Авалон-2314

Евгений Гаркушев, 2014

Далекое будущее… Кровопролитные войны и экологическая катастрофа поставили человечество на грань вымирания, но выход был найден. Корпорация «Авалон» разработала технологию воскрешения давно умерших людей. Но выходцев из прошлого на Земле 2314 года не ждут райские кущи. Воскрешенным самим приходится зарабатывать на жизнь. Великий философ Фридрих Ницше оказывается на свалке. Он не желает бороться за существование по правилам жесткого мира будущего, предпочитая оказаться в самом низу. Но в покое Ницше не оставляют. На него начинается самая настоящая охота…

Часть вторая

Современность

Пробив две дыры в банке с тушенкой, Хонгр положил ее на угли догорающего с ночи костра, присел, вороша палкой жар. Что за радость разводить овец, а при этом питаться клонированной говядиной из жестянки? Но свежего мяса хотелось не настолько, чтобы убить овцу, освежевать ее и съесть. Если бы от этого зависела жизнь, Хонгр, конечно, недрогнувшей рукой перерезал бы все стадо. Но губить овцу ради одного шашлыка не стоило…

Сзади хрустнул под чьей-то ногой сучок. Метрах в пятнадцати. Хонгр напрягся, но не подал вида, что услышал. А спустя пару секунд упал на бок, перекатился к сосне и схватил автомат. Обернулся, готовясь дернуть спусковой крючок, и увидел высокого небритого мужчину в плаще цвета хаки. Оружия у него в руках не было. Под плащом, скорее всего, оно имелось.

— Эй, эй, я ничего плохого не сделаю, — заявил мужчина. Голос его был неприятным. Почему — сказать сложно. Не низкий, не высокий, без акцента, он как-то фальшиво звучал.

— Надеюсь, не сделаешь, — буркнул Хонгр. — Ты кто такой?

— Соратник.

— Чей?

— Твой.

— Овец пасешь, что ли? Не видал я тебя прежде.

— Благословенны долгие летние дни под Недонгом, — заявил незваный гость.

Кодовую фразу для связного Хонгр выдумал и сказал Баду Райману сам. Значит, действительно соратник? Или соответствующие службы подслушали, вычислили, выпытали, а теперь прислали к нему подсадного? Нет, слишком сложно. Зачем? Если бы его вычислили, просто арестовали бы.

— Не скажу, что рад тебя видеть, но дело превыше всего, — сказал Хонгр. — Что нужно?

— Перекантоваться у тебя.

— Другого места не нашлось?

— Ты, я смотрю, гостям не рад…

— Незваный гость хуже татарина.

— База-то не твоя. Общественная.

— А я тебя выгоняю? — хмыкнул Хонгр. — Вроде нет. Но и радости от встречи не испытываю. Мог бы связаться заранее, а не подкрадываться, как на охоте. И вообще, я мог тут не один быть.

— Да будь хоть втроем, — раздраженно бросил мужчина. — Меня, кстати, зовут Минтимером. Только сокращать не надо, не люблю.

— Так ты и правда татарин? — слегка смутился Хонгр.

— Для тебя это так важно? Мне вот все равно, бурят ты, калмык или монгол.

— Присаживайся, будем завтракать, — сменил гнев на милость Хонгр. И правда, отчего он взъелся на соратника? Нехорошо!

— Давно бы так, — хмыкнул Минтимер.

Он расстегнул плащ, присел на жухлую траву, вытянул ноги в сапогах до колена. Под плащом оказались два пистолета с длинными стволами и несколько увесистых гранат. Вряд ли этим арсенал исчерпывался. За голенищем наверняка имелся кинжал, в рукаве — или граната, или метательный нож, или самострел…

— Зачем так вооружился? — поинтересовался Хонгр, хотя, конечно, спрашивать не следовало. Но он просто не знал, о чем еще говорить с соратником, и хотел загладить вину за недоброжелательную встречу.

— Дела, — бросил Минтимер. — Ты тоже с автоматом не расстаешься, как я погляжу.

— Здесь многие ходят с оружием. Волки пошаливают, даже тигры порой забредают. Камеры слежения есть не везде, всякое случается.

— А мне предстоит акция. Один не слишком опытный человек не довел до конца нужное дело. Придется подчищать хвосты.

— Надеюсь, не здесь?

— Не здесь. Но поблизости.

Разговор Хонгру не понравился. Мир велик, людей в нем много, а дел еще больше, но этого бойца прислали не по его душу?.. Хотя что ему мешало бросить гранату сразу? Может, его подозревают и Минтимер — инспектор, который должен решить его судьбу и вынести приговор?

Из отверстий в банке с тушенкой полезли пузырьки — мясо хорошо разогрелось.

— Миска есть? — спросил Хонгр гостя.

— Обижаешь, — усмехнулся тот. — И миска, и ложка, и то, что нужно к обеду.

Минтимер поднялся, сходил в лес и вернулся с вместительным вещмешком, откуда вынул посуду и бутылку водки.

— Я с утра не пью, — сказал Хонгр.

— А за знакомство?

— Может, отложим на вечер?

— Это у тебя будет вечер. У меня вечер уже сейчас. Я сюда, между прочим, на баллистическом снаряде вместо посылки прилетел, — объявил Минтимер. — У меня душа требует.

— Тогда наливай, — Хонгр заранее поморщился.

* * *

Кофе в маленьком кафе на рижской улице оказался на удивление вкусным, но сидеть было холодно даже под тентом. Дима заказал рюмку коньяку, но не согрелся, а только захотел спать. Может, его новая знакомая подсыпает что-то в еду или питье? Все время то хочется спать, то чудится что-то странное. Взять хоть этих «монахов» в деревянных башмаках или его воспоминание о пробуждении в Москве, когда он на самом деле был в Риге. Галлюцинации? Бред?

А планирующееся путешествие на Марс? Ольга, наверное, шутит. Интересно, она сумасшедшая или постоянно под кайфом?

— Как будете платить? — поинтересовался официант, когда Дима встал, чтобы помочь подняться своей спутнице. На бейдже официанта было написано: «Алексей». Стало быть, русский. Говорят, в Риге много русских, едва ли не половина всех жителей.

— Как? — повторил вопрос Соловей. Хотя бывало, что он платил сам, угощали его еще чаще, поэтому смущения певец не испытывал.

— Карточкой, — мило улыбнулась Оля. — Пожалуйста.

Официант взял карточку, приложил ее к портативному устройству, закрепленному на поясе. Устройство недовольно запищало, огоньки на нем загорелись красным.

— У вас нет денег, — скорбным голосом заявил официант. — Кредит исчерпан. Наличные?

— Тоже нет, — испуганно ответила Ольга.

— Хорошо, заплатите позже.

— Отлично! — возликовал Соловей.

— После того как я вызову полицию. Составим протокол, оформим сумму претензий, штраф — и можете быть свободны.

— Но нам нельзя в полицию! — едва не заплакала Оля. — Можно, мы расплатимся как-то по-другому, Алексей?

— Как же, интересно? — осведомился официант.

— Дима — популярный эстрадный певец. Разрешите ему спеть рядом с вашим кафе? Мало того, что он заработает деньги, он еще и привлечет внимание к заведению.

— Лишь бы он привлек хорошее внимание, — хмыкнул официант. — Что ж, только не пытайтесь сбежать. Ваши физиономии записаны камерой наблюдения. Если вы смоетесь по-тихому, я подам заявление в полицию, и штрафом вы не отделаетесь.

Дима надулся — когда он был маленький, отец в таких случаях говорил: «Надулся, как мышь на крупу». Соловей был крайне зол. Раздражен сложившейся ситуацией, тем, что у Ольги не оказалось денег, тем, что так нагло ведет себя официант… Почему он здесь командует? Вопросы с нерадивыми клиентами должен решать управляющий! Хотя легче ли им будет, если позовут еще и управляющего?

— Пожалуйста, Дима! Спой! — попросила Ольга.

— Нет. Я не какой-нибудь кабачный лабух.

— А ты споешь на улице! Для людей!

Соловей мялся. Выбора, собственно, не было. Но почему эта дуреха решила, что ему сразу начнут платить? Набросают в шляпу мелочи… или не набросают — то-то будет позор!

— Я прошу тебя… — молила девушка.

— Да уж что-то предпринимать надо, — подбодрил нерадивого клиента официант.

Дима криво улыбнулся, поднялся, пробормотал:

— А что? И спою. Осчастливлю народец. У вас система караоке есть?

— Есть, — ответил официант. — Пользование — два евро в час.

— А мы сколько должны за обед?

— Четырнадцать евро.

— Как говорил мой приятель Коля Онопко, «сгорела хата — гори и сарай». Тащите свое караоке на улицу. У вас что-то из моих песен есть?

Официант смерил незадачливого посетителя оценивающим взглядом:

— Странные вопросы задаете, молодой человек. Вам виднее. Если в Сети ваши песни имеются, равно как их минусовки или фонограммы, — значит, и у нас в караоке они будут. База-то общепланетная, не для одного нашего аппарата, а?

— Есть. В Сети все есть! — воскликнула Оля. — И у меня с собой тоже… Помогите нам, пожалуйста, Алексей!

— Чего не сделаешь ради клиента… Особенно если он неплатежеспособен.

* * *

Вывеска на старом пятиэтажном здании с бледно-голубыми стенами и зеркальными окнами гласила: «Комиссариат полиции». Коридоры в комиссариате выглядели мрачновато, людей внутри оказалось немного. Задержанных я вообще не увидел. Впрочем, кто мог принять за задержанного меня? Наручники не надели, руки за спину не заломили. Один человек идет впереди, двое сзади.

Но какое убийство и где я мог совершить? Меня воскресили вчера! Неужели они об этом не знают? Наверняка выяснили, если обращаются ко мне по фамилии. С современной компьютерной базой и системами наблюдения можно следить за каждым шагом человека и знать о нем все. Так чего же от меня хотят?

Может быть, они собираются инкриминировать мне какой-то эпизод из прошлой жизни? Но я никогда никого не убивал — ни в целях самообороны, ни случайно, не говоря уже о хладнокровно задуманной расправе…

Повернули налево, прошли дальше. Дверь в один из кабинетов была широко открыта, прямоугольник белого света падал в сумрачный коридор. За металлопластиковым столом у дальней стены кабинета сидела девушка. Была она малосимпатичной, хоть и молодой. Светлые, почти белые волосы, собранные в хвост, не очень выразительные глаза, нос и рот великоваты — словом, черты лица слишком резкие, не женственные. Синяя блузка с капитанскими погонами совсем не шла девушке, но она носила ее с гордо поднятой головой. Я бы не удивился, если бы узнал, что и колготки офицера полиции синие.

Крупный парень в форме без погон зашел в кабинет вместе со мной, присел на стул у стены, остальные двое остались в коридоре, прикрыв дверь. Мне указали на стул посреди комнаты. Стул оказался жестким, металлическим.

— Гражданин Гончаров? Следователь Круглова. Комиссар полиции.

— Рад познакомиться, госпожа Круглова.

— Предпочитаю, чтобы меня называли комиссар, — сухо бросила девушка. — Особой радости не испытываю.

— Как вам будет угодно, комиссар.

— Хочу сообщить вам, что вы обвиняетесь в убийстве гражданина Сергея Крушинина, гражданин Гончаров.

Девушка сделала паузу, я тоже молчал. Собственно, что я могу сообщить по данному поводу?

— Вы не хотите признать свою вину?

— Нет, конечно. Понятия не имею, кто такой Крушинин, а также кто и когда его убил. Вы, наверное, не в курсе, что меня только вчера воскресили? Я еще не разобрался в том, как устроен современный мир, какие здесь законы. Так что мне довольно трудно навредить кому бы то ни было, разве что случайно.

— А вы бы хотели?

— Что хотел? Разобраться в ситуации?

— Нет, навредить кому-то.

— Вряд ли.

— То есть маловероятно, но возможно?

— У меня есть привычка не зарекаться. К чему весь этот разговор, комиссар? Пока что я никому не причинил зла.

— Для только что восстановленной личности ваша активность удивительна. И факт остается фактом: Сергей Крушинин убит, вы находились неподалеку. Хотя ни одна из камер слежения не зафиксировала выстрела, трассеры ваших имплантатов дают четкую и недвусмысленную информацию — вы были рядом.

— Рядом с кем? Где? Когда? И что же, больше вокруг никого не оказалось?

— Практически никого.

— Странно.

— Ничего странного. Удивительно другое — заявление о том, что вы не знали Крушинина. Ваше досье утверждает, что вы одноклассники. Вместе учились в школе.

— Мое досье? — удивился я.

— Для того чтобы воскресить человека, нужно многое о нем знать, — объяснила Круглова. — Мы затребовали открытые данные проекта «Авалон» и получили недвусмысленную информацию: Крушинин знаком вам по прошлой жизни. Вы оказались в одном месте в одно время, знали друг друга — значит, у вас вполне могло возникнуть желание убить одноклассника. Старые размолвки, личная неприязнь — не знаю, что произошло, но Крушинин мертв, а вы живы.

Одноклассник — другое дело. Хотя я учился в школе слишком давно… Не то чтобы я отчетливо представил Сергея, но припомнил, что у меня действительно имелся такой соученик. Мы не были слишком дружны в школе и после нее не встречались. Немудрено, что имя и фамилия ничего не сказали мне сразу.

— Да, теперь вспомнил, — сообщил я следователю.

— Тогда расскажите, как и зачем вы его убили, — оживилась комиссар.

— Вы неправильно меня поняли. Я вспомнил человека, но не знал, что он тоже воскрешен, и тем более не имею никакого отношения к его убийству.

— Трудно поверить. Вы вполне могли встретиться с ним в вирте, назначить встречу, а потом застрелить.

— При помощи чего, скажите на милость? У меня что, пистолет в кармане? Ружье за плечом?

— Нет, оружия при вас нет, сканер на входе в комиссариат не обнаружил его наличия. Но вы имели достаточно времени, чтобы спрятать или выбросить орудие преступления. Утопить в озере, например, или выбросить из мобиля в поле.

— А где бы я сейчас нашел пистолет или из чего там убили Крушинина?

— Откопали в схроне, который, вполне возможно, сами обустроили еще в прошлой жизни. Оружие в смазке может лежать очень долго.

— Триста лет?

— Я не проверяла, — не стала настаивать комиссар. — Но мы пошлем запрос экспертам.

— И этот схрон — или даже склад оружия — я организовал триста лет назад, с целью воскреснуть и сразу же убить Сергея Крушинина? Не кажется ли вам, что для этого я должен обладать нечеловеческой предусмотрительностью?

— Возможно, вам просто повезло.

— В чем?!

Я попытался подвинуть стул, но он оказался привинченным к полу. Следователь испуганно отшатнулась, а рослый сотрудник полиции привстал, когда я шевельнулся.

— Не кричите, гражданин Гончаров. Вы на допросе, — поморщилась комиссар, застыдившись своего испуга. — Оружие вы могли спрятать для других целей или купить. Все покупается и продается, нужно только знать каналы.

— Но я их не знаю!

— Голословное утверждение.

— А презумпция невиновности уже не действует?

— Действует. Именно поэтому мы с вами беседуем, в противном случае дело уже передали бы в суд. Понимаете, в Крушинина просто некому было стрелять, кроме вас. Сознайтесь, и дело значительно упростится.

— Где, по крайней мере, я его застрелил, по вашему мнению? Может быть, меня там и вовсе не было или у меня случился приступ лунатизма…

— Ага, ближе к делу! — обрадовалась Круглова. — Похвально, что вы готовы сотрудничать со следствием. А Крушинина застрелили меньше часа назад, на берегу озера. Того самого, с которого вы только что вернулись! Так что отвертеться не удастся. Место открытое, посещают его редко.

Современная полиция работает более чем оперативно! Пока я ехал, они обнаружили труп, выяснили, кто был в районе озера, нашли и арестовали меня… Жаль только, вся их активность не принесет пользы.

— Видите ли, госпожа… Простите, комиссар Круглова. Теперь я припоминаю некоторые странности в своей прогулке.

— Отлично, — ободряюще произнесла следователь.

— Я слышал три выстрела. Сначала один и спустя несколько секунд еще два. Но они прозвучали поодаль. Я даже не понял где. Сам я в это время гулял в пальмовой роще и не был уверен, что слышу именно выстрелы. Поэтому и не насторожился.

— Вот как? Слышали, но ничего не видели… А зачем вы пошли в рощу?

— Я же сказал: гулял. Любовался природой. Слушал шум ветра. Едва не наступил на змею…

— Вы говорите иносказательно?

— Нет, конечно. В траве пряталась змея. Яркая. Наверное, из Индии приползла.

Круглова нахмурилась:

— Медицинский трассер ваших имплантатов показывает ваше местоположение с интервалом в пять минут. Теоретически вы вполне могли быть в пальмовой роще… А потом подняться на пригорок и расстрелять Крушинина из винтовки или даже из пистолета — если вы хорошо стреляете.

— Я стреляю посредственно.

— Еще одно голословное утверждение. Даже если вы и не стреляли никогда, несколько занятий в виртуальном тире с сеансом обучающей терапии, и вы сможете стрелять без промаха.

— Надеюсь, вы найдете доказательства того, что я не подвергался подобным процедурам.

— Запрос уже сделан, — сообщила следователь. — Но трудно будет доказать, что вы не проходили стрелковую подготовку нигде. Вот если нам удастся узнать, где вы обучались стрелять, — дело другое. Это станет практически неоспоримой уликой.

— Можно задать вопрос? — спросил я. — Зачем на озеро поехал сам Крушинин? Вы не узнали?

— Мы не можем выяснить, зачем туда отправились вы, хотя и нашли вас сразу же. А Крушинин мертв, если помните.

— Моя мотивация незатейлива. Поддался ностальгии, решил побродить по полянам детства.

— Кстати, ностальгия может послужить и мотивом для убийства! — Комиссар как-то хищно оскалилась.

Ко всему прочему у нее были кривые зубы. Ладно, пусть внешность ее устраивала. Но зубы можно было поправить еще в мое время. Неужели сейчас нет хороших стоматологов?

— И еще, только сейчас сообразил. Зачем мне его убивать, когда его снова могут воскресить? — поинтересовался я.

Следователь даже покраснела от негодования:

— Не прикидывайтесь, гражданин Гончаров!

— В каком смысле — не прикидывайтесь? Его что, нельзя теперь воскресить?

— Можно. Но не сразу. И вы прекрасно осведомлены, зачем сейчас убивают людей. Об этом написано в брошюрах для вновь воскрешенных.

— Не добрался до такого места, поэтому вынужден вас огорчить — понятия не имею.

— Значит, вы все-таки упорствуете? Вынуждена препроводить вас в изолированную камеру без возможности подключения к виртуальному пространству. До получения ордера от судьи.

— Я имею право на адвоката? На звонок сыну или внуку? Знаете ли, я еще не вполне хорошо ориентируюсь в современном мире.

— Все вы так говорите, — заявила комиссар. — А три четверти преступлений совершается воскрешенными. И чем дальше в прошлое, тем тяжелее проступки.

— Значит, меня будут судить без адвоката и расстреляют на рассвете?

— Не юродствуйте, Гончаров. Максимум, что вам грозит, — три года исправительных работ и возмещение ущерба «Авалону». Но в случае чистосердечного признания наказание будет мягче. Особенно учитывая ваше положение. Вы еще не вполне освоились и не привыкли к современным реалиям.

— Но я правда его не убивал!

— В камеру!

Меня вывели из кабинета.

* * *

Видно, Минтимер за день действительно устал. Выпив пару рюмок водки, он расслабился. Взгляд соратника стал задумчивым, изучающим.

— Ты-то как, против кого борешься? — спросил он Хонгра, поддевая ложкой кусочек тушенки вместе с дрожащим прозрачным желе.

— Я — за свободу, — ответил революционер, подбрасывая в костер несколько тоненьких веточек. Сухое дерево сразу вспыхнуло ярким бездымным пламенем. — Свобода превыше всего.

— За свободу… Красиво звучит. Только совсем непонятно. Свобода ведь у каждого своя. А большой свободе не очень-то и нужно, чтобы за нее боролись. Она, свобода, не сама по себе, а вместе с нами. Она есть, когда каждый свободен или когда ты сам свободен, если на то пошло… Так что бороться можно против кого-то, а не за кого-то. Ты же не Робин Гуд?

— Нет, я не Робин Гуд. Хотя в экспроприациях участвовать приходилось. На нужды партии.

— Даже так? — Минтимер взглянул на Хонгра уважительно. — Ну да, ты, наверное, из седого прошлого… Двадцатый век?

— Нет. Я жил позже. Вырос в Калмыкии, потом мы дрались за независимость Тибета. Среди соратников было много буддистов. Они верили в перерождение. Как оказалось, не зря. Но в тот раз китайцы победили, подмяли Тибет под себя. Я узнал об этом только теперь — тогда дела шли совсем неплохо, казалось, победа не за горами. Обидно, что мы погибали зря…

— Тибет — всего лишь пешка в игре. Хоть и на ключевой клетке, — хмыкнул Минтимер. — Все человечество хотят подмять под себя. Понимаешь?

— Понимаю, — слегка удивился Хонгр. Неужели гость хочет прочесть ему лекцию по современному мироустройству?

— А кто — понимаешь?

— Машины? — предположил Хонгр. — Или интегрированная в электронное правительство элита, трехсотлетние старики, которые хотят, чтобы люди жили по их воле? Я не до конца разобрался. Меня воскресили и забросили сюда, на точку, приказали не высовываться. Но я наблюдаю, анализирую. Иногда кажется, что дела обстоят не так уж и мрачно, а иногда, наоборот, думаю, что наше дело безнадежно. Людям нравится жить так, как они живут. Нет революционной ситуации. И искусственно ее не создать…

— А кто тебе приказал законспирироваться? Соратники?

— Человек, которому я всецело доверяю. Учитель.

— Интересно…

Еще бы не интересно! Но рассказывать о генерале Ли здесь и сейчас Хонгр не хотел. Слишком личное. Недаром этого невысокого сухого мужчину, знатока восточных единоборств и интеллектуала, сравнивали с Че Геварой — он мог увлечь людей за собой. И на шестнадцатилетнего Хонгра в прошлой жизни Ли произвел неизгладимое впечатление.

А потом была учеба, служба в бригаде, партийная работа, разработка операций, бои… Столько всего — на целую жизнь хватит. Если бы Хонгра не убили молодым, если бы они все же дошли до Лхасы и подняли над монастырями и дворцами треугольные алые стяги — что бы он делал дальше? Отправился бы вместе с генералом воевать за интересы аборигенов Австралии? Или за независимость островов Полинезии? Че Гевара в свое время сложил голову в Боливии, а генерал Ли просто исчез. Наверное, его достал тайный убийца… В исторических источниках сведений о гибели генерала не имелось. Ли пропал после тибетской войны неведомо где.

Жаль, конечно, что освободить Тибет так и не удалось. Американцы договорились с китайцами, Россия сохраняла нейтралитет, у арабских государств хватало своих проблем, — и повстанческая армия, оставшаяся без новой техники и регулярных поставок боеприпасов, была разгромлена регулярными войсками Китая… Генерал отступал с боями до самого Ирана — и вдруг исчез.

— Сам-то ты откуда? — спросил Хонгр гостя, подразумевая прежде всего время, а потом уж страну.

— Я с Луны, — ответил Минтимер. — Там тоже дела творятся, скажу я тебе.

— Что за дела?

— Узнаешь в свое время, — пообещал татарин. — Хотя лучше бы тебе об этом и не знать.

— Все так мрачно?

— Зависит от точки зрения. Ладно, я подремлю, если ты не против… Посторожишь?

— Да здесь никого не бывает почти никогда.

— И все равно. Мне нельзя попадаться. И расслабляться нельзя.

Хонгр хмыкнул, поднялся, взял с травы автомат, положил его на согнутую руку.

— Хватит, чтобы защититься от наших врагов?

— Вполне, — ответил Минтимер. — Вот лифтами я не пользуюсь. Да и такси не слишком доверяю. Запросто могут перехватить и доставить куда-то совсем не туда, куда нужно. А лазерный резак не всегда под рукой, да и камер слежения кругом навалом: каждый поднимет панику, когда ты будешь из такси не через дверь выбираться. Да, здесь почти безопасно… Не будут же в нас со спутника из лазера палить? Из пушки по воробьям.

Коммуникатор Хонгра завибрировал.

— Извини, — бросил он соратнику, отходя в сторону. Минтимер криво усмехнулся, словно бы подразумевая: понимаю, как ты соблюдаешь режим секретности, но спрашивать ничего не стал и дожидаться Хонгра тоже. Отвернулся и прилег на траву.

Вызов был от Лилии.

— Привет! Мы с Александром ждем тебя завтра в гости. Сам доберешься?

— Разумеется, — ответил Хонгр.

Приглашение теперь было совсем некстати, но не мог же он отказаться? Никак не мог…

— Отлично! — улыбнулась Лилия. — Будет много интересных ребят и девчонок. Как знать — может, встретишь свою судьбу.

— Даже так? — Хонгр хмыкнул.

— Может, и так. А может, и нет. Как получится.

— Ты-то меня будешь ждать?

— Я? — Лилия улыбнулась: — Еще бы.

— А Александр?

— Ты ему понравился. Он считает тебя забавным.

Хонгр помялся несколько мгновений, потом спросил:

— Нас сейчас никто не слышит?

— Надеюсь на это, — загадочно улыбнулась девушка. — А ты хочешь поведать мне какой-то секрет?

— Нет. Задать вопрос. Зачем ты обнимала меня на глазах у Александра?

Лилия хихикнула:

— Мне так захотелось.

— И его не возмутило твое поведение?

— С чего вдруг? Я ведь не ревную его к бывшим подружкам, которых хоть пруд пруди. Да и у нас с тобой отношения чисто романтические, ведь так?

— Романтические? — На душе у Хонгра потеплело.

— А какие же еще?

— Да, пожалуй, так. И это здорово.

— Конечно, — улыбнулась Лилия. — Ну, пока. Ждем тебя вечером, часов в шесть. Приносить ничего не надо, только хорошее настроение.

— Надеюсь, у меня его будет в избытке, — не слишком уверенно заявил Хонгр.

* * *

Официант помог Соловью и Ольге выставить на улицу небольшую колонку, подключенную к усилителю, вручил певцу радиомикрофон и предложил:

— Пойте!

Оля забрала у Димы телефон и прокричала в него:

— Дорогие друзья! Вам представилась уникальная и единственная возможность услышать грандиозного певца, суперзвезду двадцать первого века Диму Соловья! Уличный концерт — специально по заявке кафе «Три кружечки эля»! Не проходите мимо, слушайте!

Соловей получил микрофон обратно и с удивлением обнаружил, что люди, падкие до развлечений, начали подтягиваться к кафе. Вроде бы на площади было совсем мало народа, но вот человек десять уже стояли в кругу и ждали его песен.

Дима приосанился, откашлялся и махнул Оле рукой.

— Что ставить? — спросила девушка.

— Давай «Мою любовь», — предложил Соловей. — Начнем с классики.

— Заряжаю.

Знакомые аккорды прямо-таки обрушились на площадь. Колонка, хоть и маленькая, звучала неплохо.

Дима запел:

Моя любовь — как капля виски.

Сегодня ты увидишь близко

Ее… Е… Е…

О детка!

Моя любовь — как лучик солнца.

Сейчас ты выглянешь в оконце

И поймешь ее! Е… Е…

О детка!

О! О! О!

Нам будет хорошо вдвоем!

Последний куплет повторялся раз десять на разные голоса — в этом Соловей был мастер. Зрители приняли песню с восторгом, начали хлопать неистово, будто на настоящем концерте.

Ольга воспользовалась энтузиазмом публики. Забрав у Димы микрофон, она объявила:

— Если хотите, чтобы концерт продолжился, собираем пожертвования. Кто сколько сможет — но от размера гонорара будет зависеть настроение звезды! Подходим, не скупимся!

В руках девушки появился небольшой аппарат размером с пачку сигарет, куда зрители начали засовывать свои кредитные карточки. Автомат мигал синими огнями и довольно пищал, когда его «кормили». Публики становилось все больше.

— А ведь я и здесь буду стадионы собирать, — обратился к подруге Соловей, отодвинув микрофон подальше. — Ну-ка, врубай следующую. Например, «Ласкового Соловья».

— Пой, Димочка! Покажи им, что такое настоящий голос и настоящая пластика!

Если бы у Димы был хвост, он бы его распушил. Пришлось ограничиться широко расправленными плечами и горделиво поднятой головой.

* * *

Камера предварительного заключения оказалась коробкой с обшитыми стальными листами стенами. Надо полагать, железо здесь было нужно не для того, чтобы преступник не прогрыз стену, а для того, чтобы экранировать радиоволны.

Забавно начинается новая жизнь. Прежде, когда законы были гораздо суровее — во всяком случае, за убийство давали, как правило, не три года исправительных работ, — мне в тюрьму попадать не доводилось. А сейчас — пожалуйста…

Что скажет Никита? Что подумает Кирилл? А Вита? У меня с ней свидание вечером. Вряд ли к тому времени меня вытащат из этой коробки.

Интересно, есть ли в моих имплантатах хоть какая-то база данных? Я обратился к системе. Ничего! Во встроенных накопителях памяти было зарезервировано много свободного пространства, но почти все диски — по привычке я называл зоны памяти именно так — были пусты. Одиноко болталась лишь папка с музыкой, которую прислал мне Кирилл. Но слушать музыку мысленно, через имплантаты, все равно что напевать про себя. Занятие не слишком здоровое.

Благодаря довольно-таки комфортному заточению — мебель в камере стояла вполне приличная, пластиковая, плюс питьевой фонтанчик, да и воздух свежий — у меня появилось время поразмыслить над случившимся. Насколько характерны убийства для современного общества? Этого я не знал. По логике, продвинувшиеся так далеко вперед люди должны научиться уважать жизнь других. Ведь они даже воскрешают предков… Но процесс убийства стал обратимым. Сейчас убить — почти то же самое, что сильно избить кого-то, твердо зная, что вреда здоровья противника это не принесет, только боль. Плюс расходы государства по воскрешению личности. Убийство из разряда уголовного преступления переходит в раздел злостного хулиганства с экономическими последствиями.

А почему за него так мало дают? Всего три года исправительных работ? Может быть, все зависит от способа и цели убийства? И от того, кто и кого убил? Скажем, люди двадцатого века могут стрелять друг в друга сколько угодно — им не привыкать… Если следовать логике наших потомков, конечно. И если у них действительно такая логика.

Но дело даже не в этом. Почему Крушинин оказался там же, где и я? Давно ли его воскресили? Кому понадобилась его временная смерть? Нет ответа. Трагическая случайность — слишком простое объяснение. Не разумнее ли допустить, что и меня, и Крушинина в Киселево заманили? С помощью воздействия на подсознание, например. Ведь логично предположить, что тот, кто может воскресить человека вместе со всей его памятью, может эту память и подправить…

Додумать мне не дали. Клацнул электрический замок на двери камеры, вошел Никита.

— Что случилось, папа?

— Замели. Дело шьют, — усмехнулся я.

— Ты что, в самом деле кого-то грохнул?

— Зачем?! Никого я не трогал. Поехал прогуляться за город. И вот…

Из-за плеча сына выглянула некрасивая девушка-следователь, которая любила, когда ее называли комиссаром.

— Любые ваши показания могут быть истолкованы против вас, гражданин Гончаров, — сообщила она. — Беседа с сыном записывается.

— Не сомневался.

— Пройдемте в комнату для допросов. Там я задам вам еще несколько вопросов и отпущу до выяснения обстоятельств дела. Гражданина Никиту Гончарова попрошу подождать нас в холле. Вы убедились, что с вашим отцом все в порядке, гражданин Гончаров?

— Можно сказать, да, — ответил Никита. — С тобой все в порядке, отец?

— Не знаю. Наверное. Ты поступил на работу?

— Да. Меня приняли.

— Вот и отлично.

— Еще бы, — подтвердила следователь. — Иначе поручительство гражданина Гончарова-младшего не было бы принято во внимание судом. Полные гражданские права имеют только работающие граждане.

— Полагаю, нашлись бы желающие поручиться за моего отца, — нахмурился Никита. — Он не одинок в мире.

— Может быть, — не стала спорить комиссар. — Оставьте нас, гражданин Гончаров. Мне нужно побеседовать с подозреваемым.

Никита ушел дальше по коридору, мы с девушкой-комиссаром вошли в кабинет, где меня допрашивали.

— Следствию стали известны новые факты, — сообщила Круглова, глядя мне прямо в глаза. — Вы посещали церковь. Ставили там свечи.

— Неужели и это преступление? — Я начал раздражаться.

— Нет. Но выглядит странно. Вы словно замаливали свои грехи.

— А по-вашему, у меня нет грехов? И, если на то пошло, у вас нет? Вы готовы бросить камень?

— Какой камень?

— Первый.

— Ах, вы в этом смысле… — Комиссар нервно дернула плечом, ее некрасивое лицо исказилось. — Я на службе и попрошу оставить ваши намеки, гражданин Гончаров. Вы обвиняетесь в совершении преступления, а не я. Свечи вы ставили до того, как был убит Крушинин. Значит, планировали убийство заранее?

— Никого и никогда не убивал, — повторил я. — И не планировал.

— Готовы ли вы подвергнуться сканированию памяти?

— Не знаю, что это значит. После консультации с внуком — возможно, буду готов. Пока никаких гарантий не даю.

Круглова нахмурилась:

— Что ж, срок вашего задержания подошел к концу. Но я получила в суде разрешение прикрепить к вам виртуального сопровождающего. Куда бы вы ни пошли, он будет с вами. Как в реальном пространстве, так и в виртуальном. Все ваши разговоры будут записываться, вы не сможете замести следы.

— Это законно?

— Конечно.

— Тогда что я могу иметь против? Прикрепляйте.

— Сделано. Вы свободны. В комиссариат полиции вы должны являться по первому требованию, в противном случае снова можете быть подвергнуты аресту.

— Мне, надо полагать, не следует уезжать из города?

— Почему? — Круглова впервые за время нашей беседы удивилась и от этого стала немного симпатичнее. — Отправляйтесь хоть на Луну. Но будьте готовы связаться с комиссариатом в любое время. Допросить вас я могу и в виртуальном пространстве. А если следствие потребует технических манипуляций, вы можете явиться в любой комиссариат в пределах Солнечной системы, даже на Марсе. Только полагаю, до Марса вы в ближайшее время не доберетесь. Билет дорог.

— Спасибо за пояснения. С вами было приятно работать, госпожа Круглова.

— Комиссар, — поправила меня девушка.

— Комиссар Круглова, — улыбнулся я.

Следователь не улыбнулась мне в ответ. То ли из-за служебного рвения, то ли потому, что не хотела лишний раз показывать кривые зубы. На самом деле мне стало жаль несчастную девушку. Хотя, может быть, у нее за плечами сто лет допросов?.. А если так, то еще жальче…

* * *

В Улан-Баторе Хонгр прежде ни разу не был — в точку базирования он, как и Минтимер, прибыл в баллистической капсуле. Город оказался большим, но большим в старом понимании — много зданий, громоздящихся неподалеку друг от друга, совсем мало небоскребов. Одна стеклянная башня стояла неподалеку от вокзала трансконтинентальной струнной дороги, другая — поодаль, возле холма, сливаясь с ним. В целом же казалось, что город словно и не вышел из двадцать второго века — та же архитектура, те же люди на улицах.

Сверившись с навигатором, Хонгр пересел в городское такси и отправился в салон мобильной техники на Третьей Русской улице. Большой ангар, покрытый полупрозрачными солнечными батареями, вмещал порядком автомобилей, воздушных катеров, личных мобилей и мотоциклов. Двухколесная техника сразу бросалась в глаза, да и для горных дорог мотоцикл весьма подходил, но Хонгр решил, что на мотоцикле он будет выглядеть несолидно. К тому же, хотя на мотоциклах и есть автопилот, полноценно отдохнуть в седле вряд ли удастся, поэтому мимо «Хонд» и «Харлеев» пришлось пройти.

Воздушные катера стоили дорого, но не это было главным препятствием для покупки — слишком четко отслеживались транспортной системой все полеты. Интеллект летательных аппаратов сопоставим с человеческим, они никогда не теряют связи с диспетчером. Присутствие постоянного соглядатая Хонгру было ни к чему, равно как и полеты по расписанию. А раскодировать управление и стереть данные с управляющего блока можно, только имея специальные навыки, да и то ненадолго — вычислят и поймают. Неподключенный к системе управления воздушный катер — летающая бомба.

Джипы выглядели солидно и тоже неплохо подходили для горных дорог. Большие колеса, прочные корпуса, мощные очертания… Но джип Хонгру не хотелось. Может быть, джипы не привлекали его потому, что напоминали военную технику, а душа хотела праздника.

И праздник нашелся. В дальнем углу ангара стоял открытый «Мазерати» стального цвета. Хонгр заметил автомобиль и понял, что всегда мечтал о таком. Стремительные, хищные очертания, широкие колеса, мощный и в то же время изящный корпус, яркий красный трезубец на капоте…

— На «Мазерати» скидка, — объявил продавец-консультант, появившийся перед Хонгром словно из ниоткуда. — Их производит наш завод в Улан-Баторе.

— В Улан-Баторе? — поразился Хонгр.

— Итальянцы и русские теперь клепают мобили, — с оттенком легкого презрения сообщил консультант. — В Европе на такой машине просто негде ездить — все застроено, все ползают между домов по струнам-паутинкам. Дороги остались только в Азии да в Австралии. В Африке и Южной Америке сплошь заповедники, в Европе и Северной Америке — муравейники. На юге Китая и на полуостровах тоже не развернешься, но Монголия, Тибет и Сибирь способны предоставить дороги для этого роскошного автомобиля, чуда автомобилестроения нашего века. Расход водорода — полтора литра на сто километров, мощность — четыреста лошадиных сил, просвет между днищем и дорогой изменяется. Несмотря на то что «Мазерати» — спортивный, можно сказать, гоночный автомобиль, он способен преображаться в вездеход. Система климат-контроля с воздушной квазикрышей, разумеется, тоже есть. Продемонстрировать?

— Чуть позже. А почему вы измеряете мощность в лошадиных силах, а не в киловаттах? — поинтересовался Хонгр.

— Это же «Мазерати»! Компания, основанная в начале двадцатого века! Тогда о киловаттах слыхом не слыхивали. Все ездили на лошадях.

— Правда? — заинтересовался Хонгр. Он представил своего кумира, Че Гевару, на лошади — образ вышел вполне гармоничным. Потом вообразил его же в автомобиле — никаких противоречий. Наверное, и в самом деле ездили и так, и эдак…

Цена автомобиля оказалась высокой, но приемлемой. Соратники обеспечили Хонгру достаточную кредитную линию для того, чтобы он мог позволить себе большие траты. Поэтому спустя десять минут революционер смог испытать забытые ощущения поездки за рулем.

Конечно, «Мазерати» мог управляться автопилотом, более того, в некоторых случаях автопилот имел приоритет — общество не могло позволить водителю-новичку совершить аварию. Но пока автомобиль не угрожал окружающим, на нем можно было ехать как угодно. И разгоняясь до двухсот километров в час, и в левом ряду, и резко тормозя, и набирая скорость.

Водородные заправки в Улан-Баторе имелись только в двух местах. Навигатор автомобиля снабдил Хонгра необходимой информацией, и скоро пятидесятилитровый бак «Мазерати» был полон — хватит, чтобы доехать до Москвы. Но в Москву Хонгр пока не собирался…

Теперь можно было и приодеться — не являться же в гости в охотничьем костюме цвета хаки? Заехав в один из модных бутиков в центре города, Хонгр купил голубые джинсы, белую хлопчатобумажную рубашку и легкие удобные мокасины серого цвета. Даже дышать стало легче — городской воздух был горячим, а сложная система кондиционирования воздуха над открытым автомобилем только усугубляла контраст.

Оставалось найти цветы. Магазин в подвале, на который указала навигационная система, предлагал широкий выбор. Хонгр решил остановиться на классических розах — правда, не голландских, а северокорейских. Продавец предложил поместить цветы в стазис, но Хонгр отказался — до дома Александра ехать каких-то десять километров по ровной дороге. Жил приятель Лилии на окраине, в коттедже.

Довольный покупками, Хонгр расслабился, можно даже сказать — разнежился. Он чувствовал себя бойцом на пенсии, командиром большого отряда в стране победившей революции. Даже мини-гранату не стал перекладывать из кармана куртки в новые брюки, а автомат еще утром остался на базе. Да и что проку от автомата в городе, где камеры наблюдения на каждом шагу?

Расслабился Хонгр непозволительно. Когда он удобно устроился за рулем, ворохом бросив пятнадцать роз на заднее сиденье, по капоту автомобиля застучали отлакированные ноготки. Хонгр поднял глаза и увидел стройную блондинку в облегающем зеленом платье, с усмешкой разглядывающую его.

Конец ознакомительного фрагмента.