Линия соприкосновения

Евгений Журавли (2025)

Главный герой сборника рассказов Евгения Журавли — война. Она открывает новое измерение в привычной жизни, и люди становятся другими. Смерть входит в жизнь, как нечто естественное и почти неизбежное, поэтому каждое мгновение бытия на войне приобретает свойство увеличительного стекла, сквозь которое автор рассматривает своих героев. Окружающий мир, жизнь, люди становятся другими. Книга Евгения Журавли ценна не только описанием этой новой реальности, но и (сквозь повествование) описанием опыта существования в ней. Это своего рода «учебник», содержащий в себе «краткий очерк» жизни внутри СВО. Второй обобщённый герой сборника — народ. СВО не стала «делом чести» для современной российской элиты. Она стала этим (в меру собственного понимания) делом для представителей средних и нижних социальных слоёв общества, для тех, кто прежде считался бессловесным материалом для проводимых экономических и прочих реформ. Именно они, простые работяги из российской глубинки, взявшие в руки автоматы, сменившие «ватники» (либеральный термин, обозначающий патриота из народа) на камуфляж и бронежилеты, выносят на своих плечах основную тяжесть СВО. Они — герои, сражающиеся за Родину, жертвующие собственной жизнью.

* * *

Пролог. Камень у развилки

В одном мирном российском городе на улице Береговой стоит большой красивый особняк с высокими окнами, рядом много подобных, не менее роскошных, да и многоквартирные по противоположной стороне выглядят достаточно представительно. Так вот, в этом доме, на втором этаже, часто стоит мужчина и смотрит в окно.

Из окна видны газон перед домом, часть улицы с маленьким перекрёстком и спуск к озеру. Как и любой другой водоём в центре города, озеро облагорожено дорожками, фонарями, лавочками, утками и прочим, поэтому берега его всегда полны прогуливающихся. Может быть, в других городах улица Береговая окаймляет цепочку прудов, касается реки или даже выходит к морю. Может, и называется как-то иначе. Но наверняка где-то рядом есть такой же дом, где так же кто-то молча смотрит в окно.

Мужчина из особняка на тихой улице Береговой часто наблюдает одну и ту же картину — молодая пара с коляской и девочкой детсадовского возраста поднимается от озера, катит коляску по тротуару, а возле поворота в переулок начинает вдруг препираться. Он говорит что-то вроде: «Пойдём по моей улице, а?» Она ему: «Да хватит уже» или «Давай не сегодня, пошли здесь, так ближе». Или что-то подобное, повторяющееся из раза в раз. Обычно этот короткий спор приводит к одинаковому результату — молодой человек направляет коляску дальше по Береговой, с супругой или без, а та, понимая это, смиряется и следует рядом.

Мужчина, который смотрит в окно, не придал бы никакого значения этим регулярным размолвкам молодёжи, если бы не следующий факт. Пройдя буквально метров пятьдесят, молодой человек останавливает коляску и делает несколько шагов по лужайке в сторону большого дома с высокими окнами. Он подходит к камню, касается его и некоторое время молча сидит перед ним на корточках, иногда закуривая сигарету.

Этот молодой человек я. На камне написано «Защитникам Донбасса 2014 — …». С обеих сторон всегда стоят живые цветы и небольшая лампадка. Когда-то цифра на камне была ограничена 2016 годом, теперь же зловеще открыта. Если честно, не считаю себя особо молодым, но для того мужчины, что наблюдает за мной, я молод. Как раз.

Мы и вправду немножко препираемся с женой по поводу маршрута, и вообще-то часто я заведомо направляюсь в переулок, как нравится моей любимой, не давая поводов для ничтожных ссор. Но бывает, просто необходимо посидеть рядом, выкурить сигарету-другую. Будто накапливается что-то внутри меня и требует беседы с камнем. У меня в такие моменты даже нет никаких мыслей, просто душевное состояние приходит в порядок, и я могу следовать дальше. Жена знает о сложностях в моих отношениях с этим камнем, вернее, просто их чувствует и, конечно, сердится. Это похоже на ревность.

Впервые я обратил внимание на неофициальный монумент как раз в 2016-м, в год, когда стал посещать Донбасс и познакомился с его жителями лично. Потом, в первый день осени 2018-го, целенаправленно пришёл к камню, впервые коснулся его рукой и долго сидел рядом. В начале 2023-го, когда вернулся после долгого отсутствия, увидел, что крайняя дата на камне демонтирована, значит, отныне этот камень стал принадлежать всем тем, кто теперь будет оживать в моей голове, когда смотрю на него. Может быть, даже и мне.

Открытая дата вывела из равновесия. Теперь будто жду, что скажет мне камень. Должен ли ехать снова? Что должно быть в моих руках: фотокамера? оружие? хлеб?

Знаю, на меня смотрит человек из высоких окон. Никогда не видел его, но с некоторых пор безошибочно научился чувствовать на себе сосредоточенный взгляд незримого наблюдателя. Он тоже знает, что я его чувствую. И знает, что я знаю, что он знает. Я могу предположить и некоторые его мысли, неизбежно возникающие при взгляде на лужайку. Например, банальные заботы — опять надо кого-то просить постричь газон, соседу заплатить или нанять фирму, да и ворота от плюща очистить, а то ходим только через калитку. Хотя, с другой стороны, зачем ворота, если гаражом никто уже не пользуется? Уже никто.

Это я понял, глядя на цветы, за которыми ухаживает пожилая женщина с глубокими глазами. Её я тоже никогда не видел. Но так ухаживать за цветами может только мать.

Мужчина, который смотрит в окно, в свою очередь многое знает про меня. И тоже понял это по цветам, которые я втайне от жены дважды в год кладу к подножию камня. Он может понять даты, видит цветы, которые ложатся у камня, может и предположить, почему в этот момент я один. Поэтому он так точно угадывает слова наших препирательств.

И как никто другой, он понимает, что моя жена чувствует, но не может сказать сама себе: часто мы запрещаем себе переживать, отказываем в сочувствии, потому что знаем — пустив в себя сострадание, уже не сможем остаться в стороне.

Она не хочет любить этот камень и эту улицу, боится их полюбить. Не хочет знать про них. Она пытается сказать, что я уже дал всё, что мог, этому камню, тем далёким людям и даже самому себе. Но больше всего она не хочет однажды считать эту улицу своей. Боится, что когда-нибудь, выходя с дочерями с озера, скажет: «Давайте пойдём по папиной улице, а?»

И все всё понимают. Понимает и мужчина за окном, и девушка с коляской, и молодой человек, который я. Все всё понимают. Но никто не знает, как будет дальше. Коляска катится вперёд, мужчина задёргивает штору.