Дом, пропахший валерьянкой

Евгений Гузеев (2015)

«Дом, пропахший валерьянкой» — новый роман автора, написанный, как и предыдущие в социально-юмористическом книги, жанре фантастики, доступном широкому читателю. Время и место событий — смешение эпох, чуть странный альтернативный мир, недавно пережитый нами, и тот, о которой мы знаем по произведениям дореволюционных классиков. Главные герои — девушка и два молодых человека, которые на протяжении всего романа пытаются разобраться в своих чувствах друг к другу. Каждый из них проходит свой путь для достижения этой цели со своими забавными приключениями, водевильными сценами и почти детективными историями. Отношения в романе не ограничивается классическим треугольником: по мере появления новых лиц, возникают иные геометрические фигуры.

Глава VIII

Был вечер, но в это время года в Петербурге окна почти не хмурились даже ночью. Софи появилась в прихожей и решительно растолкала Фрола, спящего на своем сундуке садче дитя невинного. Было слышно, как Аксинья на кухне домывала посуду, засучив рукава и напевая песню Пахмутовой.

— Фу, накурил тут опять, сколько раз говорила, ходи на улицу или дыми хотя бы в форточку на кухне. Что ни говори, все втупе. Не слишком ли рано спать завалился? — сказала с некоторым раздражением в голосе Софи проснувшемуся и опешившему от неожиданного пробуждения Фролу. — Закладывай Москвича, поедем скоро, отвезешь меня на Невский.

— Это мы щас, это мы мигом… Я вот только… А дымно — так это не я с папиросами-то, вот те звезда, Софья Александровна, это все гости ваши тут надымивши-насоривши, — начал было оправдываться Фрол, но Софья Александровна уже нашла другую причину придраться к слуге.

— Ты что ж это, дубина этакая, в костюме новом спать завалился? Для этого ль я тебе его справила? Манжеты вон на два вершка, новые, а уже грязью покрылись. Весь перемятый. Что ж это, Надежда Пречистая, творится-то? Барышнику сто целковых почитай отдала, чтоб прислуга моя парадной выглядела. Нет, честное слово мое, отправлю тебя обратно в деревню в наш колхоз к батюшке с матушкой, будешь там за сохой ходить босиком по земле в старой посконной рубахе, да вспоминать каким дураком был.

— Не гневайтесь, Софья Александровна. Я ж спервоначалу и хотел было платье поменять. Думаете охота мне в ентом ходить да потеть, тем более почивать? Да вот задремал до бессознательности, вестимо, от гостей ваших уставши, — ответил Фрол, особо не испугавшись, ибо знал нрав хозяйки — таких угроз он слышал от Софьи Александровны по дюжине за неделю.

— От гостей моих… Нечего Лазаря-то со мной петь. Наедков да напитков набрался, что от них остались, вот и отключился.

— Это вы напрасно, Софья Александровна, не обижайте. Мне ведь нынче еда не идет на ум.

— Ну уж впрямь не идет тебе на ум… На тебя и не похоже. Не влюбился ли чаем?

— Вот, то-то и оно, матушка, влюбимши мы. Именно. Послал бы ее, любовь эту, ко всем нелегким, да вот никак не выходит пока, лежит на сердце и огнем горит. Нейдет зараза прочь, хоть чем ее.

— Ах вот оно что… Ну, и кто она, счастливая избранница?

— Ой, не спрашивайте, Софья Александровна. Так уж угораздило нашего брата, что не знаем как выпутаться. Страх как полюбил.

— Да рассказывай, дурень ты этакий, будешь тут за моей спиной тайные любовные интриги разводить. Ну, признавайся, кто ж такая?

— Институтка одна, Варей зовут. Дочь она столоначальника горуправы.

— Ого, эк ты, батюшка, замахнулся! Ну, слава Ильичу, что хоть не из семьи какого-нибудь там тайного партийного советника политбюро. Но тебе и эта многовато будет. Нашел бы швею какую-нибудь или прачку.

— А то.

— Как же ты с ней в таком мятом костюме собираешься встречаться?

— Да Аксинья погладит, ей это раз плюнуть.

— Ну вот. У тебя почитай две жены уже, одна любит, другая гладит.

— Это точно, кажись вроде как две и получается.

— Где же ты ее нашел барышню-красавицу свою и чем привлек? Смотри мне, гарем только не заведи.

— Гарем? Не-е-е, девка она здоровая. А нашел то где? Да смотрю идет — барышня как барышня, ну в кринолинке, в мантильке. Шляпка на ней. А тут ветер подул — она и улетела.

— Барышня, что ли, улетела?

— Да не барышня, шляпка. Я за ней, она от меня.

— Барышня, что ли?

— Не, это я за шляпкой побежавши был, ну и столкнулся со своей Варей, сбил ее, уронил как бы.

— Так что она, шляпка-то, обратно прилетела, как бумеранг, выходит?

— Куда это обратно? Так, почитай, и улетела навечно, а что ж тут поделаешь — ветер уж больно сильным сделался.

— Хоть бы я что-то поняла. Как же ты с барышней столкнулся, ежели за шляпкой побежал?

— С какой барышней? Я с Варей столкнулся, а та барышня — она осталась без шляпки стоять. Я про нее и думать позабыл сразу. Варя-то она — не наглядеться — ладная, кудри сивые, сама пудов семь будет, а та что — тьфу, живой аршин, посчитай, хоть и в шляпке, чего ее вспоминать. И бледная-то, бескровная, тьфу — краше в гроб кладут. Короче, другого сорту табак. То табак, а о то — табачок. Варю-то до меня никто с места сдвинуть не мог, а я вот, выходит, первым оказался, повалил, значит.

— Фу, что за гадости ты говоришь…

— А что ж тут, какие гадости, упала Варя — прямо на мостовую рухнула на улице Краснова аккурат около ситценабивной фабрики. Чуть даже под мучным обозом не оказавши была. Я ее подымать, а она сама любого подымет. Резво вскочила, да как влепит мне по уху-то. У меня аж мозговое кровоизлияние в ентот момент случилось, я подозреваю. Извилина любви кровью наполнилась, да еще шибче извиваться видать стала, чисто змий раненый.

— Да, это точно, змеи у тебя в голове давно уже завелись.

— А то. Тут-то, выходит, и попал я в капкан любви-то. С тех пор вот тягу непреодолимую к предмету этому и возымел.

— Только не вздумай без моего ведома в загс свою зазнобу вести. Не дам своего на то согласия. Гулять гуляй, да помни, что батюшка мой на душу твою колхозную право имеет, а я его дочь и наследница.

— Знамо дело, на том стоим, — грустно согласился Фрол и пошел готовить Москвича к выезду.