Серые

Дмитрий Петелин

Часы на руке главного героя останавливаются. Так же, как остановилось и время в форте. Последние солдаты последней войны застыли посреди бесконечности, но продолжают драться, не помня, кто они, где и за что сражаются. Кажется, что круг замкнулся и перемен не будет никогда, но они все же происходят – неожиданно, словно укол гвоздя в темноте. Книга содержит нецензурную брань.

***

— Вот скажи мне, Гвоздь: ты вообще что-нибудь видишь? — Сол лежал на пузе и выглядывал в пролом в стене. Ничерта не видно, но он все равно будет пялиться в темноту, потому что такой приказ. Сол всегда делает, что ему приказывают, он прямой и надежный, как его ракетомет. Покрупнее меня, но не такой буйвол как Хэвик, сильный и выносливый, резкий, как диарея после просроченной тушенки, Сол — идеальный солдат. Машина для запуска ракет в противника — вот кто он. С высоким запасом прочности, не склонный к сантиментам и обсуждению приказов. Именно поэтому Стратег его сует на самые ответственные места. А заодно и меня, потому что мы, видите ли, сработались.

— Я, Сол, не вижу вообще нихрена, — ответил я сонно.

Как ответственно заявил Стратег на инструктаже, у нас самая, что ни на есть, ключевая позиция: мы держим казарму. Не ту казарму, в которой сейчас живет наш личный состав, а ту, которая осталась между нами и синими. Как и все остальное, что было между нами, казарма представляла из себя насквозь дырявое и полуразрушенное взрывами здание. Зато в ней чудесным образом сохранился один лестничный марш и половина второго этажа, где мы и залегли, чтоб контролировать обстановку. Так что нам с Солом доверили почетную и невыполнимую задачу: мы держим центр и прикрываем сапера Ахтунга с Пионером.

— А все потому, Гвоздь, что ты там, по-моему, вообще спишь.

— Возможно, — честно ответил я.

Мы залегли на расстоянии друг от друга, чтобы нас, если что, не накрыло одной ракетой. Поэтому я не могу ткнуть Сола гвоздометом в бок, чтобы он отвалил.

— А вот, скажи мне Сол, ты вот не спишь, и где там Пионер с Ахтунгом?

— Э-мм. Да вон они… У ежей корячатся. Хотя нет… Вон у… нет…

— Благодарю за службу, боец Сол. Не теряйте бдительность.

Рациями мы старались не пользоваться: плохая примета. Среди солдат есть легенда, что синяки нас прослушивают. Само собой, какого-то приспособления для прослушки у синих никто никогда не видел, пленного поэтому поводу не допрашивал, потому что ни разу никто не ловил никаких пленных, да и сокрушительных поражений из-за утечки важной информации по радиоканалам, мы, кажется, не терпели. Последнее — наиболее сомнительный аргумент, потому что никакой важной информации у нас и в помине не было. В общем, подтверждений этой байке не имелось, как и опровержений. Так что мы с Солом предпочитали перешептываться. Благо, ночь, как и всегда, была тихая и безветренная.

Полный штиль, небо затянуто облаками. Единственный из наших, кто хоть что-то сейчас видит и хоть чуть-чуть понимает, что происходит — это Пионер: ему выдали последний работающий прибор ночного видения. Когда Пионер доведет Ахтунга до моста, прибор ночного видения перейдет к нему. И тогда уже Пионер будет жмурить глазки, чтоб поскорей привыкнуть к темноте, а сапер Ахтунг начнет ставить свои чертовы машинки.

— Со-ол, — позвал я.

— А? — Сол продолжал пялиться в темноту.

— Слушай, а ты сколько уже здесь?

— Ты че, Гвоздь, совсем охренел? Столько же сколько и ты. Минут сорок уже пузо протираем.

— Да нет. Не здесь, в казарме. Вообще в форте.

Сол задумался.

— Когда я пришел, ты ведь уже тут был? — я подкинул наводящий вопрос, чтоб у Сола под каской закрутились шестеренки.

— Ну да. Кажется. А когда ты пришел?

Я уже открыл рот, чтобы сказать, что хрен его знает, как квакнула рация и начала трещать голосом Пионера:

— Подходим к точке Центр. Смотрите внимательно. Как поняли?

На меня словно ящик гвоздей вывалили, я даже вздрогнул. Пионер, только Пионер способен на такое. Но зато никто не расшифрует его послание, даже если подслушает. Тот факт, что как только кто-то начинает базланить по рации, тут же происходит какое-нибудь незапланированное дерьмо, его вообще никак не волнует. Суеверия совершенно чужды засранцу.

— Мы у точки «Центр», — не унимался Пионер, — Как поняли? Идем на «Минус первый этаж».

— Ай, да чтоб тебя! — не выдержал Сол, и схватился за рацию, — Понял тебя отлично! Продолжай движение.

Сол выговаривал слова очень четко и ясно. Он всегда так делал, когда хотел кому-нибудь продемонстрировать, что говорит с ним как с дебилом.

Я подтянул ремешок на каске, пододвинул ящик поближе, так чтоб прикрыть дырку в стене чуть правее от меня и начал нервно поглаживать гвоздомет. Сейчас начнется.

У кого как, а у меня паника живет где-то в желудке, наружу показывается и идет дальше по организму, когда чует запах нехорошего предчувствия. В результате появляется учащенное дыхание, легкое дрожание пальцев и слабость в коленках. Наверное, со мной первый раз такое было, когда… не помню, когда. Точно могу сказать, что потом это надолго прекратилось, и началось опять совсем недавно. Знать бы еще почему. Раньше эта моя сверхсила — чуять неприятности — шла только на пользу: я всегда вовремя покидал места, куда собиралось прилететь что-нибудь свинцовое или взрывоопасное. Но теперь все изменилось. Баланс сил нарушен. Как только меня осеняет, что пора дергать, мозг тут же выстреливает ответный импульс, что каюк наверняка ждет меня там, куда я собрался дернуть, поэтому самое главное для нас мозгом — это остаться на месте и втянуть голову в плечи посильнее. В результате, я постоянно дергаюсь, плохо стреляю и туплю почем зря. На переднем краю с такими удивительными личными качествами долго продержаться не получится.

Конец ознакомительного фрагмента.