Христианская демократия в современной Франции

Дмитрий Шмелев, 2018

В монографии исследуется история французской христианской демократии во второй половине XX века: 1960-е годы, когда имеют место структурные изменения и широкий плюрализм движений христианско-демократического толка: 1970-е годы, когда христианская демократия тесно взаимодействует с жискардизмом, 1980-е годы – период стабилизации электорального и политического влияния и, наконец, 1990-е годы – начало XXI века – период заката традиционной политической культуры и эволюции центра, связанной с деятельностью Франсуа Байру. В центре внимания политическая стратегия, идеи, специфика электората, особенности политической культуры, а также вопросы политического, социального, экономического и культурного развития Франции во второй половине XX века. Монография основана на архивных фондах французских христианско-демократических партий и президентском архиве В. Жискар д'Эстена, материалах прессы, социологических опросах, исследованиях в области истории, электоральной географии и политической науки российских и зарубежных специалистов.

Часть I

Христианская демократия на рубеже 60-70-х годов

Глава первая

От партии МРП к «Демократическому центру»

Закат партии МРП и создание «Демократического центра»

Политическая ситуация во Франции, сложившаяся вследствие проведения конституционного референдума и досрочных парламентских выборов осенью 1962 г., которые привели к поражению антиголлистской оппозиции, оказала большое влияние на судьбу христианской демократии. Их итоги продемонстрировали серьезный разрыв между официальной линией руководства партии Народно-республиканское движение (МРП) и настроениями ее электората, поддержавшим политику президента Ш. де Голля. Следствием этого поражения стали внутренние изменения в партии, когда к руководству партией пришло новое поколение христианских демократов, по сути, уже далеких от идеалов и целей времен основания партии и послевоенных баталий. Изменения в руководстве выдвинули на первый план такие фигуры, как Ж. Леканюэ, Ж. Фонтане, И. Абелен. В апреле 1963 г. Ж. Леканюэ стал председателем партии, что символизировало окончательный уход послевоенного поколения лидеров-основателей, лишенных былого политического влияния. В парламенте возникла фракция «Демократический центр», костяк которой составили депутаты, избранные от МРП (55 депутатов: 38 от МРП и 17 от «центристов»). По инициативе Ж. Фонтане создается «Комитет исследований и связи французских демократов» с участием «независимых», радикалов и некоторых социалистов центристского толка.

В соответствии с уставом партии изменения в руководящих инстанциях должны быть одобрены национальным съездом. Поэтому для Ж. Леканюэ было важным заручиться поддержкой рядовых активистов партии. Сделать это было возможно, по его мнению, предложив новый политический проект. На съезде МРП в Ла Боле 23–26 мая 1963 г. в выступлениях Ж. Леканюэ и Ж. Фонтане были обрисованы контуры такого проекта: необходимость создания новой партии (Ж. Леканюэ была предложена формула «демократического движения» как отражение реальности эпохи массовой демократии и возрождение попытки расширить партию за счет других сил), деидеологизация МРП и связанной с ней христианской демократии (как ответ на формирование новой политической культуры), центризм (как политическое наследие)^[5].

Провозглашая обновление партии, Ж. Леканюэ и Ж. Фонтане пробудили жаркие дискуссии о будущем христианско-демократического движения во Франции. Был проведен ряд коллоквиумов о путях и методах реформирования французской политической системы^[6]. Активизировался левый фланг в самой партии^[7]. Во многом под его давлением и с учетом политической конъюнктуры был выбран (точнее возрожден) следующий вариант политической стратегии: исключить сотрудничество с коммунистами и голлистами и сблизиться с социалистами на основе создания широкого левоцентристского (лейбористского по духу) объединения.

Необходимо отметить, что данная стратегия встретила поддержку значительной части активистов партии. Об этом, в частности, свидетельствует письмо Ж. Ковиля, члена федерации департамента Сены, одному из руководителей партии Л. Буру от 3 февраля 1964 г. В нем отмечается, что «лучший шанс в плане политической деятельности — повернуть клевым как можно большее число избирателей правых». В более отдаленном плане Ж. Ковилем предлагалось собрать «депролетаризированных» левых избирателей, что стало бы возможным при наличии двух условий: во-первых, продвижение концепции демократической и «деконфессиональной» новой силы, опирающейся в доктрине на средний путь между либерализмом и марксизмом; во-вторых, одновременная доктринальная ревизия со стороны социалистов^[8].

Это письмо, как и другие документы подобного рода, хранящиеся в партийных архивах христианской демократии, отражало намерение выйти из тех узких рамок, в которые оказалась зажатой МРП, вынужденная в годы V Республики группироваться с голлистами и «независимыми». По сути, ставилась конкретная стратегическая задача — закрепить антиголлистскую позицию (новые лидеры МРП признавали невозможность какого-либо согласия с голлистской партией Союз за новую республику (ЮНР) в данный момент по многим вопросам, хотя и допускали создание временных избирательных коалиций на местах), осуществить разворот к центру (но центру не христианско-демократического толка, как хотела долгие годы МРП, а понимаемому в широком смысле — от «независимых» до умеренных социалистов), попытаться наладить конструктивное сотрудничество с социалистами (хотя необходимо отметить, что эта цель выглядела несколько иллюзорной ввиду растущего сотрудничества между Социалистической партией (СФИО) и коммунистами). Иными словами, при любом раскладе подразумевался выход за рамки христианской демократии. Не случайно, политические наблюдатели в своих анализах предпочитают говорить о «центристах», нежели о «христианских демократах».

Многочисленные опросы, проводимые среди членов партии по инициативе ее руководства, отражали желание изменения. Например, опрос, проведенный федерацией департамента Сена в марте 1963 г. (опрошено примерно 600 человек). Причинами потери МРП значительной части своих избирателей 79 человек назвали «альянс со старыми партиями», 60 — отрицательную позицию на референдуме, 51 — недостаточную программу, 46 — нехватку пропаганды, 21 по причине разногласий в отношении позиции «Картеля сторонников нет». Среди других причин опрошенные назвали голосование по вотуму недоверия правительству, антиголлизм МРП, пассивность избирателей, стремление партии во что бы то ни стало участвовать в правительстве, «обуржуазивание» МРП, недостаток поддержки активистов, отсутствие «телегеничных» ораторов идр. Кроме того, 53 считали причиной измену «клерикальной» клиентелы, 36 — избирателей-женщин, 26 — молодежь, 17 — «средние классы», 4 — рабочих, 2 фермеров^[9].

В этом же опросе федерации департамента Сена прослеживается отношение народных республиканцев к стратегии руководства и депутатов МРП. Из примерно 500 опрошенных создание парламентской фракции «Демократический центр» считали слишком поспешной 52 (ответили отрицательно 51). 21 считали, что необходимо отвергнуть всех тех, кто не слева или недостаточно социально ориентирован против 82, высказавшихся против такого подхода. 18 по-прежнему полагали, что МРП должна остаться оригинальной против 64. При этом только 32 рассматривали создание новой фракции в парламенте всего лишь этапом в перегруппировки политических сил, а 29 сожалели, что у нового объединения нет ни программы, ни доктрины. Наконец, 28 считали «очень трудным определить позиции, присущие МРП», в этом объединении^[10].

С мая 1964 г. для освещения новой стратегии и консолидации сил вокруг Ж. Леканюэ начинает выходить новый ежемесячный орган «Курьер демократов». На его страницах обсуждались как актуальные политические и социально-экономические проблемы (например, реформа телевидения и радио, проблемы национальной обороны и бюджета^[11]), так и новая стратегия христианской демократии. Издание первоначально позиционировало себя как орган «Комитета исследований и связи демократов», затем стало преимущественно органом «Демократического центра». В одном из номеров так объяснялись задачи новой стратегии ввиду неопределенности политической ситуации во Франции: подготовить постголлизм (обновляя методы, цели, людей), создать новую партию, которая «имеет целью объединить большинство людей, заботящихся о стабильной и эффективной демократии, бесспорно, знающих, потребности организованной экономики, в которой свобода предпринимательства, производства и потребления может существовать лишь благодаря координации и дисциплине, то есть демократически подготовленному плану». Новая стратегия предполагала отказ от двухпартийной системы англо-саксонского типа, нарушающей политическое равновесие, через создание широкого и стабильного объединения главных течений французской демократии, исключая авторитарную правую и крайне левых^[12].

В развернутом виде размышления были представлены в брошюре, изданной в апреле 1965 г. под названием «Почему Демократический центр?». Анализируя ее текст, можно выделить несколько ключевых для того периода тезисов. Во-первых, констатация, что «границы партий больше не соответствуют реальности Франции», следовательно, надо выйти за них. Во-вторых, любой политический, экономический или социальный режим должен быть обращен к человеку, личности, интегрированной в сообщество. В-третьих, политическая демократия «требует одновременно необходимого авторитета государства, хранителя общего блага, демократического контроля власти и активного участия все большего количества граждан в осуществлении своих ответственностей». Она должна быть основана на уважении фундаментальных свобод, гарантии их реализации и признании плюралистичного характера французского общества. В-четвертых, экономическая и социальная демократия предполагает не только защиту рабочих от угрозы их безопасности, но и перераспределение плодов прогресса, свободное объединение в ассоциации, обладающие необходимыми полномочиями, доступ к культурным благам и личному продвижению. Но экономическая и социальная демократия должны развиваться в рамках планирования, свободного предпринимательства и личной инициативы. В-пятых, требование уважения конституции 1958 г. и критика правительственного стиля, «сконцентрированного на одном человеке» (имелся в виду президент де Голль)^[13].

В этой же брошюре были намечены ряд реформ. Речь идет: 1) о создании Верховного суда как «независимого конституционного органа, контролирующего конституционность законов и решений», в том числе инициативу референдума; 2) реформе французского телевидения и радио, которая мыслилась прежде всего за счет расширения состава административного совета ОРТФ и наделения его правом вето на решения генерального директора, доступ к принятию решений различных политических и общественных организаций, расширение финансовой автономии; 3) региональной реформе, которая подразумевала перераспределение полномочий (особенно финансовых) в вопросах оснащения, инфраструктуры, образования, здравоохранения, туризма, сельского хозяйства, новое определение состава регионального экономического совета (в него должны войти представители профсоюзов, семейных ассоциаций, фермеров, торговцев и др.), развитие роли экономического и социального совета и т. п. Что касается внешней политики, то речь шла о создании европейской исполнительной власти под контролем Европейского парламента; реформе структуры Европейского парламента (он должен был бы состоять из двух палат — одной, избранной всеобщим голосованием, второй, представители которой определялись бы государствами Сообщества), создании «автономной» обороны, но с тесным сотрудничеством с Атлантическим альянсом; сотрудничество со странами третьего мира, в том числе «создание сообщества франкоговорящего африканского мира»^[14].

Таким образом, высвечивались контуры новой программы. Они содержали как ряд прежних тезисов христианской демократии, так и несколько конъюнктурных требований, что призвано было подчеркнуть преемственность идей и адекватную оценку ситуации. Можно выделить три крупных блока: во-первых, отсылка к персонализму (личность, свобода и т. п.), во-вторых, требование политической и социальной демократии (государство как хранитель общего блага, планирование, свобода предпринимательства, перераспределение ресурсов), в-третьих, регионализация (децентрализация). Что касается требуемых реформ, то их перечень отражал текущее состояние функционирования институтов и ход парламентских дебатов и был призван подчеркнуть вовлеченность партии в политическую жизнь.

Муниципальные выборы 14 и 25 марта 1965 г. не привели к упрощению политической ситуации, оставшейся трудной для всех партий. Главной чертой стало фактическое отсутствие единства действия в рядах правых и левых в крупных и средних городах. Среди официальных списков СФИО был 21 список союза с правыми, центристами, МРП и «независимыми». Из 81 города с населением более 30 тыс. жителей правые выступили единым фронтом лишь в 34 городах. В 47 других городах атакам со стороны ЮНР подверглись все партии^[15]. Что касается итогов выборов для МРП, то из 12 «уходящих» мэров 10 было переизбрано и выиграно 4 новых мэрии. МРП одержала верх в Блуа, Ле Мане, благодаря поддержке ЮНР, выиграла у социалистов Кламар и Бург-ан-Бресс, но проиграла в Монтобане и Шоле^[16]. Ее влияние осталось стабильным.

Анализируя итоги прошедших в марте 1965 г. муниципальных выборов (которые рассматривались как срез настроений общественного мнения в преддверии президентских выборов в декабре того же года), «Курьер демократов» указывал на два важнейших результата: тенденция к упрощению «веера списков», особенно в городах (в среднем было представлено три-четыре списка в каждом), «почти полное объединение вокруг трех полюсов вместо дуэли между ЮНР и коммунистами» (левые, правые и центр как третий полюс). Касаясь политических «предпочтений», отмечалось, что на левом фланге объединения включали преимущественно коммунистов, Объединенную социалистическую партию (ОСП), СФИО, в центре — под знаком комитетов демократов (народные республиканцы, радикалы, социалисты, «независимые»), справа — списки ЮНР и «независимых республиканцев». Общий вывод бюллетеня гласил: «мэрии крупных городов контролировались центристскими списками»^[17].

Дальнейшие дискуссии как в рядах МРП, так и среди политических сил, оппозиционных голлизму, прошли под знаком двух событий: возможного выдвижения кандидатуры социалиста Г. Деффера на предстоящих в 1965 г. президентских выборах и обсуждения проекта создания демократической и социалистической федерации.

Продвигая свой проект широкого центристского объединения, партия МРП не осталась в стороне от дискуссий вокруг единой кандидатуры на президентских выборах, которая была бы противопоставлена де Голлю, и проекта «Федерации». В рядах МРП все больше утверждается мнение, что партия «выполнила свою историческую миссию»^[18].

Оно находит выражение в требовании реформы организационной структуры, преодолении сопротивления изменениям со стороны федераций партии, интенсификации работы доктринальных и прочих партийных комиссий. Также с приближением даты выборов для членов партии становилось очевидным, что Ж. Леканюэ разыгрывает свою личную карту, стремясь освободиться от груза прошлого МРП и что дискуссии об объединении с социалистами в его понимании не более чем политический маневр. Во всяком случае, левые активисты партии МРП вновь оказались разочарованными, а вынашиваемый ими проект «лейборизма по-французски» снова отвергнутым. Этот момент будет иметь большое значение в дальнейшей эволюции французской христианской демократии.

После провала кандидатуры Г. Деффера в июне 1965 г. и отказа А. Пинэ в сентябре того же года стать кандидатом на президентских выборах, Ж. Леканюэ в октябре сделал ключевое заявление: «Центр будет иметь своего кандидата в любом случае. Если никто не представляет более сильного потенциала голосов, чем я, то я соглашусь быть таким кандидатом». Будучи председателем МРП, Ж. Леканюэ получил поддержку ее членов. Тогда же были проведены переговоры с профсоюзами, в том числе с Французской конфедерацией христианских трудящихся (ФКХТ). После заседания национального бюро МРП 15 октября 1965 г. Ж. Леканюэ официально объявил о выдвижении своей кандидатуры на президентские выборы^[19].

26 октября 1965 г. на пресс-конференции он обозначил основные аспекты своей предвыборной программы. В экономической области он подчеркнул важность сохранения свободного обмена между западными странами и отверг возврат к протекционизму, «то есть дорогой жизни, стагнации уровня жизни и безработицы». Он отметил важность европейской экономической интеграции и создания Общего рынка. По его словам, в современном мире, где доминируют СССР, США, а завтра будет доминировать Китай, для Франции нет иного спасения кроме как «интеграция в свободную Европу»: «независимость не является реальной», а «свобода эффективна лишь в могуществе», но «могущество возможно для нас лишь в единой Европе». Ж. Леканюэ утверждал, что V Республика не дает средства для достижения этой цели. Европа в его понимании является единственным средством «не попасть под американскую гегемонию». «Это также единственное средство установить подлинное военное равновесие, включая, если понадобится, атомное, внутри Атлантического альянса и сделать возможным, таким образом, сотрудничество равных партнеров между единой Европой и Соединенными Штатами Америки», — отметил он. В случае своего избрания Ж. Леканюэ обещал скрупулезно применять конституцию. Президент должен осуществлять арбитраж, парламент должен контролировать, правительство управлять. Парламентское большинство, «перестав быть безусловным», будет полностью осуществлять свой контроль. Он также высказался в пользу «автономного, либерального и плюралистичного статуса ОРТФ [Организация французского телевидения и радио. — Д.Ш.]». Наконец, Ж. Леканюэ объявил о своем желании упростить политические течения и «создать центр политической жизни, то есть демократическое, социальное и европейское движение». Его лозунгами стали «новая политика» и «новая политическая сила». Ж. Леканюэ объявил себя «кандидатом предложения» и выразил намерение привлечь в случае своей победы к управлению страной самые широкие политические силы^[20].

Впрочем, поддержка Ж. Леканюэ была размытой. Если рядовые члены МРП высказались за его кандидатуру, то отдельные лидеры партии были более сдержанными. П. Пфлимлен поддержал Леканюэ не без колебаний, скорее по «европейским причинам» и из-за приверженности того Атлантическому альянсу, уточняя при этом, что для него нет речи о проведении антиголлистской кампании и противостоянии режиму. Однако М. Шуман, например, воздержался от проведения кампании в поддержку Ж. Леканюэ из-за симпатий к голлизму. Справа Ж. Леканюэ получил поддержку Национального центра независимых и крестьян (НЦНК), таких личностей как бывший адвокат маршала Петена Ж. Изорни или лидер католиков-интегристов Ж. Сож. Слева он мог рассчитывать на поддержку радикалов М. Фора и Ж. Дюамеля, но не всей партии радикалов. Журнал «Экспресс», ранее инициировавший дискуссию о виртуальном кандидате «Месье X», поддерживал одновременно Ф. Миттерана и Ж. Леканюэ^[21].

Компенсировать размытость поддержки предполагалось за счет проведения динамичной избирательной кампании. Она строилась уже по современным канонам, на американский манер. Учитывалась роль опросов общественного мнения, в избирательном штабе были специальные советники, консультировавшие по вопросам кампании (например, рекламщик М. Бонгар). Формировался медийный образ кандидата, которого преподносила как «французского Кеннеди» с белозубой улыбкой («Monsieur dents blanches»)^[22]. В целом, Ж. Леканюэ можно назвать первым центристским кандидатом, использовавшим политический маркетинг.

Расчет Ш. де Голля был на повторение успеха 1962 г. и переизбрание с первого тура. Некоторые надежды на это давали данные опросов общественного мнения, показывающие, например, намерения голосовать в октябре 1965 г. за де Голля 69 % избирателей, за Ф. Миттерана 22 %, за Ж. Леканюэ 5 %. Но тактической ошибкой де Голля стало слишком позднее объявление о выдвижении своей кандидатуры — 4 ноября, когда общественное мнение стало меняться, а основные кандидаты уже вступили в борьбу. Знаковым моментом президентских выборов стало влияние телевидения. До начала кампании оппозиция почти вытеснена из него, но когда во время нее она получила доступ, то произвела «эффект шока» среди телезрителей: молодость кандидатов в противовес 75-летнему де Голлю, трансляция новых идей в противовес старым голлистским лозунгам. В итоге, к кануну первого тура выборов поддержка избирателей де Голля снизилась до 43 %^[23].

В первом туре президентских выборов, состоявшемся 5 декабря 1965 г., Ж. Леканюэ удалось собрать порядка 3 767 404 голосов (15,8 %). Но этого оказалось недостаточным, чтобы преодолеть барьер первого тура. Во втором туре соревновались Ш. де Голль и Ф. Миттеран. По итогам голосования во втором туре победу одержал Ш. де Голль, набравший 54,5 %^[24].

Каким образом можно оценить итоги выборов для христианской демократии? Нет никаких сомнений, что они имели большое значение для функционирования институтов и имиджа оппозиции. В перспективе выборов, как отмечают французские историки С. Берстайн и М. Винок, оппозиция оказалась перед альтернативой: отказаться участвовать в выборах, бойкотируя их, «чтобы лишить ожидаемую победу Генерала всякого значения», или выставить против де Голля единого кандидата. Обе альтернативы выглядели опасными. Отказ от участия означал бы отказ от идеи всеобщего голосования, что нарушало программные положения ряда партий оппозиции, а также маргинализацию политиков, вставших на этот путь в условиях эры массовой демократии. В этом ключе кандидатура П. Мендес-Франса как возможного единого кандидата была лишена всякой перспективы^[25]. Но участие в выборах означало легитимацию этой процедуры, которая одновременно оказывалась чуждой политической культуре большинства руководителей оппозиционных партий. В итоге, оппозиция выбрала участие, тем самым сделав новый шаг к признанию институтов и правил игр. Участие оппозиции в выборах придало легитимность реформе де Голля. Но в ее рядах это было обставлено желанием лишить будущего главу государства самого эффективного его оружия — возможности прибегнуть к статье 16 конституции и права консультироваться с народом через референдум^[26]. Однако Ш. де Голль проиграл в другом: выборы превратились не в столкновение между национальными политическими лидерами, а в борьбу партий, двух блоков. Сам уходящий президент вынужден был опереться на своих сторонников из ЮНР и «независимых республиканцев». Таким образом, проект исключения партий из решающего голосования провалился^[27].

Этот итог четко уловило руководство МРП, которое, опираясь на высокий процент, полученный Ж. Леканюэ в первом туре, получило дополнительный импульс своей стратегии по созданию новой партии. Партии продолжали играть большую роль в политической жизни страны, хотя и были «скрыты» за своими кандидатами во время избирательной кампании. Было очевидно, что без опоры на них выиграть президентские выборы было невозможно. Осознавая этот факт, руководство МРП вскоре предпримет серьезные шаги по сплочению электората вокруг Ж. Леканюэ.

Французский политолог Ж.-Л. Шарден, комментируя итоги выборов, отметил практическое отсутствие партий в ходе президентской кампании. По его словам, «антиголлизм, как и голлизм, связан с личностью». «Живые силы», о которых часто говорили соперники де Голля, почти не проявили свою «жизнеспособность» в последней фазе выборов. В итоге, имела место достаточно традиционная кампания на основе митингов, крупных собраний, встреч с нотаблями. Единственной новацией стали телевизионные выпуски с выступлениями кандидатов. Для левых сил итоги выборов имели тройное значение: поддержка Ф. Миттерана привела к созданию нечто вроде «картеля левых сил», что делало затруднительным «центризм» Г. Деффера; ФКП вышла из политической изоляции, поддержав Ф. Миттерана; поддержка и опора самого Ф. Миттерана оказались весьма размытыми. Ситуация же для Ж. Леканюэ была сравнима с миттерановской, за исключением того факта, что Леканюэ мог безусловно опереться только на кадры партии МРП, председателем которой он являлся. Но его положение осложнял раскол электората, в котором были сильны проголлистские симпатии. Более того, во втором туре избиратели Ж. Леканюэ предпочли проголосовать за ш. де Голля, а не Ф. Миттерана, дезавуируя тем самым своего антиголлистски настроенного кандидата^[28].

Важным был факт, что Ж. Леканюэ и Ф. Миттеран стали политическими фигурами первого плана. Левая и правая оппозиция перегруппировались. Партии сумели адаптироваться к новым правилам. С 1965 по 1974 г. функционирует система «институционального треугольника». Во главе нее находится президент, избранный всеобщим голосованием, затем — премьер-министр, назначаемый президентом и контролирующий проведение в жизнь президентских решений, наконец, Национальное собрание, контролирующие функции которого оказываются парализованными мажоритарной президентской партией, гарантирующей нужное голосование по бюджету и избавленной от вотума недоверия своим численным весом^[29].

Еще одним итогом президентских выборов 1965 г. стало принятие центристами правил политической игры. Ж. Леканюэ преуспел в забаллотировании Ш. де Голля, но не смог обеспечить единство центристов. По мнению политолога С. Сюра, они по-прежнему делились на три категории: те, кто был положительно настроен по отношению к де Голлю, те, кто положительно воспринял кандидатуру Ф. Миттерана, и те, кто выступал за сохранение центристской автономии^[30].

Реалистично оценивая разбросанность центристского электората по политическому спектру Франции, делая ставку на широкое объединение (т. е. сплочение центристского электората), Ж. Леканюэ в то же время отверг биполяризацию, предпочитая не делать явного выбора между голлизмом и левыми. Эта осознанная стратегическая ставка на широкое центристское объединение вокруг новой политической силы создавала дополнительную трудность в реализации проекта. Тем более, что налицо было совпадение между народным большинством, определяемым результатами референдума 1962 г. и президентскими выборами, и парламентским большинством, полученным в результате выборов^[31].

После президентских выборов руководство МРП стало форсировать создание новой политической группировки. Еще в ноябре 1965 г., во время президентской кампании, «Курьер демократов» опубликовал программные контуры будущей новой партии, которые концентрировали внимание на следующих постулатах: 1) стабильность требует «новой силы», которая должна объединить всех демократов; 2) необходимо гарантировать полную занятость, особенно трудоустройство молодежи, развивать «солидарность нации в пользу неблагополучных категорий населения»; 3) продолжать политику «активной экспансии» в экономике; 4) развивать «Общий рынок», который предлагает «нашей экономике благоприятную среду организованной конкуренции и единственный, кто открывает нашему сельскому хозяйству перспективу растущего рынка сбыта, роста доходов и разделенного с партнерами финансирования»; 5) открытость ЕЭС Великобритании, равенство с США «в рядах переуравновешенного Атлантического альянса», равноправие с СССР в политике мирного сосуществования, поддержка стран «третьего мира» со стороны Соединенных Штатов Европы («новый гуманизм»)^[32].

9 декабря 1965 г. Ж. Леканюэ заявил о предстоящем создании нового движения. 7 января 1966 г. был опубликован манифест, содержащий три основных темы: «новая сила», «план прогресса», «единая Европа»^[33]. В этом же месяце на страницах «Курьера демократов» был дан анализ и перспективы политической стратегии новой партии. Отмечались успешные, по мнению издания, итоги президентских выборов для Ж. Леканюэ и центристов, но вместе с тем отвергалось мнение, что Ж. Леканюэ был «слишком справа», слишком очевидно располагал себя в правом центре, поскольку его поле маневра оказалось слишком узким из-за сложных отношений с Федерацией левых сил. Подчеркивалось, что отказ от союза с ФДСЛС был инициативой не только Ж. Леканюэ, но и продиктован эволюцией самой Федерации. Констатировался приход в политику нового поколения центристов и христианских демократов. В вопросе ближайших задач предписывалось организовать деятельность «департаментских команд» для подготовки к парламентскими выборам 1967 г.: провести социо-профессиональные исследования департаментов, расширить пропаганду и распространять информацию среди населения, развивать экономическую и социальную деятельность в рамках каждого департамента, установить контакты с организованными группами, общественными и политическими силами^[34]. Иными словами, была сделана ставка на конкретные политические проекты, призванные дать быстрый результат. Было определено название новой партии — «Демократический центр» (ДЦ). Важным было вписать ее в существующий расклад политических сил.

Относительно позиционирования «Демократического центра» в политическом раскладе французских партий изначально существовали проблемы, о которых говорили как сами его сторонники, так и политические комментаторы. Например, политический комментатор газеты «Монд» Р. Барийон так размышлял о проблеме, может ли «Демократический центр» избежать сползания к правому центру (то есть стать в полном смысле слова центристским). По его мнению, существуют три трудности: 1) проблемы внутри СФИО, члены которой не могут избавиться от предрассудков в отношении христианской демократии, но часть которых привлекал «новый стиль» Ж. Леканюэ; 2) проблемы в МРП, в частности в ее молодежных структурах, руководство которых уже участвует в работе по организации новой партии, но перед членами которых ставится следующий вопрос: «если уже было затруднительным эффективно действовать в рамках МРП, то будет ли возможным изменить направленность “Демократического центра” к “прогрессистскому” выбору, если он не получит слева достаточные гарантии и поддержку?»; 3) радикалы, которые снова оказались перед проблемой двойного членства. К этим трудностям необходимо добавить сложные отношения с новым правительством. В то же время «Демократический центр», по мнению Р. Барийона, имеет три «козыря»: эффективная избирательная кампания в декабре 1965 г., которая дала определенные надежды избирателям; возраст членов партии (порядка 40 тыс., преимущественно молодые, из служащих, крестьян и студентов); желание создать новую партию (Ж. Леканюэ хочет создать «реформаторскую партию, которая не была бы ни коллективистской, ни консервативной»)^[35].

Один из участников создания ДЦ, принадлежащий к партии «независимых», Д. Бодуен отмечал: «Если левый центр откажется занять четкую политическую позицию, то для “Демократического центра”, чтобы расширить свою опору, естественно будет заманчиво развиваться к открывающемуся горизонту — правому центру, где тогда очень быстро начнется забег на короткие дистанции между Леканюэ и Жискар д’Эстеном»^[36]. Сам Ж. Леканюэ отмечал в те дни, косвенно подтверждая возникшую дилемму: «Крайне правые и голлисты меня атакуют. Это показывает, что центр, который я создаю, не является правым центром. Что касается Жискар д’Эстена, он располагается справа от голлизма. Он имеет право представлять консервативное крыло голлизма, но это показывает, что существует различие между тем, что они хотят, и тем, что делаю я»^[37].

2 февраля 1966 г. было официально объявлено о создании «Демократического центра». В него вступило большинство руководителей и активистов МРП, а также часть активистов Национального центра независимых и крестьян (НЦНК) и левоцентристов. Другая часть христианских демократов ушла в ЮНР, какМ. Шуман, или в ФДСЛС, как Р. Бюрон^[38]. П. Пфлимлен^[39], бывший председатель МРП, вообще отказался вступать в «Демократический центр» или в какую-либо иную партию. В целом, «Демократический центр» призван был объединить христианских демократов, либералов и «умеренных левых»^[40].

Временная структура партии была сформирована следующим образом: председатель Ж. Леканюэ и два его заместителя — П. Бодрей (secretaire particular) и Р. Гросфийей (charge de mission), руководящий комитет, политический совет, генеральный секретариат (генеральный секретарь Т. Браун, два его заместителя — Д. Бодуен и К. Легрез, а также административный секретариат, возглавляемый К. де Шамбо), «команды», отвечающие за определенные сектора деятельности^[41].

С момента создания «Демократический центр» заявлял о своей приверженности центризму, который, как заявляли его руководители, подразумевал «отказ от голлистской мажоритарной игры» (что уже проявилось во время муниципальных выборов в марте 1965 г., когда был создан «Союз мэров крупных городов» с антиголлистской направленностью). Однако антиголлизм не мог служить единственным консолидирующим элементом, поскольку рождал, по мнению политологов Ж.-Л. Пароди и Р. Кейроль, проблему связи между повседневными позициями, которые подразумевают присутствие в ассамблеях, и принципиальной непримиримостью активистов партии в отношении голлистов. Не случайно почти вслед за объявлением о создании партии следует коммюнике ее руководства, в котором, в частности, говорится: «Кроме того, Комитет исследований и связи демократов продолжает свою деятельность в предшествующих формах и целях, вдохновляемый недавно сформированным руководящим комитетом». Учитывая, что задачей Комитета была организация центра, данное коммюнике означало признание со стороны руководства новой партии, что «Демократический центр» на данный момент воплощает не весь центр и что, например, левые в этом комитете не участвуют. Более того, к весне 1966 г. стало очевидным, что близкие по духу и стратегии партии по-прежнему существуют и не спешат объединяться вокруг новой силы. Поэтому «Демократический центр» постепенно эволюционирует в сторону классической партии с уставом, хартией, лидером, что позже подтвердит его учредительный съезд^[42].

Такая эволюция была предопределена не только нежеланием левых влиться в ряды ДЦ, но и весьма сдержанным отношением к нему со стороны правых, в частности «независимых» (несмотря на участие некоторых их представителей в его создании). Поэтому «Демократический центр» испытывал конкуренцию и давление со стороны «независимых». Но «независимые» не имели четкой структуры, организации, дисциплины. Внутри НЦНК по-прежнему сохранялось сильное давление Жискара и его сторонников. В январе 1966 г. В. Жискар д’Эстен создает Национальную федерацию независимых республиканцев (НФНР), провозгласившую себя «либеральной, центристской и европеистской». Иными словами, стратегия Леканюэ столкнулась с аналогичной стратегией Жискара. Оба теперь играют на одном поле.

Изначально Жискар заявляет о себе как противнике Леканюэ. «Что означает центр, который занимает позиции, противоречащие выбору трех четвертей его избирателей?», — говорит он. Однако в первое время НЦНК вслед за одним из своих лидеров К. Лорансом дистанцируется от Жискара. «Для ответственных лиц Национального центра независимых движение Жана Леканюэ было структурой приема: они цеплялись за него, чтобы не быть забытыми. Они чувствуют, что эта забота, благодаря Жискару, становится бесполезной»^[43], — писала газета «Темуаньяж кретьен». Тогда, чтобы сохранить голоса и сторонников, полученных на президентских выборах, избежать эрозии электората, по инициативе Ж. Леканюэ вводится индивидуальное членство, что дало порядка 20 тыс. новых членов партии.

Продолжались трудности в отношениях с радикалами. Как отмечает Г.Н. Канинская, обсуждению политической стратегии радикалов и в частности их позиции по отношению к «Демократическому центру» было посвящено несколько заседаний руководящих инстанций и съезд, проходивший в ноябре 1966 г. в Марселе. Но сторонники стратегии Ж. Леканюэ оказались в меньшинстве, и их участие в новом проекте христианских демократов было ограниченным. М. Фор покинул «Демократический центр», хотя и остался в «Комитете исследований и связи демократов». Главным препятствием для единства действий с «Демократическим центром», как заметил один из руководителей партии Ф. Сулье, была «приверженность многих его лидеров не только правым, но и голлистам». В целом, марсельский съезд сохранил линию на поддержку ФДСЛС, но в то же время подтвердил намерения радикалов «заключать избирательные союзы и с другими политическими партиями»^[44].

Неясны были перспективы отношений с Федерацией демократических и социалистических левых сил и в целом с левыми активистами христианского толка. Создавая «Демократический центр», Ж. Леканюэ и его сторонники встретили противодействие со стороны Г. Деффера и СФИО, опиравшихся на успехи Ф. Миттерана как единого кандидата левых сил. С 10 сентября 1965 г. для поддержки кандидатуры Ф. Миттерана на президентских выборах создается т. н. «малая» федерация, включившая социалистов, радикалов и левые клубы. Основная заявленная цель, впрочем, шла дальше: подготовиться к парламентским выборам 1967 г. и провести «обновление французской левой, ее идей, структур, кадров». 9 декабря 1965 г. председателем Федерации стал Ф. Миттеран^[45].

Контакты между левыми активистами МРП и сторонниками Г. Деффера сохранялись в течение зимы 1965–1966 г. как в рамках общих с социалистами собраний, так и в рамках движений «европейской левой». Один из участников этих собраний Ф. Лакамбр писал: «Надо было дать некоторым левым активистам, ранее перехваченным МРП и дезориентированным ее крушением, возможность участвовать в строительстве социализма. Надо было обрушить некоторые преграды между различными левыми группами, замкнувшимися в своем шовинизме и идеологических школах… Надо было создать крупную социалистическую партию, способную найти соответствующее соотношение сил с ФКП, единственное средство сделать левую кредитоспособной в глазах общественного мнения». Эти активисты, по словам Р. Бюрона, были разочарованы эволюцией программы «Демократического центра», которая воспроизводила, по их мнению, «классические темы старой правой, либеральной на экономическом уровне, атлантической в политическом плане, даже немного окрашенной расизмом в отношении стран третьего мира»^[46]. Однако официально «малая» Федерация не предпринимала никаких контактов с «Демократическим центром» Ж. Леканюэ. Летом 1966 г. соглашение с ДЦ было снова отвергнуто, чтобы не нарушать «согласие слева». 20 декабря 1966 г. ФДСЛС подписала с ФКП соглашение о единстве действий на выборах. После этого 21 декабря 1966 г. Ж. Леканюэ заявил об окончательном отказе «вступать в контакт с ФДСЛС, повернувшейся к коммунистам»^[47].

Что касается коммунистов, то их реакция на создание ДЦ может быть резюмирована словами Ф. Бийу: «Леканюэ является человеком реакции, самой большой заботой которой является избежать победы левых и, следовательно, установления демократического режима». Новый лидер коммунистов Вальдек Роше также характеризовал членов «Демократического центра» как «отъявленных реакционеров»^[48]. Такие заявления, равно как и позиция самого Ж. Леканюэ по отношению к коммунистам, исключали всякое, даже электоральное сотрудничество.

В течение весны 1966 г. идет создание департаментских структур ДЦ в Париже, Верхней Сене, Валь-де-Марне, Шарантоне, Ивелине, Марселе, Роне и др. Ж. Леканюэ предпринимает серию поездок и выступлений по стране, которая имела некоторый эффект среди избирателей^[49]. В то же время диспропорция настроений между активистами и обычными избирателями продолжала существовать, причем с перевесом в сторону последних. Сохранялся серьезный разрыв между настроениями избирателей и линией руководства партии, который, в отличие от ситуации МРП, мог произвести положительный эффект. Недовольные избиратели и активисты просто предпочитали не вступать в новую партию. Руководящие структуры ДЦ становились более монолитными, риск продвижения лейбористской идеи в его рядах был минимизирован, возможная оппозиция линии руководства партии почти исключена, консервативный настрой рядовых членов партии преобладал. Единственной проблемой оставался голлизм. В феврале 1966 г. 75 % сторонников МРП высказывали удовлетворение де Голлем как президентом. В марте-апреле того же года за кандидата «Демократического центра» проголосовали бы 5 % избирателей радикалов, 31 % избирателей МРП и 27 % избирателей НЦНК^[50].

Состояние крайнего плюрализма избирательного корпуса давило, бесспорно, на ДЦ. Согласно одному из опросов, реализованному в апреле 1966 г., распределение избирателей по шкале левые / правые давало следующий результат: 16 % считали себя крайне левыми, 19 % левыми, 31 % относил себя к центристам, 17 % к правым, 7 % к крайне правым и 10 % не дали ответа^[51]. «…Мы не нашли никакой политической темы, — пишут авторы коллективной монографии «Политические течения в сегодняшней Франции», — по поводу которой, по крайней мере, три четверти избирателей, называющих себя левыми, имели бы идентичное мнение, и три четверти избирателей, которые причисляли себя к правым, имели бы противоположное мнение. Единственные проблемы, по которым вырисовывается довольно четкое большинство среди правых, и наоборот, меньшинство среди левых, являются авторитет власти, право на забастовку, армия и ударная сила [имеется в виду создание французских ударных ядерных сил. — Д.Ш.]. Но даже в случае, когда оппозиция между правой и левой наиболее решительна, то есть по вопросу об авторитете власти, нет единодушия. Нет большой однородности мнения в каждом из течений, особенно среди умеренных левых и умеренных правых»^[52].

Авторы цитируемого исследования считают, что избиратели центра ближе к правым, поскольку центр «действительно занимает центральную позицию между левой и правой только по одной проблеме: авторитете власти» (48 % высказываются за сохранение авторитета власти, 42 % считают необходимым сделать власть менее авторитарной)^[53]. Тем не менее, они отмечают различие темперамента правых и центристских избирателей. Прослеживается этот факт, как в самоидентификации избирателей, так ив мотивах голосования. 39 % избирателей ДЦ и 23 % ЮНР располагают себя в центре, 30 % и 43 % соответственно справа, но только 4 % и 5 % соответственно — слева, тогда как 21 % и 18 % не дали ответа. 38 % избирателей ФДСЛС симпатизировали ФКП, а 43 % — ДЦ. Среди избирателей умеренной левой, которые в 1965 г. голосовали за Ж. Леканюэ, в качестве причины голосования треть называла его проевропейские позиции. Таким образом, европейская интеграция могла при случае все же выступать объединяющим элементом. В целом, «реальный центр, который представляет приблизительно 9 % электората, составляет группу политизированных и прагматичных избирателей, которые отвергают выбор между правыми и левыми». При таком раскладе центр может служить опорой мажоритарной партии, но в этом его стратегическая ошибка. «Кажется, в самом деле трудным, если не невозможным, для центристской партии привлечь одновременно большое число избирателей умеренной левой и умеренной правой, учитывая глубокие различия темперамента, которые разделяют эти два течения». Поэтому центру остается только быть либо с левыми, либо с правыми, что в данный момент для него предпочтительно, так как многие его избиратели голосуют за де Голля и ЮНР. Ось большинства находится не в центре, а справа, даже если политика является центристской^[54].

Такая констатация находит подтверждение в некоторых данных, касающихся внутренней ситуации в партии. Согласно результатам, полученным с собрания департаментских ответственных лиц молодежных «команд» ДЦ, из 500 опрошенных 265 расположили ДЦ в центре, 134 — в правом центре, 79 — в левом центре, 7 — справа, 15 — остались без мнения. В то же время 372 человека отозвались крайне благожелательно о проекте Г. Деффера, 66 — благожелательно, но с некоторыми оговорками, 46 отозвались неблагоприятно, 46 не дали ответа^[55]. В мае 1966 г. был проведен еще один вопрос с целью выявления состояния дел в департаментских федерациях. Анкеты касались организации новой партии, деятельности «сельских команд», членских взносов, распространения прессы, влияния среди молодежи^[56].

В.С. Шилов, анализируя данные опросов 1966–1967 гг., отмечает некоторое смещение социальной базы «Демократического центра», которая, по его мнению, стала больше близка социальной базе НЦНК, чем МРП. По его мнению, НЦНК и МРП существенно различались по возрасту избирателей (МРП выглядела более молодой), по социальному статусу: владельцы собственности — 25 % у МРП и 20 % у НЦНК, обладатели доходов свыше 12509 франков в месяц — 32 % у МРП и 42 % у НЦНК, обладатели доходов менее 500 франков в месяц — 23 % уМРП и 15 % уНЦНК^[57]. Таким образом, если допустить некоторое подобие социальной базы «Демократического центра» и НЦНК, то избиратели первого выглядят более солидно в возрастном плане, по уровню доходов и, возможно, социальному статусу. Но такие данные могут просто свидетельствовать об аморфности избирательного корпуса центристских партий, который к тому же испытывал постоянное давление справа и слева.

Нельзя в то же время согласиться с утверждением В.С. Шилова о «значительном влиянии католической церкви» на избирателей (поданным опроса, 77 % избирателей «Демократического центра» назвали себя католиками и регулярно посещающими церковь). Позже мы вернемся подробнее к этому вопросу, а пока заметим, что такие данные говорят скорее не о политическом влиянии церкви, а о следовании традиции (семейной, духовной, ментальной) или воздействия окружения. В любом случае большинство таких контактов базируются на уровне кюре / прихожанин и не всегда оказывают давление на политический выбор. Можно сказать, что вера конкретного избирателя отнюдь не всегда (и уж тем более не в случае христианской демократии) определяет его политический выбор, который вряд ли можно классифицировать как «католический».

Такая корреляция находит подтверждение в опросах, приводимых, в частности, в довольно информированной работе Ж. Сюттера. Можно сослаться на два показательных опроса. Первый касается мотивов голосования за Ж. Леканюэ в первом туре президентских выборов 1965 г. (опрос был проведен 13 и 20 декабря 1965 г.). На вопрос — «Вы голосовали за Ж. Леканюэ, потому что…» — ответы распределились следующим образом:

Как видно из этого опроса, религиозные убеждения меньше всего волновали избирателей в конкретном политическом выборе.

Второй опрос, проведенный в октябре 1972 г., звучал следующим образом: «Если перед выборами ваш священник давал бы вам советы, как вы должны голосовать, последовали бы вы лично его советам?». Ответы распределились таким образом: утвердительно ответили 4 %, отрицательно — 81 %, в зависимости от обстоятельств — 9 %. Кроме того, 3 % заявили о своей не религиозности, а еще 3 % не дали никакого ответа^[58]. Следовательно, и в данном случае религиозные предпочтения резко отступают, как и готовность принять вмешательство церкви в политический выбор.

Данная ситуация может также объясняться через набиравший силу процесс секуляризации общественного сознания и ментальной эволюции французского общества. Не случайно, «Демократический центр» по многим параметрам (политическая стратегия, трактовка центра, программа) постепенно отдаляется от своих христианско-демократических предшественников — «Молодой республики» М. Санье, Народной демократической партии и даже МРП. Для сторонников Ж. Леканюэ становился характерным холодный, расчетливый прагматизм, в котором центризм был всего лишь политической реальностью, неким математическим расчетом. Однако Ж. Леканюэ, продвигая свою стратегию, не учел (или не осознал) того факта, что отказ многих избирателей голосовать за голлизм или левых (среди которых по-прежнему доминировала коммунистическая партия) вовсе не означал, что они автоматически будут голосовать за центр.

Период от президентских выборов декабря 1965 г. до парламентских выборов в марте 1967 г. был ознаменован в политической жизни Франции рядом важных событий. Прежде всего, это формирование нового правительства Ж. Помпиду, из которого был исключен В. Жискар д’Эстен, объявленный ответственным за проблемы «плана стабилизации» экономики, но зато были введены радикалы Э. Фор и Ж.-М. Жанненей (а это делало бессмысленным присоединение радикалов к ДЦ). Затем, исключение Жискара из правительства имело следствием не только создание им собственной партии «независимых республиканцев», но и демонстрацию оппозиционности голлистам, выраженную в формуле «да, но…». Это рождало еще один оппозиционный центризм, конкурирующий с христианско-демократическим. Наконец, продолжилось сближение левых сил. В декабре 1966 г. по инициативе Ф. Миттерана ФДСЛС заключила соглашение сФКП и ОСП [Объединенной социалистической партией — Д.Ш.] о выдвижении совместных кандидатур. Несколько ранее в январе 1966 г. последовал пакт о единстве действий между Всеобщей конфедерацией труда (ВКТ) и Французской конфедерацией демократических трудящихся (ФКДТ)^[59].

«Демократический центр» по-прежнему заявлял о себе как о силе, оппозиционной деголлевской политике. В начале апреля 1966 г. в Национальном собрании вотум недоверия правительству по поводу атлантической политики Ш. де Голля собрал 137 голосов (при 242 необходимых), среди которых были 34 (из 51) депутата «Демократического центра», в том числе П. Абелен, Ж. Фонтане, Барберо, Ж. Барро, Брюголль, Шазалон, П. Кост-Флоре, А. Фревилль, П. Меньери, Р. Монтань, Орвоен и Р. Плевен^[60].

Что касается партии МРП, то она переживает медленный процесс упадка, сокращения числа членов. В 1965 г. МРП насчитывала не более 12 000 членов, а тираж ее газеты «Форс нувель» снизился до 10 тыс. экземпляров в 1965 г. и 6 тыс. в 1967 г. Близкие по духу журналы и газеты практически перестали поддерживать МРП (например, «Ви католик»), а некоторые, как газета «Темуаньяж кретьен», и вовсе сблизились с социалистами. Наконец, почти исчезла поддержка ФКХТ, пережившей в 1964 г. раскол и выбравшей путь деконфессионализации (ставшей ФКДТ — Французской конфедерацией демократических трудящихся)^[61]. К началу 1967 г. МРП превратилась в нечто вроде философского кружка. Самороспуск партии в феврале 1967 г. только подтвердил свершившийся факт ее заката. 29 апреля 1967 г. собрание председателей и секретарей федераций МРП официально положило конец деятельности руководящих инстанций партии, хотя это противоречило уставу партии (право распускать партию имел только съезд). 28 сентября того же года прекратилось издание партийной газеты «Форс нувель». Эпоха МРП в истории французской христианской демократии закончилась.

Социокультурные и экономические изменения во Франции в 1960-е годы

Эволюция христианской демократии проходит на фоне глубоких политических и социокультурных перемен в стране. Затруднительно однозначно утверждать, опережали ли эти перемены развитие самой христианской демократии, или, наоборот, она пыталась угнаться за ними, не оказаться в хвосте современности. В любом случае, взаимовлияние остается очевидным. Другой важный факт состоит в том, что в момент, когда имеет место закат партии МРП, трансформации в политике, экономике, обществе, культуре, известные под общим наименованием «славного тридцатилетия» переживают свой апогей. С легкой руки французского экономиста Ж. Фурастье такое наименование получил период 1945–1975 гг., от окончания войны до начала мирового экономического кризиса. В самом общем представлении, это было время политических потрясений, демографического подъема, экономического роста, почти нулевой безработицы, создания разветвленной системы социального страхования, повышения уровня жизни и потребления, сексуальной революции и культурных изменений. При этом условность дат очевидна, поскольку основные изменения, проанализированные Ж. Фурастье, происходили в своей массе с конца 1950-х и в 1960-е годы.

К 1960-м годам Франция изменилась. Эти изменения в самом широком толковании прошли под знаком двух факторов: длительного относительно мирного периода (исключая колониальные войны, которые, по сути, были вне страны) и общего роста благосостояния французов. В 1962 г. закончилась колониальная война в Алжире, а на международной арене после серии острых кризисов наметилась тенденция к мирному сосуществованию. Благосостояние французов характеризовалось через призму полной занятости и технического прогресса. Верой в прогресс были затронуты все идеологии, даже критикующие капитализм. Отсюда господство технократизма, моды на научное объяснение общественных явлений. Но еще не пришло время критиковать индустриальное общество и выступать за «нулевой рост» или более гуманный рост^[62]. Поэтому христианская демократия 1960-х годов также «технократична», как и остальные политические культуры. В ее дискурсе также прослеживается желание опереться на «новые средние слои» и дать характерный для той эпохи анализ причин, влияния на развитие общества и последствий научно-технического прогресса^[63].

Один из главных эффектов экономического роста «славного тридцатилетия» — это очень глубокое изменение веса производственного и непроизводственного секторов внутри французской экономики. Например, сельское хозяйство, дававшее в 1946 г. 17 % ВВП, в 1974 г. дает лишь 5 %. Имеет место быстрое увеличение доли третичного сектора: в 1946 г. в него был вовлечены 34 % активного населения, в 1970-е годы — 50 %. Созданные в 1960-е годы — новых мест были в банках, финансовых институтах, страховых обществах, телекоммуникациях, государственной администрации, торговле, транспорте. Новое французское общество выглядело более многочисленным, более молодым, больше обращенным к досугу и потреблению, и все больше городским^[64]. В годы «славного тридцатилетия» наблюдается растущая интеграция «рабочего мира» в ряды среднего класса, формирование т. н. «нового рабочего класса», который уже далеко не всегда голосует за левых^[65]. Такая констатация вносила свои коррективы в электоральную базу христианской демократии, которая постепенно сдвигалась от сельского мира в пользу новых профессиональных и социальных категорий. Для нее оставался актуальным вопрос, быть ли ей прибежищем католического и сельского электората (как определяли некоторые французские и советские исследователи), или же она сумеет завоевать популярность среди новых категорий населения, ответить на вызов времени.

Сдвиг во французском обществе и экономике был обусловлен не только изменением их структуры, но и общим ростом потребительского благосостояния. Если в 1956 г. немногим более 20 % семей владели автомобилем, то в 1965 г. эта пропорция составила 45 %, а в 1968 г. достигла 54 %. Процент оснащения семей телевизорами, составлявший в 1954 г. 1 %, достиг почти 40 % в 1964 г. и 80 % в 1973 г. Оснащение холодильниками соответственно составило в 1954 г. — 75 %, в 1964 г. — 48,3 %, в 1973 г. — 86,8 %; стиральными машинами — в 1954 г. — 8,4 %, в 1964 г. — 35,4 %, в 1973 г. — 65,7 %. В сентябре 1957 г. 70 % семей не обладали ни холодильником, ни стиральной машиной, ни телевизором. К концу 1973 г. только 7 % из них находились в подобном состоянии. Напротив, лишь 2 % семей обладали этими благами одновременно в 1957 г., тогда как в 1973 г. их число составило 57 %^[66]. Обладание определенным уровнем достояния, стремление к нему и в целом к благосостоянию определяли и мотивы голосования на выборах, уровень поддержки той или иной партии.

Разумеется, общество периода «Славного тридцатилетия» не лишено было проблемы неравенства. Но это уже не неравенство между жестко структурированными классами, так как общество обладало достаточной степенью мобильности. Неравенства исходили от квалификации (например, между инженером и простым рабочим), пола (заработная плата мужчин примерно в полтора раза выше заработной платы женщин), вида деятельности (третичный сектор находится в наиболее выигрышном положении в связи с развитием сферы услуг и ростом заработной платы) и региона (Париж по-прежнему доминирует над провинцией). И в то же время введение различных социальных пособий (ASSEDIC ит.п.) или гарантированного межпрофессионального минимума заработной платы позволило существенно улучшить ситуацию^[67].

Наконец, в период «славного тридцатилетия» проявляется еще одна важная характеристика. Глобальный рост уровня жизни, развитие форм досуга, растущая унификация обширного среднего класса, прогресс техник коммуникации, прогресс в уровне образования и рост числа студентов стали факторами превращения в массовое явление культурных практик^[68].

В 1960-е годы на политическую сцену выходит поколение «бэби-бум», далекое от послевоенных забот и тревог, для которого «война является не более чем виртуальной угрозой», подтверждая «конец сельского мира» и укоренение быстро распространяющейся массовой культуры. По словам Ж.-Ф. Сиринелли, фактически это первое поколение, знавшее только «славное тридцатилетие», пользующееся плодами «всеобщего благосостояния», которое «является потребителем прежде, чем стать производителем». Но это «благоденствие» имело свои временные пределы. «В первое время, — пишет он, — ценности и нормы, определявшие индивидуальное поведение и рациональную жизнь, находились в сельском и управляемом обществе. Как и во всех обществах, достигших определенного уровня развития, «кардинальными добродетелями» остались «стойкость, скромность и предусмотрительность, иными словами, перенесение удовлетворения». В таком обществе церковь и семья, политические партии и профсоюзы функционировали не только как структуры социализации, но также как обладатели и хранители норм и власти. Но приходит момент, когда нормы и ценности оказываются противоречащими эволюции. От общества с почти полной занятостью, в котором страхование по болезни или от несчастного случая было основным, начинается медленный переход к изменению социальной стратификации и перемене образа жизни»^[69].

Социально-экономические изменения сопровождались политическими переменами. В 1960-е годы, согласно С. Хофману, имеет место «новый республиканский синтез», то есть укоренение нового республиканского режима, ставшего более консенсусным и обретшего непререкаемую легитимность. V Республика сделала, по его мнению, социальную и экономическую модернизацию «национальной амбицией», реформируя центральные государственные институты, создавая сдержки и противовесы внутри государства^[70]. Таким образом, «республиканская модель» снова получила свою этику, ценности и нормы. Если и имело место оспаривание, то именно механизмов функционирования, но никак уже не самой основы модели, существующего конституционного режима.

Данное закрепление «республиканской модели» проходит на фоне постепенной ликвидации «блокированного общества» (термин социолога М. Крозье), начавшейся после войны, под знаком мощной индустриализации, меняющей привычные социальные структуры и институты (в частности, роль государства). «Учитывая одновременно государственное планирование и преобразование французской промышленности с моралью модернизации (производительность и экспансия), географическая и функциональная фрагментация экономики и общества сокращаются. Передовой капитализм и постиндустриальное общество (то есть практическая важность теоретического познания, рост услуг, закат неквалифицированного труда) пришли в одно и то же время. Деревня является сегодня гораздо менее автономной единицей; семья менее сплоченной, и — как в других индустриальных обществах — мы увидели появление подростковой «культуры». Некоторые различия между классами и положениями ослабли: формируется более единообразный образ жизни»^[71], — отметил С. Хофман. Среди других факторов американский социолог выделяет упадок «крестьянской базы» французского общества в пользу «новых средних классов», господство ценностей экономической рациональности (вместо социальной рациональности прежней буржуазии)^[72].

В 1960-е годы оформилась система ценностей, которые начали укореняться в период общественных изменений, став одним из важнейших аспектов «второй французской революции» (термин А. Мандра). «Мы ясно видим, что обрушиваются главные социальные структуры XIX века: четыре массовых и антагонистичных класса распыляются во множестве групп, которые вращаются вокруг центрального созвездия. Основные институты, церковь, армия, республика, школа, Коммунистическая партия и профсоюзы утрачивают их символическую и магическую ауру, потому что французы живут в согласии по большинству вопросов. Крупные национальные раздоры стихают. Вот почему общество кажется нам аморфным, населенным массивными архитектониками. В действительности, оно диверсифицируется и становится более сложным, потому что локальные институты входят в силу, как организуются и сдерживающие их структуры, возрастные классы и отношения родства. Посреднические регулирования позволяют индивидуальным и коллективным стратегиям развиваться, не подвергая риску связность системы: новая цивилизация нравов находится на пути зарождения. Все эти тенденции, порожденные Революцией, утвердятся со временем и строят новое общество, которое будет изменяться, создаваясь»^[73], — пишет А. Мандра.

В то же время проявлялось серьезное противоречие. Утверждение «республиканской модели» произошло благодаря сплаву широко укорененных институтов и системы глубоко привитых ценностей, так как находилось в соответствии с потребностями общества той эпохи. Но изменения Франции периода «славного тридцатилетия» сопровождались «институциональным обновлением», причиной и следствием которого стала быстро растущая пропасть между прежней системой ценностей и быстро меняющимся французским обществом: «общие ценности, основывавшие и цементировавшие национальное сообщество, оказались в точности теми же, которые были неявно, но четко поставлены под сомнение»^[74]. Это стало причиной серии социально-политических кризисов и потрясений.

Эти перемены шли синхронно с выходом на политическую сцену нового поколения молодых политиков, менее связанных с баталиями прошлых десятилетий и черпающих политическую легитимацию в ином. Центризм, как наиболее размытое течение, оказался этому подвержен в большей мере, нежели остальные политические силы. Первое изменение — это окончательное принятие республиканских ценностей. С этого момента и уже бесповоротно христианская демократия привержена республиканизму и его ценностям (поворот, четко заявленный еще в период образования партии МРП). Нет никаких дискуссий относительно формы правления, никаких больше апелляций к монархии (как было в довоенные годы участи католиков). Это остается уделом маргиналов. Более того, христианские демократы после многих лет критики политической системы и функционирования институтов V Республики демонстрируют ей верность. Ж. Леканюэ в 1965 г. выступает против Ш. де Голля, но не против конституции 1958 г. Однако принимая республику и демократию, следуя социально-экономической эволюции общества, христианские демократы открываются либерализму. Требование личностного расцвета начинает заменять коллективные ставки реконструкции и модернизации. Политика, религия, семья серьезно теснятся индивидуализмом. Парадоксально, но в этом принятии либерализма христианской демократии уже нет серьезных противоречий с ее доктриной. В свое время партия МРП выступила с сильной критикой либерализма, против господства идеи рынка, культа денег и прибыли, дикой конкуренции. Именно в ликвидации этих пороков заключалось ее требование разрыва с капитализмом. Но к 1960-м годам сам либерализм, равно как и основанная на нем социально-экономическая система изменились. Поэтому то, что принято называть неолиберализмом (и что, например, пропагандировал В. Жискар д’Эстен) по ряду параметров оказалось созвучным требованиям христианской демократии, которая по-прежнему делала акцент на решении социальных вопросов.

Еще одно важное изменение — восприятие доктринального наследия и отношение к вере и церкви. Для нового поколения христианских демократов теряла всякий смысл отсылка к религиозной традиции христианской демократии, взглядам ее основателей. Для них характерен больше прагматизм, наследственность в выборе политической позиции, восприимчивость к новым явлениям и процессам, тогда как апелляция к «старому» наследию выглядела анахронизмом. Из выступлений на съездах сначала «Демократического центра», а затем Центра социальных демократов постепенно исчезают ссылки на Ф. Озанама, народных демократов довоенного периода, М. Санье или Ф. Гэ, оставаясь уделом публикаций журнала «Франс форум», воспоминаний и статей философа Э. Борна или собраний «обществ друзей». Даже в области европейской интеграции, которая оставалась краеугольным камнем доктрины христианской демократии, почти нет уже упоминаний одного из ее инициаторов Р. Шумана. Тем не менее, обширное наследие христианской демократии, личная привязанность к ее морально-этическим ценностям оставались связующим звеном истории и современности французской христианской демократии. Ж. Леканюэ или Ф. Байру гораздо менее религиозны и более светски, чем М. Санье или Ф. Гэ, но оба они вписаны в общую традицию, через наследие идей, структур, мировоззрения. Р. Ремон отметил: «Переход через движение (mouvance) МРП был для католиков этапом в перегоне, который привел их к переходу от защиты традиционного социального порядка к сражению за социальную справедливость. Разнообразие этой диаспоры, которая распространилась между правой и левой, создает трудность для этой традиции, не принимающей деления на два противостоящих блока и не желающей выбирать один лагерь против другого, сохранить свою идентичность»^[75].

Возможно, такое поведение было следствием возросшей секуляризации общества и изменением в восприятии французами мира самой церкви. Рубежом можно считать обновленческие процессы в церкви. Ватиканский консилиум 1962 г., явившийся, безусловно, плодом компромисса и давления атмосферы всеобщей секуляризации, допустил религиозную свободу и плюрализм католиков, что косвенно вело впоследствии к отказу от осуждения марксизма и атеизма, акценту на роли светских лидеров и на епископальной коллегиальности, принятию новой социальной доктрины церкви. Эта тенденция найдет живой всплеск во время бурных событий Мая 1968 г. В 1972 г. был озвучен официальный доклад епископа Гренобля Матагрена «Политика и вера. За христианскую практику политики», который придал легитимность политическому плюрализму французских католиков, призывая вступать в профсоюзы и политические партии, признавая существование классовой борьбы. «Католические студенты поколения Мая, — пишет Д. Пелетье, — участвуют в движении, которое выражает в сфере политики требование эмансипации по отношению к старшим и свободы нравов, которая уже была в сердце проблем движения… Май 1968 г., наконец, делает возможной кристаллизацию активного меньшинства, доставшегося в наследство от прогрессизма и закаленного в борьбе против войны в Алжире». Тот же автор отмечает, что процент французов, считающих себя католиками переходит от 84 % в 1971 г. к 79 % в 1991 г. и 69 % в 1994 г., в то время как процент людей, определяющих себя «без религии» растет с 8 % до 23 %. Большинство людей, называвших себя католиками, отказываются от регулярной практики, и это касается даже главных ритуалов жизни христианина^[76].

Социолог А. Мандра иллюстрирует произошедшие изменения: «Закат католической церкви объясняется по большей части исчезновением крестьянства. Также как закат Коммунистической партии объясняется исчезновением пролетариата. Но этого объяснения недостаточно, так как «дехристианизированные» крестьянские регионы были географически не менее протяженными, как и практикующие регионы. В значительной части нерелигиозная и вольтерьянская буржуазия начала XIX века повернулась к церкви в его середине, в частности, вследствие революции 1848 года. Сегодня она в большинстве снова отдалилась от церкви. Ни старые средние, ни новые классы в своей массе не поддерживали ее духовное влияние. Никакое миссионерское движение, сравнимое по важности с JAC [Jeunesse agricole chretienne. — Д.Ш.] или JOC [Jeunesse ouvriere chretienne. — Д.Ш.], не попыталось их христианизировать… Церковь, слишком занятая сохранением буржуазии и крестьянства и завоеванием рабочих, не видела своего будущего, как и будущего общества, в том, чтобы быть связанными с новыми средними классами. Пресса остается единственным средством, которое она дала, чтобы их завоевать»^[77]. Тем не менее, несмотря на закат религиозной практики, религия оставалась важным фактором, через который можно объяснить идеологические и политические разломы французского общества, поскольку, по мнению А. Мандра, «религиозная ориентация является лучшим индикатором предрасположенности голосования за правых»^[78]. Иными словами, как и в довоенные годы, отношение к религии остается важным фактором политической ангажированности французских католиков. Традиционно религиозный вопрос предопределял их позиционирование справа, несмотря на всю условность такого деления. В то же время секуляризация и эволюция французского общества вносили сильное разнообразие в отношение к религии и регулярность религиозной практики. Кроме того, вопрос религиозности теперь находился в прямой зависимости от поведения церковной иерархии.

Упадок религиозной практики во второй половине XX века вписывается в рамки социокультурных изменений. Как отмечает Ж.-П. Риу, если раньше церковь выглядела способной бороться с тоталитаризмом и ультралиберализмом, осуждая аборты и контрацепцию (например, в энциклике Humanae Vitae, 1968), то теперь она оказалась неспособной ответить на эмансипацию нравов. После дискуссий по закону Нёвирта об абортах (1967) разрыв по этому пункту становится тотальным и лежит в основе кризиса религиозной практики. Индивидуализацию веры и секуляризацию общества католики пытались компенсировать более зримым присутствием в разного рода массовых манифестациях, делая динамичной свою социальную базу. Католицизм остается социологически господствующим, но в культурном плане теряет свое влияние. Молодежь видит христианство как нечто вроде «культурной религии», в которой личный выбор и забота о человеке являются первичными^[79]. Как заметил Ж.-Л. Путье, если раньше, в период становления и утверждения христианской демократии, «христианин, ангажированный в политике, мог легко считать себя больше христианином, чем демократом», то сегодня процесс секуляризации изменил проблему. В итоге, «христианину легче провозгласить себя демократом, чем христианином»^[80].

Серия опросов за 1970–1972 гг., приведенных в работе Ж. Сюттера^[81], показательна и иллюстрирует вышеприведенные данные.

Опрос 1. «Вот список основных идейных течений, которые характеризуют современный мир. Среди них, можете ли вы назвать какое-либо, к которому вы чувствуете себя более близким?»:

Опрос 2. «Для каждой из следующих групп, можете ли вы сказать, что она близка марксизму, христианству, или ни тому, ни другому?»:

Опрос 3. «По вашему мнению, можно ли надлежащим образом быть одновременно?»:

Опрос 4. «Можно ли, по вашему мнению, быть христианином и сторонником социалистического общества?»: «да» ответили 77 %, «нет» — 11 %, остались без ответа — 12 %.

Опрос 5. «Если вы думаете об их различных позициях, скажите в целом, епископы во Франции являются…, и священники…, и католики в целом?»:

Таким образом, данные опросов показывают следующую картину. Христианской демократии отдают меньше предпочтения, чем социализму, либерализму или «экономическому развитию» (опрос 1), что подтверждается ее электоральными позициями. На почве католицизма она встречает серьезную конкуренцию со стороны голлизма (опрос 2), при том, что оба течения демонстрируют свою светскость. Отголоском движения христианского прогрессизма и политических событий послевоенной истории является политический плюрализм французских католиков с их симпатиями (в убывающем порядке) социализму, либерализму, капитализму и коммунизму (опрос 3). Одновременно большинство христиан не видят дилеммы, чтобы быть одновременно сторонником социалистического общества (опрос 4). В то же время, как бы диссонируя с такими настроениями, церковная иерархия располагается ими больше справа, тогда как низовые структуры крайне плюралистичны, но в целом католики тяготеют к правому флангу (опрос 5). Наконец, неоспорим авторитет Ш. де Голля как политика, выражающего точку зрения католиков (опрос 6). Перевес настолько огромный, что два вождя христианской демократии ему основательно проигрывают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Forces nouvelles. 1963. 30 mai.

6

Например: La Democratic a refaire. Colloque France forum, Saint-Germain-en-Laye, 27–28 janvier 1962. P., 1963.

7

Впервые после ухода в оппозицию это произошло на съезде МРП в Дижоне в июне 1962 г., где критика вылилась в осуждении стратегии руководства партии и факта участия ее представителей в правительстве Ш. де Голля. См.: Seance du jeudi 31 mai (apres-midi). P. 1/3 //A.N. 350 AP 40 / 2 MRP 1. Dr. 77. XIX congres national. Dijon, 31 mai-3 juin 1962; Seance du samedi 2 juin (matinee). P. D/ll, F/4 //ibidem. Dr. 78. XIX congres national. Dijon, 31 mai-3 juin 1962; Seance du jeudi 31 mai (apres-midi). P. K/7-K/9, L/l //A.N. 350 AP 40 / 2 MRP 1. Dr. 77. XIX congres national. Dijon, 31 mai-3 juin 1962. Тогда же в состав исполнительной комиссии МРП были введены представители левого фланга (Т. Браун, А. Генен и др.). С декабря 1963 г. после объявления кандидатуры Г. Деффера как возможного кандидата левых сил на президентские выборы левый фланг МРП получил дополнительный шанс для мобилизации.

8

Письмо Ж. Ковиля Л. Буру, 3 февраля 1964 г. /Архив Национального фонда политических наук (АНФПН). Фонд МРП. Федерация Сены. MRPS 32. Relations de la federation avec les organisations exterieures au MRP (1949–1965). Dr. 8. Regroupements. 1963–1964.

9

Recapitulation des Reponses au l^er Questionnaire federal «Raisons de notre recul electoral» [28 mars 1963] //АНФПН. Mouvement Republicain populaire. Federation de la Seine. MRPS 13. Dr. 2. Enquete MRP. 1962–1963.

10

Recapitulation des Reponses au 2^e Questionnaire federal «Le Groupe parlementaire Centre Democratique» //АНФПН. Mouvement Republicain populaire. Federation de la Seine. MRPS 13. Dr. 2. Enquete MRP. 1962–1963.

11

Например: Courrier des démocrates. № 1. Mai 1964 (о реформе ОРТФ); № 6. Janvier 1965 (о проблемах национальной обороны).

12

Pourquoi le Comité d’études et de liaison des démocrates? //Courrier des démocrates. № 2. Juin 1964.

13

Pourquoi le Centre Démocrate? P., 1965. P. 3–5 //A.N. Fonds du Centre Démocratie et Progrès. 420 АР 1. Correspondance, notes, circulaires du Centre Démocrate, puis du Centre Démocratie et Progrès. 1965–1970.

14

Pourquoi le Centre Démocrate? Р., 1965. Р. 7–8, 10, 12–13, 28. 33–34, 38 //A.N. Fonds du Centre Démocratie et Progrès. 420 АР 1. Correspondance, notes, circulaires du Centre Démocrate, puis du Centre Démocratie et Progrès. 1965–1970.

15

Martin Р. Le elections municipales en France depuis 1945. P., 2001. P. 74–75.

16

Ibid., P. 79–80.

17

Centre Démocrate: la voie est ouverte //Courrier des démocrates. № 8. Avril 1965.

18

В выступлении Ж. Леканюэ на съезде МРП в Ле Туке (1964 г.) этот тезис прозвучал следующим образом: «За двадцать лет своего существования МРП полностью выполнила свою миссию. Она защитила Францию от коммунистического разрушения, открыла эру социального прогресса, заложила основы единой Европы и отделила для всех духовное от рационального. В течение этого периода она сделала возможным в нравах и сердцах французов присоединение к Республике спиритуалистской традиции» //Le discours de Jean Lecanuet (discours de cloture) //Action civique et politique. № 11. 1964. Juin. P. 2 // A.N. 350 AP 42 / 2 MRP 1. Dr. 83. XXI congres national. Elections. Motions. Rapports.

19

Forces nouvelles. 1965. 15oct.

20

Le Monde. 1965. 28 oct.

21

Dreyfus F.-G. Histoire de la democratic chretienne en France. P., 1988. P. 335.

22

Rioux J.-P. Les centristes. De Mirabeau a Bayrou. P., 2011. P. 152, 173.

23

Berstein S. L’election presidentielle dans le jeu politique franqais (1965–2005) // Parle-ment(s). Revue d’histoire politique. 2005. № 4. P. 58–59.

24

Becker J.-J. Histoire politique de la France depuis 1945. P., 2000. P. 111–112.

25

В 1962 г. П. Мендес-Франс опубликовал книгу «Современная республика» (La République moderne), в которой подверг критике методы управления де Голля и высказался в пользу альтернативы режиму V Республики, предполагавшей утверждение верховенства парламента, контракт легислатуры и концепцию демократии, исходящей снизу, от рядовых граждан.

26

Статья 16 гласила: «Когда институты Республики, независимость нации, целостность ее территории или выполнение международных обязательств оказываются под серьезной и непосредственной угрозой, а нормальное функционирование конституционных государственных властей прекращено, Президент Республики принимает меры, которые диктуются этими обстоятельствами, после официальной консультации с Премьер-министром, председателями палат, а также с Конституционным советом…» // Конституции зарубежных государств. М., 1996. С. 109.

27

Berstein S., Winock М. Le République recommencee. De 1914 a nos jours. P., 2008. P. 390, 392. Желание Ш. Де Голля покончить с «диктатурой партий» выглядит несколько двусмысленным на фоне принципов, заложенных в конституции V Республики: прямых всеобщих выборов президента и необходимость для правительства опираться на парламентское большинство. Таким образом, «мажоритарный факт» выступает конституирующим элементом новой политической системы. Кроме того, статья 4 конституции впервые в истории признавала роль партий в политической жизни // Perraudeau Е. Le systeme des partis sous la V^е République //Pouvoirs. 2001. № 4(99). P. 102.

28

Chardin J.-L. L’election presidentielle et les forces politiques // Revue franqaise de science politique. 1966. № 1. P. 206–207, 210, 212–213.

29

Berstein S. L’election presidentielle dans lejeu politique franqais… P. 61.

30

Sur S. L’ assimilation progressive par les centristes //Revue franqaise de science politique. 1984. № 4–5. P.831.

31

Perraudeau E. Le systeme des partis sous la V^е République //Pouvoirs. 2001. № 4(99). P. 109–110.

32

Pour une force democrate, sociale et europeenne //Courrier des démocrates. № 11. No-vembre 1965.

33

Forces nouvelles. 1966. 13janv.

34

Courrier des démocrates. № 12. Janvier 1966.

35

Le Monde. 1966. 9-10 janv.

36

Le Monde. 1966. 19 janv.

37

Combat. 1966. 17 janv.

38

В декабре 1966 г. он создал собственное движение «Objectif 1972», о котором речь пойдет ниже.

39

Он считал позицию лидеров «Демократического центра» слишком антиголлистской: Le Figaro. 1966. 24 avr.

40

Leveque P. Histoire des forces politiques en France. T.3. De 1940 a nos jours. P., 1997. P.275.

41

Courrier des démocrates. № 15. 18 avril 1966.

42

Parodi J.-L., Cayrol R. Le centrisme, deux ans apres // Revue franqaise de science politique. 1968. № 1. P. 94–96.

43

Temoignage chretien. 1966. 24 fevr.

44

Канинская Г.Н. Радикалы и радикализм в послевоенной Франции. М., 1999. С. 139–140.

45

Chevallier J.-J., Carcassone G., Duhamel О. Histoire de la У^ёте République: 1958–2012. P., 2012. P. 119.

46

Launay М. Robert Buron. Р., 1993. Р. 76–77, 78.

47

Le Monde. 1966.21 dec.

48

Le Monde. 1966. 1 avr.

49

Le Monde. 1966. 29 mars,

50

bondages. 1966. № 1.P. 28, 47.

51

Deutsch Е., Lindon D., Weill Р. Les families politiques aujourd’hui en France. P., 1966. P. 14.

52

Ibid. P. 26–27.

53

Ibid. P. 36–37.

54

Ibid. Р. 44–45, 48, 62.

55

Le Monde. 1966. 1 avr.

56

В архиве «Центра Демократия и Прогресс» сохранились подготовительные материалы данного опроса, но результаты не представлены // A.N. Fonds du Centre Démocratie et Progrès. 420 АР 1. Correspondance, notes, circulaires du Centre Démocrate, puis du Centre Démocratie et Progrès. 1965–1970.

57

Шилов В.С. Политические партии и внешняя политика Франции (1958–1969). М., 1977. С. 169; Sondages. 1966. № 2. Р. 12.

58

Sutter J. La vie religieuse des Fransais atravers les sondages d’opinion (1944–1976). Tome 2. P., 1984. P. 1077, 1078.

59

Becker J.-J.Op.cit.P. 114–115.

60

Chevallier J.-J., Carcassone G., Duhamel O. Op. cit. P. 122.

61

Lévêque P. Op. cit. Р. 274–275.

62

Sirinelli J.-F. Mai 68. L’evenement Janus. P., 2008. P. 41.

63

См., например, резолюцию последнего съезда МРП в Виши (1965 г.), в которой провозглашалась задача создания «новой экономики» (на основе сочетания плана и рынка), а основными факторами роста выступали научный поиск, техническое обучение, инновации, программирование и реконверсия предприятий // Motion de politique économique et sociale // A.N. 350 AP 43 / 2 MRP 1. Dr. 87. XXII congres national. Rapports. Elections. Motions.

64

Berstein S., WinockM. Le République recommencee. P. 448–449,452. Ж.-Ф. Сиринелли также констатирует снижение доли сельского хозяйства в экономике с 14,9 % до 9,5 % активного населения в период с 1968 по 1975 гг. и сокращение численности крестьянства с 7 млн. в период Освобождения до 2 млн. к середине 1970-х годов. По его мнению, изменения в «крестьянском мире» (улучшение жилищных условий, рост использования автомобилей, телефона, телевидения) меняют образ жизни французской деревни // Sirinelli J.-F. Les Vingt decisives. Le passe proche de notre avenir. 1965–1985. P., 2010. P. 38.

65

Sirinelli J.-F. Les Vingt decisives. Le passe proche de notre avenir. 1965–1985. P., 2010. P. 40–41.

66

Marseille J. Autopsie des annees de croissance / 1945–1975. Les Trente Glorieuse. Le temps du miracle économique //L’Histoire. № 192. Octobre 1995. P. 29.

67

Rioux J.-P. Vive la consommation! //L’Histoire. № 102. Juillet-aout 1987. P. 93.

68

Sirinelli J.-F. Les Vingt decisives… P. 60–61.

69

Rioux J.-P., Sirinelli J.-F. Histoire culturelle de la France. T. 4. Le temps des masses. Le XX^е siècle. P„2005. P. 326–327.

70

Hoffmann S. Essais sur la France. Declin ou renouveau? P., 1974. P. 491.

71

Ibid. P. 191.

72

Ibid. P. 191–192.

73

Mendras Н. La Seconde Revolution fran9aise. P., 1988. P. 24.

74

Sirinelli J.-F. Les Vingt decisives… P. 133.

75

Remond R. Les droites aujourd’hui. P., 2005. P. 233.

76

Pelletier D. Les catholiques en France depuis 1815. P., 1997. P. 97–99, 101. См. также: Bethouart B. Entry of the Catholics into the Republic: The Mouvement Republicain Populaire in France //GehlerM., Kaiser W. Christian democracy in Europe since 1945. Vol. 2. London, N.-Y., 2004. P.91.

77

Mendras Н. Op. cit. Р. 79–80.

78

Ibid. Р. 83.

79

Rioux J.-P., Sirinelli J.-F. Histoire culturelle de la France… P. 421–422.

80

Berstein S. (dir.) Les cultures politiques en France. P., 2003. P. 334.

81

Sutter J. Op. cit. P. 1087–1089, 1091, 1097. Приведены опросы от 16–23 февраля 1970 г. (опрос 1), 6-14 мая 1970 г. (опрос 2), 29 июня — 6 июля 1971 г. (опросы 3 и 5), октябрь 1972 г. (опрос 4), 31 августа — 12 сентября 1966 г. (опрос 6).