Кукла ходит по земле

Дмитрий Сиротин (2025)

У Кости абсолютный слух. Он учится в девятом классе, играет на балалайке в оркестре «Струны Севера» и собирается поступать в музыкальный колледж. А еще Костя — редкий случай нервности и чувствительности. Так говорит его мама. Эти качества, как ни странно, помогают подростку жить в городе, который потихоньку «умирает». Но они же и мешают. Однажды «Струны Севера» едут выступать в столицу края. Там Костя становится свидетелем мерзкого поступка, который совершили двое ребят из его же оркестра. Он испытывает настолько сильное нервное потрясение от пережитых эмоций, что серьезно заболевает… Что теперь лечить — душу или тело? Поможет ли Косте Снежана, в которую он влюблен и с которой они играют в оркестре? Или давно подаренный папой Пьеро — марионетка на ниточках — подскажет, как быть? Что или кто избавит Костю от болезни? И есть ли от нее вообще спасение?.. Дмитрий Сиротин рассказывает пронзительную историю о подростках, первой влюбленности, поиске себя и городе, полном истории и легенд, которые хранят его жители. Иначе и быть не может. Ведь автор пишет о родной Воркуте, где родился и начал свой творческий путь. Он работал в театре кукол, создавал сценарии для праздников, вел школьные театральные кружки. Позже началась писательская карьера. Рассказы и повести Дмитрия не раз попадали в шорт-листы конкурса «Книгуру», премии им. В. П. Крапивина, конкурса им. К. Чуковского. Художница Алина Федина, оформляя издание, исключительно чутко передала лиричный и хрупкий образ героя.

3

И вот я пришел к Игорю Николаичу на собеседование. В Дом культуры наш. Потому что репетиции «Струн Севера» там проходят.

Он спрашивает:

— Ты играть умеешь?

Я говорю:

— На гитаре немножко.

Мне просто папа гитару подарил, когда еще с нами жил, — мол, раз у меня способности к музыке, то пусть я учусь на ней играть.

Ну я немножко и научился. Точнее, Андрей Бобров, одноклассник, аккорды мне показал. Я и тренькаю с тех пор.

— Гитары у нас в оркестре нет, извиняй, — вздыхает Игорь Николаич.

— Жалко, — говорю.

Он тогда смотрит на меня, улыбается и спрашивает:

— А на чем-нибудь еще играешь?

У мамы есть присказка, что я играю у нее на нервах. Но не ответишь же так. Дурацкая шутка получится и древняя. Вот и молчу.

Он тогда:

— А не пробовал, например, на балалайке?

Я мотаю головой — мол, нет, конечно. Где я балалайку возьму.

Он тогда говорит:

— Погоди, я сейчас.

И выходит из кабинета.

А в кабинете у него — красиво, кругом портреты композиторов, только без подписей, и поэтому кто есть кто — непонятно. Но я все-таки узнаю´, не совсем же дурак: вот это — Чайковский, это — Мусоргский. Наверное. Мусоргский похож, кстати, на Игоря Николаича. Тоже весь в бороде. И чуть-чуть улыбается. А, и этого знаю: молодой Шостакович. Он у нас в школе в кабинете музыки висит. Мы еще ржали, что он на Гарри Поттера похож. Он и правда похож. Тоже в очках и с челкой. И умный. Вылитый Гарри Поттер, только Шостакович.

А еще в кабинете — пианино, целых два. Одно черное, другое коричневое. И пюпитры с нотами стоят. И цветы на окнах. И моль летает. Черт, я ее боюсь! А она, как назло, летает все время вокруг меня… Сгинь, моль! Я вообще много чего боюсь. Ну, это между нами… И мо´ли боюсь, и вообще насекомых всяких, особенно тараканов… Не знаю, почему так. Может, меня когда-то таракан напугал? Я не помню, а подсознание помнит…

Игорь Николаич заходит с балалайкой, я от моли отбиваюсь.

— Ты чего?

— У вас тут моль!

— Ну да, моль тоже человек, музыку любит, — улыбается Игорь Николаич. — Ты что, боишься ее?

Я молчу, конечно. Не скажешь же: да, боюсь. Смешно.

Игорь Николаич ловко ловит моль на лету одной рукой, а другой — протягивает мне балалайку.

— Ноты знаешь?

Ну да, ноты теперь уже знаю. Так, в общих чертах. Не зря же в музколледж поступать собираюсь.

— Сложных партий у нас нет, все-таки школьный ансамбль, не профессиональный… Если знаешь гитару, то и с балалайкой справишься, — уверяет Игорь Николаич.

Он показывает мне аккорды, я пытаюсь повторить.

Ну да, в принципе, не очень сложно.

Только непривычно. У гитары шесть струн, у балалайки всего три.

Игорь Николаич показывает, как играть трéмоло. Это когда быстро-быстро указательным пальцем по струнам вверх-вниз, вверх-вниз…

Да, все получается, в общем-то. Тогда Игорь Николаич торжественно вручает мне балалайку и файл с нотами и говорит, радостно улыбаясь:

— Ну что ж, Константин, ты принят! Тренируйся! Завтра в шесть репетиция.

И я, гордый, отправляюсь домой. С балалайкой в черном чехле.

Выхожу из Дома культуры — а на улице темно. Ну, у нас почти всегда темно, тем более осенью-зимой. Темно, но все равно красиво. Фонари на площади вокруг фонтана. Люди гуляют. Хоть и холодно, но все привычное. И я медленно по ступенькам спускаюсь, там высокие такие ступеньки… Медленно спускаюсь — и мимо фонтана, мимо скамеек по кругу, мимо людей иду по площади, а со всех сторон огни, огни разноцветные, отражаются в глубоком снегу… Снег хрустит ритмично, потому что я ритмично по нему иду… То есть так-то все люди, наверное, более-менее ритмично ходят. Но не все замечают. А у меня ритм постоянно в голове. Вот и шаги поэтому свои замечаю. Что они ритмичные. Хрусть, хрусть, хрусть, хрусть…

Иду с балалайкой, хрущу по снегу, и на душе довольно весело. Потому что — ну вот, какое-то будущее и у меня намечается! Может, даже великое. А что? Как будто великие сразу с чего-то великого начинали. Тоже вот так — в маленьких, Богом забытых городках жили, плохо учились, проблемы имели разные, да мало ли… Так и я. Начну со школьного оркестра — а потом, глядишь, и в консерваторию поступлю. Может, даже в московскую. А там уже…

Иду по городу, смотрю на огни, на домики не сильно высокие, но такие милые… И думаю: да ладно, прям умирает город! Ничего он не умирает. По крайней мере, пока я по нему иду. Вполне себе живет.

Тут я остановился: решил Степе написать — мол, подходи, балалайку покажу.

Пока стоял, писал в телефоне Степе, рядом женщина остановилась с маленьким мальчиком. Тоже что-то в телефоне своем копалась. А пацан этот во все глаза смотрел на балалайку. И наконец потянул свою маму за рукав шубы и спрашивает:

— Мам, это сьто?

Женщина не ответила, вся в телефоне.

Пацан тогда опять:

— Мам, это сьто такое?

Женщина наконец подняла голову, посмотрела, задумалась на пару секунд, потом спрашивает у меня:

— Балалайка?

Ну да, в чехле не очень понятно. Для непосвященных.

— Угу, — говорю, — балалайка.

— Баба-лайка!.. — восхищенно протянул пацан.

— Да не баба-лайка, а балалайка! — поправила его мама.

— Баба-лайка! — упрямо повторил пацан.

Женщина виновато на меня посмотрела. Я улыбнулся — мол, ничего, все хорошо. Постарался улыбнуться как можно дружелюбней — совсем как Игорь Николаич, только у меня бороды пока нет.

Написал Степе: «Я подхожу, выходи», — и пошел дальше, по дороге к дому, с «баба-лайкой» в черном чехле.