Друг на «Фейсбук»

Сборник, 2022

Нынешнее время предлагает авторам и читателям абсолютно новые способы и стратегии создания литературы. Социальные сети играют всё большую роль. «Друг на Фейсбук» – уникальный литературный сборник, объединивший самых разных поэтов и писателей под одной обложкой. Цель сборника – популяризация творчества талантливых авторов посредством инструментов социальной сети Фейсбук.

Наира Григори

Родилась в Ереване. Окончила Ереванский медицинский институт. Работала в Институте хирургии им. Микаэляна. В 1994 г. переехала в Москву, где продолжала работать врачом. Публиковать рассказы начала на «Фейсбуке».

Песня сентября

Автобус был переполнен. Люди сидели, стояли и висели в вынужденных позах, стараясь не касаться друг друга. Жара вырисовывала влажные узоры на их одежде, тела щедро отдавали излишнее тепло и запахи пота.

Перегруженный автобус лениво полз по загородной трассе, не защищенный ни тенями деревьев, ни облаками от палящего сентябрьского солнца. Обстановка в салоне была угнетающей. Казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул настоящий пожар. Люди, что стояли, уже усталые от дороги и жары, ревниво озирались на занявших сидячие места. Хотя и те, услужливо взяв на колени тяжелые сумки стоящих и накрепко приклеившись к дерматиновому сиденью жарой и тяжестью, чувствовали себя не слишком уютно…

Казалось, дороге не будет конца.

На сиденье, стоявшем против движения автобуса, сидела юная девушка в легком сарафане до пят. Казалось, она окружена сферой, куда не проникали ни звуки, ни настроение окружающих, ни даже жара. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Рядом, взяв ее за руку, сидела пожилая женщина — очевидно, бабушка.

Грузная женщина, обливающаяся потом, не сдержалась.

— Деточка, ты бы уступила место пожилым! — сказала она, скорее чтобы выплеснуть раздражение, потому что стоящих стариков в окружении и не наблюдалось.

Девушка повернула к ней улыбающееся лицо: крупный нос, большие глаза, обрамленные густыми ресницами и трогательными завитушками от собранных в косу волос.

Вместо нее ответила бабушка:

— Она не может. Если вам трудно, то садитесь на мое место, — и привстала.

Тут толстушке стало неудобно:

— Нет, нет, майрик^[3], что вы, я постою! Просто думаю: что же это за непорядок: молодежь расселась! Я же не знала!

Девушка как будто и не заметила перепалки — ее глаза были полны мечтательного ожидания, на губах трепетала тень улыбки.

— На конкурс едем… конкурс вокалистов. Впервые. Не думала, что так жарко будет. Весь сарафан измяли, — с сожалением сказала бабушка.

— А, так вы в нашу новую музыкальную школу? — подхватила соседка напротив. — Какую школу построили — даже орган есть! Учителя из Еревана аж едут!

Жители провинциального города одобрительно закивали головами.

— А что ты будешь петь, дочка?

— «Сарери овин», — улыбнулась девушка.

— Любимая песня моей мамы! — всплеснула руками женщина. — Охорми^[4] ее душу! — и вытерла слезу.

Девушка запела. Голос ее, высокий и свежий, словно дуновение ветерка, поднялся под крышей и разлился по всему автобусу.

Пассажиры повернулись к источнику чуда, не осознавая, что же произошло в мгновение ока. Перед ними были не пустынные пейзажи пригородного шоссе, а древние горы, чьи вершины трепал прохладный ветер. Он подхватил слова тоски по утерянной любви и погнал дальше и дальше, унося с собой запахи цветов и полей, городов и морей — к тому, кому предназначались эти слова, оставляя после себя покой и слезы освобождения. Не было больше жары, раздражения, усталости. Только сладкая грусть и мысли о своем, глубоком…

Автобус остановился. Девушка привстала, и тут стало заметно, что она хромает. Старушка в полной тишине пыталась пробиться к выходу. Но тут ее внучку подхватили на руки и бережно, словно фарфоровую вазу, передавая из рук в руки, спустили из автобуса и поставили напротив перехода.

— Майрик, может, мы проводим вас? — молодые люди окружили их.

— Чего спрашиваете?.. Проводите, я подожду! — буркнул водитель.

Пассажиры покорно стояли в автобусе под палящим солнцем и наблюдали, как бережно ребята довели бабушку с внучкой и бегом возвращались обратно, в насквозь промокших рубашках.

— Ай мард^[5], что вы за люди! Даже не похлопали девочке, — возмутился старик, находившийся у средней двери.

Народ зааплодировал и замахал руками стоявшей у дверей школы паре.

Автобус отъехал.

— Ну, Нунуш-джан, свой конкурс, считай, ты уже выиграла, — улыбнулась бабушка. — Пойдем уже, жарко, — и пропустила ее в дверь школы.

Идущий следом

Зима началась рано. Значит, припасенных дров могло не хватить. Поэтому старуха на ночь не растапливала печь, а просто поверх одеяла накидывала старый мужнин овчинный тулуп.

По утрам вставать из теплой постели не хотелось. Но она знала, что мальчики ждут ее. Ждут каждый день. Поэтому разлеживаться под толстым, тяжелым одеялом было недосуг.

Старуха, покряхтывая, вставала, разжигала печку-буржуйку, убирала постель, из-за зимних холодов устроенную на просторной кухне, и ставила греться чайник.

Из всех комнат добротного двухэтажного дома она пользовалась лишь двумя: кухней и небольшой комнатой, примыкавшей к ней, куда она перенесла кровать, тумбочку для лекарств и шкаф. Это была «летняя» спальня. Летом в ней было прохладно: под окнами росло древнее тутовое дерево, закрывающее своей кроной обжигающее солнце. А на зиму спальня закрывалась, как и все другие комнаты. Обогревать их было нечем да и незачем.

Заварив себе отвар шиповника, старуха села пить чай с подогретым хлебом и овечьим сыром.

Потом надела старую шубу и вышла из дому. Если снега было много, сосед по утрам, почистив свой двор, расчищал и ей дорожку до калитки. Но пока снега выпало мало. Земля была скована морозом и слегка присыпана колючей, холодной сахарной пудрой.

Старуха взяла метлу, ведро с водой, тряпки, свечи и направилась к старой церквушке. В деревне построили новую, добротную, где проводил службы приезжающий из ближайшего города священник. А в этой, маленькой и скромной, обычно никого не было. В советское время сюда ходили только старухи — такие, как она сейчас. А потом возвели новую, но старухи уже поумирали, и сюда забредали лишь редкие туристы да окрестные ребятишки.

Открыв амбарный замок на двери, старуха вошла, сняла шубу и начала разговор:

— Доброе утро, Гевор-джан! Как вы там? Что отец, бабушка? Как Варо? А я не очень… Кости болят от этого холодного воздуха! Хоть бы снег выпал!

Она вынесла половики и побрызгала пол метлой из ведра с водой. Встряхнула половики, вернулась и стала подметать пол.

— Всю ночь ветер воет: у-у-у, у-у-у… Спать не дает! Заклеила все окна, но все равно пробирается. Аж в кости, в кости! Думаю, может, пока на ночь разжигать печку? Авось снег выпадет, и теплее станет. А с другой стороны, боюсь, вдруг дров не хватит — в феврале ночи холодные, промозглые…

Собрав мусор в пакет, старуха вернулась за половиками, аккуратно расстелила их между входом и скромным алтарем. Взяла тряпку и вытерла две деревянные скамьи (которые сама же и заказала пару лет назад у соседа-столяра), пересыпала песок и зажгла свечи. Повернулась к ажурному кресту на алтаре и перекрестилась.

— Может, ты меня до февраля приберешь, Господи? Нет, соседи у меня хорошие, одолжат дров, если нужно. Но зачем людей тревожить? И потом… там мои мальчики — что мне тут делать? Живу вхолостую, только воздух перевожу.

Старуха опять перекрестилась.

— Прости меня, Господи! Раз оставил меня, значит, так и надо, я потерплю.

Присела на лавку, накинула на плечи шубу.

— Варо-джан, а ты как, родной? Как же я по тебе скучаю! Помнишь, когда тебя в армию провожали, ты мне сказал, что вернешься и на Каринэ женишься? Когда тебя… Когда ты не вернулся, Каринэ сначала убивалась сильно. А потом поехала в город учиться и там встретила сирийца, вышла за него замуж. Не хотела тебе говорить. Но ты и сам знаешь, наверно… А потом и у них война началась. И теперь они вернулись. Этот ее муж, сириец, хорошим парнем оказался. Не лучше тебя, конечно, но добрый, работящий. За всё берется, только бы семью прокормить. Там, говорят, у него свои магазины были, жил — не тужил. А сейчас… эх, на любую работу соглашается. И живут у тещи, все вместе. А сын у них младший — до чего хороший мальчик! Смотрю на него и думаю: был бы сейчас твой сын, а мне отрада… Прости, сынок, я каждый день одно и то же тебе рассказываю. Пойду я, сегодня на почту надо, за пенсией.

Старуха тяжело встала и стала надевать шубу. Дверь за ее спиной скрипнула, и в церковь вошел мальчик лет десяти.

Старуха прищурилась, чтобы рассмотреть его лицо:

— Ты кто такой?

— Я Варо…

— Варо?

— Да.

— Ты сын Каринэ, что ли?

— Да. Вы знаете мою маму?

— Знаю… конечно, знаю. Она мне как дочь.

Старуха подошла к мальчику:

— Пошли, Варо-джан. Пошли, сынок, холодно здесь, простынешь… Ты читать любишь?

— Люблю.

— Ты знаешь, сколько книг у меня осталось от моего сына? А электрогитара какая! Пошли, сынок, я тебе гату^[6] испеку.

Старуха собрала свои вещи, прикрыла дверь и пошла вперед.

— Пошли, мне еще вечером надо вернуться, дверь запереть на ночь.

Примечания

3

Майрик — матушка, вежливое обращение к пожилой женщине.

4

Охорми — помилуй, Господь.

5

Ай мард! — восклицание, обращение к людям.

6

Гата — вид армянского печенья.