Волшебник

Дмитрий Пальцев, 2019

В маленьком городе бесследно пропадает человек. После безуспешных попыток его найти жена и дети пытаются начать новую жизнь. Но через 10 лет он неожиданно возвращается. Что с ним произошло? Где он был? Из-за чего так сильно изменился? Кто он – обычный городской сумасшедший или хранитель страшной тайны, которую тщательно оберегает? Это летняя, атмосферная, ностальгическая, жизнеутверждающая проза, внешняя размеренность которой лишь готовит читателя к неожиданным сюжетным поворотам. Здесь вымысел магически переплетается с реальностью, но правда всегда остается правдой. Время пришло…

4

Женя держала в городе два магазина — одежды и обуви. Начав торговать на рынке после внезапной пропажи Макара, еще будучи учительницей в школе, она постепенно оставила свою первую профессию ради большего заработка. Рассуждала практичная Женя так: «Надо торговать тем, что может пригодиться самим». Еда и напитки — очень выгодно (будут брать всегда, несмотря ни на какие кризисы и отсутствие денег, ведь кушать же надо, и как-то переживать тяжелые времена тоже), но рискованно и крайне накладно. Очень много товара улетало в помойку. В маленьком городе обманывать со сроками годности и качеством — самоубийство предпринимателя. Никто и никогда не поверит тебе во второй раз. Одежда — предметы уже не первой, но второй необходимости точно. Жизнь в северных широтах не позволит носить одно и то же круглый год. А иметь в магазине отдел детской одежды выгодно вдвойне. Ведь, во-первых, дети постоянно растут, и родителям приходится каждый год на каждый сезон им что-то новое покупать. А во-вторых, выкидывать этот товар уж точно не придется — свои всегда будут одеты и обуты.

Начав торговать на рынке именно одеждой, Женя решила продолжать развивать свое маленькое дело. Накопив определенную сумму — отсутствие необходимости покупать одежду себе и детям оказалось очень сильным подспорьем — она смогла арендовать сначала небольшую площадь в маленьком торговом центре, а после открыть свой магазинчик на первом этаже жилого дома, как это делали многие в Калинове. Имея такое обеспечение и квартиру в собственности, взять кредит и открыть второй магазин не составило труда.

Выезжая в Москву за товаром, Женя иногда задерживалась там на день-два и часто задумывалась, насколько жизнь в таком большом городе отличается от их «жизни». И насколько здесь другие люди — красивые, интересные, умные. Так ей тогда казалось, как и многим, кто, впервые попав в крупные города, видит только внешнюю сторону жизни там, как, в первую очередь, бросаются в глаза фасады больших красивых зданий, в нутро которых иногда лучше не соваться. И все приезжающие уверены, что именно их ждет такая жизнь — красивая, успешная и еще неизвестно какая, которую они представляют в своей голове, причем не всегда ясно, но которая на самом деле не имеет никакого отношения к реальности того места, куда они вагонами прибывают. И никакие рассказы о том, что все может пойти не так, как тебе кажется, их, конечно, не могут заставить задуматься. Ведь это рассказы не про них. Их история обязательно сложится хорошо.

Пока никаких окончательных решений Женя для себя не приняла. Но приблизительную цель в голове поставила. Она была не такой наивной, как другие провинциалы, и понимала, что с деньгами хорошо будет везде, а без них, соответственно, любая сказка вмиг станет бытом. Она начала понемногу откладывать деньги, чтобы иметь возможность впервые выехать с детьми за границу и хоть как-то если уж не себе, то им помочь обеспечить будущее, перебравшись из их родной дыры не на пустое место. Поэтому в одном из магазинов ей приходилось работать самой. Экономия на зарплате продавца — солидная для их семьи ежемесячная сумма в копилку. Тем более, что Арина уже подросла и могла спокойно присматривать за братом.

Родители Жени умерли уже давно. Она была поздним ребенком, а сестра, жившая на другом конце страны, по понятым причинам помогать ей не могла. Когда с ней был Макар, и были живы его родители, будущее не казалось ей такой уж серьезной проблемой, ведь оно ей хотя бы как-то виделось. Сейчас… Зато Женя приобрела очень ценный навык — уметь выкручиваться из любых ситуаций своими силами.

Сегодня был один из самых обычных рабочих дней. И он потихоньку начинал подходить к концу. Женя не могла выкинуть из головы внезапное возвращение Макара, и мысли об этом событии исподтишка съедали часть ее внимания и собранности, мешая полностью сосредоточиться на работе. Она еще раз попыталась взять себя в руки и, пока не было клиентов, определиться с будущим ассортиментом. Она окинула взглядом вешалки — все, как обычно. Женская одежда, мужская одежда, детская одежда висели рядами. Бледное лицо запыхавшейся Арины с выпученными глазами… Арина? Женя только сейчас пришла в себя и поняла, что она даже не заметила, как дочь вошла в магазин. Надо наконец-то приделать обратно отвалившиеся звенелки.

— Мама… — Арина не могла отдышаться.

Женя сообразила, что дочь не просто так прибежала к ней. Внутри нее щелкнул тумблер, запустивший механизм, который управляет самым точным в мире прибором — любящим материнским сердцем — и никогда еще в истории человечества не ошибался. «Что-то случилось», — сообщило Жене внутреннее информационное табло. И сразу стало тревожно.

— Ариша, что стряслось?

— Мам, Роди нигде нет! Не могу его найти уже два часа.

Женя встала со своего стула.

— А за Холынкой, где в прошлый раз они… — произнесла Женя слова последней надежды.

— Нет, мам!

Арина рассердилась, что ее считают недостаточно взрослой и сообразительной. Это часто очень злило ее: глупые вопросы ей задавали, как ребенку, а вот ответственности требовали никак не на свой возврат.

— Может, он у папы?

— Я там была. У него закрыто. Я стучала и звонила долго.

— Надо было с соседями поговорить, может, они их видели, — вспомнила Женя недавно просмотренный фильм.

Женя внимательно посмотрела на дочь. Руки ее задрожали.

— А что если он его похитил?

— Да что ты такое говоришь! Мне кажется, это перебор. Он бы не стал. Он же не совсем урод конченый…

— Дочка! Дочка! Арина! — Женя кричала параллельно дочери, пытаясь ее переорать.

— Да что?

— Его не было десять лет. Человек может полностью измениться за очень короткий срок, а десять лет — это очень долго. Мы не знаем, где он был и что делал. И самое главное, мы не знаем, зачем он вернулся. Если он пропал тогда, что мешает ему…

Женя даже не стала ни то что договаривать — додумывать эту мысль. Она быстро схватила сумку, и, выталкивая дочку вперед, выбежала из магазина. Она стала ловить на дороге проезжающие автомобили, потом вспомнила, что забыла закрыть магазин, вернулась, взяла внутри ключи, трясущимися руками заперла дверь и выскочила обратно на дорогу. Арина все это время смотрела на мать, пытаясь понять, правда ли это, и до конца все-таки не веря, что такое могло произойти. Но заразное паническое настроение начало передаваться и ей.

Наконец, рядом с ней остановилось проезжающее пустое такси. Женя с Ариной сели в машину на заднее сиденье.

— Вам куда, — поинтересовался таксист.

— У меня, кажется, ребенка украли…

Таксист развернулся к ним и посмотрел на Арину.

— Нет, это дочь, — поспешила объяснить Женя. — А у меня еще есть сын. Мы его найти не можем. Он у нас маленький. Ну то есть он сам большой, но как будто маленький… — от нервов Женя начала тараторить без умолку.

Таксист еще раз исследовал пассажиров сканирующим взглядом, и, используя наработанный годами опыт, диагностировал отсутствие алкогольного опьянения и психических заболеваний в активной фазе. Похоже, и правда беда.

— Это вам в милицию надо!

— Ага, — согласилась Женя.

— А побыстрее можно? — бросила Арина, потому что стояние на месте в такой момент ей не нравилось больше всего.

— Да мы ракетой сейчас долетим!

Таксист сорвался с места. Женя стала рыться в кошельке, чтобы найти деньги.

Пролетев по городу, минуя все возможные правила, водитель резко остановился у отделения милиции. Женя протянула ему деньги. Таксист моментально оценил полученную ему сумму.

— Здесь много.

Он приготовился вернуть назад несколько мелких купюр, но уже совсем нервная Женя выдернула назад все, затем забрала часть денег и протянула обратно оставшиеся.

— Здесь мало, — отчитался таксист.

— Да блин!

Женя опять полезла в сумку.

— Все! Давайте уже идите!

— Но тут же…

— Бегите уже, — настоял таксист. — Сочтемся как-нибудь.

Женя неуверенно вышла из машины, Арина выпрыгнула за ней.

Женя буквально ворвалась в отделение милиции, таща за собой дочь. Дежурный тут же ее остановил.

— Минуточку, девушки! Вы куда это на таких скоростях? — спросил милиционер.

— Ребенка похитили, — закричала Арина вперед мамы.

— Чего? Какого ребенка? Когда?

— Моего ребенка, сына. Ее брата, — уточнила Женя. — Сегодня похитили. Наверное. Помогите, пожалуйста.

Милиционер посмотрел поочередно то на Арину, то на Женю, и понял, что они не шутят.

— Только без истерик. Разберемся сейчас. Пойдемте.

Дежурный открыл им турникет, и сопроводил к следователю.

В кабинете следователя Боброва было не то что неуютно. Тут скорее была особая, рубленая атмосфера и обстановка, настраивающая на фатальность происходящего. Каждое слово тут произносилось не просто так, а за каждый поступок приходилось отвечать. Это было то место, где люди по-настоящему понимали и ценили слово, и всем своим нутром осознавали ответственность за сделанный выбор. Причем откатиться назад или применить любимый способ тысяч людей — самопрощение, — тут как-то не получалось. Сложно вообразить себе безрассудного и отчаянного глупца, который скажет следователю: «Ну, ошибся, с кем ни бывает», «Все мы люди», «Зато теперь я больше не буду» или, прости Господи, «Человек слаб, все мы грешны». Не будешь, не будешь больше. В ближайшее время точно. И ты даже не представляешь, насколько именно человек слаб. Игры за той дверью кончались совсем. Начиналась настоящая взрослая жизнь, которая подчинятся одному главному закону во все времена: «сделал — отвечай».

Конечно, бывали исключения. Для следователя это были минуты настоящего общения с людьми, и он должен был не просто общаться, а стать им настоящим другом. Ведь только с друзьями делятся своей бедой. Когда здесь оказывались пострадавшие, потерпевшие и просто сломленные горем люди, у которых украли последние копейки, убили единственного близкого человека или похитили ребенка, понятия о добре и зле, которые так старательно искажал мир за этими дверями, как будто вставали посреди этого старого кабинета памятником, высеченным из нефрита. Они были настолько детальными, ясными и четкими, что сразу становилось понятно: сегодня следователь опять здесь не зря. И все здесь не зря. И все, что вокруг, тоже не зря. И если не он, то больше никто.

— Еще раз, четко, — тщательно и спокойно проговаривал Бобров. — Почему вы считаете, что ребенок похищен?

— Я же все рассказала, — по щекам Жени текли слезы. — Его не было десять лет, он вернулся, побывал дома, втерся в доверие. Ребенок… болен, доверился ему. А через несколько дней он пропадает. Хотя раньше никогда не пропадал.

— Понятно, что раньше не пропадал. Если б раньше пропадал, сейчас бы уже не искали, — пошутил следователь.

И только договаривая фразу, он сообразил, что перед ним не его коллега-мужик или какой-нибудь бандит-подозреваемый, а женщина, у которой пропал маленький сын. Не успел переключиться.

Женя подняла на него глаза, полные негодования и страха. Следователь уже все понял. Из глаз Жени потекли настоящие реки, и она опустила голову в руки и зарыдала.

— Вы простите меня. Я не это хотел сказать. Это все работа. Черт бы ее… Я имел в виду, может, основания какие-то есть более весомые так считать. Но нельзя просто вот так взять человека и обвинить, потому что он вернулся, а раньше ничего подобного не происходило. У нас же тут не кино, в конце концов. Мне нужно четко понимать ситуацию. Вдруг он убежал куда-нибудь в другой двор, я не знаю. Сами говорите, что он у вас… Почему сразу похитили?

Арина обняла маму и положила голову ей на спину. Женя начала понемногу успокаиваться и брать себя в руки.

— Товарищ милиционер, — начала Арина. — Я вчера с ним серьезно поругалась. Это можно засчитать?

— Что? — мама подняла глаза на Арину.

— Что? — повторил следователь.

Арина рассказала об их вчерашней встрече с папой. Бобров, не думая ни секунды, снял телефонную трубку.

— Але! Здорово. Ни «чо», а «слушаю вас». Вы на месте? Все в ружье. У нас походу похищение ребенка. Объявить в розыск срочно. Ориентировки зайди составь на обоих. Нет, один ребенок. Второй — батя его. Это он его украл. Тот, который исчезал надолго, а недавно вернулся, помнишь? У меня тут мать. Давай быстрей.

Следователь положил трубку и посмотрел на Арину.

— Что ж ты молчала-то?

Группа задержания вместе с Женей и участковым стояла у двери квартиры Макара. Следователь достал пистолет.

— Всякое бывает, — объяснил он. — Открывайте.

Женя открыла замок вторым ключом, который она предусмотрительно оставила себе. Первым в квартиру вбежал Бобров, за ним — начальник ОМОНа, капитан Веселов, и четверо бойцов. Они быстро осмотрели комнаты и, убедившись, что в квартире никого нет, позвали оставшихся за входной дверью участкового и Женю.

— Тут явно никого ни держали, — сказал Веселов. — Не похоже на первый взгляд.

— Ну мало ли что, надо сделать второй, — сказал следователь.

Он нашел глазами участкового.

— Лейтенант, соседи на тебе. Давай прямо сейчас.

— Есть!

Участковый вышел.

— Криминалиста бы надо вызвать… — вслух рассуждал Бобров.

— А мне что делать? — спросила Женя.

— Да ничего пока. Присядьте, — ответил ей Веселов.

Он посмотрел на своих бойцов. Эти крупногабаритные живые шкафы пытались втиснуться все вместе в маленький коридор.

— Идите в машину, — приказал Веселов. — Отбой, похоже. Я выйду сейчас, и поедем.

Женя села на диван. Следователь подошел к ней.

— Может, нам стоит еще что-то знать? — спросил он у Жени.

— Что именно? — не совсем поняла она.

— Не знаю. Что-то, что поможет нам быстрее их найти. Последний раз…

Бобров хотел напомнить, что вот так же неожиданно последний раз Макар пропал на десять лет, но очень вовремя остановился. Мать и так совсем недавно успокоилась, хотя бы внешне.

— Что последний раз? — спросила Женя.

— Не берите в голову, это я о своем. Не помню, когда последний раз у нас ребенка похищали, вот и хочу побольше зацепок получить.

Женя пожала плечами.

— Да я вроде все сказала.

Она на всякий случай задумалась еще раз.

— Может, он как-то в разговоре случайно упомянул, или что-то специфическое сказал, что могло бы дать понять, где он был? — уточнил Бобров.

Следователь пытался выяснить, что знает Женя о десятилетнем отсутствии бывшего мужа.

— Да нет, в том-то и дело. Эта тема у него как будто под запретом. Время, говорит, не пришло.

— Не дай Бог, теперь оно пришло, — произнес Бобров мысль вслух. — Дочь точно все рассказала? А то потом окажется, что еще чему-нибудь значения не придала.

— Все, точно. Я ее раз сто переспросила.

Послышались звуки открывающейся двери, затем шаги. В комнату вошла бабушка-соседка.

— Здравствуйте! — поздоровалась она.

Следователь с Женей повернулись к ней.

— Здрасьте! — ответил следователь.

— Добрый день! — широко улыбнувшись, поздоровался Веселов.

Бабушка посмотрела на одетого в полевую форму, с автоматом наперевес, здорового милиционера, явно не раз видавшего жизнь, повернутую к нему не самой своей «рабочей» стороной. Ее охватили сразу два чувства: почтенное уважение, граничащее с подсознательным страхом, и сладкое предвкушение, что она становилась частью чего-то настолько большого, опасного и интересного, что этим летом ей, возможно, светит быть главной звездой в своем клубе «На скамейке у подъезда», а также в садовом кооперативе. На всякий случай она отшатнулась, кивая головой и улыбаясь.

— Здравствуйте, товарищ начальник.

— Вон начальник.

Веселов слегка указал стволом автомата в сторону Боброва.

— Аааа, — понимающе подтвердила бабушка.

— Здравствуйте! — поздоровалась и Женя.

За спиной соседки появился участковый.

— Здесь ничего. Сами послушайте.

— Вы видели что-нибудь подозрительное, необычное за последние сутки, не слышали никаких странных звуков? — обратился Бобров к старушке.

— Нет, ну я ж говорю: все, как обычно, — ответила бабушка. — Я, правда, днем на огороде была, с утра уехала, поэтому ничего и не видела. Сейчас редиска созрела, в этом году вот такая выросла, еще клубнику надо на днях собирать, я поэтому…

— Откуда ж вы знаете, что все, как обычно, если вас тут не было? — перебил Бобров.

— Нет, ну я не знаю. Просто я говорю, что ничего такого я не видела и не слышала. Вот утром, например, все было, как обычно.

— Во сколько вы уехали на дачу свою?

— Нет, ну я рано уезжаю, часов в семь утра. Только у меня не дача, а огород. Дача у нас в другом месте была, у Городского леса¹. У меня как муж умер, я туда особо и не хожу. Ее продавать надо, а я не могу — я там столько…

— Я понял. Достаточно.

— Ну вот, — резюмировала старушка, ничуть не обидевшись на резкость тона.

— В семь утра он, естественно, еще дома был, — сказала Женя.

— А вы откуда знаете? — спросил Бобров.

— Как откуда? Это же мой сын.

— А, вы про сына. Ну да, это понятно.

— А что, что-то случилось, да? — спросила бабушка. — Вы мне обязательно расскажите, а то как же…

— Действительно, как же. Будем надеяться, что нет, — ответил следователь. — Когда вы видели вашего соседа в последний раз?

— Нет, ну вчера вечером…

Следователь вопросительно посмотрел на участкового. Тот отрицательно покачал головой и скорчил гримасу, которая должна была объяснить, что здесь все глухо.

–…У него внизу сначала журналисты интервью брали, потом он их прогнал, а потом домой пришел с двумя пакетами еды, наверное, что еще в нашем-то угловом покупать. А такие пакеты там дают, я знаю, я сама там беру. Я там колбасу не беру только, дорого получается, а у меня пенсия…

— Стоп! — прервал ее Бобров. — Какие еще журналисты, какая колбаса?

— Нет, ну какая колбаса. Журналисты вчера тут пришли, я ж наш телевизор смотрю, я-ведущего-то узнала. Этот паренек-то, он жил не помню уже где, в пятую школу ходил все. У меня там у сестры двоюродной зять работал одно время. Тоже, Лешка, такой мужик был, прости Господи. Пить как начал, так и все. А на него девки наглядеться не могли, толпами за ним…

— Так, послушайте меня, — остановил Бобров бессвязный поток редкой ценности воспоминаний. — Вы мне про журналистов расскажите для начала, а потом с Лешкой разберемся.

Бабушка улыбнулась.

— Нет, ну что с ним разбираться-то. Ну вы даете. Он уже три года, как в Твери. Им квартиру тогда давали, его отцу, он отказался сначала…

— Я знаю все это, — сказал следователь.

— Да? — удивилась соседка и недоверчиво посмотрела на милиционера.

— Конечно! Он мне сам все рассказывал. Вы мне про журналистов расскажите.

— А когда вы с ним разговаривали? Как у него дела-то хоть?

— Отлично! Привет всем передавал. Про журналистов-то расскажите?

— Вот спасибо! Нет, ну что журналисты. Они внизу стояли, Макара ждали. А потом он пришел, они его что-то спросили и разошлись, а он домой пошел с двумя пакетами. Вот. А про колбасу тоже рассказывать?

— Ему все расскажите, — следователь кивнул на участкового и посмотрел на его выпирающий живот. — Про колбасу поподробней желательно, он в ней отлично разбирается. Все, идите домой. А ты, как протокол закончишь, давай журналистов обзванивай.

— Есть, товарищ майор.

— Нет, ну вы мне только обязательно все-все рассказывайте по делу-то этому. А то я ж как же, он же ведь, Макар-то… Мы с его родителями еще…

— Конечно! Вам — обязательно. Вон — участковому телефон не забудьте дать, он вам будет звонить каждый день и в курсе держать.

— Хорошо, — обрадовалась бабушка.

Следователь выпроводил соседку из квартиры. За ней следом ушел участковый. Было слышно, как старушка продолжает давать важные показания.

— Нет, ну колбаса-то тут причем? Я ж говорю, на огороде у меня бочка старая, там ее ржавчина разъела снизу…

Следователь подошел к холодильнику и открыл его. Из еды там была только пачка сливочного масла. Он посмотрел в кухонный шкафчик и нашел там пачку чая. «Не знаю, что он там нес в этих двух пакетах, но, по-моему, он готовился. Либо все с собой забрал, либо там вообще не еда была».

Макар издали увидел играющего у дерева Родю. Он сейчас руководил сражением двух бойцов, которые попеременно гнались друг за другом по веткам, мастерски отбиваясь при встрече невероятными приемами рукопашного боя, от которых отлетали на другие ветки. Родя был настолько увлечен, что не заметил, как папа подошел сзади.

— Ну и кто круче? — спросил Макар.

Родион даже не повернулся. Он еще не запомнил голос отца, а позадавать глупые вопросы, отвлекая от серьезного дела, во дворах среди взрослых всегда найдется кому.

— Не знаю пока, — ответил Родя. — Кто победит, тот и будет.

— А я знаю! — уверенно сказал Макар. — Ты круче всех, самый-самый сильный.

Родион от неожиданности такого заявления замер на месте. Он много раз слышал, как его называли, в том числе и взрослые. Но таких слов точно никогда не было. Отсталый, дурачок, уродец, запор, тормоз, больной — это да. Родя не обижался. Он просто не понимал, почему его называют именно такими словами, и был убежден, что люди либо ошиблись и с кем-то его спутали, или вообще ничего о нем не знают. Например, почему он больной? Никогда он не жаловался на здоровье. Болел зимой гриппом, было дело. Так зимой все болели. Они что, не видят, что он вылечился — сопли у него не текут, и он не кашляет. Или отсталый. Никуда он не отставал. Бегал он быстрее всех, с кем играл, прыгал дальше, а гулять выходил всегда раньше. Правда, с ним не хотели играть ребята его роста и возраста, но это потому, что боялись, что он может оказаться еще и быстрее их.

Родион повернулся и увидел отца. Его лицо засияло.

— Папка, папка! — Родион бросился его обнимать. — Ты пришел. Я ждал тебя. А это у меня вот какие солдатики.

Он протянул отцу двух пластмассовых бойцов размером с пол-ладони взрослого человека. Руки и ноги их могли шевелиться, ноги еще и сгибались в коленях.

— Ого! — сказал Макар. — Серьезные ребята. Военные?

— Нравится? Могу подарить. Только это не военные. Один, вот этот, космический охотник, а это вот рэнджер из будущего. Хочешь, возьми насовсем?

— Не, ты что. От меня они убегут. Они только тебя слушаются.

Родя звонко и весело засмеялся.

— Ты чего, пап? Куда они убегут? Они ж ненастоящие.

Макар понял, что недооценил сына, или, скорее, переоценил степень его заболевания. Да, общению с детьми ему еще предстоит научиться.

— Да я пошутил, — сказал Макар и искусственно засмеялся.

Родион снова захохотал вместе с ним.

— Пусть у тебя побудут, а то я потеряю еще, — сказал Макар.

Родион пихнул солдатиков в карман. Сейчас они его не особо интересовали.

— Папка, а можно мне с тобой? — с надеждой спросил он.

— Куда со мной? — удивился Макар.

— А ты куда идешь?

— Никуда. Я к тебе пришел.

— Правда? — Родион не поверил своему счастью. — Тебе что, и на работу не надо?

— Неа, — Макар хитро улыбнулся.

— Класс! А что мы будем делать?

— А что бы ты хотел? Может, в парк пойдем, на аттракционы? Или в кино? А?

— А я все, что захочу, могу попросить?

— Все, что захочешь.

— И ты не уйдешь больше?

Макар удивился такому повороту, но тут же принялся успокаивать сына.

— Ну ты что? Куда я уйду. Я только пришел.

— Насовсем-насовсем?

Макар обнял Родиона.

— А почему ты тогда у нас не живешь? — спросил Родя.

— Нууу… как тебе объяснить, я даже и не знаю, — Макар задумался. — Мне мама пока не разрешает. Говорит, что сначала должна привыкнуть, а потом уже посмотрим.

— А я уже привык, — радостно доложил Родя. — Так что, если захочешь, можешь в любое время приходить.

— Хорошо.

Макар потрепал сына по голове.

— И я привык. Так что делать будем?

— А поехали в лес!

— В лес?! — удивился Макар. — Почему в лес? Зачем в лес?

Родион понял, что с лесом может и не получиться.

— Ну, просто… — Родя засмущался.

— Ну что, говори, нечего тут стесняться.

— Просто все со своими папками ездят в лес, на природу. Я подумал, если у меня теперь есть папка, мы с ним поедем в лес.

— А как же мы туда поедем? У меня даже машины нет.

Родион посмотрел на отца, и ему стало совсем грустно. Он по-детски опустил голову.

— Не расстраивайся! — сказал Макар. — Мы с мамой договоримся, и на выходных поедем.

Вдруг Макар понял, что, конечно, Женя в ближайшее время, по крайней мере, этим летом точно, не отпустит его одного с сыном ни в какой лес. А ему непременно надо было побыть с сыном одному. Только в такие моменты у отцов с сыновьями устанавливается нерушимая связь. Она секретная, и никакая женщина никогда о ней не узнает. А если даже и узнает — она никогда ее не почувствует и не поймет. В такие моменты отцы как будто передают сыновьям все, что в них есть: мужество, мудрость, силу и жизненный опыт. Поначалу для этого нужны разговоры и совместные занятия чем-либо, а в будущем можно даже просто молчать. Между отцом и сыном как будто создается электрическая цепь, которая является замкнутой и рабочей, только когда они вдвоем. Как только появляется кто-то еще, он тут же начинает работать как выключатель или реле, и волшебство исчезает.

Вы когда-нибудь замечали, как стареют мужчины? Постепенно, морщинка за морщинкой, жизнь проламывает в их коже маленькие трещины и выходит наружу, как воздух из едва проколотого мяча. Но она не растворяется в атмосфере и не исчезает. Именно в эти моменты руки сына становятся крепче, а на его лице появляется первая щетина. Жизнь перетекает из одного сосуда в другой, медленно, уверенно и без остатка, и сыновья наполняются настоящей силой, мужеством, отвагой и безрассудством. Они становятся творцами, рабочими, строителями, воинами, защитниками и новой опорой для всех. Сейчас они — сама жизнь, она бурлит в них, разрывая изнутри и иногда заставляя сворачивать горы, а иногда толкая на глупости, если эту жизнь направить совсем не туда. Но эти незабываемые состояния продлятся не так уж долго. Пока рядом не появится новый маленький стаканчик, куда в самое ближайшее время жизнь пойдет уже через тебя. Но, как ни странно, она не сможет переполнить его, а будет только увеличивать в размерах каждое утро. Именно в одно из таких утр вчерашний почти всемогущий мужчина, возможно, впервые встанет тяжелее, чем обычно. Или почувствует боль в спине. Не сильную, и не на весь день. А всего лишь короткую, оттого, что резко повернулся в кровати. Это пока лишь одна, пробная нота, сыгранная на рояле, музыка которого вскоре понесет его жизнь в новое тело, постепенно и, самое главное, незаметно усиливая и усиливая мелодию, как это делает искусный пианист. А жизнь очень искусна! И вот уже на самых сильных долях, во всю мощь играет кода, а потом наступает тишина… Буквально на секунды, так как где-то совсем близко в оркестре постепенно вступает другой инструмент.

— А знаешь что? — сказал Макар расстроенному сыну. — Поехали! Прямо сейчас.

Родион буквально ожил.

— Правда?!

— Конечно правда. Только давай Арину найдем и скажем, что мы с тобой вместе гуляем и скоро вернемся.

— Давай. А где мы ее найдем?

— Да… — задумался Макар. — Действительно, где.

Но идея тут же пришла ему в голову.

— А давай сейчас к мамке на работу, скажем ей, что мы пойдем вместе гулять. Только про лес — ни слова, понял! Это наш с тобой секрет будет, я тебя в тайное место повезу.

— Ура! В тайное место!

— Мамке и сестре про него не говори. Место волшебное. Иначе оно работать перестанет.

Родион опять захохотал.

— Волшебное. Ну ты даешь, пап. Никакого волшебства не бывает. Оно только в сказках для маленьких.

— А вот и нет, — Макар сделал вид, что обиделся. — Кто тебе такое сказал? Волшебство — бывает. Каждый человек может быть волшебником. Творить волшебство или нет — это, если хочешь знать, личный выбор.

— А ты волшебник? — удивился Родион.

— А ты как думал?

— Покажи мне волшебство!

— Это еще зачем? Волшебство выставляют напоказ только фокусники и клоуны. Вот у них ненастоящее волшебство. А я лучше тебя самого научу делать волшебство.

— Меня?! Я тоже могу быть волшебником?

— Ты и есть волшебник. Просто тебя пока некому было научить. Если ты будешь мне верить — скоро сам это поймешь.

— Я верю, папка, я верю!

Родя уже сдерживал эмоций и прыгал вокруг отца.

— Где мамка работает? — спросил Макар.

Родя продолжал прыгать, но физически стал уже немного уставать и тяжело задышал.

— Я… аха… не знаю… ух, — еле проговорил он.

Макар задумался, как дальше им поступить, чтобы не нарваться на неприятности. В это время Родион остановился и, полусогнувшись, восстанавливал сбитое дыхание.

— Сынок, — серьезно заговорил Макар. — Что делать-то будем? Так просто уйти нельзя. Маме надо как-то сказать, что ты со мной, иначе волноваться будет. Как быть-то?

— А давай записку ей напишем! — тут же осенило Родю. — Как в кино было, в этом, как его, ну про убийцу.

Макар засмеялся.

— Отличный пример. Нет, давай мы лучше записку напишем, как было в кино про счастливую семью.

— А это что за фильм? Я не смотрел.

— Посмотришь еще, — весело сказал Макар.

— Обещаешь?

— Ну, я вообще за этим и вернулся.

— Чтоб я фильм посмотрел? А в лес мы что, не поедем? — разочарованно спросил Родя.

— Да поедем. Фильм потом посмотрим, это точно не сразу.

— А как же поедем, если у тебя машины нет?

В голосе Родиона слышалось опасение — все могло сорваться в любую секунду из-за такой нелепой мелочи, как дурацкая машина.

— Да наплевать, — сказал Макар. — Подумаешь, машина. Буду я еще переживать, что у меня нет этого ведра с гайками, когда у меня есть такой сын!

Родя снова захохотал.

— Ведра с гайками. И правильно, что нет. Зачем тебе целое ведро гаек? Смешной ты, папка!

И они засмеялись вместе.

Макар с Родей зашли в ближайший газетный киоск, купили ручку и блокнот, написали записку Жене, отнесли ее к квартире и приспособили между дверью и косяком на самом видном месте — рядом с замком. И все это время между отцом и сыном была настоящая магия. Потом Макар пошел с Родей к себе в квартиру, быстро собрал почти все продукты, которые купил вчера, кроме масла — растает по дороге, хотя с маслом бутерброды были бы гораздо вкуснее. А еще взял старый нож своего отца, телескопическую удочку и зажигалку, чтобы развести костер. Они отправились на остановку, сели в автобус, который шел в недалеко расположенную от города деревню, и отправились в путь.

Все это время Родион постоянно смотрел на своего папу. Ему очень нравилось, что он у него теперь есть. Он старался получить от отца все, что ему так не хватало, пока Макар был где-то далеко. Всем, в понимании ребенка, было внимание и любовь. Родя старался задавать как можно больше мужских вопросов — ведь ему столько предстояло наверстать в общении.

— Пап, а мы что, на автобусе на природу доедем?

— Конечно! Мы до деревни доберемся, а там пешком пройдем до речки. Настоящий поход получится. Поход — он так и называется, «поход». В него именно ходить надо, хотя бы чуть-чуть. Если только ездить, а тем более на своей машине прямо к месту, куда тебе надо попасть — это уже не по-настоящему. Не поход, турпоездка какая-то. В настоящем походе, как и в жизни, ты должен все найти сам: и свое место, и дорогу к нему. Понял?

Родион внимательно слушал отца.

— Ага! А мы точно не заблудимся?

— Точно. Ну даже если и заблудимся — ты ж волшебник, забыл? Волшебники ничего не боятся.

— Я помню.

— А ты когда-нибудь в поход уже ходил? — уточнил Макар.

Родион отрицательно покачал головой и вздохнул.

— В походы все ведь с отцами ходят.

Макар приобнял Родиона.

— И хорошо, что не ходил! Так тебе намного интересней будет.

Макар с Родей вышли из автобуса и направились через лес к берегу реки. Они шли очень медленно — Родион останавливался и разглядывал все, что попадалось на пути, засыпая отца вопросами. Они три раза выходили к берегу, но это были не «их» места — где-то был неудобный подход к воде, где-то много кустов, где-то просто не понравилось. Наконец, они нашли «свое» место, и оно было по-настоящему прекрасным!

Небольшая полянка переходила в редкую березовую рощицу, где можно было скрыться в теплой тенистой прохладе солнечного лета. Сама же поляна или от грунтовых вод, или от попавшего сюда в войну снаряда, представляла собой низину с плавно поднимавшимися краями. Это не походило на обычную воронку, но время вполне могло поработать над ее усовершенствованием. Ее ровная терраса, поросшая плотной, но невысокой травой, позволяла с комфортом расположиться на ней, а глубина и закрытость делали это место по-настоящему таинственным и даже тайным — проходящему мимо его надо было еще разглядеть, ведь само начало спуска маскировали несколько кустов дикой малины. Такой рельеф делал это место еще более привлекательным потому, что обеспечивал отличный подход к реке.

Недалеко от берега торчали из воды несколько больших камней-валунов. Расстояние между ними позволяло переступить с одного на другой, или, правильнее сказать, дотянуться ногой до ближайшего камня. И хотя возле берега было совсем не глубоко, по камням можно было подойти к самому краю границы, где дно резко обрывалось, и при желании, на выбор, или нырнуть, или отлично порыбачить, не замочив ног.

Макар немного постоял у воды и посмотрел вдаль, куда-то на другой берег.

— Вот она, река Смородина…

— Пап, что ты говоришь?

— Да так, ничего. Место говорю просто волшебное, точно наше.

В том, что это было именно «их» место, не сомневался ни Макар, ни Родя. И хотя Макар подозревал, что любителей посидеть здесь могло набраться побольше, чем он с сыном, Родиону он не стал говорить ничего такого, и позволил событиям развиваться по старому неписанному закону: «Когда мы здесь, это место наше».

К тому же, вряд ли кому-то, кроме них, открылась истинная, волшебная природа этого пространства. Как только они оказались тут, их ощущения можно было описать как «локальная невесомость». Они не просто как будто бы попали в параллельный мир — они словно парили посреди огромного космоса вместе с этой полянкой. И если сейчас подняться и выглянуть за ее края, можно было бы легко свалиться или, того хуже, испугаться мощи Вселенной и отшатнуться, навсегда разорвав тончайшую связь, проложенную между их сердцами и всем мирозданием.

Они сели прямо на кофту Макара, потому что, как и любые мужчины, естественно, забыли позаботиться о такой мелочи, как покрывало. Они сидели рядом и оба понимали, что точно знают, как это, когда бывает хорошо. Макар предложил сынку подкрепиться. Они на весу нарезали хлеб, колбасу и сыр крупными походными кусками, от которых мама дома просто упала бы в обморок и навсегда запретила бы подходить к холодильнику без ее присмотра. Сложив их в форме сэндвичей, они с удовольствием заедали это настоящее лакомство помидорами и огурцами, периодически поправляя губами то и дело норовившие выскочить ломти колбасно-сырной нарезки. Лес, свежий воздух и долгие прогулки пешком заражают организм огромным аппетитом. И если определять, что значит термин «аппетит» на самом деле, то в этом определении обязательно должны фигурировать слова «природа» и «гулять». И не надо путать это прекрасное чувство с обычным, пусть даже и очень сильным голодом, когда организму физиологически необходимо насытить собственные клетки и органы. Аппетит во время лесных прогулок — это прежде всего продолжение того истинного наслаждения от единения с природой, которое дополняется еще одним обостренным ощущением — вкуса — и желанием вместить все созерцаемое вокруг внутрь себя без остатка.

Когда Макар с Родей съели все, что у них было, отец решил научить сына первому передаваемому по наследству мужскому навыку — разведению костра. Но в ответ на предложение Родион какое-то время молчал, затем поднял на отца глаза и сказал:

— Знаешь, пап. Давай не будем.

— Почему это? — удивился Макар.

— Мы тогда место испортим. Пусть тут все так и остается, как было.

Макару очень понравился ход мыслей сына. Он потрепал его по макушке и прижал к себе.

— Ты уже многое начинаешь понимать, — сказал Макар.

Родя встал и побежал к камням. Он ловко перепрыгнул с одного валуна на другой и заметил проплывающую в воде рыбу.

— Папка, смотри, рыба! Она огромная! Давай ее поймаем.

Макар разложил удочку, насадил на крючок остатки хлеба и пошел к сыну. Он показал Роде, что представляет собой рыбалка, объяснил, для чего нужны грузило, поплавок и катушка, и закинул наживку. При первом же забросе крючок зацепился за какие-то водоросли, и поплавок резко ушел под воду.

— Клюет! — закричал Родион. — Огромная, наверное!

Макар подергал удилище в разные стороны и понял, что именно у него клюнуло. Он сделал несколько рывков, но крючок не поддавался. Тогда Макар передал удочку Роде, а сам вернулся на берег. Пока Макар снимал обувь и штаны, Родя решил проявить инициативу и помочь отцу, чтобы тому не пришлось искать крючок под водой. Он несколько раз сильно дернул удочку, и леска порвалась. Оставшийся же на большой леске поплавок сильным рывком был запущен далеко в реку, и быстро поплыл по течению.

Родион ждал наказания и молча стоял, опустив голову. Макар не обратил на это досадное недоразумение никакого внимания. Он подошел к сыну с новыми снастями.

— Пап, я не хотел, — виновато сказал Родион.

— Чего не хотел? Рыбачить все, надоело?

— Я про поплавок…

— Какой поплавок? — Макар выдал все свое актерское мастерство.

— Поплавок уплыл.

— Какой еще поплавок? Не было же никакого поплавка. Я не помню, — Макар изобразил, что он напряг память. — Нет, точно не было.

— А вот и был! — уже бодрее и радостнее заговорил Родион, принимая игру.

— Ну и где он тогда?

— Улетел.

— Ха-ха-ха. Ну ты даешь! Как он мог улететь? Поплавки не умеют летать.

Родион от души рассмеялся. Он понял, что отцу совершенно не важно, что он натворил, и от этого он стал еще счастливее.

— Кстати, ты знаешь первую рыбацкую примету? — спросил Макар.

— Нет.

Родя приготовился выслушать что-то интересное.

— Если не утопил за рыбалку ни одного поплавка — рыбалка не считается. Так что у нас с тобой самая настоящая рыбалка!

— Ура! — прокричал Родион.

Макар привязал новый крючок и грузило, а вот еще одного поплавка у него не оказалось. Он попробовал половить без него. Его захватил такой азарт, что он даже не заметил, как сыну полное отсутствие клева быстро наскучило. Макар посмотрел на Родю, рубившего палкой на берегу слишком высокую, по его мнению, траву, и понял, что надо возвращаться. Но решил перед этим подшутить над сыном.

— Ох! Вот это да! Вот это рыба! Я ее сейчас… Эх, ушла! Ну ладно, в следующий раз ты сам ее поймаешь.

Родион смеялся.

— Пап, что ты врешь? Нет там никакой рыбы.

Макар понял, что скормил наживку удачно.

— Как же это нет? А кого я только что видел? Я ее сейчас…

— Без поплавка рыбу не поймать.

— Это смотря какую, — со знанием дела сказал Макар. — Эту очень даже поймать!

— Какую такую эту? — всерьез заинтересовался Родион.

— Рыбу-солнце.

Родя рассмеялся.

— Такой рыбы не бывает.

— Еще как бывает. И, между прочим, это не простая рыба. Если ее поймать, у тебя обязательно будет настоящее счастье.

Родион смотрел на Макара с подозрением, но уже все-таки больше доверял отцу, чем не доверял.

— И как она выглядит?

— Это ты сам поймешь, когда ее увидишь. Ты ее ни с чем не спутаешь.

— И ты хоть раз ловил такую?

— Один раз было дело.

— И что ты с ней сделал?

Родион, кажется, приближался к разгадке главной тайне своей жизни.

— Ты стал счастливым?

— Да. Но не от того, что у меня была Рыба-солнце. Я подарил ее твоей маме, и она стала счастлива. В тот же миг откуда-то прилетели два больших светлячка и поселились в ее глазах.

— Настоящие? — удивился Родя.

— Самые настоящие! Они жили там днем и ночью, и твоя мама была самой счастливой на свете. Она радовалась жизни каждый день так сильно, что почти летала. Все прохожие заглядывались на нее и думали, что с ней что-то не так. Еще бы! Разве может человек быть так счастлив? Все ее подруги боялись, что она вот-вот взлетит или просто лопнет, как воздушный шарик, и по всем улицам города придется несколько дней подряд убирать миллионы ее улыбок. Но потом все сами заряжались от нее счастьем, и тоже вовсю начинали улыбаться. Я никогда на свете не видел человека счастливее. А из-за ее счастья был счастлив и я.

Родион вспомнил свою занятую, строгую и часто сердитую маму, с очень красивым просветом пепельно-белых волос, появлявшимся иногда у нее на макушке, который мама зачем-то старалась как можно быстрее закрасить. И вспомнил себя, когда первый раз на днях увидел вернувшегося папу. Нет, что-то тут не так. Разве можно сказать, что мама счастлива? Счастливые люди выглядят совсем по-другому. Даже старающаяся казаться взрослой и серьезной Арина прыгала почти до потолка, когда ей подарили набор косметики и духи. Папа точно что-то понял не так.

— И где тогда сейчас эта рыба? — спросил Родя.

— Я не знаю. Я отдал ее твоей маме, но она, наверное, ее потеряла. В один день она пришла, а рыбы не было там, где она ее обычно ждала. Мама, наверное, долго ее искала, но рыба спряталась так хорошо, что и сама забыла, как ей вернуться назад. Мама, наверное, искала ее день и ночь, а рыба искала маму. И вот однажды мама посмотрела в зеркало и больше не увидела у себя в глазах светлячков. Может, им стало холодно зимой, или в долгие ночи они очень быстро сгорели. А может, они не могут жить без своей рыбы, и они полетели за ней, и тоже где-то потерялись.

— И что же нам делать?

— Как что? Мы будем ее снова ловить! И обязательно когда-нибудь поймаем. Причем поймаешь ее именно ты!

— Без поплавка? — уточнил Родион.

— Без поплавка. А, может, и с поплавком. Это совершенно не важно. Ты сделаешь это так, как сам посчитаешь нужным. Потому что только ты узнаешь, где твоя рыба.

— Откуда же я это узнаю?

— Отсюда.

Макар прижал руку к груди.

А потом они с сыном долго купались, пока их губы не стали синими, а зубы не начали стучать сами и собой. Они обсыхали в лучах солнца летного вечера, которое уже не палит так сильно, а позволяет плавать, как в воде, в своем тепле и свете, чтобы они полностью обволокли и пропитали тебя, прогрели все промерзшие за холодную зиму косточки и зарядили желанием жить.

— Пап, а почему ты купаешься в футболке? — спросил Родя.

Макар действительно купался в футболке, причем из достаточно плотной ткани. Даже будучи мокрой, она не просвечивалась, оставаясь такой же надежной визуальной защитой.

— А мне так больше нравится. Так интересней. А то все купаются без футболок, это как-то скучно. А я вот один в футболке.

— Так ты ее сейчас сними, она ж мокрая. Заболеешь.

— Кто, я? Не заболею. Наоборот, так быстрей высохнет. И вообще, если честно, — произнес Макар таким голосом, как будто открывал свою самую большую мальчишескую тайну, — я стесняюсь.

— Стесняешься? — удивился Родя.

Макар утвердительно покачал головой, картинно оттопырив нижнюю губу.

— Почему? — спросил Родя.

— Ну, понимаешь, я не очень накачанный. Вот если бы я был как все эти шварценеггеры из боевиков, тогда да, конечно. Мне бы было не стыдно, и даже наоборот, я бы хвастался, какой я большой и сильный. А я вот не такой, и стесняюсь поэтому.

— Так и я не такой.

Расстроенный Родя посмотрел на свои детские подобия мускулов.

— Так ты еще вырастешь и все накачаешь. А я вот не успел. Не было у нас в детстве всех этих тренажеров и спортзалов. Мы в футбол гоняли только — вот поэтому все такие хилые. А ты у меня и сейчас уже здоровый и сильный.

Макар потрогал бицепс сына.

— Ого! Ничего себе. Крепкий ты.

Родион с удивлением посмотрел на свою худую руку, но это была именно та похвала, которую нужно получить каждому сыну от каждого отца в нужное время. Именно эти слова порой дороже миллионов других, и вселяют в будущих мужчин желание стать настоящими.

— А ты у меня все равно самый сильный и самый крутой! — сказал обрадованный Родя и обнял отца за мокрую футболку.

— Спасибо, сынок.

Довольные, уставшие и счастливые, Макар и Родя пошли к деревне ждать обратный автобус. Но автобуса не было…

Записка в чужой двери — это едва ли ни лучшая приманка для десятилетнего мальчишки. Не прочитать ее значило бы предать сам хулиганский дух. Тем более, что у соседа-дурачка, живущего на два этажа ниже, происходят в жизни такие события. Он вынул из двери записку и прочитал корявый печатный почерк: «Мама, не волнуйся. Мы гуляем с папой, а потом пойдем к нему в гости. Вечером буду дома. Родя». Дальше шла приписка, но почерк был уже ровный, взрослый: «Женька, привет! Это я. Мы решили с сыном немного побыть вместе и пообщаться по-мужски. Не волнуйся, мы совсем рядом, просто нам надо побыть именно вдвоем. Вечером, как погуляем, будем у меня. Так что, если хочешь, заходи. Домой Родю приведу часам к 9. Макар».

«Ой-ой-ой, у дурачка батя появился, — подумал соседский мальчишка. — Надо пацанам во дворе показать, а потом сожжем». Он сунул записку в карман и побежал по лестнице вниз.

Понять логику десятилетнего мальчика, проводящего больше всего времени во дворе со сверстниками, не всегда просто. Большинство таких вот дворовых ребят в этом возрасте никак нельзя назвать хорошими. Глупые поступки и гипертрофированная жестокость, издевательства над более слабыми и установление своего места в неформальных коллективах — это их обычное поведение. Позже они вырастут, и эти качества в них взрослых будут считаться хорошими и называться более благозвучно: спонтанность, умение отстаивать свое мнение, лидерство. Смех над теми, кто не может ответить, назовут остроумием, а другие приветы от дальних родственников, с которыми мы расстались двести тысяч лет назад, но с тех пор не так уж много изменили в себе, — брутальностью и характером. Кому-то обязательно повезет, и мудрый родитель заметит, что его чадо — вовсе не ангел, и однажды крайне жестко пресечет такое поведение, вырвав сорняки с кровью и корнями. Если, конечно, он уже избавился от подобных «черт личности» сам. Но этот был не из таких, он был из обычных. Из тех, после кого остаются руины и поломанные жизни. Из тех, кто, видя трещину на стекле, никогда его не заменит (если, конечно, ему за это не заплатят), а разобьет все остальные.

Макар с Родионом ждали автобус уже больше часа. На остановке собралась толпа людей, которым тоже надо было в город. Темнеть еще не начало, но солнце уже понемногу клонилось к закату. Значит, обещанное время они, скорее всего, пропустят. Наконец, из-за дальнего поворота поднялся столп пыли, и дорога зарычала. Через мгновение выехал, качаясь на кочках, как на волнах, старик-трудяга, похожий на большой рыжий батон. Покой и хороший ремонт — вот что не помешало бы ему прямо сейчас, но он упорно и настойчиво продолжал работать. «Умри, но сделай» — девиз, сопровождавший все его поколение. И умирали. Прямо на ходу, прямо посреди дороги. А потом навсегда исчезали в раю автотранспортных предприятий. Сначала с них снимали все более-менее пригодные запчасти, и их душа становилась частью другого ковчега, оставаясь жить вечно. Потом кто-то сдирал обшивку, забирал сидения, снимал алюминиевые детали салона. Дети сотрудников предприятия какое-то время играли в них, пока там не оставалось ничего, кроме корпуса. А потом и сам корпус куда-то исчезал, и место пустовало, ожидая нового пенсионера. А на заводе по переработке черных металлов тихо находили уже теперь и вправду вечный покой два закрывшихся круглых глаза.

Эти батоны-ковчеги колесили по маленьким городам и деревням всей страны, и миссия их была поистине библейской. Связывая людей друг с другом, привозя на работу и забирая домой, отправляя жителей отдаленных деревень в большую жизнь, или наоборот, доставляя ее к ним, они сами отдавали свою жизнь на то, чтобы людям было во всех смыслах хоть чуточку теплее. И главной их наградой была искренняя радость от того, что вдалеке люди наконец-то увидели их.

— Твою ж ты мать, ну совсем уже поохренели! Полтора часа ждем. Где это вонючее корыто носило? — выразил эмоции кто-то из ожидавших.

— Ну ладно, приехал же уже, и то хорошо, — ответил другой.

Макар отметил про себя, что, сами того не понимая, только что на его глазах два человека стали частью вечной войны, идущей в мире каждый день, незатейливо, по-житейски, столкнув лоб в лоб противоположные взгляды на жизнь.

Автобус остановился, и все полезли в него, чтоб успеть занять место. Макар с Родей спокойно ждали — они могли и постоять. Каждый заходивший или бросал гневный взгляд на водителя, или учил его пользоваться часами, при этом почему-то смотря в сторону, хотя адресат обращения сидел прямо перед ним.

— Господи, Боже мой, где только черти носят. Уже ночь на дворе, а он все где-то шарахается, — открыто обозначил свой мудрый взгляд на ситуацию еще одна вошедшая.

Водитель покорно принимал недовольства, хотя на самом деле они делили вместе с автобусом все пополам.

Одним из немногих, кто не выразил никакого негодования, был Макар. Он спокойно зашел в автобус и приветливо улыбнулся водителю.

— Сломался что ли, командир?

Уставший водитель удивился участливому тону Макара и первый раз с момента остановки поднял глаза. Он увидел улыбающегося отца с сыном и вздрогнул от неожиданности. Глаза его забегали от Макара к Роде, и обратно. Он показался странным не только Макару, но даже и Родиону.

— Так что с машиной-то? — спросил Макар.

— Нормально все, — ответил водитель.

— До дома-то доедем?

— Угу.

Водитель продолжал смотреть на них с испугом, но по нему было видно, что он пытается обуздать гораздо более сильные эмоции. Макар с Родей прошли в конец салона и встали у задней двери.

— Чего это он? Ненормальный что ли? — спросил Родя.

— Да кто его знает, обознался, может.

— Странный он.

Но водитель был не странный и не обознался.

На въезде в город стоял мобильный пост ГАИ. Все его заметили издалека и с интересом смотрели в окна. По салону пошли разговоры.

— Чего они встали тут?

— Черт их разберет, ловят, наверное, кого-то.

— Да уж точно не просто так загорают тут ночью.

— Что-то серьезное, наверное, они так просто облав не устраивают.

Водитель остановился у поста, быстро выбежал из автобуса. Макар почуял что-то неладное. Но так как он не смог найти быстрых ответов у себя в голове, подумал, что это просто приступ панической атаки. Такие у него теперь бывали.

Один из милиционеров некоторое время о чем-то спорил с водителем, потом другой взвел автомат и собрался идти к автобусу, но его остановил старший коллега. Он что-то сказал первому, тот покивал, и остался на месте.

Водитель подбежал к двум дежурившим сотрудникам.

— Они там!

— Кто, где? — сухо спросил капитан.

— У меня!

— Что у тебя? — в таком же тоне продолжил милиционер.

— Да мать же ж вашу, — не выдержал водитель. — Эти двое, о которых нам на планерке сегодня дали наводку.

— Не знаю, кто вам там дал на водку на вашей планерке, но похоже употребил ты уже как следует.

— Да я… да я вообще, если хотите знать…

— У нас ориентировки. Наводки у воров.

— Они в салоне, — напомнил водитель предмет разговора.

— Уверен? — уточнил капитан.

— Да ты что, командир. Ну что у нас часто люди возвращаются через десять лет, в газетах же писали.

— Какой же ты дебил. На хрен ты остановился? А если он сейчас запаникует и начнет себя неадекватно вести? — разозлился капитан.

— А что мне было делать? — почти истерично вскрикнул водитель.

— Не быть таким дураком, для начала.

— Так а как я бы…

— Каком! Где ты должен остановку делать в таких случаях? Ты понимаешь, сколько там людей специально обученных дежурит? Знаешь, что такое штурм автобуса с заложниками?

— Какими заложниками? Нет никаких заложников, они просто едут.

— Разрешите проверить, — уверенно скорее сказал, а не спросил лейтенант и взвел затвор автомата. — Сейчас и возьмем сразу.

Он сделал несколько шагов к автобусу.

— Стоять, — спокойно одернул его капитан. — Назад вернулся.

Лейтенант вернулся назад. И хотя у них с капитаном вне службы были приятельские отношения, тот был намного опытнее молодого лейтенанта и здесь был в первую очередь командиром. А поэтому придется принять и перетерпеть все, что в обычной жизни просто недопустимо в общении двух людей.

— Куда ты поперся? — спросил капитан.

— Как? — удивился лейтенант. — Сейчас их возьмем, такой шанс. Это ж звание дадут, премию.

— Какой шанс? Ты совсем придурок, честное слово? Вас чему учат вообще в школе милиции?

— А что я не так сказал?

— Там полный автобус людей. А если у него оружие? Если он начнет по людям работать? А если он ребенка порешит на месте? Нож ему приставит к горлу — кого тогда брать будешь? Труп?

— Ну он же не будет вот так вот… — пытался возразить лейтенант.

— Откуда ты знаешь? — резко перебил его капитан, повысив голос. — Ну вот откуда ты знаешь! Ты где служишь?

— В смысле?

— Ты где служишь, я спрашиваю?

— Ну в ГАИ.

— Ну вот и служи в ГАИ. Наше дело было никого не выпускать, а тут он сам обратно едет. Пусть ОМОН с ним и разбирается. Значит, слушаем сюда оба. Виду не подавать. Ты, — он обратился к водителю, — едешь как будто так и надо. Ты, лейтенант, его по тихой сопровождаешь на моей машине, чтоб он ни о чем не зачесался. Я вызываю ОМОН и иду следом. Дальше ждем распоряжений. Если мы еще не все запороли — должно прокатить. Вопросы?

Капитан посмотрел на водителя. Тот отрицательно потряс головой. Капитан перевел взгляд на лейтенанта.

— Никак нет. Разрешите?

— Не разрешаю. Там ничего в автобусе? Движение есть, что-нибудь происходит?

— Да вроде нет, — сказал водитель. — Ничего такого.

— Нет, — подтвердил лейтенант, исподтишка глядя в окна.

— Я это, хотел сказать… В общем, он какой-то. Ну… — мямлил водитель.

— Быстрей рожай, — поторопил его капитан.

— Ну он спокойный и улыбается. Добрый. Ну не ведут так себя те, кто детей ворует. Не такие они.

— Понятно, — сказал капитан.

Он очень жестко посмотрел на водителя.

— Слышь, ты совсем конченый или как? Ты много видел то их, кто ворует? Ты понимаешь, что весь автобус на нас пялится. А ну за руль мухой, умник хренов. И не забудь отмазаться перед пассажирами, чтоб вопросов не было. Пошел!

Водитель тут же убежал обратно в автобус. Как только он зашел в салон, на него тут же посыпались вопросы:

— Чего так долго-то, шеф?

— Что им надо?

— Ловят кого?

— Да кто их знает, кого они там ловят, — сказал водитель. — У меня что-то в документах не так, вот и докопались. Козлы, блин. Еще денег хотели содрать. Мол, сейчас весь автобус как выведем под стволы, может, найдем в салоне что-нибудь. Еле отмазался.

Как только автобус отъехал, у капитана зашипела рация.

— ОМОН готов, ждем. Прием.

— Я их веду, — ответил капитан. — По деревенскому маршруту. Где нас сможете подсечь? Прием.

— Чтоб не вскрыться, у ДК. Прямо из-за него стартанем, как вас пропустим. Прием.

— Вас понял. Конец связи.

Автобус подъехал к остановке, которая была ближе всего к бывшему, то есть настоящему, дому Макара. Он понял, что они прилично опоздали, и готовился получить от Жени серьезную взбучку, скорее всего переходящую в истерику. Он начал продумывать возможные варианты разговора, но эти шахматы ему удавались очень плохо, и он решил действовать по обстоятельствам, а пока просто подготовить себя к настоящей лавине гнева.

Макар с Родионом вышли из автобуса. На этой же остановке с ними вышла пожилая женщина. Не успел автобус отъехать, как к остановке подлетели несколько машин, из которых выбежали вооруженные люди и ловко скрутили Макара. Один из них поднял на руки Родю и оттащил в сторону. Тоже сделали и с вышедшей бабушкой. Из милицейской машины навстречу Роде выбежала мама, вся заплаканная, и кинулась обнимать и целовать сына.

— Господи, что он с тобой сделал? — запричитала Женя.

— Кто сделал? — удивился Родион. — С кем сделал?

— Этот… — Женя сдержала гнев. — Твой отец.

— Папа? Он ничего не делал со мной, мы с ним ездили в лес, ловили Рыбу-солнце, которую он подари тебе, но она спряталась и из-за этого потерялась, а светлячки улетели. А еще мы нашли свое тайное место, но об этом мне нельзя никому говорить, потому что оно тайное.

— Подожди, Родечка. Что ты говоришь такое? У тебя шок.

— Да нет у меня никакого шока. Мы классно съездили с папой, только костер не стали разводить, чтоб место не портить. А что такое шок?

— У вас все в порядке? — поинтересовался один из милиционеров. — Ребенок цел? Помощь нужна?

— Нет, — ответила Женя.

— Что нет?

— То есть да. Все в порядке. Нет, помощь не нужна. Мы домой пойдем, если можно?

— Да конечно. Завтра с утра в отделение прибудьте для дачи показаний, а пока отдыхайте.

— Поняла.

— Мам, а как же папа? Куда его повезли? — дергал Родя маму за руку.

— Пошли домой, сынок.

— Но папу же забрали!

— Давай дома поговорим. Пошли домой. Тебе надо отдохнуть. Слышал же, что дядя милиционер сказал.

— Ну мам! А папа? Он что, в беде? Давай его спасать! Мааам!

Женя выдохнула и некоторое время молча смотрела вниз, чтобы успокоиться. Сейчас в таких случаях предлагают досчитать до десяти, но тогда такими серьезными техниками еще не владели. Кухня их квартиры сжалась до малюсеньких размеров и давила своими стенами голову Жени, которая готова была лопнуть, как бутылка, начиненная карбидом.

— Родя, давай еще раз. Так папа тебя не украл?

— Меня? Украл? Да ты что! Это я сам попросил его в лес поехать. Все ездят с отцами на природу, а я и не был ни разу. Ну то есть я был с вами, это я именно с папой не был…

Женя уже не слушала сына. Она очень медленно и пока крайне плохо, но уже начинала понимать, какую чудовищную кашу она заварила.

Следователь Бобров уставился в одну точку. Он долго смотрел на ветку дерева за окном, на которой сидела сойка и, наверное, смеялась надо всем: над ним, над ситуацией, над миром. Как это ни банально, но сейчас он завидовал птице и ее свободе. Казалось, прошла целая вечность, пока сойка вспорхнула с ветки, и за это время в голове Боброва пронеслись тысячи мыслей. «Нет, с матерью все понятно — у нее эмоции. Женщина. С дочки тоже спроса быть не может, она еще толком ничего не понимает в жизни. Сотрудники выполняли приказ. Весь город искренне стремился помочь. Но я-то? Я? Со мной что не так? Может, старость? Слабоумие? Да к черту все это! Рассказывать самому себе, что не виноват, и жалеть себя. Не причем тут возраст. Просто расслабился. А, может, устал». Каждый день службы давался все тяжелее, каждое дело забирало все больше здоровья, а старые скелеты в несгораемых шкафах и сейфах не пускали ни то, что в рай, а даже в отпуск. «Точно! Хороший отпуск — вот, что ему нужно. Заработался. Отпуск. И просто сидеть и смотреть на птиц. Коготок увяз — всей птичке пропасть. При чем тут это? Нет, так не пойдет. Не пропадет он никуда. Просто возьмет отпуск и будет смотреть на птиц. Целый месяц. Целый год. Целую вечность».

Он решил еще раз закрепить результаты с помощью одной из классических систем проверки — психологического давления. Насколько это возможно в данном случае. Он строго посмотрел в глаза Роде жестким, устрашающим взглядом.

— Это точно правда, что ты рассказал? Потому что, если ты соврал, ты пойдешь в тюрьму.

Следователь мельком бросил взгляд на Женю и понял, что она не против. Но с Родионом ничего не произошло не внутренне, не внешне — он также продолжал легко улыбаться.

— Ну я же говорю, дядя милиционер. Это все правда. Точно-преточно. Это же мой папа, как он мог меня украсть?

Бобров понял, что ребенок не врет. И даже если он врал фактически, он в то же самое время не врал — ведь он мог не понимать, что происходит, и от чистого сердца воспринять похищение, как игру или милую прогулку. Тем более этот ребенок. Да только игру эту к делу не пришьешь. Тут нужно что-то пожирнее. Но сейчас и здесь он точно ничем не разживется.

— Ну знаешь, брат. Сейчас что угодно может быть, а у нас работа такая — проверить. Смотришь же телевизор, там чего только не показывают.

— Смотрю, — сказал Родя. — Только это все неправда. Там все придумывают, чтобы было интересней. А вы не знали?

Следователь искренне позавидовал такому взгляду на жизнь и вере в собственного отца.

— Ну и что мне с вами делать, семейка, блин?

— Отпустите папу! Пожалуйста.

— А чего сразу не приехали? — обратился Бобров к Жене.

— Ваш сотрудник сказал: «С утра». Я вот и пришла. Да и Родя вон вырубился после такого денька. И вообще, я переволновалась, и сама уже не соображала ничего, если честно. Не догадалась сразу позвонить или приехать. Я ж не знаю, как себя обычно надо вести в таких ситуациях.

— Обычно… Обычно таких ситуаций не надо создавать. Хорошо хоть его не застрелили при задержании. А то потом мы бы с вами в других местах волновались.

— Извините меня, пожалуйста. Я такая дура, просто нет слов.

— Да есть. Просто при детях их не принято говорить.

Женя виновато смотрела в пол, боясь поднять глаза.

— Отпустите нас всех, пожалуйста — сказала она.

— Вас я и не держу. Хотя можно было бы для профилактики. А вот вашего официально умершего мужа… Паспорта у него нет, по нашим данным он давно умер, где был десять лет, мы не знаем, а он ни в какую не говорит.

Следователь задумался — не самая стандартная ситуация, конечно, но и держать Макара в камере не было никаких законных оснований.

— Ладно, забирайте вашего пропащего. Спасибо вам за все!

— Простите, — сказала Женя.

— Простите, — повторил Родя.

Он до конца не понимал, за что именно они извиняются, но чувствовал, что это как-то может помочь папе, поэтому это надо было сделать. Ведь внутри он ругал себя за то, что заснул ночью, как сказала мама милиционеру. «Получается, это из-за него они не поехали спасать папу сразу. Как же он виноват!»

Женя с Родей ждали в коридоре. Когда к ним привели Макара, он искренне удивился и обрадовался.

— Вы что, за мной пришли? Вот это да!

Он подбежал к ним и обнял сразу обоих.

— Спасибо вам! Как же приятно! Не ожидал. Так меня что, отпускают?

— Кому ты тут нужен? — виновато пошутила Женя. — Кроме, вон, сына.

Она потрепала Родиона по голове.

— Пап, прости меня. Я заснул ночью, и не приехал сразу. Я не помню, как заснул. Я не знал, что тебя хотят посадить в тюрьму. И вообще это все из-за меня.

— Ерунда какая! Никто меня не хотел никуда посадить. О чем это ты? И ни в чем ты не виноват. Правильно и сделал, что заснул. Ночью спать надо.

— Так тебя не хотели посадить? — удивился сын.

— Нет конечно! Это они ошиблись. Меня перепутали с кем-то. С каким-то страшным злодеем, который людей похищает. Но потом поняли, что я не при чем, и тут же дали чаю и кровать, чтоб я ночью по темноте далеко не ехал и выспался прямо здесь.

Даже когда они вышли на улицу, и все было позади, Макар все никак не мог успокоиться, и не переставал радоваться приходу Жени и Роди.

— Нет, ну надо же! Вы за мной пришли. Знали бы вы, как мне это важно!

— Знал бы ты, из-за кого ты сюда попал, — виновато сказала Женя.

И она, наконец, рассказала Макару всю историю его задержания целиком. Хотя о многом он уже догадался сам. Она ждала, что он сейчас хотя бы обидится для приличия, но он повел себя совершенно неадекватно и странно — обрадовался еще больше. Он улыбнулся и взял Женю за плечи.

–Ты все правильно сделала! — сказал он. — Ты очень хорошая мать.

Макар посмотрел на Родиона и в шутку отчитал его.

— Понял, как у тебя мамка? Смотри мне, мамку не обижай — такой больше не найдешь. Понял меня?

— Ага, — ответил Родя.

— А где Арина? — спросил Макар.

— Главная виновница? — уточнила Женя. — Ну, извини. Для нее сейчас самое важное — это друзья.

— Да брось ты, виновница. Все правильно! Молодец она. Вон как о брате заботится, а ты говоришь, друзья — главное. А то, что не пришла, — это хорошо. Чего ей по тюрьмам шататься?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Так местные жители называли участок леса, расположенный прямо рядом с городом, переходящий в настоящий лес за его чертой. В районе леса располагались дачи и дома некоторых горожан.