Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Дмитрий Травин (2021)

Почему Россия, страна с богатейшей культурой, отстает от Запада в экономическом развитии? Дмитрий Травин предлагает неожиданный взгляд на этот вопрос, разрушая устоявшиеся мифы о рабской культуре, врожденной лени или особом пути. В своем глубоком исследовании автор раскрывает реальные исторические причины отставания России, анализируя влияние кочевников, географического положения и политических процессов; при этом он сопоставляет развитие России и Европы, показывая, как формировалась современная экономика и государственность на Западе. Возможно, некоторые потенциальные читатели, увидев название, сразу запишут автора в русофобы. Однако на самом деле в книге нет никакой русофобии. Наоборот, я полагаю, что у нашей страны есть хорошие возможности для развития. Книга погружает читателя в захватывающий мир средневековой политики, ренессансной культуры и зарождающегося капитализма. Автор не только объясняет причины российского отставания, но и дает надежду на преодоление исторических препятствий. «Почему Россия отстала?» — это увлекательное путешествие в прошлое, которое поможет лучше понять настоящее и будущее нашей страны. Мне надо понять, почему нормальная европейская страна отстает от большей части развитого мира. Мне хочется дать на этот вопрос не идеологический, а научный ответ: ответ, основанный на изучении фактов. Для кого Для всех кто интересуется историей и культурологией. Начиная вчитываться в историю человечества и пытаясь понять ее логику, ты уже никогда не сможешь оторваться от этого увлекательного занятия. Правда, сколько бы сил ни вкладывали мы в попытки понять сокрытое, вряд ли сможем узнать, что же ждет нас в конце пути. Но все же попробуем хотя бы осмыслить уже пройденный этап.

Интерлюдия 1. Снег в храме

В 60 километрах к юго-востоку от Рязани есть старое городище. Огромное пустое пространство, заросшее высокой травой. По краям его видны мощные земляные валы. Память о том, что здесь когда-то была цивилизация, что люди укрепляли сие странное место и что само по себе это место заслуживало серьезной защиты. Иных свидетельств человеческого существования на городище нет. Или, точнее, их надо отыскивать. Коль приглядеться, среди зарослей дикой травы можно найти основания трех старых соборов — Успенского, Спасского, Борисоглебского. Ученые отметили их табличками, которые, впрочем, порой исчезают. Что сделаешь? Хулиганы.

Тяжкие чувства пробуждает это место. Трудно свыкнуться с мыслью, что между валами, вокруг древних храмов восемь столетий назад бурно кипела жизнь. Работали люди, торговали, молились Богу. По всей видимости, храмы украшены были снаружи белокаменной резьбой и скульптурами. А внутри расписаны фресками^{44}. В иных городах Европы цивилизация и по сей день существует именно там, где зарождалась она много веков назад. Даже в Помпеях присутствует жизнь. Там есть развалины, уцелевшие под вулканическим пеплом. Там есть туристы, экскурсоводы, продавцы кофе и мороженого. А здесь ничего. Трава, ветер, пустое пространство и пяток чахлых домиков, в которых на зиму остается полторы бабушки.

Место это называется ныне Старая Рязань. Но на самом деле именно оно является истинной Рязанью — центром древнего княжества, городом, принявшим на себя первый удар идущих с востока монгольских полчищ. Нынешний областной центр по праву должен был бы носить свое исконное имя Переяславль-Рязанский. Но много лет назад именно туда из разоренного нашествием центра перебралась цивилизация. Именно там разместился княжеский стол. Именно там стали жить и торговать, стремясь хоть как-то укрыться от страшных непрекращающихся набегов. И вот уже Переяславль присвоил себе не только богатства, но даже имя настоящей Рязани, оставив Рязань старую наедине со своим прошлым. Наедине с памятью о том бурном столетии, что предшествовало набегу.

С одной стороны городище вдруг резко обрывается к Оке. Там нет древнего вала. Там взору открыта бескрайняя даль. Сначала цепочка домиков, спрятавшихся под обрывом, затем река, затем старица Оки, а затем огромные пустые пространства, на которых почти не чувствуется присутствия человека.

Поздней осенью, в ноябре, когда я стоял над обрывом, глядя, как грозные тучи медленно стягиваются с южной стороны к валам Старой Рязани, мне казалось, будто заокские просторы наполняются постепенно, тьма за тьмой, вооруженными кочевниками, стремящимися взять город в кольцо, отрезать от мира и под конец уничтожить его резким, решительным штурмом. Было холодно и жутко. Мир выглядел пустынным, незаселенным и чрезвычайно хрупким, несмотря на все известные достижения цивилизации.

Рязань не сразу погибла. Историки полагают, что после Батыева нашествия она еще долго мучилась, пытаясь возродиться. Но это, увы, оказалось невозможно. И вот ныне между валами — лишь ветер, трава и останки древних соборов.

В других русских городах, подвергшихся нашествию, ситуация не столь плачевна. И все же, когда бродишь по их улочкам, не оставляет мысль о чудовищном разрыве эпох. О том, что мы почти не чувствуем связи с домонгольским периодом жизни Руси и скорее выстраиваем ее образ в своих фантазиях, нежели действительно возводим наше происхождение к той эпохе.

Совсем давно, в 1980 г., 19-летним мальчишкой я начинал свои путешествия по России. Первым городом на моем пути оказался Владимир. Реальные впечатления резко разошлись с тем вымышленным образом, который формировался за время школьного изучения истории.

Древнего города как такового не обнаружилось. В центре Владимира, на холме, стояли два потрясающих, чудом уцелевших от домонгольских времен белокаменных собора — Успенский и Дмитровский. А вокруг простиралось что-то странное, что-то совсем-совсем непохожее на мир Древней Руси, что-то практически неотличимое от урбанистического пространства любого другого населенного пункта страны ХХ в. Прошлое растворилось, почти не оставив следов. А белоснежные храмы казались музейными экспонатами, не выросшими здесь естественным образом, а искусственно перенесенными откуда-то издалека, из реального мира, имевшего непосредственную связь с домонгольским обществом.

Через 17 лет после этого я оказался в небольшом, но чрезвычайно старом немецком городке Майнце. В каком-то смысле он похож на Владимир. В центре стоит древний романский собор, чудом сохранившийся после бомбардировок Второй мировой войны. А вокруг — совсем иной мир. По большей части — дома второй половины ХХ в. Дома, которые построили на пепелище вскоре после того, как отгремели сражения.

Казалось бы, это явный новодел. И все же, гуляя по улицам Майнца, я ощущал присутствие давно ушедших эпох. Наверное, связано это было с тем, что в городке сохранилась старая, исторически сложившаяся структура улиц. Они были узенькими, извилистыми, кривыми. Дома ХХ в. точь-в-точь встали на место тех, которые стояли до бомбардировок. А те, в свою очередь, были преемниками домов, пришедших откуда-то из совсем седой старины, откуда-то из XIII столетия, когда бюргеры Майнца, собравшись возле собора, обсуждали, наверное, идущие с востока вести о страшном монгольском нашествии, несущем угрозу всему христианскому миру.

Нашествие это не дошло до западных немецких земель. Но по землям русским прокатилось огнем и мечом. В «Андрее Рублеве» Тарковского есть эпизод, когда снег сыплет внутри разрушенного нашествием храма. Медленно и тихо падают белые хлопья на жалкую кучку уцелевших после погрома людей. И мнится, что это — конец всему, конец надеждам, конец культуре, конец тому миру, который творил своей кистью великий художник.

На самом деле это, конечно же, был не конец. Скорее начало. Скорее исходная точка на длинном пути российской истории. Момент, который определил многое из того, что происходило с нами впоследствии.

Примечания

44

Лихачев 1987: 245.