S-T-I-K-S. Начни сначала

Ева Элатори, 2023

Миры Артема Каменистого. В страшный и невероятный Стикс приносит с новой перезагрузкой девушку, не помнящую о себе ничего и парня, увлекающегося яхтингом. Бывший диверсант, спец, ищущий в Стиксе свою потерянную любовь, химик-наркоторговец, ученый биолог, бывший работник морга и странный элитный зараженный Десятый. Судьбы всех участников пересекаются и затягиваются в детективный клубок. Новый безумный мир Стикса заставляет героев пересмотреть свои взгляды на жизнь и начать сначала. Снова начать жить, любить, идти за мечтой. И пусть мир Стикса страшен, а каждый шаг может закончиться смертью, герои не сдаются. Сумеют ли они найти все, что уже потеряли? Даже тот, кто уже не является человеком?Безымянной – имя, диверсанту – любовь, мечтателю – приключения, ученому- удивительные тайны, зараженному – разум.

Акт 1. Сцена 2. Антей.

Я устроил точку на крыше двенадцатиэтажки. Палило полуденное солнце. Мысли текли вяло, и все в сторону философии, что для этого мира было плохим признаком. В Улье или Стиксе философствовать некогда, но мысли крутились сами по себе, с размышлениями о природе Улья, куда нас всех, тут живущих, закидывало непонятной силой перезагрузки. И мы сразу попадали в кошмар. Да, именно в кошмар, потому, что даже самые продвинутые бойцы, самые четко ориентированные на насилие, не ожидали такого. Стикс то ли божественная синекура, дающая второй шанс и бессмертие, то ли предверье ада.

Люди, и не только люди, попадая сюда заражались разумным грибом, который просто жил и размножался внутри тел. Большая часть попавших в Улей теряла контроль над своим телом и сознанием, превращаясь в биомассу. Постоянно изменяющуюся биомассу. Каждый стремился стать крупней, мощней, и ел своих собратьев по несчастью, переводя белки, жиры и углеводы в реформацию своего тела. Не все теряли разум, были те, кто имел иммунитет к заразе Стикса. Очень небольшой процент, прямо скажем, и из него еще меньший процент адаптировался, выживал здесь, и еще меньше из выживших оставались людьми.

В мире, где всё, что тебе надо подгрузит Улей, надо только выжить и не стать кормом для зараженных. В мире, где каждый иммунный новичок по сути получал бессмертие, правда бессмертие в вечно жрущем аду. Крышу сносило многим. Ибо Стикс это право сильного. Многие это право вместе со съехавшей от чудачеств Улья психикой, переводили в право безнаказанности. По сути все жители Улья конченные отморозки.

Ну да, можно сказать, что рейдеры, таскающие хабар из вновь прибывших кластеров, самые что ни на есть “простецкие” парни, с “понятиями”, которые просто выживают. Или трейсеры, герои, чтоб их, сокращающие поголовье разожравшихся зараженных, то же с “понятиями”, делают нужное дело. Или вот такие как я, работающие на организацию исследования Стикса, Институт. И я тоже с “понятиями”. Но вот прижми нас в угол, и первое, что мы станем делать — убивать. А если еще не дай бог лишить ресурсов, то любой даже очень приличный рейдер или трейсер должен рассматриваться как враг. Кто его знает, что там в черепушке у пожившего в Улье иммунного? Да и я, по сути, мало чем отличаюсь. Так же, сначала устраню угрозу, а потому буду говорить с тем, что осталось, а может и не буду вовсе. Каждую минуту, час, день — сплошная борьба и напряжение. Не мудрено, что психику сносит даже у стрессоустойчивых.

М-да. А самое главное в этой вечной борьбе теряется смысл. Вроде как я жил когда-то в другом мире, где меня звали кажется Андреем, а теперь болтаюсь между выживанием и смертью, строю, понимаешь, какую-то жизнь. Я усмехнулся. Жизнь! Ну да! Грузятся в Улей стандартные кластеры — осколки или кто-то считает что копии чужих миров, принося новую биомассу. Жмутся иммунные к стабильным кластерам, стабам, строя свои общины, налаживают быт и даже вот философию какую-то. Рвутся в мир Улья вечно жадные до бессмертия внешники из нормальных миров, вылавливая иммунных, слово скот. Все жрут друг друга. Вот и вся философия Стикса.

От таких мыслей настроение резко пошло вниз. Хотя возможно это предчувствие?

Задание, которое всучил мне в стабильной кластере “Последнее убежище” руководитель местного отделения Института, мягко говоря раздражало. И злился я не на Улей, а на этот приказ.

Мою изыскательскую бригаду редко обременяли какими-то “почтовыми поручениями”, как их называл Бастард. Не наша специфика таскать по кластерам “пассажиров”, понадобившихся за каким-то чёртом Институту. Тем более тех, кто большую часть своей жизни в Улье сидит по стабильным кластерам. В конце концов для этого есть другие, хмс… специалисты. А мои бойцы совсем не трейсеры и тем более телохранители, чтобы таскать чьи-то тушки в узком горлышке перехода на соседний домен Улья. Тут и так хватает безумия, бардака в перезагрузках и вечной войны.

Хотя в Стиксте всегда война всех со всеми и с зараженными, конечно. Но опять же нам то, что с того? Я собирал мою пятерку для изучения и описания Улья, ну в крайнем случае для разведки маршрутов или для поиска чего-нибудь полезного Институту. А тут — доведи и передай с рук на руки. Да еще не спрашивай ни в коем случае, кого ведешь, и что он может, хотя бы в плане своей защиты. Вообще от такого поручения сразу попахивало дерьмом. А я не очень то хотел, чтобы мои парни запросто так отдали вечно голодному Стиксу душу.

Но, возражения и уточнения никто слушать не стал, и нам всучили три тушки “стабистов”, два “Водника”, которые велено было оставить на ближайшем к Червертаку стабе. А дальнейшую транспортировку обеспечивать на месте теми средствами, которые найдем. Так себе план, да ещё без подготовки.

Развязку “Червертак” никто из моих парней не любил. Но в радиусе трёхсот километров почитателей этого места было множество. И их понять можно. Хабар, который вывозили с четырех, последовательно перезагружающихся кластеров, всегда был четкий. Потому что здесь первым загружался полигон научно-исследовательского института военного министерства России, вместе с образцами новейшего оружия для диверсионных подразделений. Прилетал этот лакомый кусок раз в полтора месяца по земным меркам. Приносил только что прибывшее на полигон в двух вагонах экипировку и всякое нужное: от боеприпаса до стволов. Все это богатство в смазке, новенькое, хорошо упакованное и приготовленное к транспортировке преспокойно лежало прямо в кузовах “Уралов”, рядом со складами полигона. Вот прямо садись за баранку и рви когти, верней тащи в свои закрома.

Следом за Полигоном с интервалом в полтора суток прилетал еще один вкусный кусок: Сборочный цех специальных машин Уральского Автозавода. В это самом Цеху к не хилому хабару со стрелковой с Полигона прилагались пять “Водников”, а также спецтехника для разгона демонстраций в количестве 17 готовых единиц и 10 почти собранных. То что доктор прописал для прогулок по Улью. Собранное при этом заводским способом, бронированное. Был в цеху еще или болотоход, или какая-то уникальная машина на конусообразных понтонах. Как раз шастать по плавням и болотам близлежащего водного Меридиана.

Третий кластер грузился ещё через двенадцать часов от перезагрузки Цеха, с ним прилетал кусок учебной части не чего-нибудь там “инженерного”, а ЗРВ КВС России. Ну да, те самые зенитно-ракетные войска и самые нужные для обороны любого поселения в Улье: и люди, и техника, и боеприпас.

Четвертым в гирлянде “рейдерского рая” загружался целый ДОС, где расположена танковая дивизия со скадами, полигонами и различными видами техники, разумеется. С полным комплектом боезапаса, топливом и наличем работоспособной обслуги и машин упакованными для военных действий видимо где-то в “Миротворческой миссии”. Этот грузился с интервалом в двадцать восемь часов от Учебки.

Итого имеем четыре “вкуснейших” загрузки в течении почти трех суток с интервалом в полтора месяца. И все это богатство прилегало прямо к “горлышку”, которым заканчивался наш центральный домен. В этой сужающейся воронке с мешаниной кластеров мигающих, зависших, стандартных и черноты, артерией протекала река, связывающая по сути два домена. Эта река, или нанизанные на нее каскады озер, болот и кусков заливов, которые так любит стыковать Улей, назвали Меридианом. Все бы ничего, но Меридиан, по которому нам предстояло тащить в другой домен нашу “посылку”, отделял четвертый кластер от третьего. Соединяя их ровно посередине водной артерии автомобильным мостом из двух неравнозначных кусков. Дос прилетал с востока, а первые три с запада. И вот раз в полтора месяца к этому “Червертаку” стекались все кому неймется: от внешников, муров, стронгов, конфликтующих альянсов стабов Запада и Востока, и конечно мигрирующих тварей. Да и сам “Четвертак” приносил не много ни мало около миллиона душ, жадно перерабатываемых Стиксом.

Проблема была в том, что в радиусе двухсот километров не было ни одной более менее большой перезагрузки с коротким периодом и с достаточным количеством еды, чтобы прокормить успевших отожраться в Четвертаке зараженных. А это означало, что к началу следующей перезагрузки мигрировали к Четвертаку далеко не слабые твари.

И вот я лежу себе на крыше двенадцатиэтажки подгрузившегося первым Полигона, с которым прилетел кусок приволжского города, вместе с набережной и частью Саратовского водохранилища. Всего пару кварталов многоэтажек в западной части и сам полигон в восточной части кластера.

Мой наблюдательный пункт расположен фактически на границе с Цехом, которая проходила по проспекту Ленина, а за ним… За ним виднелись развалины прошлой загрузки Цеха. С него тянуло трупным застарелым запахом. К этой границе Полигона собралась толпа удивленных, но местами уже “поплывших” жителей. Так как период перезагрузки был достаточно большим, то и обращение шло в течении первых двух суток. И это было плохо. Бойня, которая вот вот должна была начаться, захватывала почти разумных людей. Нам предстояло наблюдать апокалипсис, в котором убивать будут людей, ещё говорящих и ещё что-то соображающих. Сначала закончится грызня за Полигон и его сокровища, а затем в городок хлынут зараженные и иммунные отморозки всех мастей, как плохих, так и условно хороших. А еще внешники обязательно придут собирать урожай потрохов с таких готовеньких честных рейдеров. За ними подтянутся стронги. И начнётся война.

Бой за полигон уже начался, кто там стрелял, в кого, было непонятно, да и для нашей задачи знать не нужно. В город уже втянулась колонна муров с одной стороны, а с другой заняли позиции бойцы Печкина, и целых три группы со стороны речного альянса независимых стабов, гордо именовавших себя “Анархисты”, расположенных вдоль Меридиана немногим дальше двухсот семидесяти километров южней Четвертака. Мне прекрасно были видны их позиции, но честно говоря ни вмешиваться, ни поддерживать кого-то смысла не было.

У нас груз, у них вечная война, у Стикса вечное изменение. И постоянное перетекание биомассы в желудки зараженных.

Я старался не смотреть на толпу, приблизившуюся к границе кластера. Там шумно обсуждали и предполагали. Иногда вспыхивали громкие разговоры, на грани ругани и даже пара потасовок. Задние напирали на передних, стремясь разгадать, куда подевалась часть города за проспектом, и почему там квартал, как после бомбежки. Передние, тщательно упирались, не стремясь перевалить через ровную линию границы кластера. Люди начинали бузотерить.

По большей части эти нервы обуславливались тем, что народ “плыл” к обращению. И процент агрессивных придурков рос с каждым часом. Не способствовала тишине и разумной деятельности приближающаяся с полигона стрельба. Вот-вот кто-то кого-то начнет кусать и заурчит…

И я вынужден был в своем убежище слушать гул нового мяса Стикса. “Гудят как пчелы” — усмехнулся я, подумав, что Улей не зря ульем называют. И ещё подумал, что не смотря на свой статус, совсем негоже забывать про правила, а вдруг там в толпе есть иммунные новички: Скинуть им что ли листовки? Порылся в рюкзаке, вытащил пачку листовок, и перегнувшись через парапет, швырнул их на головы, стоящих внизу людей. Ветер подхватил листы, расшвырял их в разные стороны, почти треть улетела на соседний кластер. “Тфу, ты” — проворчал я, но увидел, что кое-кто в толпе листочки всё-таки подобрал, а ещё минут через 15 несколько человек стали выбираться из толпы в город. “Ну вот, будем считать, что новичкам я все таки помог, поди зачтёт Улей” — одобрительно подумал я, и вернулся к созерцанию диспозиции, отслеживая где там мои парни.

Стабильный кластер, в котором остался наш “груз” находился в пяти километрах и прекрасно просматривался с моего наблюдательного пункта. Кусок сельской местности, видимо откуда-то из Ставрополья, с развалинами частного дома и старым садом в котором разрослись плодовые деревья, склоняя ветви к земле под грузом налитых спелостью плодов. Почти равнобедренный километровый треугольник. “Водники” бросили у развалин, но своих подопечных “Стабистов” и технику не разглядел, так как Бастард остался не только охранять, но и накрыть “невидимостью” наших пассажиров. Я вызвал Бастарда. В ответ в наушнике раздалось смачное чавканье. “Ты хоть мне набери груш, или чем ты там чавкаешь” — сказал я. В ухе хрюкнуло басом.

До перезагрузки Цеха оставалось еще восемь часов.

Оставшаяся тройка моих парней сейчас собирала на кластере технику, на которой нам нужно было прорваться через Цех и Учебку к мосту. Если бы мы были без пассажиров, то прогулка через Четвертак была бы даже приятной. Хабар нас не интересовал, а вот возможность отдохнуть в ещё живых городах, до того как там начнется бойня была вполне реальная. В Учебке обычно работало два ресторана, а в Цеху, самая что ни на есть баня с бассейном, массажным салоном и девицами с низкой социальной ответственностью, которым не надо было платить споранами за “любовь”. Достаточно было притащить никому не нужную бумагу и возможно на пару часов почувствовать себя в своем “старом” нормальном мире.

Конечно, все эти простые радости пользовались популярностью, но большинство рейдерских групп, как правило, стремились в этот момент не к утехам, а поближе к позициям, с которых можно было устранить соперников в деле добывания хабара.

Мне, Бастарду, Дарвину, Колумбу и Менделю было все равно до войн за плюшки, или стронгов с внешниками и мурами.

От размышлений отвлёк вызов:

— Командир, а Цех у нас решил загрузиться на час раньше, чем обычно, — доложил Колумб.

Я вздохнул, достал из чехла приготовленную палатку, надувной матрас. И принялся обустраивать свое место: впереди ожидалась перезагрузка Цеха, а за ней настоящая гроза с хорошим ливнем. Цех прилетал из конца апреля с холодным воздухом и высокой влажностью, а у нас стоял жаркий июнь Это столкновение заканчивалось хорошими шквалами и дождем, а в этот раз ещё и со стороны равнины шли низкие черные тучи. У Стикса кроме всего прочего, был и свой собственный климатический апокалипсис. Низкие тучи намекали на нехилое светопреставление.

Закончив с обустройством лежки, проверил своих парней. Дарвин с Колумбом караулили инкасаторскую службу. Мендель где-то гулял.

Для транспортировки груза было решено взять бронированную инкасаторскую машину из местных. Товарищи устроились с комфортом, напротив гаража в небольшой полуподвальной кафешке, явно набивая животы, пока персонал общепита ещё помнил как готовить и разговаривал осмыслено. Заверили меня, что “кадиллак” в порядке, “водятел” с ключами под присмотром и на прицеле, чтоб не сбежал, как заурчит. Я в ответ им похихикал, что мол ещё не ясно, заурчит ли водитель, и не придется ли к посылке еще и его тащить. И что если они его прихватят, будут сами ему сопли подтирать и рассказы рассказывать.

— Эй, Крузенштерны, человеки-параходы, — я если что, вашего новичка прихвачу. — вклинился в наш эфир Печкин.

Хороший ты мужик, Печкин, правильный, — похвалил его Колумб, — только вот закончишь когда-нибудь, спасая чужие жизни, да ещё неизвестно кого.

— Почему неизвестно? — уточнил Печкин, — ясно дело, людей спасаю. Я спасу, мурам меньше достанется, глядишь человека приведу. В Улье с настоящих людей то дефицит.

— А почему это мы человеки-пароходы? — переспросил Дарвин, — мы исследователи, я вот вообще биолог.

— А потому что вы в круизы ходите, как есть круизенштерны, а это и человек и пароход. Хотя в моем мире он парусник. Большой такой парусник, учебный. — ответил биологу Печкин.

Шутка была банальной и старой, но веяло от нее тем самым безопасным прошлым миром, так что снова вгруди зашевелилась позабыта на несколько лет тоска по нормальной, человеческой жизни. Я снова себя одернул:"Ох и накажет Улей за такое нарушение правил."

Мне с моей крыши позиция Печкина была видна как на ладони. Он прятался на небольшом холме, поросшем сиренью, через которую шла асфальтовая беговая дорожка. Так как его холм был почти у выхода к реке, народу рядом не наблюдалось. Зато с его позиции как раз было видно круговое кольцо на Жигулевском проспекте, по которому до сих пор полз какой то городской транспорт. И это несмотря на стрельбу, и общий порезанный за пределами Полигона пейзаж. Хотя к стрельбе здесь люди были привычные, а пейзаж. А что пейзаж? Люди этого кластера по большей части военные или около того. Сразу после тумана власть сказала “разбираемся” и “быть спокойными”, вот они и были спокойными.

— командир, с запада Ахтунг — пробасил Бастард, — около сотни зараженных, крупняк. А чуть левее — смотри колонна внешников с мурами.

Я посмотрел. С запада действительно прямо перед накатывающей волной низких грозовых туч по выбеленному солнцем полотну разного оттенка желтого степных кластеров, неслась толпа. Я посмотрел в прицел — ниже топтуна в толпе тварей не было. Чуть левей по довольно широкой лоскутной автостраде неслась колонна из пятнадцати единиц техники разной направленности: от тяжелых БТР, до рефрижераторов. Вдоль трассы сновали местные “шайтан” машины — пикапы с пулеметными гнездами. А сверху над колонной носились акулоподобные беспилотники. Две волны должны были сойтись прямо в горле Жигулевского проспекта. В колонне тварей явно заметили, и ускорились, чтобы завязать бой внутри застройки, а не в чистом поле. Твари тоже заметили людей, и тоже ускорились.

Я наблюдал, как два живых массива ворвались в окраины города, ударили друг по другу. И тут справа со стороны Полигона выползла ещё одна колонна машин с размалёванными бортами анархистской вольницы. Началось.

Стрельба на проспекте привела толпу жителей, стоящих под моей двенадцатиэтажкой в движение. Большая часть отхлынула, потянулась в город. Но остался с десяток человек, которые были явно имунными и не спешили присоединиться к бою, разгорающемуся на западе этого кластера. Я приник к прицелу винтовки, рассматривая разворачивающееся сражение. Два рубера налетели на рефрижератор, рвали обшивку больших машин. По ним отстреливались беспилотники, приводя в хлам собственную технику. Стая зараженных под предводительством почти элитника устремилась в хвост колонны, к машине связи. Туда же рванули пикапы.

С полигона на полном ходу в город ворвалась колонна анархистов. Впереди шёл карьерный самосвал с навешанным отвалом, сгребая машины с проспекта, освобождая проезд колонне. За ним шла установленная на гибриде карьерного самосвала “зушка”, расплёвывая очереди по беспилотникам внешников. Сверкало, гремело, дымилось, выли сирены сигналок машин, покореженных, сброшенных с проспекта. Расползались люди, а кто-то уже урчал и лез на агрессивную технику.

С запада сверкнула первая молния и громыхнуло, перекрывая канонаду. Закапали первые крупные капли дождя.

Вызвал парней:

— Колумб, как ваш кадиллак, готов? Вы бы под шумок убрали его,от греха подальше. Хотя до вас колонне ещё три квартала, но там же не только организованные анархисты, там и рейдеров всяких разных полно. Приберут технику.

— Окей, мы уже начали. Прибрали. Мы справа от ангара. А водятел скис. — ответил Колумб и я нашел их позицию. Инкасаторская машина спряталась за угол ангара, отгараживаясь от нашествия с запада.

Снова посмотрел в гущу боя. Твари разбегались вокруг уже двух колонн, плавно перемещаясь к позиции Печкина.

Машина связи внешников пока была активна. Беспилотники носились за зараженными, отстреливая боезапас. Отрабатывали пулеметы.

Я увидел как топтуна разорвал напополам снаряд недалеко от позиции Печкина.

— Печкин, приём — сказал я, и услышал отзыв, продолжил — к тебе тащатся Печкин, ты бы поостерегся.

В прицел разглядел, как Печкин поднял руку, в жесте “Понял. Принял”.

Тем временем гроза набрала полную силу. С неба сплошным потоком лилась ледяная вода. Потемнело. По улицам ветер нес всякий хлам, и шла к реке по улицам сплошным потоком вода. Но воюющие стороны небесные хляби не остановили. Так же как и оголодавших зараженных.

Мини орда втянулась в город, несясь по улицам и ловя пока ещё не спрятавшихся в укрытия людей. Колонна анархистов ввязалась в бой со стаей из трех руберов. Внешники добили элитника, но потеряли почти треть колонны.

Я поймал себя на мысли о том, что вся канитель: эти перестрелки, бои, орущие от ужаса и уже урчащие люди меня не трогают. Очерствел я похоже в Стиксе, раз душа моя не маялась от гибели ребенка, разорванного на куски его же урчащей мамашей. Дошёл уже до того, что разборки стронгов и муров, внешников и рейдеров меня совсем не беспокоят. Я просто рассматриваю диспозицию, видя как крохотные фигурки в прицеле падают или сбегают.

Однако бой приближался к лежке Печкина. И я сосредоточился на его позиции, перевел винтовку в автоматический режим. Печкин, в отличие от меня, переживал за людей и взял какую-то дурацкую миссию по спасению. Не то, чтобы его увлечение таскать из кластеров новичков меня привлекало. Просто, прожив в Улье почти семь лет, я впервые встречал такого вот чудака из старожилов, да ещё с эмоциями, героизмом и человеколюбием. И таскался Печкин на перезагрузку Четвертака регулярно. И выводил с кластеров новичков иногда по два десятка. И что примечательно, практически все его новички становились приличными людьми. В этом домене Улья было даже престижно быть крестником Печкина. У меня он вызывал уважение, у Клумба иронию, у Дарвина желание исследовать его таланты, у Менделя предложение организовать новую секту “Последователей Печкина”, а у Бастарда сыновье желание, так как последний был его крестиком, впрочем так же как и Колумб.

Ворчание Бастарда и вывело меня из созерцания.

— Антей, прикрой папашку Печкина, что-то не спокойно мне — сказал он.

— Понял, принял — ответил я, сменив созерцание на боевой режим.

Бой действительно очень нехорошо разворачивался, забирая в клещи позицию Печкина. С одной стороны тянулась колонна внешников, а с другой воевали со стаей зараженных во главе с рубером целых две ватаги трейсеров. Я успел отстрелять несколько зараженных, отработал по пикапам, опасно приближавшимся к холму. Но тут увидел как в Печкина попала очередь. Увидел как он вытянул из спец набора шприц со спеком, вколол его в бедро и обмяк.

Я выругался, но следующие десять минут был вынужден прикрывать неподвижное тело ото всех участников событий. Пока колонна не ушла вглубь города, оттянув на себя зараженных.

— Бастард, приём. Не уберег я Печкина, прилетело ему. Но он жив, только в отключке. Беда в том, что мы со своих позиций еще часа два не сдвинемся. Я то уж точно. Хотя сейчас попробую найти нашего эскулапа, может он до героя этого недоделанного доберется, пока тот не отошёл к Улью.

Бастард выругался. А я стал вызывать Менделя. Но тот отмалчивался. Нет, за цельность Менделя я не боялся. Это только глупые новички и не очень умные жители Улья могут посчитать лекаря, особенно лекаря со стажем, легкой добычей. Иногда даже муры считают, что попавший в лапы знахарь, что-то похожее на жителя стаба, обслуга и неумеха. Но умные люди не стали бы задирать любого целителя, надеясь на его немощность и безобидность. Тот кто умеет сращивать кости и сосуды, условным мановением рук, тот кто может накачивать энергией другого человека, ушедшего практически за грань — очень опасный человек. Так как любое из этих умений может иметь обратный ход.

Мендель супер бойцом не выглядел, он был худ, носил всякие яркие тряпки, которые больше подходили новичку, брился, в том числе гуляя по кластерам, хотя большинство рейдеров зарастали щетиной. А наш лекарь выглядел самым настоящим шалопаем новичком, разве что загар Стикса мог его выдать. Своим обманчивым видом он пользовался вводя в заблуждение всех, кого встречал. Никто не ожидал от голубоглазого, загорелого юнца лет этак 19, с соломенной челкой и бритыми висками какого-то подвоха. И обычно круто ошибался,насчет его безобидности.

Из всей нашей исследовательской группы Мендель был самым независимым. Он часто просто бродил по кластерам в одиночку, аргументируя и отстаивая свое право на одиночество тем, что “возьмешь вас с собой, придурков, а потом вместо познавательной приятной прогулки будешь или по кластерам таскать на носилках, или сращивать кости. Мне хватает этих развлечений в наших исследовательских рейдах…” — говорил он, укращая очередного напрашивающегося в попутчики эпитетами, раскрашивая и высмеивая все таланты последнего и его бесполезность.

Мне тоже доставалось, хотя именно я был его крестным. Но в рейды группы Мендель выходил, дело свое делал. Мне же его мотивация таскаться с исследовательской группой института была понятна. Он объяснял, что изучает и составляет какие-то там карты умений Стикса, разыскивает взаимосвязи и варианты даров. Мол всё это надо ему, и что на конференции целителей он тоже сделает доклад по своим наблюдениям. Они вот-вот разгадают загадки Стикса, и как он, Стикс, распределяет между иммунными дары. Хотя бы цель у человека есть. Уважаю.

Минут пятнадцать толку от вызова Менделя не было. Наконец я услышал тяжкий вздох человека, явно оторванного от какого то важного дела:

— Антей, нам торчать на этом кластере до перезагрузки Учебки. А ты издергал меня уже всего, хотя мы только только прибыли в это чудное место. Неужели вы боевики недоделанные, успели чем-то повредиться?

— Нет, о Великий эскулап, слава Стиксу, вся группа жива здорова, с костями, с оружием, и не поверишь даже с головами на месте. Тут Печкину прилетело. Видел как он вколол спек и обмяк. Ты бы подлечил нашего героя-спасателя, что ли.

Послышался глубокий вздох, Мендель проворчал:

— в каком месте лежит пациент?

Я обрисовал ему позицию Печкина, Мендель подтвердил, что спасателя иммунных не оставит без помощи и прямо сейчас, в течении минут двадцати или тридцати к пациенту прибудет. И отключился.

Я снова приник к прицелу, эти полчаса прогулки Менделя придется прикрывать несчастного Печкина. Вот интересно, а где его собственные бойцы?

Город уже урчал основательно, толпы потерявших разум бывших людей спешили на звук канонады. Собирались в группы по нескольку особей и тянулись за боем к границе Цеха. Я заметил, что среди вновь прибывших в Стикс уже есть прыгуны, есть и те, кто потерял штаны. Стикс начал перемалывать прибывшую биомассу, а его трапеза всегда благоухала одинаково. Я представил, как там пахнет внизу: сладковатым запахом смерти, внутренностей и экскрементов. Стикс жрал. Он урчал многоголосьем, и жевал тысячами челюстей, он раздавал дары, он приветствовал смелых, он благословлял отбросы, он наслаждался жестокостью. И раздавал бонусы новичкам.

Я заметил движение справа от Печкина в кустах палисадника старой хрущевки. Перевел прицел: в кустах прижимался к земле большой рыжий кот, а рядом с ним громоздились какая то куча. Кот внимательно осматривал пространство, перемещался на пять шесть метров до следующего укрытия и куча ползла за ним. Двое явно перемещались в сторону Печкина, а я размышлял стоит или не стоит прервать жизнь кучи, которая видимо все таки была человеком. Любопытство взяло верх. Недалеко от позиции Печкина куча поднялась с земли и превратилась в нечто: на тоненьких ножках что-то шарообразное в лохмотьях маскировочного костюма охотника натянутого на рыбацкий плащ, завершала конструкцию широкополая шляпа с антимоскитной сеткой.

Наткнувшись на почти упокоенного Печкина шарик на ножках застыл, а потом начал разоблачаться. Снял лохмотья, снял большой шарообразный рюкзак, шляпа с антикомариной сеткой при этом осталась на голове. Невообразимая глупость закрывающий обзор головной убор, но это существо явно не испытывало каких то неудобств и не думало совсем о безопасности.

Первым делом человек заинтересовался оружием Печкина. Потрогал клевец, ножи, связку гранат, и наконец заинтересовался винтовкой. Агрегат у Печкина был знатный, и огромный, не для всякого крепкого мужчины подходил. Таскать модифицированную в одном из миров СВ, с эксклюзивным пламегасителем, глушителем и обвесом может не всякий. Неудобное такое оружие, если ты конечно не снайпер. Для ближнего боя так совсем ни к чему. Но у Печкина было три таланта: соколиный глаз, умение управлять весом и маскировка. Если бы не его страстное увлечение спасением, он с ватагой был бы одним из лучших трейсеров. И, не побоюсь сказать, одним из лучших в этом домене снайперов, если бы кто-то взялся мерятся в Стиксе качеством умений пострелять.

Человечек со шляпой, закончив обзор добычи, надел винтовку как рюкзак: двумя широкими лямками через спину. Челюсть у меня так и отпала: винтовка торчала выше шляпы с сеткой, а приклад болтался чуть ниже того места, которое у нормальных людей чует все неприятности. Следующие действия шарика меня поставили в тупик. Он пытался надеть свой огромный рюкзак поверх винтовки. Из чего я сделал вывод, что это явно сумасшедший или реально крутой житель Стикса, типа нашего Менделя, ибо прикрывать оружие рюкзаком в условиях постоянно жрущего Стикса это явное самоубийство или…

Но тут человек меня снова удивил, ибо он попытался нагнуться к чему-то заинтересовавшему его, у него не получилось и он снова стал разоблачаться. Снял накидку, рюкзак, стянул винтовку и…вытащил по-моем флягу с живцом, которую Печкин таскал на поясном ремне. Шарик открутил крышку и налил пойло… коту! Затем сам хлебнул из фляги, и я подумал снова, что видимо человечек явно не новичок.

Но он вновь меня удивил: он поднял тревожный малый рюкзак Печкина, натянул его спереди и снова начал натягивать на себя свои пожитки, так же надев винтовку, а поверх нее свой рюкзак. Теперь его фигура стала полным шаром на хлипких ножках в лохмотьях.

Человечек и кот потеряли всякий интерес к Печкину и двинулись к набережной. Я снова подумал, что это явно новичок. Очень странный шарообразный новичок, потому что любой в Улье знает, что зараженные не любят воды, но берега водных преград становятся для них тропами миграций. Следующая остановка шарика в лохмотьях была у трупа топтуна, разорванного пополам. Человек снова все снял, а затем стал ковырять нарост на голове, и снова я предположил, что передо мной новичок из этого кластера. Шарик вставил нож, но видимо сил не хватало раскрыть нарост, он подобрал обломок кирпича, начал долбить по ножу. Глупый и сильно шумный новичок. Рядом с водой, без оружия шумный новичок, прямо таки громкое приглашение на обед для обитателей Стикса.

Но шарику снова повезло, им никто не заинтересовался. Закончив с шумной работой, он снова облачился в свои рюкзаки. Промелькнул рыжий кот и парочка потащилась к набережной.

В этот увлекательный момент из жизни Шариковых и кота, ожила связь. Я принял. Мендель добрался до Печкина и вызывал меня:

Антей, а куда этот спасатель подевал свою винтовку?

Ушла его винтовка, своими ногами, метрах в пятиста сейчас, двигается вдоль Меридиана — сказал я, — ты не поверишь, Мендель. Что я сейчас наблюдал. Даже стрелять не стал, ибо такой цирк Стикс показывает не часто.

Потом расскажешь, прикрой пока, а то я тут пациентом займусь, а на мои тылы кто-нибудь позарится.

Ой, Мендель, ты свои тылы то как сам оцениваешь? Пару килограмм маслов, и даже Улей не смог нарастить что-то приличное. Да любой рубер, глядя на тебя задумается об откорме, так как твои маслы могут его погубить во время приема пищи, да и ценности в твоих костях, кажется не много.

Мендель ничего не ответил, лишь показав какой-то странный жест рукой, нагнулся над Печкиным и занялся пациентом вплотную. Мне снова пришлось контролировать местность, и “шарика” из виду я потерял.

Следующие пятнадцать минут Мендель возился с Печкиным, а я гасил вокруг их позиции не нужное. Наконец эскулап проворчал по связи что пациент жив, и будет жить, и даже своими ногами дойдет, но не сейчас, а часика так через два. Пришлось мне уговаривать парней доехать на инкасаторской машине и забрать потерпевшего вместе с лекарем. Еще полчаса пришлось контролировать путь нашего броневичка. Затем парни прибрали Печкина, спрятали снова машину, ворча о том, что оставшиеся два часа могли бы провести не в душном фургоне, а в приличном месте.

Дело было сделано, и я снова зашарил по местности через прицел, отыскивая шарика с котом. Каково же было мое удивление, когда я увидел толпу падающих с причала лодочной станции зараженных, пытающихся допрыгнуть до катера, который странно дергался от неумелых взмахов гребца. Затем увидел как топтун прыгнул с понтона. зацепился за борт лодки, отчаянно ее накренив, а безумный новичок в шляпе стал колотить по борту.

Я прицелился, до катера было далеко, практически предел выстрела, даже с моим умением. Выстрелил. Несмотря на то, что пуля попала в шею топтуна на излете, удар по шейному наросту убивал любого зараженного.Топтун пошел ко дну.

Следующие пару часов я поглядывал на разлившийся в этом месте Меридиан, катер несло к группе стабильных кластеров, в трех километрах от нашего берега. Заметил, как он ткнулся в кусты, увидел как скрылся в небольшой прибрежной протоке. А Шарик то удачлив.