Брисбен

Евгений Водолазкин, 2018

Евгений Водолазкин в своем новом романе «Брисбен» продолжает истории героев («Лавр», «Авиатор»), судьба которых – как в античной трагедии – вдруг и сразу меняется. Глеб Яновский – музыкант-виртуоз – на пике успеха теряет возможность выступать из-за болезни и пытается найти иной смысл жизни, новую точку опоры. В этом ему помогает… прошлое – он пытается собрать воедино воспоминания о киевском детстве в семидесятые, о юности в Ленинграде, настоящем в Германии и снова в Киеве уже в двухтысячные. Только Брисбена нет среди этих путешествий по жизни. Да и есть ли такой город на самом деле? Или это просто мираж, мечтания, утопический идеал, музыка сфер?

15.09.12, Мюнхен

Дом на улице Ам Блютенринг. В вечернем окне отражаемся мы с Катариной. Катей. Я сижу за письменным столом, а Катя стоит сзади, положив мне руку на плечо. На столе горит лампа, и в ее желтом свете отражение в окне сказочно красиво. Окрашенные лампой, мы напоминаем себе старую фотографию и смотримся слегка посмертно. Собственно, в гостиной висит картина с такой же композицией (включая отражение), но мы предпочитаем воссоздавать ее ежевечерне. Ценим детали — поворот головы, изгиб руки, положение пальцев на плече.

— Тебе уже давно пора проверить руку, — говорит Катя.

— Пора.

В малахитовом письменном приборе нахожу зажигалку и щелкаю. В окне появляется еще одна светлая точка.

— Барбара поможет. Она договорится у себя в клинике.

— Давай уж как-нибудь без Барбары.

Катя касается губами моей макушки и грустно выдыхает. Я чувствую, как по волосам разливается тепло. Меня раздражает, что по любому поводу всплывает ее сестра Барбара. Высокая рыжая немка с громким голосом. У нее всё чрезмерно: голос, смех, движения. Она к тому же любит выпить.

Спустя час, как по заказу, приходит Барбара, уже навеселе. Мне нужно срочно ответить на несколько писем, и я ухожу в другую комнату. Вернувшись, вижу Катю и Барбару за бутылкой водки. Называю их интерес к алкоголю нездоровым. Катя, оправдываясь, начинает говорить о каком-то сегодняшнем поводе, но ее перебивает Барбара.

— Повод, друг мой, один: отсутствие детей. И всё, что нам остается, — это проявлять интерес к алкоголю. И плакать. — Она вытирает платком глаза. — Мокрыми слезами.

С Катей мы говорим по-русски. С Барбарой так не получается. Перейдя на немецкий, я обретаю решительность. Водку выливаю в раковину, а пьяную Барбару, несмотря на ее размеры, отрываю от пола и несу на диван. Она называет меня брутальным русским типом, но эта брутальность ей, в общем, по душе. На диване Барбара оказывает некоторое сопротивление. Смиряя женщину, сажусь на нее верхом и сообщаю ей, что она пьяница. Что они обе пьяницы.

— Возможно, — отвечает Барбара. — Но посмотри зато, что мы пьем: чисто русский напиток. Потому что, даже проявляя нездоровые интересы, хотим произвести на тебя благоприятное впечатление.

— У вас это всё равно не получится.

Барбара, сестре:

— Похоже, его сердца мы так не завоюем. А жаль…

Катя вздыхает.

— Увы. Но, может быть, — она поднимает указательный палец, — может быть! — мы завоюем сердце русского писателя, который к нам приезжает.

Взгляд Барбары полон удивления.

— Русский писатель?

— Его зовут Нестор. — Катя гладит себя по воображаемой бороде. — Он будет писать о Глебе книгу.

— Уже пишет, — говорю сердито.

— Уже пишет! — Барбара всплескивает руками. — Как это своевременно!

— Мы договорились, что раз в два-три месяца Глеб будет присылать ему билеты, и Нестор сможет прилетать к нам. Они будут заниматься книгой. — Указательными пальцами Катя рисует книгу в воздухе.

— К нам сможет прилетать русский писатель! — Барбара съезжает на пол и прислоняется спиной к дивану. Делает несколько журавлиных взмахов. — Это замечательно! Это просто даже прекрасно, когда может прилетать русский писатель!