Смех сквозь грёзы

Евгений Евзельман

Искромётный одесский юмор в сочетании с невероятно богатой палитрой образов подарит читателям возможность восприятия с улыбкой вполне серьёзных вещей. Психологические портреты героев повествования выписаны автором широкими, иногда намеренно шероховатыми мазками. Но такое изображение позволяет читателю полностью погрузиться в эмоциональную атмосферу, созданную Евгением Евзельманом в своих произведениях.

© Евгений Евзельман, 2019

ISBN 978-5-0050-1708-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Самодиагноз

Результаты вскрытия

Моему приятелю-хирургу, специализирующемуся на поиске Начала в каждом необычном человеке, включая поэтов.

Я делал вскрытие клиенту одному.

Процесс не из приятных, если честно.

Но что поделать, очень интересно

Знать, где живет душа. И почему.

Порылся для начала в голове,

Пренебрегая поиском снаружи.

Но ничего, увы, не обнаружил,

За исключением мысли о «лавэ».

Раскрыл грудную клетку, как трюмо,

И мне явились «горы антрацита».

Здесь сотня лошадей была убита,

И никотином выжжено клеймо.

Напрасно к сердцу пробивал тоннель:

Изношенный движок без капремонта.

Но не душа, а лозунг «Все для фронта»

Определил стремлений высших цель.

По магистралям одряхлевших вен

Спустился в «царство» печени уставшей.

Конечно ей, от водки пострадавшей,

Не до души. Гораздо ближе тлен.

Постигла та же участь пищевод.

Аппендиксу вообще не подфартило.

Его коварно вырезал «лепила»,

И сбросил в скользкий мусоропровод.

В прямой кишке раскопки проводить

Бессмысленно и, так сказать, тоскливо.

А в почках, прокачавших море пива,

Под камнепад случилось угодить.

Я в тот момент задумался, а вдруг

В пословицах скрываются ответы.

И у души, согласно всем приметам,

«Дом» в пятках. Как пример, испуг.

Но нет там, кроме трещин, ничего.

Логично. Ну а что искать в пустыне?

Днём — знойный ад, а ночью — «синий иней».

Здесь для души тоскливее всего.

Признаюсь, результат меня бесил.

Эксперимент постигла неудача.

Найти души пристанище — задача

Не для людей, а лишь для Высших сил.

Плата за беспечность

Определённо, это неспроста.

Опять гроза и зонтик где-то дома.

И улица портовая пуста.

Мерцают только фонарей фантомы.

Промокли и одежда, и душа.

И томик Фета в боковом кармане.

Как будто кто-то вывернул ушат…

А что? Чем эта улица не баня?

Чуть холоднее. Ну и что с того?

Зато свободных лавок сколько хочешь.

Бесплатные услуги Самого!

Открыто здесь и днём, и даже ночью.

Досадно, я «шампунь» не захватил.

Намылил бы сейчас пальто и шляпу

Романчиками Даниэлы Стил.

Но, ё моё, Ванкувер не Анапа!

Небесных «труб» вместимость велика.

Похоже, что гроза продлится вечность.

Простуды, знать, не избежать никак.

Очередная плата за беспечность.

Я часто попадаю в те места,

Где дождь всенепременно хороводит.

Определённо, это неспроста.

Моя душа — «кузИна» непогоде.

Велик соблазн, воистину велик!

По рельсам, нарисованным судьбой,

Несётся оголтело поезд жизни.

Несётся от рождения до тризны.

И вечная борьба с самим собой…

Велик соблазн поиграть чуток —

Сорвать «стоп-кран» и время ошарашить!

Кому там стрелочник

флажком зеленым машет?

Я не поеду, я пешком, браток.

Куда спешить? Бесценен каждый миг.

Испей любовь, но мелкими глотками.

И двигайся по жизни не рывками.

И не срывайся ни за что на крик.

Я знаю, что все это ерунда,

Советовать — не применять на деле.

Но поезд жизни мчится на пределе!

Так как насчёт «стоп-крана», господа?

Словами этого, увы, не передать

Решил я снова к морю обратиться,

Раз уж не в силах совладать с тоской.

Какое там! На что погода злится?

Сверкает молнией Нептуна колесница,

А тучи скрыли горизонт морской.

Как это чайки не боятся грома?

Наоборот, кричат ему в ответ

На весь простор,

на целый мир огромный.

Им не сидится в уголке укромном.

Они всю ночь готовы ждать рассвет.

Стою, как лох, в кампании бакланов.

Читаю в их глазах: «Ты кто такой?

Последний воин племени болванов?

Нет, со спины похож на молдавана,

И на еврея, ждущего покой.

Есть что-то от безумного поэта,

Двухдневная щетина алкаша.

Вот не хватает только пистолета,

И чтоб в зубах дымилась сигарета.

А-ля ковбой из голливудских США».

Да и баклан не выглядит жар-птицей.

Облезлый, мокрый. Истинный баклан.

С таким-то клювом впору удавиться.

Ну, или рыбой тухлой отравиться,

Чтобы укрыться от душевных ран.

Любезно обменявшись с птицей взглядом,

Я снова стал за морем наблюдать.

Оно хранило истинную стать.

Словами этого, увы, не передать,

Но можно чувствовать,

когда ты с морем рядом.

Кухонная ламбада

Я сжёг мосты. Обратно нет пути.

Теперь одна дорога — в поднебесье.

Не то чтобы пришёл мой срок уйти,

Мне надоели города и веси.

Глухое равнодушие с тоской

Установили власть над нашим миром.

Сегодня важен образный покой

В границах многокомнатной квартиры.

Романтика отныне диссидент.

Моль посекла все паруса и снасти.

Привычней стало у окна сидеть

И наблюдать дождливое ненастье.

Противится спокойствию душа.

Ей подавай шум волн и крики чаек,

Чтоб воздухом свободы подышать,

А не мечтать за пирогами с чаем.

Я бросил вызов самому себе.

Второго шанса жизнь не предоставит.

Шаг в никуда наперекор судьбе!

Пусть неизвестность эту пьесу ставит.

Стучит в висках, как много лет назад.

Наполнен ожиданьем под завязку.

Иду туда, куда глядят глаза,

По типу дурачка из старой сказки.

Ворчит застрявший в лифте декаданс.

Над ним хохочут надписи в подъезде.

Эх, было бы так весело всегда,

А не тогда, когда тоска в отъезде.

Остывший чай реальность возвратил.

Малевич-ночь разрисовала окна.

Зачем-то кот весь шкаф разворотил,

А на балконе стопки книжек мокнут…

Из паутины выцветших стихов

Освобождаю бабочку надежды.

Душе опять становится легко.

И понимаю — я лечу, как прежде.

Бледный Юрик

из цикла «Шекспиринки»

Неизвестный ранее рассказ черепа непонятливому принцу, удалённый Шекспиром из современных печатных вариантов бессмертного творения, в переводе с кельтского на иврит.

Автор перевода — специалист в области неприкладной археологии, автор множества монографий о короле Артуре и его деяниях во времена выхода народа Израиля на ПМЖ в Ханаан, дважды орденопросец академии всех наук, граф Стройный, вдохновлённый товариществом небожителей под командованием эфенди Хайяма.

Он для себя решил, что будет «быть».

И для того, чтоб «быть» не погубить,

«Не быть» запрятал глубоко в чулане

А «быть» принёс домой, и начал быть.

Он был везде: и в спальне на шкафу,

И в кухне, словно курица в супУ,

И даже в зале на хрустальной люстре.

В расчёт не брались всякие табу.

Пока здоровье не мешало «быть»,

Он позволял себе его губить.

И был на сто, нет на пятьсот процентов.

Да так, чтоб «быть» не довелось забыть.

У всяких «быть» имеется свой срок.

И раз «не быть» припрётся на порог,

Сомнения Шекспира неуместны.

«Конечно, быть!» Жаль Юрик занемог.

Героико-конгруэнтное

Друзья мои, я вырвался на волю!

Не из Бастилии. Из самого себя.

Поверьте мне, не просто так глаголю.

Одолевает праздность, мозг губя.

«И вечный бой» по Блоку тоже крайность.

Вне времени шекспировский сонет.

Мой случай, очевидно, не случайность,

Поскольку середины вовсе нет.

Шаг «влево» на сегодня смех сквозь слёзы.

Шаг «вправо», как шаг «влево», но ещё

Кошмарная прижизненная проза,

«Подписанная» в дневнике борщом.

Решился. Говорю: «С меня довольно!

Нет зельцу, кильке, пиву и вину!

Пускай дорвёт кальсоны ветер вольный.

Я на себя беру его вину».

Или я чего-то не знаю?

Покуда душа не покинула тело,

Гуляй, веселись так, чтоб тело вспотело.

Успей. Не смотри, что кошель опустеет.

Потом, как известно, уже не потеют.

В преддверии

В преддверии Нового года

Невольно взгрустнулось на миг.

Я, как отошедшая мода,

Хоть возрастом и не старик,

Но дико рассержен на время,

Которое мчится вперёд.

И лет всё растущее бремя

Теперь верх над силой берёт.

Зато у души непокорной

Нет возраста вовсе, друзья.

И это, заметьте, бесспорно.

Ей можно, жаль телу нельзя…

Я опять в игре!

Сегодня накатила ностальгия

По солнечным застойным временам.

Я понимаю, мы теперь другие.

Звучат иначе даже имена.

А вот душа, она без изменений

Живет воспоминанием о былом.

Ей восемнадцать. Никаких сомнений.

Она навечно «девушка с веслом».

И я решил, не буду ей перечить.

Привычно выйдя прогулять себя,

Решился на беседу с первой встречной.

Не думая, что сходу нагрубят.

Хотя, наверно, нет. Была опаска,

Что пальцами покрутят у виска.

Реальность, мягко говоря, не сказка.

Не забалуешь в «порванных носках».

А было время, Фира и подружки,

Меня завидев, делали салют.

Не думали ни я, ни Саша Пушкин,

Что нас в утиль когда-нибудь сошлют.

Душе не скажешь: «Хватит балаганить!»

Ей наплевать на «пыльный» внешний вид.

И управляя ватными ногами,

Она решилась снова на гамбит.

Тем более, что тело-то не против.

Сгодится порох, даже отсырев.

По-прежнему я стою целой роты!

Пускай смеются… Я опять в игре!

Ещё, поверьте, не время смерти!

на мелодию песенки «Атлантик сити»

***

С утра в движеньи, в сплошных заботах.

О расслабоне даже думать неохота.

Без перерыва, одна работа.

Когда же, все-таки, придёт моя суббота.

Сплошные «надо», сплошные «если».

А долг зовёт: «Давай, дружок, вперёд и с песней!»

Так и проходит «веселая» жизнь.

И сам себе предлагаю: «Держись!»

***

Когда, скажите,

Убавить прыти?

И не гоните,

А помогите.

Я мечусь, словно птица,

Но не остановиться.

Сколько этому длиться?

Догорает свеча.

«Все в жизни может случиться»

Так у нас говорится?

На заветной жар-птице

Черт поставил печать.

***

За нас решили кому и сколько.

И мы безропотно спешим, хоть нам и больно.

Ты слышишь, Главный? Скомандуй: «Вольно»,

А то мы сами прокричим, что с нас довольно!

Давно известно, что так и будет.

Поднимут бунт тобой обиженные люди.

Хочется жить для себя иногда,

Чтобы любить, не считая года.

***

Ещё, поверьте,

Не время смерти.

Черт спрятал вертел

И запер дверцу.

Так что время влюбиться,

Чтобы в вальсе кружиться.

И сполна насладиться,

Не считаясь ни с чем.

Прилетай же, жар-птица.

Нам судьба — веселиться.

Время не возвратится.

Наливай!

Без проблем!

Такие же по цвету небеса

Вы можете не портить настроенье

Хотя бы раз? Я умоляю вас.

Замрите на секунду без движенья,

И вы поймёте, что душа сейчас

Комком свернулась от непониманья.

И, как обиженный ребёнок, вся в слезах.

Всё, что прошу — обычного вниманья.

Не надо слов, всмотритесь мне в глаза.

Глаза не лгут, тем более такие.

Они как небо, небо же не врёт.

В них влилась вся небесная стихия,

А может быть, как раз наоборот.

Создателю понравился оттенок,

Которым он раскрасил мне глаза,

И Он решил: «Пусть будут непременно

Такие же по цвету небеса!»

Сейчас узнать, конечно, очень сложно,

Что было первым, ну а что вторым.

Зато ассоциировать возможно

Мои глаза с небесно-голубым.

Супермедитация

Я видел необычно яркий сон:

Рассвет коснулся изумрудных елей,

И завертелось утро колесом.

День выбрался на свет из колыбели.

Лениво потянулся рыжий кот,

Вставать ему уж очень не хотелось.

Уплыл туман, густой как молоко,

И небо «синькой» растеклось по мелу.

Шумел травой зелёный океан.

В алмазинках росы купались птицы.

Я окунулся в сказочный обман…

Да, за работой плодотворно спится!

Мысли вслух

Старые фото давно пожелтели.

В пыльных альбомах исчезли года.

Где же ты, радость цветной карусели?

Детство прошло, как сквозь пальцы вода.

Я, несмышлёныш, спешил стать взрослее.

Грезил отправиться в сольный полет.

И подгоняла надежда: «Смелее!

К старту готова судьба-самолёт».

Вот, пролетел половину дороги.

Цель обогнал. Ну а дальше куда?

Быть для себя беспощадным и строгим,

Также как раньше, бессмысленно. Да?

Ценность имеет любое мгновенье!

Шанса вернуться не будет, увы…

Думаю, правильным станет стремленье

Сделать счастливым себя и родных.

«Только вот как?» — задаюсь я вопросом.

Всем быть хорошим, реально, нельзя.

Часто то влево, то вправо заносит.

Из-за кулис «режиссёры» грозят.

Крутит судьба колесо обозренья.

Кадры мелькают, как в старом кино.

Время в движеньи удвоило рвенье.

Так что, барахтаться, братцы, смешно.

Может ошибся он?

Холодно. Съёжившись, стынет душа.

Серое утро и мраморный иней.

Люди бредут по делам не спеша

И не скрывают сплошное унынье.

Кто-то дурацкое «Надо» сказал.

«Надо, так надо» — народ и не спорил.

Этими «надо» заполнен вокзал.

Их и в метро бесконечное море.

Едут в автобусах, в стёкла дыша.

Словно плакаты суровые лица.

И представляют, как жизнь хороша

Где-нибудь там, далеко за границей.

Вечный вопрос слишком длительный срок

Крутит мозги днём и ночью. Засада!

Кто этот первый, что «надо» изрёк?

Может, ошибся он? Может, не надо?

Попробую часы остановить

Ввожу новое понятие в современной

психиатрии — острый САМОДИАГНОЗ.

А если просто выкинуть часы?

Вы скажете: «Слепой самообман»,

И, может быть, хихикнете в усы

С намеком типа: «Ну совсем болван!»

Не стану вас в обратном убеждать.

Я сам себя порой не узнаю.

То убеждаюсь, что нелепо ждать.

То сделать шаг к решению боюсь.

Короче, раздвоился под пилой.

Одновременно шут и пессимист.

Одновременно хилый и крутой,

Исписанный и белоснежный лист.

Попробую часы остановить,

А может быть получится сейчас

Мгновение прекрасное словить,

И душу дьяволу за это не вручать.

Наивно, да? Я знаю, вам смешно.

Тяжелый случай, «клинике» привет.

Прагматик не мечтает, он лишён

Способности увидеть звездный свет.

А я могу! Я вижу чётче всех

Ночную черноту и краски дней.

В моих словах то плач, то громкий смех.

Мне подчиняются эмоции людей.

Меняю дар небес на счастья миг.

И ни при чём запретные плоды.

Создатель, ну решайся. Не томи.

Не прогадаешь, зуб даю. Лады?

Это был волшебный бал

Это был волшебный бал!

Дамы. Юнкера. Манеры.

Я весь вечер танцевал!

Я был Вашим кавалером.

Вы легки, как мотылёк,

Всё кружили и кружили.

Я прийти в себя не мог,

Вы меня заворожили.

Ваш прекрасный силуэт

Привлекал к себе вниманье,

А воздушный пируэт,

Как само очарованье!

Счастье лИлось через край.

Я мечтал о продолжении,

Но поручик-негодяй

Изменил судьбы решение.

Я вступился за любовь.

По лицу хлестал перчаткой.

И кричал: «Подлец каков!

Нет прощенья, только схватка!»

Секундант — моя душа

Зарядила пистолеты.

Пуля, мухою жужжа,

В сердце ранила поэта.

Я упал в кровавый снег,

Снег судьбы у Черной речки,

Унося с собой навек

Грёзы о желанной встрече…

…Сколько раз я погибал,

Сколько перенёс мучений.

Но, поверьте, не устал.

Жажду новых приключений!

Бригантина вдаль плывёт,

Раздувает парус ветер…

Вдруг, облом! Жена зовёт:

«Эй, вставай… Проснулись дети.»

Я мог бы бесконечно продолжать

Все чаще из глубин сознания мне

Являются фрагменты жизни прошлой.

И хочется исчезнуть в ярком сне,

Где нету зла и подлость невозможна.

Там бесконечна вера, что всех нас

Не тронет старость, пощадят года.

Там милый образ, как и в первый раз,

Рождает в сердце трепетное «Да».

Я мог бы бесконечно продолжать

Рассказы о своем забавном сне.

Но слышу: «Женя, Жень! Пора вставать».

Меня тревожат голоса извне.

Не запятнана моя душа

Господи, прошу, не искушай.

Я не сделал ничего плохого.

Не запятнана моя душа,

Ты же знаешь. Так к чему оковы?

Мне совсем не важно, где и как.

Главное — вернуть себе основу.

Остальное всё — такой пустяк,

Даже, если начинать по новой.

Даже, если знаю наперёд,

Что по срокам я не успеваю.

Только злость по вечерам берёт,

Оттого к Создателю взываю:

Господи, прошу, не искушай.

Я не сделал, но могу же сделать!

Не запятнана моя душа,

А ценой — измученное тело!

Вдогонку Сережке 63

Наш ответ Сергею Удрису

(не путать с Чемберленом)

http://www.stihi.ru/2016/01/27/3675

из переписки «титанов»:

«За что мине этого? Я Вас спрашиваю»

Жженька

«Уважаю и хорошо знаю Одессу.

И у Вас доброе лицо!»

Сергей Удрис

Мне нравится, как Вы сейчас сказали,

Что моя фейса добротой полна.

Быть может из-за этого печали

И стрёмно пахнет «благодарности» волна?

Нет, я не жду, давно не жду «спасибо»

Жизнь унесла наивность в никуда.

Молчу — об лёд шарахнутая рыба,

Не замечая как бегут года.

И смех и грех. Меняются эпохи,

А я не вижу, где оно моё.

Вокруг меня то фраера, то лохи.

Такое вот кривое бытиё.

Я поглощаю мудрости Хайяма.

От Губермана, так вообще, тащусь!

И наплевать, что жизнь — фекалий яма.

На Вас смотрю и не грустить учусь.

Никакой Одесский раввин не может конкурировать с Вами в особом восприятии реальной жизни. И чтобы мне никогда не кушать мамин винегрет, если такого неправильно. Не совсем понятно, точнее, совсем непонятно, как это возможно вне Одессы. Явление из ряда вон, ну как второе обрезание. С неподдельным уважением к Вам и Вашей остроумной трактовке Библейских мотивов на современный лад.

Жженька

Что делать, если я любвеобильный?

Что делать, если я «любвеобильный»?

Как с этим в нашем мире жить,

Когда курс доллара порою нестабильный?

Вновь дружба дорожает. Как дружить?

Я про любовь вообще молчу. Ужасно.

Здесь не при чём мораль и высший суд.

Не по карману удовольствий разных

Приобрести, а мысли всё несут

За горизонт, где так тепло и сухо,

Где закипает от желаний кровь,

Где алчность — презираемая штука,

И где любовью платят за любовь!

О глупости людской

О глупости людской написано так много,

Что кажется, пора бы стать умней.

Не покидать родимого порога,

Не выбирать дороги потрудней.

Не лезть в бутылку, не махать руками.

Не строить баррикады. Не стрелять.

Не создавать проблем. Не пить с врагами.

И, уж конечно, власть не оскорблять.

И не стремиться эту жизнь улучшить,

Чтоб не гневить Создателя ни в чём.

Не ждать, что выпадет счастливый случай.

Не украшать подъезды кумачом.

Не призывать к ответу негодяя.

И остальные десять «нет», «нет», «нет».

Спокойно жить, на будущее зная,

Что всем вопросам есть один ответ.

И он звучит совсем немелодично.

Немного резко, словно яркий свет.

Его, друзья, вы знаете отлично,

Что не спроси, услышишь чётко: «НЕТ!»

Прозрение в летнюю ночь

«справедливости ради или попытка возрождения мексиканской легенды в России»

Не в силах больше

зрить несправедливость,

Хочу я выйти на тропу войны.

Отброшу все манеры и учтивость,

Чтоб защитить виновных без вины.

Приобрету в ломбарде пистолеты,

Перчатки, шпагу, плащ и сапоги.

Я стану Зорро, Зорро по приметам.

Типичный Зорро, только без слуги.

Меня под маской не узнают власти.

Спасу всех бедных, добрых и больных.

Я неимущим туз козырной масти!

С народом Зорро. Значит, мы сильны!

Настало время отомстить злодеям.

Теперь понятно для чего рождён.

Сосед сказал: «Мне нравится идея.

Ты — Зорро, ну а я — Наполеон.

Нам нужен Цезарь. Он на койке справа.

И Тутмос третий. Будет просто жесть!

На негодяев мы найдём управу —

Герои из палаты номер шесть!

Мы слишком засиделись, господа!

Как вам, скажите, безрассудное решенье

Сесть в поезд и умчаться в никуда?

Не дожидаясь одобрительного мнения,

Скажу: «Мы слишком засиделись, господа!»

Мы приросли корнями к старым книгам.

К диванам, кухням… Прочей ерунде.

Вся жизнь без приключений, без интриги…

А где же радость? Свежий воздух где?

Мы родились, чтоб сказку сделать былью?

Сказавший это дУрно пошутил.

Мечты покрылись толстым слоем пыли,

А сказку реализм проглотил.

Так, может быть нырнуть в вагон плацкартный?

Подумай только, скуке нос утрём!

С судьбою в «дурочка» сыграем в карты…

И будем живы, значит, не помрём!

Всем живущим на Земле романтикам посвящаю.