Дикополье. Слово Шубина

Дмитрий Перцов, 2023

Финалист премии конкурса издательства Росмэн в категории “Фолк-фэнтези”. Первое фэнтези, основанное на шахтерской мифологии. Сашино детство было невероятным! Он сражался могучей киркой, помогал сказочным персонажам “ассимилироваться” в городе шахтеров и рассказывал истории, которые сбывались. Теперь Саша вырос, но прошлое вновь его настигло. Ему предстоит узнать, куда исчез дух и покровитель шахт Шубин, понять, что за угроза нависла над Дикопольем, и наконец разобраться, где грань между реальными воспоминаниями и плодом воображения глубоко одинокого подростка.

Глава 2. Горнячок и Водянов

Мы приехали на станцию метро “Аннино” и вышли из машины. Приложение сообщило, что до дома на такси — полтора часа из-за пробок. Придётся ехать под землёй. После всего пережитого (хоть и не взаправду) — моя самая нелюбимая часть жизни в Москве.

— Почему? — раз за разом спрашивал у меня психотерапевт.

— Мне кажется, я снова падаю в бездну… — раз за разом отвечал я, и так по кругу, бесконечному серпантину к центру Земли.

Пока я пытался понять, где спуск, ко мне подошёл Миша.

— И ни одного безголового монстра, скажи? — сказал он. — Скучновато.

Настроение у меня было ни к чёрту. Хотелось ответить, что таких у нас полгорода — безголовых, сплошная генеральная репетиция зомби-апокалипсиса. Нет, я люблю людей, уж что-что, но гуманизм в себе воспитал, но, наверное, долг каждого человека — хотя бы иногда беситься из-за всего.

Миша своим прикидом, лицом, вот этой способностью быть старым и молодым одновременно, а главное — дурацкими вопросами не вписывался в столичный ландшафт, пусть и стояли мы где-то на отшибе.

— Миша, я не…

Мимо прошла молодая пара: брюнетка с длинной, по пояс, косой, и парень в кожаной куртке, джинсах и дорогущих туфлях-оксфордах. Они молча всучили Мише сторублёвую купюру и пошли дальше.

— Это ещё зачем? — спросил я. — Ты же не просил вроде?

— Не просил, — сказал Миша. — Не знаю. Жалеют меня местные. И всё тут.

— Раньше к тебе иначе относились.

— Так то раньше!

— А что изменилось?

— Тебе ли не знать. Саша, а ты-то с Горнячком давно беседы водил?

Тут я и взорвался.

— Слушай, Михаил, давай честно: я был мелким и к этому возвращаться не намерен. Если хочешь знать ответ: давно. Сто лет. С тех пор как уехал. А если совсем честно: никогда. Потому что нет никакого Горнячка. И не было. Доволен?

Мне почти сразу же стало неловко за свои слова, но что сказано, то сказано. Хоть Мишу и не смутил мой тон, но всё-таки развивать диалог он не стал. Только протянул мне руку, как тогда, в первый раз, и такую же всю в мозолях, и сказал:

— Не забывай, Саша. Никогда нельзя забывать, откуда ты.

— Рад был видеть, Миша. Будь здоров.

Я ехал в метро и вспоминал те годы. Алину, наши с ней ночные переписки о всякой ерунде и иногда — о фильмах. В ту пору был популярен сериал Lost, мы смотрели его в пиратском переводе. Сейчас я “Вконтакте” практически не включаю: лишь изредка, чтобы назло одноклассникам выложить фотки из путешествий.

Я открыл телегу и принялся листать новостные каналы, погружая себя в пучину стресса. Но буквы в голову не лезли. Воспоминания оказались сильны и даже материальны. Тем более что я вот-вот должен был увидеть (или выдумать?) Горнячка.

* * *

Когда после случая с гопниками я вернулся во двор, меня словно окружили стены княжеского форта, ров и стрельцы в бойницах — настолько безопасным показалось это место. Горыныч — крутилось у меня в голове. Горыныч… Нет, правда? Серьёзно? Горыныч?

Я поздоровался со стариками, сидящими за железным столом у подъезда. Мне, как и всегда, кивнул только один из них — бывший шахтёр по имени дедушка Валя. Однажды я в задумчивости прошёл мимо и он устроил мне нагоняй, что, дескать, не уважаю старших, так вот с тех пор я здороваюсь. И да — он правда бывший шахтёр и правда дедушка Валя. Без домыслов.

Дома никого не было: мама уехала к подруге, а папа — в командировку, в Алчевск, что в Луганской области. “По претензии…” — как он говорил. Отец работал на Донецком металлургическом заводе в отделе контроля качества, и такие командировки были для него привычным делом.

Я поднялся на третий этаж, зашёл в квартиру и кинулся к компьютеру в своей комнате. Желание поиграть оказалось сильнее истории с телефоном и трёхглавым драконом, в которую я мало-помалу переставал верить. Я поставил игру на установку и зашёл “Вконтакт” проверить сообщения.

Кроме спамеров, мне написала только Алина:

“Как дела?”

“Да такое…” — ответил я.

“Опять не получил письмо из Хогвартса?”

“Получил”

“Да? И когда в Лондон?”

“Через час. Поедешь со мной?”

В ответ Алина перекинула запись о какой-то крипипасте^[3] из паблика под названием “Жуть Дикополья”. Интересно, подумал я. Второй раз за день слышу название, с которым раньше никогда не сталкивался. Люблю такие совпадения.

Длинная леди

Одну девочку похитили, когда ей было пять лет, и поместили в маленький ящик в подвале. Там она жила вплоть до своего совершеннолетия. Из-за размеров своей “клетки” девочка не развивалась, ящик остановил её рост, как это было с бедолагами из книги “Человек, который смеётся” Виктора Гюго, испорченными компрачикосами. Девочка умерла, и похитители выбросили ящик в воды Кальмиуса. Но через годы она вернулась в образе чрезвычайно вытянутой и тонкой женщины. Одного за другим она вытягивала похитителей до тех пор, пока кости их не отрывались одна от другой и они не умирали в страшных муках. Говорят, Длинная леди и сейчас является тем, кого дразнят маленьким ростом, и делает их длинными, как она сама, и в конце концов они лишаются всех своих конечностей.

…и жуткая фотография той самой Длинной леди, сделанная из окна старой многоэтажки. Я проглотил комок страха и написал: “Круто, Алин. Ещё один Слендермен^[4], только тётка. Этого мне не хватало”. В этом — конёк Алины. Вечно она находит какие-то страшилки и кидает мне, считая, что я не могу потом уснуть и шугаюсь каждой тени. А мне в этой истории не хватило финала. Или хотя бы имени загадочной леди, чтоб взять — и поверить.

Алина не ответила, а у меня дико чесались руки: хотелось испытать игру и попытаться заглушить ещё живые эмоции от потери Илюхи. Я выключил браузер и только навёл курсор на новый ярлык с “Шорохом”, как вдруг за моей спиной прозвучал голос:

— Ты того этого, самого-тамого, не балуй, ишь, слышь?

Я вскочил со стула и развернулся. На кровати сидел старик. Точнее — маленький старичок ростом с кролика. За широкой его спиной, как ведьмачий меч, торчала маленькая кирка. Седая борода закрывала половину измазанного в саже лица. Старичок смотрел на меня светлым и чистым взглядом, как будто это норма — появиться тут в моей постели.

— Ты кто? — спросил я.

— Как — кто? Горнячок. А ты кто, старичок?

— Чего это я старичок?

— А тогой-то.

Ха!

Так нелепо, что даже забавно. С места я не двигался и до конца не понимал, как действовать. Инструкцию бы…

— Ты чегой-то удивлённый такой? Прям удивительный. Сам меня позвал — сам теперь того-этого-самого.

— Когда это я вас звал?

— Ты мне подсоби для начала, а потом разговоры разговаривай.

— К… Как вам подсобить?

Я начинал припоминать. Горнячок — моя детская фантазия. Я придумал его, когда в начальной школе наш класс ездил в шахту на экскурсию. Рассказывал потом родителям о маленьком бородатом человечке, работающем на Шубина^[5].

— Да как! Простым работящим способом. Подойди.

Я подошёл. Встал в боксёрскую стойку.

— Ты шо делаешь?! — спросил он строго.

— А что?

— Опусти меня. Ниже опусти. Не дело это — копателю далеко от земли находиться.

Надеюсь, Горнячок не просит меня взять его на руки и поставить на пол. Оказалось — просит. Нагленько. Вернуться, что ли, в боксёрскую стойку? Горнячок пах землёй и, наверное, углём, и несмотря на то, что уголь не имеет запаха, какие-то флюиды по воздуху носились как окаянные.

— Нет! — рявкнул Горнячок. — Не то!

— Что — не то?

— Ниже. К земле неси.

Я пошёл в спальню родителей, взял чемодан, посадил в него Горнячка и, с трудом перекатывая по ступеням, выволок на улицу. “Ниже!” — донёсся приглушённый голос. Дворовые дедушки (каюсь: так я их про себя и называл) слышали плохо и не отреагировали, разве что дедушка Валя снова со мной поздоровался.

— Куда ниже? — прошептал я. И добавил громко: — Здравствуйте!

Дедушка Валя кивнул.

— Ниже, — буркнул Горнячок.

Я вернулся в подъезд и спустился к железной двери в подвал. Горнячок тихо засмеялся. “То! То!” — в восторге повторял он. Я расстегнул молнию на чемодане. Маленький человек ловко из него вышмыгнул и сказал:

— Недостатошно глубоко, конечно, но Шубин с ним. И, к слову моему придётся: Миша велел передать, дабы завтра с утра ты удобную одежду на себя того-этого, крепко поел кашу, в идеале — местную, а также поупражнялся руками.

— Зачем? — не понял я.

— Того не ведаю. Но я приду к тебе ещё. Сам меня придумал — теперь отдувайся.

— Я не понимаю. Тебя хоть Анатолий зовут?

Горнячок увидел в земле узкую щель, хлопнул в ладоши, наступил и провалился, так и не ответив. Весело, подумал я.

Примерно через час меня наконец-то накрыло. Я бегал по квартире как контуженный и отказывался признавать сегодняшние события реальными. Выбил могучими (так мне казалось) ударами из подушки всю дурь, помедитировал. Что-то сказал иконам в комнате родителей. А как успокоился, открыл в яндекс-картинках изображение Святогора и долго вглядывался в его лицо. Мой пример для подражания. Всю свою былинную жизнь Святогор делал дела как полагается, ничего и никого не боялся и помогал людям, даже если они того не заслуживали.

Заказать, что ли, постер с ним на всю стену?

Потом вернулась мама. Я сел за стол, пока она варганила котлеты.

— Ма.

— А.

— Знаешь, что такое Дикополье?

— Дикое поле — знаю. Дикополье — нет.

— И что такое Дикое поле?

— Так наши земли в прошлом называли. Во время Золотой орды… А может, ещё раньше…

— Что такое Золотая орда?

— Ты это в шестом классе проходил, забыл, что ли? Золотая орда — это государство, образованное после завоеваний Чингисхана.

— Понятно. А Дикополье — это что?

— Не знаю, Саш. Наверное, какая-то производная от Дикого поля. Где ты это услышал?

— Ма.

— А.

— Почему полиция Илюху не ищет?

— Саша, не начинай, ладно? С Ильёй всё в порядке.

— Не считая того факта, что он полетел в бездну вниз головой!

— Саша!!!

— Что?! Позвони его родителям, они подтвердят!

— А вот знаешь что? Возьму и позвоню.

Я этого не ожидал. Растерялся, чего уж греха таить. Прижался к спинке стула. Думал — поспорим с мамой, да и делу конец. Как обычно. Пожалуй, её неверие давало надежду и мне, что всё на самом деле хорошо, я всё выдумал, а сейчас она позвонит и правда материализуется, станет настоящей, и не вырубишь её топором, как бы ни хотелось.

Мама притащила трубку радиотелефона и набрала короткий городской номер. Я смотрел в чёрные дырочки с опаской, руки дрожали. С каждым гудком, что доносился из трубки, я скукоживался, как апельсин в вазе для фруктов. Мама поглядывала на меня и улыбалась: сейчас, мол, всё станет на свои места.

— Не берут, — в конце концов сказала она и дала отбой.

— Ну? — я как будто даже выдохнул. — Что я говорил?

— Да господи, Саш. Они уехали. Наверняка. Света вообще говорила как-то, что они переезжать собираются. А может, я не знала, что всё-таки решились. В конце концов, не так уж близко мы общались…

— Не веришь — не надо, — обиделся я и отказался от ужина.

Мама удостоверилась, что температуры у меня нет, но на всякий случай поставила на тумбе возле кровати порезанный чеснок, потому что от ужина я не отказывался никогда, и я лёг спать.

Ворочаясь в голодном бреду, я медленно уносился в какую-то муть. Мне приснился гроб на вершине холма, обмотанный стальными цепями. Одна за другой они с громким лязганьем обрывались. И тени кругом, сонмы теней, и деревья — мёртвые. Во сне я был уверен, что стал Святогором, и всё в моей власти, и сразить я кого угодно сумею. И тем не менее это было настолько страшно, что я не решался подходить ближе к гробу, хотя давно научился смотреть беде в лицо. Кто внутри — я не знал. И не хотел узнавать. Только чтоб этот гроб так и оставался на том месте, где он есть, — вот и всё, чего мне хотелось.

Утром я с трудом, как ржавые двери лифта, открыл глаза, а после чистки зубов пальцем (ненавижу щётки!) сделал всё, как велел Горнячок. Правда, из упражнений руками я знал только отжимания и сделал их где-то восемь раз, зато на кулаках. Пресс, раз не просили, качать не стал, но поднял над головой компьютерное кресло.

Устал.

Школа номер 47 находилась на расстоянии троллейбусной остановки от дома, и ходил я туда пешком. Первым уроком стояла биология, вторым ещё что-то с тем же учителем — значит, химия, но я не вникал. Всё думал о том, что случилось с Илюхой. Это событие настолько повлияло на мою жизнь, что даже знакомство с Горнячком его не перебило.

Илюха был главным человеком в моей жизни после мамы и папы с тех пор, как мы переехали в новый район. Единственный, кто не отказывался слушать мои истории. Он даже записывал их на диктофон! Мы обсуждали “Звёздные войны”, ходили на турники, точнее, один раз только сходили, я тогда разбил губу о перекладину, и Илюха больше меня не звал. Сам он был крутым парнем, с такими ребятами я никогда не дружил и вряд ли подружусь впредь.

Несколько месяцев назад он позвал меня взобраться на глыбу-террикон возле стадиона “Шахтёр”, место, где концентрируются силы глубин и Земного ядра. Мы с ним болтали, смотрели на звёзды, а затем — пух! — я просыпаюсь у себя дома. И ничего не помню. А Илюхи нет. Нигде его нет. Трубку не берёт, дома его нет. Пропал. И никого не волнует, что был человек — и нет человека. И шлют меня на все четыре стороны с моей паникой. Тогда-то я и начал бегать через дорогу… Наверное, чтобы вспомнить, что произошло там, на терриконе.

Затем я познакомился с Алиной. Она жила в Гладком княжестве недалеко от Планетария. Как и я, любила сочинять истории. Но из дома не выходила. Мы общались исключительно по переписке. Илюху она мне не заменила, но хоть немного скрасила унылые ночи.

— Саш?

— А?! — вскочил я от неожиданности.

Надо мной нависал Виталик Корбуненко, здоровенный одноклассник, который с другими такими же громилами вечно сидел в углу и обсуждал машины и видеокарты radeon.

— Слушай, — он почёсывал немытую голову и подбирал слова, — мы тут с ребятами подумали, а ты не хочешь сходить с нами в кино? “Человека-паука” показывают. Прикинь, фильм сняли, судя по рекламе, там полный атас.

Я посмотрел на него. Виталику Корбуненко и других имён придумывать не надо — он прям вот Виталик Корбуненко, совершенное олицетворение своего имени. Его предложение мне не понравилась, даже взбесило немного. В голосе сквозила жалость, а это меньше всего мне надо.

— Да, конечно, — сказал я.

— Лады! Тогда после уроков встретимся во дворе и пойдём.

После уроков я просидел в туалете, а когда вышел, никто меня не ждал. Хотя опоздал я на каких-то двадцать минут. Что и требовалось доказать.

Зато во дворе я встретил Мишу. Он сидел на чёрном железном заборчике, положив ноги на чемоданчик. Махал мне и лыбился во весь рот.

* * *

Насколько я знаю, Виталик тоже живёт в Москве. Женился, вроде ребёнок даже появился, судя по фоткам в соцсетях. Но я никогда ему не писал. Хоть и понимал, что в тот день в кино он позвал меня без всякой задней мысли… Виталик жутко тогда на меня обиделся и не заговаривал до самого выпускного. На выпускном он, собственно, тоже со мной не заговорил.

Когда я вошёл в лифт своего подъезда, то увидел на стенке написанное от руки объявление:

Собираем на помощь детям Домбаса.

И телефон.

Не знаю, хороший ли я человек. Давно не думал о себе в этой системе координат. Проще, наверное, сказать, что я — никакой. Просто есть. Был — переехал. Где зло, а где добро — не знаю, не различаю. Спотыкался на этом столько раз, а один раз — и вовсе — критически…

Так или иначе, я взял маркёр и исправил “Домбаса” на “Донбасса” — потому что это производное от “Донецкий бассейн”. Мелочно, неправильно, но кто они такие, чтобы коверкать это слово, от которого ёкает сердце всякий раз, когда случайно слышишь его в трамвае или по радио в парикмахерской? Пусть они ничего дурного и не имели в виду. Я тоже не имел.

Лифт приехал. Я вышел. С надеждой, что вместе со мной вышла и совесть, не оставшись навеки в том лифте.

* * *

— Дело у нас с тобой, Саша, — сказал Миша. — Тебе послание передали?

— То, что я должен поупражняться? Передали.

— Чудово^[6]. Ты, как мне удалось понять, опасность котируешь?

— Ну… Есть такое.

— Я предлагаю тебе лучший риск. Отборный! Ибо в опасности наше с тобой Дикополье. Тебе понравится.

— И что мне грозит, интересно?

— Увидишь. Главное — мать свою и отца предупреди, что вернёшься ближе к ночи, скажи, что гулять пойдёшь или с девушкой встретишься… В общем, сам придумай.

Ага, с девушкой. Рассмешил.

Мы ехали на троллейбусе по центральной улице города — имени Архимага Артёма — до площади Ленина, которой я так и не придумал альтернативного названия. Ленин — он Ленин везде. Вышли напротив драматического театра, а затем спустились по брусчатке к Усу Кальмия — главной реке… Дикополья. Не считая, пожалуй, Днепра Широкого.

— А можно спросить?

— Ты уже спросил, Саша.

Я замолчал.

— Ладно, спрашивай.

— А кто, кроме Горыныча, бывает?

Хоть я ещё не до конца не верил в произошедшее, на всякий случай решил, что называется, прощупать почву.

Миша призадумался. Он так сильно махал чемоданчиком, что прохожие обходили нас стороной.

— Да всё бывают. Богатыри. Гремучий дедушка. Ты бываешь. Я бываю. А кого пока не придумали — того ещё придумают. Правда, здесь, на нашей земле, они не такие, как ты привык считать.

— А какие?

— Местные, — коротко ответил Миша.

Я всмотрелся в воды Уса Кальмия.

— Что, и водяной есть?

— Конечно. Мы, к слову, к нему и идём, — тут Миша очень театрально прыснул в руку, — только не называй его водяным! Здесь он привык к другому величанию — по фамилии. Водянов. Так и говори — Водянов. А лучше — ничего не говори. Сложно с ним беседы беседовать.

Набережная Уса Кальмия — место средоточения прогрессивной молодёжи города.

Здесь тусовались все: поэты, юные политики, олимпиадники-физики. Да и простая шантрапа. Главный плюс этого места — разрешение на распитие алкоголя, но только тем, кому есть восемнадцать. Мне ещё не стукнуло, поэтому я не пил, да и в принципе на тусовках Набережной бывал лишь однажды — Илюха приводил, у него здесь было много знакомых. Я тогда не нашёл с ними общий язык и вернулся домой. Илюха остался.

— Ладно, я тогда тут немного ещё потусуюсь, — сказал он тогда, а я только и повторил за ним эхом:

— Ладно.

Про Водянова я тоже слышал. Мужичок, помогающий всем подряд с написанием курсовых, дипломных и рефератов задарма. Он называет это — “Налить водицы”. Кто бы знал, что Водянов — настоящий водяной! Впрочем, Миша мог меня и разыгрывать. С другой стороны, я припоминал загадочные слухи вокруг фигуры Водянова: мол, он всегда сидит на Набережной, а иногда исчезает, поминай как звали, и никто не в курсе куда, пока не возникнет на одной из скамей откуда ни возьмись.

— Миша, всё это какая-то хрень, — высказал я то, что вертелось на языке.

Миша рассмеялся.

— Хрень не хрень, а с Водяновым будь осторожнее!

Мы подошли к пухлому парню. Закинув ногу на ногу, он изучал лист с партитурами. Рядом стоял чехол — не то от гитары, не то от виолончели (я слишком далёк от мира музыки, чтобы различать их чехлы).

— Здоровенькi були! — жизнерадостно поздоровался Миша.

— О, привет, — музыкант пожал руку Мише, потом мне. — Как оно?

— Та ну такое… — Миша очень живо изобразил лёгкий украинский акцент. — Водянова ищу. Видел?

— Видел. Там толпа вон. Он в ней. Ты как вообще?

— Говорю ж — такое.

— Ага… Слушай, а… Ты кто?

— Потом как-нибудь расскажу. Ну, давай.

Мы отошли.

— Я не понял, вы знакомы или нет? — спросил я.

— Не знакомы, — звонко ответил Миша. Голос его снова изменился, вернулся к благородным ноткам.

Мы протиснулись сквозь толпу. В центре её разглагольствовал Водянов, человек с круглым лицом, не менее круглым носом и такими же круглыми глазами.

— Ой, да я тебя умоляю — Красное море! — говорил он кому-то. — То ли дело Адриатическое, я его называю — “Потомственное”, потому что досталось оно нам в дар от сил, нам неподвластных. Попомните моё слово: ещё грядёт миссия “Розетта”^[7]! Озёра озёрам — рознь, а реки — нет, так и знайте, дети болот.

Несмотря на то, что слова Водянова при рассмотрении не имели никакого смысла, люди слушали его с интересом. Завораживало, как он говорил: словно ручеёк льётся, журчит, и синтаксические волны такие — бух, бух о берег спокойствия.

— Хватить лить воду, Водянов! — воскликнул Миша, и все покосились на него. Сначала с неудовольствием, а затем, когда узнали (или не узнали на самом деле?), — с улыбками. — Всем привет! Можно украсть оратора на пять бесконечно быстрых минут?

Описать походку Водянова хотелось одним словом: он плыл. Широкие, на пять размеров больше положенного, брюки, подпоясанные дряхлым ремнём, болтались, как мешки с песком, а выглаженная рубашка синего-синего цвета отчего-то хрустела, как галька на черноморском пляже. Когда мы остановились у воды, я увидел под глазом Водянова фингал подводного цвета.

— Кто это тебя? — спросил Миша.

— Это у тебя мне спрашивать надо! Подобно тому, как…

— Стоп, стоп, — Миша, очевидно, знал, что давать Водянову волю на разговор не стоит, заболтает водянистыми словами да обтекаемыми фразами. — Говори по делу: кто?

— Шубин-то твой защиту сулил. Оберегать нас обещал. Ан не уберёг, не защитил, обещанное не исполнил, клятву не…

— Водянов! — строго сказал Миша, включив выражение отца перед двоечником-сыном.

— Понял, понял. Это я ещё сбежать сумел, дождь-то покатил, укрыл. А кто то был — не ведаю. Как выглядел — не знаю. Одно понял: опасный чёрт. Я бы с такими не якшался. Ах да… Без головы он.

— Без головы?! — воскликнули мы с Мишей хором.

— А я так и сказал! Без головы на плечах, а значит — неоткуда у него мозгам взяться и думать… Короче. Ты Шубину так и передай: обещанная защита надобна, как никогда.

— Мы потому и здесь, — мягко сказал Миша и положил ладонь на плечо Водянова. Тот кивнул и оглядел меня с ног до головы.

— А школьник кем будет?

— Помощником.

— Шубин никак армию набирает, а? — ухмыльнулся Водянов. — Войско, орду?

— Нет, — сказал Миша. — Поведай лучше, Водянов, о чём тут молодёжь толкует? Что нового? Шубин чувствует: нечто на нас наступает, большое и опасное. Молодые такое ощущают, наверняка обсуждают.

Мне было странно слышать, как Миша о других говорит: “молодёжь” и “молодые”, учитывая, что и сам он двадцати лет не прожил, дай бог достиг совершеннолетия.

Водянов воодушевился.

— А что, расскажу! Толкует молодёжь, и много толкует. Аж рябь по воде идёт. Да только чушь они всякую несут несусветную… — Водянов сплюнул, посмотрел на реку и вздохнул. — О нечисти всякой. Один из них работу пишет, как это называется, научную — никак кандидатскую. Вадичкой Писаренко зовут. Подходил ко мне, советовался, я-то водички полить люблю, сам знаешь. О смертоносном Ваське-убийце пишет, что ночами приходит в ложе к младенцам. О Цветочном монстре, итить его. О Длинной леди…

Я встрепенулся. Миша тоже.

— Длинной леди? — спросил он.

— Ага. Я им говорю: вы ерунду-то не городите, итить вашу, забор чуши не воздвигайте! Вон, знаете ли, нормальная нечисть существует себе — и хорошо, и нормально! Ан нет, выдумывают. Ты Шубину скажи: с этими новичками строго надо. Не пущать. А лучше — изничтожать, как Чингисхана когда-то.

Миша задумался, почесал подбородок.

— Подскажи-ка, Водянов, кто тот студент, что работу пишет? Где его найти?

— Я его с неделю не видал. А найти известно где — на этом самом… филфаке, во.

— На Университетской?

— А я знаю?! Я у речки токма улицы запомнил: проспект Ильича, бульвар Шевченко и ещё — с десяток.

— Ясно. Спасибо, Водянов. Шубин защиту обещал — будет тебе защита. Но ты и сам осторожнее будь.

— Да чего ж не быть… Буду, Миша. Буду. Ну, штиля тебе в нутро. Бывай!

* * *

Мы медленно шли по Набережной. Нас обдувал приятный Ветерок Ветерокович родом с запада; по мосту неслось такси “Фаэтон”.

— Миша.

— Да?

— А почему Водянов ждёт от Шубина защиты?

— Видишь ли… Есть особый род представителей… Сейчас попытаюсь сформулировать. Короче говоря, нечисть и прочие сказочные существа — они на месте не сидят. Тоже по миру ездят. Это потому что о них рассказывают. Переходят из уст в уста и переезжают, множатся. Вот явился Водяной и помог ему Шубин… как это говорят сегодня… ассимилироваться. Но приехал Леший — и не прижился, поскольку, сам знаешь, на Донбассе не так всё хорошо с лесами… В Щуровских жил-был, Лехой его там звали, да так и убежал восвояси. Не дал ему Шубин пожить-попоживать.

— А почему Шубин этим занимается?

— Потому что он единственный тут — изначальный. О нём каждый шахтёр знает. Вот Шубин одним приезжим помогает, других — прогоняет, а с третьими — борется. Но грядёт то, с чем бороться нужно нам всем. Проклятье невиданное… Потому-то я тебя и нашёл. Только ты поможешь мне — и Шубину — справиться с Длинной леди. А затем — и со всеми остальными. И обнаружить источник проклятья.

— Почему я?

— А потому что.

Я подумал-подумал, да и спросил:

— А ты-то кто?

Но Миша, увы, не ответил.

Примечания

3

Крипипаста — вид фольклора, страшные истории, как правило рождённые в интернете.

4

Один из самых популярных персонажей крипипаст — загадочный тонкий человек.

5

Шубин — главная легенда шахтёров. Загадочный обитатель шахт, который то помогает тем, кто нуждается, то наказывает тех, кто того заслуживает. Существует множество легенд о его происхождении, с ними вы познакомитесь далее в тексте.

6

Прекрасно — укр.

7

Проект Европейского космического агентства, во время которого специальный зонд приземлился на комете в поисках воды.