. Ей очень хотелось посмотреть по сторонам, но по условиям ритуала она не должна была отрывать взгляд от пламени. Тем не менее боковым зрением Констанция различила, что вокруг ведьмы появились длинные тени, по одной за каждым горящим факелом. Их головы имели странные угловатые очертания: казалось, будто это и не головы вовсе, а звериные черепа. Были ли это всего лишь маски или нет? Констанция никак не могла решить.

— Хозяева Лун, — воскликнула Инес, — внемлите нашей просьбе! Свершите разделение Селены и Феба — тьмы и света! Кто из вас возьмется разделить душу девы у вяза?!

Констанции стало не по себе. Чьи-то тяжелые взгляды устремились на нее. Они просачивались под кожу, прожигали до самой души.

— С чего нам внимать вашим мольбам, чужестранка? — прохрипел один из пришедших. Это был нечеловеческий голос, от которого хотелось бежать без оглядки. — Мы так стары, что вы не помните наших имен. Вы не чтите нас и к тому же посмели потревожить нас до Самайна! Уже за это вы достойны того наказания, что хуже смерти!

— Не гневайтесь, мудрейшие! Пусть мы призвали вас не в то время, но приготовили жертву!

Тени, кажется, засмеялись. Отрывистое хрипение больно впивалось в уши. Констанция с трудом могла дышать. Она не представляла, каково сейчас Инес.

— Та дряхлая старуха? Да-а, она забавная, но не более. Этого слишком мало! Раньше мы получали с десяток жертв за зиму, и те были полны жизни.

— Значит, если жертв будет больше, вы одарите нас своей помощью? — с опаской спросила Инес. — Научите нас, как уважить вас, и мы будем следовать вашим урокам!

Тени зашелестели, словно сухая листва на ветру. Констанция решила, что так они совещаются между собой.

Вдруг со стороны раздался совсем другой голос. Мягкий и бархатный. От него не было страшно и дурно, только почему-то хотелось закрыть глаза и поскорее уснуть.

— Не слушай этих кичливых развалин, прекрасная ведьма! Пусть вы не удостоили меня факелом, но я помогу вам! Я разделю луну и солнце этой девушки, если…

— Как ты смеешь идти наперекор всем?! — прогудел обладатель первого голоса, что, по всей видимости, был предводителем теней.

— Разве вы все забыли, что взяться за дело может любой из нас? И для этого не требуется одобрение большинства, — послышался насмешливый ответ.

Тени зашелестели громче, но быстро утихли. Похоже, им нечего было возразить.

— Чего ты хочешь за свою помощь, гордый олений посланник? — спросила ведьма, голос у нее дрожал.

— Самую малость. Пусть Вечная дева у ильма⁴ приносит мне жертву раз в год. Но как положено. Зимой. В канун поворота колеса года.

— Вечная?! Вечная?! Вечная?! — задребезжали тени неопределенно.

— Я не могу ответить за нее, — сказала Инес. — Пусть решит сама.

Тот, кого испанка назвала оленьим посланником, приблизился к Констанции, перекрыв собой свет пламени.

— Что скажешь, Вечная госпожа? Ты принимаешь мои условия? Можешь взглянуть на меня. Ты другая и не лишишься рассудка.

Констанция медленно подняла взгляд на того, кто стоял перед ней. Он был высок, широк в плечах, одет в мохнатую шкуру, вместо лица — вытянутая костяная маска, на широких оленьих рогах висели облезлые перья и мелкие косточки. Констанция посмотрела в расщелины глаз. Там была только тьма.

— Принимаю, — с трудом прошептала она, ее губы совсем пересохли. — Отдели от меня свет, если можешь.

— Не терпится узнать, что из этого выйдет, — бодро отозвался олений посланник. — На моей памяти отделяли только тьму. Приготовься, госпожа. Будет очень больно.

Не успела Констанция произнести и слова, как невыносимая боль пронзила ее насквозь. В ушах зашумело, а перед глазами стали расплываться темные пятна.

Констанция хотела кричать, но не могла. Она знала, что если хоть немного приоткроет рот, то почти наверняка откусит себе язык. Она с такой силой сжимала зубы, что боялась, как бы они не сломались.

Констанция чувствовала, как слезы текут по щекам и как цепкие когти двигаются под ребрами. Опустив взгляд вниз, к источнику боли, она различила черное запястье оленьего монстра. Мерзавец с бархатным голосом копошился внутри ее тела, будто бы что-то выискивая. Она возненавидела его.

Кроме адской физической боли было кое-что похуже. Непостижимое разуму страдание души. Весь мир Констанции сузился до ее телесной оболочки и до сокрытого внутри бессмертного жизненного начала.

Одно дело заложить душу и дожидаться, когда придет время с нею расстаться, а совсем другое попросить кого-то разделить душу надвое. Констанции бы впору молить о спасении, но она не смела оскорбить Всевышнего своей молитвой. Никто не заставлял ее проходить через это, она поняла, что совершила очередную ошибку, но ее храброе сердце готово было расплачиваться.

Ни в одном человеческом языке не найдется подходящих слов, чтобы полностью описать, что испытала Констанция той ночью. Если свое перерождение Констанция могла сравнить с тревожным запутанным сном, то ритуал разделения обернулся кошмаром наяву.

Сейчас она хотела только одного — чтобы все это закончилось. Тысячу раз пожалев о своем согласии, Констанция мечтала о смерти.

Выбившись из сил, Констанция с трудом подняла голову, чтобы посмотреть вокруг себя. Она смогла различить только глазницы чудовища, в которых теперь горело синее пламя.

— Полоумную старуху оставьте себе. Я буду ждать свое подношение этой зимой, — услышала Констанция, прежде чем лишиться чувств.

***

Очнувшись, Констанция закричала и принялась ощупывать себя дрожащими руками. Тело ее оказалось в полном порядке, только на белом платье зияла небольшая выжженная дыра, прямо на том месте, где коснулся Констанции олений монстр.

— Все хорошо, сестра! — воскликнула Инес, прижав Констанцию к груди. — Ты жива! Жива!

Светало. В воздухе витал неисчезающий колдовской туман, на траве выступила роса.

— П-получилось? — с трудом выдавила из себя Констанция, ее бил озноб.

— Да. — Ведьма выглядела безумно уставшей, словно не спала неделю.

— Где она? — произнеся эти слова, Констанция почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд.

Прямо напротив, у тлеющего костра, сидела девочка лет одиннадцати, закутанная в плащ Инес. Она тоже дрожала, белая кожа ее была перепачкана грязью.

— Я нашла ее в дупле вяза, — заметила Инес.

Взгляды двух половинок одного целого встретились. Как завороженные, они обе медленно протянули друг к другу руки над кострищем.

— Это же я, — восхищенно выдохнула Констанция, — только маленькая… Так и должно быть?

— Не знаю, Констанция. Сомневаюсь, что за последние четыреста лет кто-нибудь проделывал нечто подобное. Хотя вполне логично, что светлая сторона приняла облик ребенка.

— А я?! — вдруг испугалась Констанция, вскочив с места. — Как я теперь выгляжу?!

Прежде Констанция совсем не задумывалась о том, что ритуал мог изменить ее внешность. Сейчас она осознала, как сильно боится потерять красоту.

— Успокойся! Ты все та же. — Инес удержала ее за плечи.

Увидев свое отражение в глазах ведьмы, Констанция стихла.

— Как же обычно выглядит отделенное воплощение тьмы? — тихо спросила она, с тревогой думая о том, какой опасности себя подвергла.

— Остается только догадываться. Древние унесли эту тайну в могилы, и, если честно, я не очень-то хочу ее знать.

— А что Белла? — спохватилась Констанция, обернувшись к вязу.

— Я отпустила ее. Она была очень довольна и все твердила, что Хозяева Лун пообещали забрать ее к себе.

— Несчастная. Лучше и вправду быть принесенной в жертву, чем жить в тех условиях, в которые ее вогнали добрые родственнички.

— Кто знает, — задумалась Инес. — В любом случае о ней можно не беспокоиться, ей все равно никто не поверит.

Во время этого разговора светлая половина Констанции не двинулась с места и не проронила ни слова.

— Ты можешь говорить? — обратилась Констанция к своей маленькой копии.

— Могу.

— Тебе не интересно, что произошло?

— Я и так знаю. Мы же были единым целым.

— Что ж, — хмыкнула Констанция. — Тем лучше. Не придется тратить время на объяснения. Полагаю, нужно дать тебе имя, чтобы не было путаницы.

— Как насчет Кессиди?

Светлая половина выглядела немного подавленной, но держалась спокойно, почти безэмоционально.

— Забавно, — усмехнулась Констанция, — я подумала об этом же имени. Пусть будет так.

Кессиди смиренно кивнула.

— Как ты себя чувствуешь? — Инес встревоженно поглядывала то на Констанцию, то на Кессиди. — Она… Кессиди поначалу долго плакала и просила вернуть все обратно… Не нравится мне, что из этого вышло, сестра. Еще и эта договоренность о жертвах.

Констанция чувствовала себя прескверно. Тело ныло, а на душе разом обострились все старые обиды и неимоверная ярость, подавляемая долгие годы. Однако Констанция ответила:

— Прекрасно. Так хорошо я себя еще не ощущала, а слезы — это все пустое.

Пока все трое собирались в путь, Инес вдруг спросила неопределенным тоном:

— Почему Он назвал тебя Вечной?

— Сама не пойму, — снова соврала Констанция, пожав плечами.

Кессиди посмотрела на нее с укором, но промолчала.

***

Свет, Тьма и ведьма шли по лесной дорожке в сторону Амбер-Клифа.

Констанция бодро шагала впереди, поторапливая остальных, Кессиди медленно плелась позади всех, а Инес не знала, куда деваться, поэтому шла в середине.

Снедаемая страхами и сомнениями, Инес поравнялась с Кессиди.

— Тебе ведь нехорошо. И ей тоже? — тихо заговорила она, кивком указав на Констанцию.

Кессиди ничего не ответила, но по ее тоскливым, измученным глазам Инес поняла, что права.

— Можешь не отвечать, но мне все-таки интересно. Почему вы с ней выбрали для тебя именно это имя?

— Так звали нашу близкую подругу, — слабо отозвалась Кессиди. — Она умерла совсем юной. От чахотки.

Глава 7. Скрытые в тумане

Вернувшись домой, разделенные половинки одного целого безмолвно накрыли на стол и сели завтракать друг напротив друга.

Впервые в жизни Констанция накинулась на еду с каким-то остервенением, словно изголодавшийся лесной зверь. Опомнившись, она подняла взгляд на свою маленькую копию.

— А как же Генри? — грустно спросила Кессиди. Ее порция стояла нетронутой.

При упоминании ребенка, заточенного в святилище, Констанция, к своему удивлению, не испытала ничего, кроме безразличия.

— А что Генри?

— Он наверняка тоже проголодался.

— Если еще жив, — равнодушно хмыкнула Констанция.

— Нужно его проведать.

— Я устала. Если тебе так надо — иди сама, дорогу знаешь.

— Но в чем же я пойду? У меня нет ни платья, ни башмаков.

— Сейчас меня это мало волнует. Позже ты все получишь, а пока найди что-нибудь в доме. И постарайся не попадаться никому на глаза.

Констанция с интересом ждала, что ответит Кессиди, но та лишь смиренно кивнула и наконец взялась за еду.

В глазах Констанции светлая половина сейчас выглядела сущей простушкой. Констанция знала, нет — чувствовала, что Кессиди устала не меньше нее самой, но ради чужого ребенка готова была идти через лес чуть ли не нагишом.

«Сколько лет я жила с ярмом света на шее, — подумала Констанция. — Как хорошо, что теперь меня не терзает эта ненужная сторона моей души».

Только теперь, отделив от себя Кессиди, она ощутила, как возвысилась над прочими людьми. Высота, на которую она сама поднялась, пусть и с небольшой помощью, просто недоступна смертным… А ведь еще недавно, стоя на границе могущества, она наивно помышляла о смерти. Какая нелепица! Отныне ей под силу получить все, чего она только пожелает, так что умирать Констанция больше не собиралась.

— Ты не думала, что будет, если одна из нас пострадает? Например, поранится? — вдруг спросила Кессиди.

Констанция схватила со стола нож и полоснула по своей ладони.

— Ай! — вырвалось у Кессиди от неожиданности. — Зачем ты так?!

Обе сжали ладони от боли.

— Теперь мы знаем наверняка, что если больно одной, то и другой тоже, — усмехнулась Констанция, осматривая свежий порез.

Внутри Констанция ликовала от обретенной решимости. Раньше она бы не смогла поранить саму себя, еще и по такому пустяковому поводу.

Боль теперь тоже ощущалась как-то иначе, более глухо. Спустя несколько минут порез уже не причинял почти никаких неудобств.

***

В святилище Кессиди отправилась в старых деревянных башмаках, которые были ей велики. Из одежды она выбрала рубашку и колет Рейнера. Эти вещи, затянутые на поясе, были достаточной длины, чтобы сойти за платье.

Констанция, увидев этот наряд, лишь хмыкнула. Кессиди же хотелось выть от горя, но она не собиралась ронять слезы перед своей Тьмой, зная, что ее это только позабавит.

Выплакаться Кессиди смогла только в лесу. И то безмолвно. Она медленно брела по тропинке, размышляя о том, что бы сказал Рейнер, если бы увидел, что стало с его женой.

Кессиди утешало лишь то, что в ненастную ночь на руинах старого монастыря Констанция поклялась, что после свершения мести оборвет свою противоестественную жизнь и предстанет перед судом Всевышнего.

«Вполне возможно, мы падем от чьей-нибудь руки во время хаоса, который она собирается учинить в деревне, — думала Кессиди. — Это было бы лучшим исходом. Если же нет, то самоубийство, наверное, единственный способ остановить цепь наших злодеяний, пусть это и тяжелейший из грехов».

***

Кессиди вернулась нескоро. Когда она вошла, Констанция сразу поняла, что по пути что-то произошло.

— Что стряслось? Кто-то из местных тебя видел?

— Нет, — ответила Кессиди, переводя дыхание. — Все в порядке.

— Лгать у тебя получается плохо, а меня ты тем более не обманешь. Или за время прогулки ты забыла, что мы связаны?

— Ладно, — неохотно согласилась светлая половина. — Я встретила кого-то в дубовой роще…

— Ты можешь говорить конкретнее?

— Кажется, это были фейри. Помнишь, Рейнер как-то рассказывал…

— Брось! Хоть ты и стала ребенком, но все-таки должна была сохранить здравомыслие.

— Если есть лорд Кёрн, если есть Хозяева Лун, почему не может быть кого-то еще?

— Это совсем разные вещи, — заметила Констанция скептически, но все-таки задумалась. — Допустим. И чего они хотели?

— Не знаю. Мне показалось, они пытались поговорить.

— И ты убежала, даже не выслушав их?

— Если верить рассказам, обычно они не очень-то разговорчивы с людьми, поэтому очевидно, что им от нас что-то нужно. А мы и так уже заключили достаточно соглашений. К чему нам еще одно?

— Вся наша жизнь состоит из сделок, Кессиди. Нужно только правильно договариваться об условиях.

— Я устала. Если хочешь — сама иди в лес и спроси их, — бросила светлая половина, в точности повторив утреннюю интонацию Констанции.

— Вот еще, — ответила она, пропустив этот выпад мимо ушей. — Уверена, что они еще сами объявятся.

***

Констанция тихо высунулась из-за дерева, под которым сидел Рейнер, и осторожно опустила на голову возлюбленного венок из дубовых листьев.

— Так вот чем ты занималась, — улыбнулся он. — А я уже решил, что тебя похитили фейри. Хотя, может, ты и сама из их племени, раз плетешь венки из дубовых листьев?

— Поздновато ты спохватился, — рассмеялась Констанция.

Она хотела сесть рядом с мужем, но тот потянул ее на себя и усадил к себе на колени.

— Узнай я сейчас, что женился на фейри, — это ничего бы не изменило, — сказал он и, взяв ее руку, нежно прижался к тыльной стороне горячими губами.

— Почему? А как же страшные сказки про их жестокие забавы над людьми?

— Это все стариковские россказни… Я чувствую, мы предназначены друг для друга. Возможно, Господь соединил нас еще задолго до венчания. Поэтому кем бы ты ни была: женщиной, фейри, духом или богиней — мне все равно. Я люблю тебя.

Рейнер говорил серьезно и искренне. Вечернее солнце отражалось в его глазах, делая их еще светлее, чем они были. Констанция могла бы смотреть в них вечно. Ах, как бы она хотела, чтобы этот миг не кончался!

Пригладив густые русые волосы мужа, Констанция прижалась ладонью к его щеке. Сейчас слова были не нужны. Влюбленные одновременно потянулись друг к другу и слились в долгом поцелуе.

— Подожди. — Чувствуя, к чему все идет, Констанция остановила любимого, прижав пальцы к его губам. — Пообещай мне кое-что.

— Вы чрезвычайно умны, миссис Циммерн. — Рейнер, сгорая от нетерпения, покрыл ее ладонь поцелуями. — Сейчас я могу пообещать что угодно.

— Я серьезно. — Констанция чуть отстранилась, поднялась на колени и теперь смотрела на мужа сверху вниз, обхватив ладонями его лицо. — Обещай, что мы всегда отыщем друг друга, где бы ни оказались и что бы ни случилось. Поклянись, что ничто и никто не разрушит нашей связи. Поклянись, что…

— Что наша любовь вечна? Что над ней не властна даже смерть? — он подхватил мысль Констанции. — Если это наша общая клятва — я готов ее принести. Но сперва скажи, почему ты задумалась об этом?

— Не знаю, — вздохнула она, — сложно объяснить. Я посмотрела на все эти дубы, что росли здесь задолго до нашего рождения, — Констанция окинула взглядом дубовую рощу, — и вдруг осознала, насколько наша жизнь скоротечна и непредсказуема.

— Все так, но то, о чем ты просишь… Это ведь не просто красивые слова. Иные часто клянутся и с легкостью нарушают…

— В нас я уверена, мы не нарушим.

И они поклялись, что связаны навеки, а дубовые венки заменили венчальные короны.

Солнце почти скрылось за горизонтом, но молодоженов мало волновало время. Они были молоды, влюблены и счастливы.

Внезапно небо окутало темной дымкой, настолько густой, что света вокруг совсем не осталось. Но куда хуже было другое: Констанция больше не чувствовала прикосновений и горячего дыхания Рейнера. Он исчез, а вместе с ним и все тепло мира.

Дрожа от страха и холода, Констанция принялась суетливо ощупывать землю вокруг. Венок слетел с ее головы. Сочная прежде трава оказалась сухой.

— Рейнер! — выкрикивала она имя любимого снова и снова, а слезы катились по ее щекам. — Рейнер! Рей…

Слабый свет луны все-таки пробился сквозь плотную дымку. Дубовая роща тонула в тумане, а листья с деревьев осыпались.

Констанция огляделась и вскрикнула. Ей показалось, что сама темнота отбрасывает причудливые маленькие тени. Сначала их было около дюжины, затем зашуршала сухая трава с опавшей листвой, и сквозь обманчивую пелену стали проступать новые и новые силуэты. Вскоре их стало так много, что невозможно было подсчитать. Все они, эти тени, размером не больше крысы, столпились вокруг Констанции и глазели на нее.

Не выдержав, она воскликнула:

— Кто вы и где мой муж?!

— То было лишь блаженное воспоминание, — чуть слышно отозвались тени, — а муж твой сейчас далеко отсюда. Мы — дети леса и не желаем тебе зла, Вечная госпожа.

«Вечная».

При упоминании этого слова Констанция вмиг опомнилась от сладкого забвения. Она поняла, что тело ее спит, а душа перенеслась в какое-то особенное место, раз сон здесь так приближен к яви.

«Наверное, — подумала Констанция, — это и есть те фейри, о которых говорила Кессиди».

Внезапно обретя самообладание, она гордо поднялась на ноги и на этот раз спросила строго и спокойно:

— Чего вы хотите?

Страх исчез также стремительно, как и появился.

— Мы знаем, что ты собираешься вывести всех детей из деревни, и хотим помочь.

— Да, я слышала, что вы мастера заманивать людей в свои земли, но при чем тут я и дети, которых я хочу уберечь? Что вам нужно на самом деле?

— Ты настолько убедительна, Вечная госпожа, что обманываешь даже саму себя. Но мы знаем, — захихикали туманные создания, — ты не можешь забыть того экстаза, что испытала, когда чистейшая энергия невинного младенца влилась в тебя.

— Какой вздор! — хмыкнула Констанция, скрыв отвращение в голосе. — Уж не думаете ли вы, что я буду оправдываться перед теми, кто скрывает свое обличье в тумане?

— Мы лишь пытаемся показать, что не так уж и различаемся. У нас схожие цели: тебе и нам нужны дети. И мы можем дать тебе средство, чтобы увести их всех сразу.

— Почему же вы сами им не пользуетесь?

— В наших руках оно бесполезно. Но в твоих — сработает превосходно.

— Давайте проясним: вы предлагаете средство, чтобы я сделала всю работу, а потом хотите получить и плоды?

— Плоды мы разделим поровну.

— Так не пойдет. Я вполне могу обойтись и без вашей помощи. Неужели вы думаете, что такую, как я, прельстит столь безвыгодное предложение?

На несколько долгих мгновений воцарилась тишина. Казалось, тени обдумывают слова Констанции. Она ждала ответ спокойно и невозмутимо.

Наконец дети леса произнесли:

— Ты знаешь себе цену, госпожа. Мы это уважаем, поэтому за твою милость преподнесем тебе величайший из даров — лист с Мирового древа.

— К чему мне какой-то лист? — дерзко усмехнулась Констанция. — Пусть даже его взрастили своими руками древние боги.

— О, не спеши отказываться. Этот лист — символ нашего расположения, и если тебе будет грозить опасность, то с ним ты сможешь призвать нас на помощь.

— Как я пойму, что лист подлинный? И откуда мне знать, что вам вообще можно доверять?

— Этот лист невозможно спутать с другими. Ты поймешь, когда сама увидишь его. И у тебя будет время во всем убедиться. Средство — эльфийскую лиру — мы отдаем тебе в залог. Опробуй и реши: достойны мы доверия или нет.

А потом все исчезло. И тени в тумане, и дубовая роща, и лунный свет. Снова воцарилась тьма и слышался только шелест трав и сухой листвы.

***

Констанция проснулась с первыми лучами солнца. Она с трудом села, усталая и невыспавшаяся, свесила ноги к полу и тут же почувствовала какой-то сор кончиками пальцев.

Листья! Сухие дубовые листья застилали пол спальни!

Констанция рухнула на колени, принявшись разрывать руками самый высокий ворох у кровати.

Фейри не обманули. Из кучи листьев Констанция достала удивительный по красоте музыкальный инструмент — небольшую лиру с вензелями и золотыми струнами.

Примечания

1

Здравствуй, дитя Луны! Более редкое, чем белая ворона (лат.).

2

Приветствую вас, сестры. Да здравствует Луна! (лат.).

3

Мантилья — испанский шарф-вуаль.

4

Ильм — то же, что и вяз.