Война альтруистов

Евгений Александрович Норин

В 1877—1878 годах Россия на кончиках штыков принесла свободу балканским славянам. Эта война вошла и в нашу историю, и в нашу культуру: Плевна и Шипка, Скобелев и Гурко, «Баязет» и «Турецкий гамбит». Эта война вышла кровопролитной, динамичной и осталась необычайно ярким и драматическим сюжетом нашей истории.

ГЛАВА 2. ТЕМНЫЕ ВОДЫ ДУНАЯ

Середины для нас нет: или за Дунаем, или в воды Дуная — Драгомиров

План русского генштаба был решительным и даже дерзким. В каком-то смысле он напоминал позднейший шлиффеновский замысел войны против Франции. Русские не собирались лезть в «четырехугольник крепостей», теряя время и силы. К тому же подавляющее превосходство (даже монополия) турецкого флота на Черном море превращало любые операции у побережий в рискованную затею. Замысел состоял в том, чтобы обойти турецкие укрепления по дуге с запада, прикрыться от возможных ударов, перехватить балканские перевалы, преодолеть хребет и быстрым движением выйти к Константинополю. В целом план удался — правда, утратил одно из главных своих достоинств: быстроту операции.

Движение русских войск по Румынии до Дуная представлял собой не наступление, а марш с оружием на плече. Четыре корпусных колонны втянулись на чужую территорию. Дунай — весьма серьёзное препятствие. Южный берег высок, крут и господствует над северным. Река шириной в километр — превосходный естественный рубеж, и турки намеревались использовать все преимущества своего положения.

Кроме полевой армии офицеры султана рассчитывали на речную флотилию в два десятка броненосных судов. Однако здесь их ожидало полное фиаско. Русские заранее спланировали и форсирование Дуная, и действия против этой флотилии. Дунай блокировали минными заграждениями, для чего в Браилове устроили склад — оттуда ночами уходили для постановок маленькие пароходы и лодки. Сами мины выглядели довольно просто: герметичный бочонок со взрывчаткой подтапливался с помощью якоря. Фарватер засеивался в несколько рядов. Если турки обнаруживали работы и открывали огонь, по открывшимся батареям или мониторам тут же принимались стрелять русские орудия, установленные вдоль берега. Работы по устройству батарей приходилось вести в основном по ночам: при свете дня движение тут же вызывало стрельбу с другого берега или появление речного монитора. Но ход удался — русские командиры сумели расстановкой орудий по румынскому берегу и минированием почти парализовать движение на реке.

Своеобразный эпизод этой борьбы за воду: пока турки были заняты перестрелкой с батареями, хозяйственные матросы периодически наведывались на турецкий берег на пустых барках — пограбить турецкие склады с углем.

Разумеется, офицеры султана пытались противодействовать усилиям русских. Кроме небольших перестрелок эта борьба вылилась в настоящее сражение у острова Мачин, за которым был спрятан город и речной порт. 29 апреля броненосный паровой корвет «Люфти-Джелиль» попытался прорваться мимо русских позиций. Батарея поручика Самойло, оборудованная прямо на берегу, сначала пристрелялась, а потом выпалила одновременно из пушки и мортиры. Выстрел, несмотря на предельную дистанцию, получился образцовый: «Люфти-Джелиль» получил попадание в крюйт-камеру, взорвался и мгновенно затонул в облаках дыма и пара. Посланные к месту взрыва катера нашли в живых только одного матроса из всех 219 человек команды. Русские эвакуировали выжившего, забрали флаг и удалились. Все это происходило на глазах у румын, собравшихся посмотреть на бой.

Алексей Боголюбов, «Взрыв броненосца Люфти-Джелиль». Отлетающая дымовая труба — реальная деталь. Позднее ее нашли в доброй сотне метров от места гибели корабля

Две недели спустя лейтенанты Дубасов и Шестаков, командиры паровых катеров, окончательно соскучились от саперной работы на реке и задумали нахальную операцию против мониторов. Русские не располагали полноценными боевыми кораблями, но лейтенанты придумали способ управиться с неприятелем. Выбрав туманную и дождливую ночь, русские на четырех катерах вошли в Мачинский рукав, где расположились несколько турецких судов, включая монитор «Сейфи». Катера сумели подойти вплотную и подвести под монитор шестовые мины. Первый взрыв разваливает корму «Сейфи», фонтан воды окатывает Дубасова и его команду с ног до головы. Для верности лейтенант командует Шестакову, чтобы тот тащил свою мину. Турки пытаются стрелять в темноте, но одна пушка все время дает осечки, а другие не могут никуда попасть.

Второй взрыв. Монитор тонет с тяжелыми повреждениями, на катерах нет потерь. Правда, русским пришлось пережить несколько неприятных минут: на катере Шестакова пришлось очищать винты от застрявших между ними обломков турецкого судна, пока сам Шестаков палил по туркам из револьвера. С тонущего монитора катер осыпали ружейным огнем, но, по счастью, дело закончилось благополучно. Один из катеров получил попадание ядром в корму, но никого из моряков не задело.

Это сочетание минной войны с удачными диверсиями привело к практически полному прекращению турецкой активности на реке. Сухопутные войска могли заняться подготовкой к преодолению Дуная. На другом берегу башибузуки и черкесы жгли деревни, и вечерами с русской стороны реки видели зарево.

Турецкая стратегия строилась на реакции на действия русских — переправа наших сил через Дунай рассматривалась как нежелательное, но весьма вероятное зло. Принципиальная слабость такого подхода состоит в том, что дальнейшие шаги противника можно и не угадать.

В результате, имея лишь незначительный перевес в числе (а с учетом турецких резервов даже уступая), русские могли выбирать места атак и заставлять османов принимать бой на своих условиях. Мостов через Дунай на театре боевых действий не существовало, так что в любом случае предстояло форсирование реки. Заранее были приготовлены паровые катера, частью приобретены у румын переправочные средства, а разведка загодя определила наиболее удачное направление для перехода реки. Командование остановилось на районе Никополя.

Русские не пожалели усилий, чтобы скрыть настоящее место переправы. Перед тем как начать настоящее форсирование, решили провести высадку у Браилова. Реку преодолели практически без сопротивления, и даже соорудили мост — проблема была в том, что он никуда не вел: турецкий берег как раз подтопило разливом Дуная. Вскоре еще один небольшой отряд высадился у Галаца. Попытки турок сбросить его в воду не увенчались успехом. Русские не только удержались на плацдарме, но даже захватили Буджакские высоты напротив.

Итак, одна из наших колонн успешно преодолела реку. Однако основным силам предстояло миновать вражеские укрепрайоны и перейти Дунай значительно западнее, в районе Систово, примерно в 40 верстах от Никополя.

Операция у Галаца совершенно запутала турок. Теперь русские должны были сделать решительный шаг. Авангардом при переправе командовал Михаил Иванович Драгомиров. Много изучавший иностранные армии, поездивший по театрам военных действий Европы в качестве наблюдателя, он не имел пока опыта командования крупными силами в бою, но теперь проявил себя блестяще. После того как турки оказались окончательно дезориентированы, дивизия Драгомирова сорвалась с места и начала переправляться у Систово. Против 16 батальонов и 6 эскадронов Драгомирова оборонялся единственный батальон и один эскадрон турок, но вскоре предстояло ожидать турецкий отряд, дежуривший неподалеку. Драгомиров тщательно провел рекогносцировку перед финальным броском, в десанте каждый знал свой маневр. Солдаты располагались на ночлег без палаток, в садах, причем им велели без нужды не показываться на открытом месте. Детали операции даже императору сообщили всего за 5 часов до ее начала, а за два дня береговые батареи начали обстрелы по всему дунайскому берегу, маскируя реальный район высадки. Понтонеры выдвигались к назначенному месту в величайшей тайне, прикрываясь домами и заборами. В маскировочных мероприятиях участвовал даже император: он выехал к Никополю и гарцевал с эскортом на кургане, пока батареи остервенело били по турецкому берегу.

Драгомиров. Портрет кисти И. Репина

В это время у Систово подходили к концу последние приготовления. Перед наступлением Драгомиров обратился к солдатам с короткой речью: «Отбоя или отступления не будет. Фронт всегда там, где неприятель».

15 июня в час ночи русские начали переходить Дунай. Солдаты грузились на понтоны и катера в черной зимней униформе — чтобы не выделяться в темноте. Единственным человеком в белом был генерал Скобелев, не имевший никакого задания и пошедший с десантниками добровольцем. Несмотря на яркий лунный свет, русские долго оставались невидимы для неприятеля: их скрывала тень от высот на южном берегу. Вскоре Луну закрыли тучи. В кромешной тьме лодки пробирались к берегу. Говорить запрещалось, плыли в молчании. Общим ориентиром стала лощина, где в Дунай впадает ручей Текир-дере: в этом месте склоны относительно пологие. На середине реки, у острова, три понтона сели на мель, но солдаты сдвинули их руками.

Николай Дмитриев-Оренбургский, «Переправа русской армии через Дунай у Зимницы 15 июня 1877 года»

Когда первым лодкам оставалось до берега всего несколько сот шагов, десант заметили. Поднялась пальба, сначала робкая, затем все более активная. Лодки и понтоны уже ударялись о берег. Бой шел сначала в виноградниках и на склонах небольшой лощины, затем переместился дальше от берега. Ружейной и пушечной стрельбой турки потопили понтон с парой гаубиц (часть людей, к счастью, вытащили из воды плывшие мимо уральские казаки), но Волынский полк и казачьи части почти сразу захватили плацдарм. По ночному времени централизованное управление высадкой быстро рухнуло, но благодаря тщательной подготовке русские и в ночной темноте атаковали решительно и успешно. Командование взяли на себя поручики и капитаны, подходящие турецкие отряды расстреливали в упор импровизированные тактические группы пехотинцев, казаков и артиллеристов. Даже Скобелев, несмотря на генеральский чин, был в этой команде скорее первым среди равных. Михаил Дмитриевич в принципе не кланялся пулям, и лично водил людей в штыки. Лодки и понтоны приставали в разных местах и в разное время, солдаты и офицеры перемешивались, но тут же присоединялись к первым попавшимся отрядам. Сразу образовались три очага боя: группа штабс-капитана Остапова на полверсты западнее лощины, потом сотня казаков-пластунов, и прямо у Текир-дере — отряд капитана Фока. Еще две роты вышли на берег восточнее. Непрерывно прибывали новые группы. Все эти отряды вели самостоятельные бои, но поскольку офицеры и солдаты знали общий замысел, взаимодействие наладилось на удивление легко, причем наступление не могла замедлить даже гибель офицеров, руководивших тем или иным отрядом.

На берегу повсюду шли рукопашные. Противники выскакивали друг на друга из темноты и тумана, и для многих эта встреча оказывалась последней. Один из солдат потом вспоминал, как уже насаженный на штык турок еще пытался зарезать его ножом. Бойца спас случившийся рядом офицер, который дострелил османа из револьвера. В какой-то момент турки почти прорвались к берегу, но в этот момент высадилась сводная рота гвардии. Капитан Фок тут же забрал ее себе и со всеми, кто еще держался на ногах, пошел в рукопашную. Турок отбросили.

С другого берега Дуная навесом била артиллерия, подавляя турецкие батареи. Турецкие отряды, стекавшиеся к плацдарму со всех сторон, начали обстреливать реку, и вторая волна десанта пострадала сильнее, чем первая: в телах некоторых солдат потом найдут по десятку пуль. Вода вокруг понтонов кипела от выстрелов. Некоторые лодки сносило течением: там не осталось живых людей. Но это была уже агония: плацдарм попал в руки победителей, а на южный берег прибывали все новые батальоны. К рассвету в лощине, где высаживались основные силы, не осталось ни одного живого турка. Последние выжившие отстреливались из мельницы и сдались только после того, как здание подожгли. Окончательно надежды турок утопить десантников в Дунае разрушились с рассветом, когда на место прибыл пароход с баржами. Через реку перешла сразу стрелковая бригада. Турецкая артиллерия оказалась почти подавлена. Какая-то пушка принялась стрелять по перевязочному пункту на острове, но ее быстро подбили, уложив рядом расчет. Драгомиров появился на плацдарме под утро, взял короткую паузу для организации атаки, а затем русские рванулись на Систовские высоты, которые очистили в коротком отчаянном бою. После полудня болгары в Систово увидели израненных турецких солдат, беспорядочно бегущих через город, а в два часа дня ликующие толпы уже встречали русских. Минский и Волынский полки в этом сражении заслужили георгиевские трубы, и заслужили сполна: войска действовали без понукания, решительно, инициативно, и за 14 часов обесценили Дунай как оборонительный рубеж. Победители потеряли 324 человека погибшими и 381 ранеными. Турецкие потери неизвестны.

Николай Дмитриев-Оренбургский, «Штыковой бой на Систовских высотах»

Почему русские так эффектно преодолели мощную водную преграду? Систовское сражение подтверждает старую истину: важнейший этап боя — подготовка к нему, причем не только перед самим сражением, но и много заранее — на этапе обучения солдат и офицеров. Нельзя не отметить дерзости, даже гусарства Драгомирова. Командующий дивизией настолько хорошо обучил солдат и офицеров в мирное время и настолько успешно подготовил высадку, что мог себе позволить атаку в кромешной тьме, рассчитывая, что рядовые и младшие офицеры будут действовать успешно даже при фактическом отсутствии управления. Еще за 11 дней до переправы Драгомиров отдал приказ по дивизии, содержавший такой пассаж:

«Никогда не забывать объявлять перед делом, что собираемся делать. Последний солдат должен знать, куда и зачем он идет. Тогда если начальник и будет убит, людям не только не теряться, но еще с большим ожесточением лезть вперед».

И действительно, импровизированные группы, «боевые артели», как называл их сам Драгомиров, полностью оправдали надежды. Инженерное обеспечение операции, предварительная разведка, маскировка, которую организовали с почти маниакальной тщательностью — все, что могло быть сделано заранее, было сделано заранее. В результате сложнейшая операция увенчалась полным успехом.

Пока инженеры наводили мосты к дунайскому плацдарму, пока на южный берег подтягивались основные силы корпуса, а затем и всей армии, отдельную — и как оказалось позднее, важнейшую для хода войны — операцию провел генерал Иосиф Гурко. Его Передовой отряд (16 тысяч солдат, 32 пушки) выделили для захвата важнейшего из перевалов через Балканы — Шипки. Решение, опять-таки, решительное и наглое: Гурко предстояло действовать в отрыве от основных сил армии и перехватить важнейший пункт, за который турки не могли драться иначе как со всей яростью.

Иосиф Гурко

К тому моменту Гурко уже более двадцати лет тщетно бегал за войной. В 1848 году поручиком лейб-гусарского полка он не смог поучаствовать в экспедиции в Венгрию, во время Крымской кампании попросился в Севастополь, но пока переучивался на пехотного офицера, бои закончились. Однако теперь он догнал главную войну в своей жизни.

22 июня Передовой отряд вышел в путь, а уже 25 числа вступил в Тырнов, старую столицу Болгарии. Турки оказали очень слабое сопротивление.

В Болгарии русских встречали с восторгом. При детальном рассмотрении картина была, конечно, намного сложнее, и счастье нельзя назвать всеобщим. В Болгарии хватало и местных мусульман, и турецких поселенцев, и просто тех, кто вел с турками дела. Для них наступали трудные времена. С другой стороны, для множества болгарских беженцев, искавших за Дунаем спасения от резни, приход русских означал возможность вернуться домой. Впрочем, Болгария радовалась: после зверств башибузуков мудрено было не радоваться приходу избавителей. Александр Верещагин (брат знаменитого художника) писал:

«Казалось, собрался народ со всей Болгарии. Куда ни глянь — всюду болгары, одетые в праздничные наряды… Солнце ярко освещало нескончаемую вереницу наших воинов, покрытых пылью, рядом с которыми шагали болгары — от мала до велика, с сияющими от радости лицами.»

Николай Дмитриев-Оренбургский, «Въезд Николая Николаевича в Тырново 30 июня 1877 г.»

Русских, которых забрасывали цветами и наперебой зазывали на постой, эта картина необычайно трогала. Один из участников даже заметил, что «каждый из нас пережил лучшие минуты своей жизни». Что до болгар, то один из очевидцев так описал прибывший в его городок отряд казанских драгун и донцов:

Это были люди не от мира сего. Какие-то неземные существа, посланные нам самим богом, чтобы спасти нас. Все мы плакали от радости, что наконец дождались наших освободителей.

Эмоции комментатора легко объяснить: с другой стороны к городку шли башибузуки. Прибытие регулярной конницы с артиллерией превращало эту атаку на город в безнадёжное дело.

Необходимо отдать болгарам должное: они не просто восторгались, но и старались сами поучаствовать в процессе собственного освобождения. Еще до вступления русских в глубину Болгарии началось формирование болгарского ополчения, которое вскоре примет деятельное участие в боях.

Примечательно, что средства на закупку вооружения и экипировки для ополченцев собирались в России частными лицами, а знамя им подарили монахини из Самары. Формирование болгарских отрядов легло на плечи Николая Столетова. Этот командир изначально не собирался связывать жизнь с армией. После гимназии Столетов поступил на физико-математический факультет Московского университета, но окончив его тут же уехал вольноопределяющимся в Крым, где прошел через Инкерманскую битву и 4-й бастион. После Крыма он взял себе привычку никогда не упускать случая попасть в огонь. Столетов сражался с горцами на Кавказе, ездил с дипломатическими поручениями в Персию и Афганистан, руководил географической экспедицией на Амударье, дрался с племенами Туркестана… Физика, которой он обучался в университете, в итоге осталась на долю младшего брата Александра, ставшего знаменитым ученым.

Под руководством Столетова болгарское ополчение формировалось неплохими темпами. Туда стекались вышедшие из лесов повстанцы, добровольцы-болгары, воевавшие в Сербии, местные жители и даже русские. В короткий срок удалось сколотить боеспособное формирование более чем в 7 тысяч штыков. Рассчитывали, правда, на большее, но это уже был неплохой результат.

Между тем Гурко в Тырнове не мог почивать на лаврах. Пока отряд наслаждался короткой передышкой в городе, вперед отправились разведчики — переодетый крестьянином князь Церетелев в сопровождении болгар. Их задачей было добыть сведения о проходимости и охране перевалов через Балканский хребет в южную Болгарию. Чудо — один из перевалов, Хаинбоаз, оказался брошен турками. Правда, спуск на южную сторону представлял собой узенькую, едва проходимую тропу. При неоценимой помощи болгар под началом местного вождя повстанцев Панайота Хитова (его люди кормили армию, чинили и улучшали дороги, поставляли вьючных животных и сами шли проводниками и носильщиками), Хаинбоаз прошли — козьими тропами, всего в три дня. По дороге колонна только разрасталась за счет местных волонтеров. Теперь Передовой отряд находился на южной стороне хребта и мог атаковать главную цель — Шипку. Скатившись с перевала, Гурко начал с разгрома небольшого турецкого отряда и внезапно занял собственно село Шипка. За 6 дней русские сделали 120 верст — невеликое достижение на равнине, но в горах самый предел возможностей.

Атака на сам перевал поначалу не задалась. Однако сам факт появления крупного русского отряда южнее хребта так подействовал на турок, что те сбежали и отошли по горным тропам, оставив 400 пленных, крупповские пушки и сам перевал в качестве приза. Вскоре подошёл Скобелев, который вел отряд на Шипку с севера. Ценой 400 убитых и раненых Гурко овладел ключевой позицией всего театра боевых действий. Однако даже он еще не подозревал, насколько упорным будет сражение за перевал.

Конец ознакомительного фрагмента.