Бетонная агония

Дмитрий Новак, 2022

Этот небольшой сборник рассказов содержит в себе описания осколков чужих жизней, склеенных вместе чернилами. Не следует относиться к ним серьёзно, искать параллели, или, тем более, примерять на себя. Они описаны через призму автора и воссозданы лишь целью позабавить читателя холодным темным вечером. Очертания здесь абсурдны, образы искривлены, а герои вывихнуты. На этих страницах персонажи похожи на поломанных марионеток, их чувства равны и неотличимы одно от другого. Но созданы они ради потехи читателя, и сопереживать им или нет, пусть он сам и решит, автор лишь надеется, что вы приятно проведёте время. Цикл посвящён тем, кто оказался в этом мире случайно, написан про тех, кто стремился отсюда выбраться, и созданы для тех, кто появляться здесь совсем не хотел…

Стены

Разгони тоску, разгони печаль,

Укутайся в плед, как последняя тварь,

Купи по акции душу, а по скидке — сердце,

Какого-то пива, вместе с чипсами с перцем.

Вруби музыки, но чтоб погромче с басами

Голос в наушниками перекричит в голове спор с голосами.

Одна черная полоса. Какая-то хрень с глазами.

Завтра же никуда не надо…

А в жизни на утро порвал простынь.

Остынь, бро… Пора меняться.

Начни с начала, вытри сопли с дерьмом.

Покончи с мечтами.

Две таблетки на ночь, чтобы не бояться.

Мерзкое утро потихоньку подбиралось к городу. Окружающие фермы и поселения оно уже захватило, а теперь тянуло клешни в открытые окна жаркой сентябрьской ночи. Невнятный свет из-за свинцовых облаков включал будильники людей, отчего по улицам катилась еле слышная волна тоскливого воя.

Недостаточного ни для того, чтобы боль безысходности вышла наружу, ни для того, чтобы окружающие тебя несчастные не узнали о твоём неблагопристойном поведении. В общем, как и принято у цивилизованных людей. Потому что нецивилизованные сейчас уже счастливы под галоперидолом.

Джонатан был исключением. Он только-только вернулся с ночного дежурства, но уже поднимал голову с подушки и раздумывал о том, что в холодильнике последние дни пряталось лишь огорчение. Открывать его смысла не было. На тумбочке рядом с кроватью стояла кружка недопитого чая.

Сколько она уже здесь? Наверное, недели две. Он точно не помнил, как она тут оказалась, но отодвигать её боялся: влага наверняка оставила на дереве просто адский след. Если бы парень бывал здесь почаще, такого бы не случилось, но такие, как он, вообще редко появляются дома.

На негнущихся тощих ногах Джонатан поплёлся в ванную. Жилистые пятки разбрасывали одежду, костлявые руки продирали красные глаза. Спать три часа за трое суток? Конечно, почему бы и нет, отличная идея! Кудрявые волосы оставляли за собой след из перьев на линолеуме пола.

Ванная комната, современница Кромвеля, если не считать новенькой душевой кабинки за авторством Чарли Бронсона, встретила парня отвратительным миганием сине-зелёного света. Если бактерицидные лампы ультрафиолета очищают поверхность от бактерий, то этот свет наоборот разбрасывал их по всему телу.

Белый мужчина с подглазниками цвета ламинарии уставился на Джонни из зеркала. Его ровный нос отважно боролся с чёрными точками, лопоухие уши смялись от противостояния с тощей подушкой, а впалые щёки облепили идеально кривые зубы.

Короткий взгляд на тело дал понять, что со времён учебки прошло много времени, изрядно много. Паренёк не был столь хорош, как в былые времена, но он настолько уставал, что забывал об этом даже подумать. Как и обо многом другом.

Джонатан опёрся руками о раковину. Раковина в ответ угрожающе заскрипела. Его спина настойчиво требовала отдыха, а тощий живот предательски урчал. Но мужчина понял, что попытка сесть хотя бы на секунду, хотя бы на холодный шахматный кафель, станет для него синонимом комы.

Эти туфли его доконают. Престиж? Образ? Просто у департамента не было желания покупать нормальную обувь. Он слишком хорошо знал, какова цена политкорректности. Ровно та же самая, что и у всего остального.

Зубная паста отправилась на старую мягкую щетину. У молодого человека недавно открылась повышенная чувствительность эмали, и недавно на дежурстве он заскочил в аптеку за особым средством. Позже ему знатно влетело от начальства, но об этом и говорить нечего. Гадостный сладковато-мятный вкус заполнил рот, который не видел еды уже несколько часов и не увидит ещё столько же. Парень поморщился, спюнул. Прополоскал рот, смывать лекарство полностью было нельзя.

Приятного аппетита, Джонни, радуйся тому, что имеешь.

Но Джонатан всё ещё попадал в разряд исключений. Его от моря таких же дураков по всему миру отличал только один интересный момент: его выбор был добровольный. Каждый проклятый час из его проклятой жизни подвергался вороху оправданий.

Он мотался по окраинам столицы, таскался по вокзалам, спускался в метро, гонялся за отребьем по трущобам, только чтобы увидеть Саманту и девочек. Его семья жила слишком далеко от этой грязи, в маленькой деревушке, окружённой бесконечными лугами.

Может, там и не было идеально, но один взгляд в окно говорил обо всём. Булыжная мостовая, ещё не уничтоженная асфальтом манила к себе, представлялась такой мягкой. Её холодные каменные объятия обещали избавить тебя от любой проблемы, вторили любой идее, клялись в покое и вечном футляре.

И многих манил этот зов.

И многие уходили в полёт.

Но не Джонни, Джонни знал, что он кому-то нужен. Белые волосы, васильковые глаза и ослепительная улыбка среди трав маячили перед его глазами каждую ночь. Две рыжие смешные девчонки бегали вокруг неё, а он вставал перед ней на колени и улыбаясь обнимал за пояс.

А потом наступало утро, просыпался город, и просыпалась всякая мразь. Кто-то должен был за ней прибирать.

На душ времени не было. Он наскоро оделся, застегнулся по уставу, нацепил значок, большей условности и представить нельзя, надел фуражку и вышел вон из квартиры.

Холодный утренний дух тут же встретил его шквальным огнём холодного воздуха. Другие обречённые так же выползали из своих унылых домов в унылые мирки. Некоторые узники показательно-образцово улыбались, зная, что сегодня от самих себя получат пулю в лоб. А те, кто даже пулю себе позволить не сможет — верёвку.

Прочие же не стеснялись выглядеть естественно, им не было смысла кому-то что-то показывать, и они знали, что никогда не вырвутся из круга. Все, кому надо, уже проявили достаточно храбрости и ума, чтобы уйти. А что делать им?

Один парень, оборванный ирландец, неизвестно как сюда попавший, шёл по тротуару со злобной улыбкой. Он сегодня вечером намеревался напиться, как собака, и разбить кому-нибудь башку. Черноволосый ублюдок был второй по показателю счастья, отдел маркетинга записал бы его в образец идеальной модели.

А первым оказался он, Джонатан. Он шёл к вокзалу, блаженно поглядывая на часы. Через восемнадцать часов он сядет на поезд, затем ещё одна бессонная ночь, ему не привыкать, и он будет дома. Он сказал"дома"? Нет, эта кутузка самостоятельного заключённого никогда не была ему домом, просто местом, где он спал и зализывал раны.

У него для этого было не слишком много средств, кроме надежды. Слишком молод, чтобы пить, и слишком стар, чтобы мастурбировать. Однако, несмотря ни на что, парню повезло: он любил молодую жену, дочек, и совместный быт не тревожил их чувства.

Джонатан знал, что скоро он с ними увидится. Осталась только эта смена, а потом — заслуженный отдых в объятиях семьи. Он уже чувствовал, как поцелуи его дочек будут обжигать кожу. Крохи такие смешные, наверное, уже подросли….

Вокзал был почти пуст. Его коллег не наблюдалось, только парочка контролёров, тройка бездомных, которых уже знали настолько, что не трогали, и несколько людей с сумками, которые ждали неведомых поездов или которым просто некуда было идти.

Первые лучи солнца показались на платформе, началось привычное марево, которое превращало мозги в кашу, а сердце в моторчик от фена. Сержант, старая австралийская пьянь, не просыхающая со Вьетнама, специально поставил его на это место. Он знал, что парень уходит в отпуск и впервые в жизни решил подумать о ком-то, составляя расписание.

Почему здесь? Потому что в других местах, знайте ли, режут. Здесь же намного легче: стоишь, протекаешь, таскаешь бомжей за шкирку, может быть, разнимешь драку, проверишь документы, но не больше. Проверять загородные проезда — мечта откровенного дегенерата. Никакого использования мозга, никакого смысла.

Для томительного ожидания хуже места не придумаешь.

Во рту держался запах противного автоматного кофе, часы тянулись, люди сновали туда-сюда, поезда не задерживались надолго. Уставший равнодушный женский голос объявлял о прибытиях и посадках, повторяя информацию словно по формулярам. Каждое слово — через точку.

Стоя на скамейке какой-то малец передразнивал громкоговоритель, другие смеялись над ним и по-доброму улыбались. Джонатан погрозил ему пальцем, мальчишка сел и демонстративно положил руки на колени. Полицейский показал ему язык и улыбнулся, парнишка в ответ звонко засмеялся. Прохожие хмурились и опускали уставшие глаза. Мать мальчика сидела с выражением скорбной тупости на лице.

Платформа постепенно начала превращаться в парник. Прозрачная крыша стала покрываться капельками влаги, и не было солнца, чтобы высушить её. Джонни снял фуражку и вытер пот со лба рукавом. Его лицо блестело от недосыпа, а ворот голубой рубахи с каждым часом становился всё темнее и темнее.

Конец ознакомительного фрагмента.