Легенды старого Ташкента

Евгений Иосифович Ищенко, 2021

Этот огромный, вальяжный, всегда сытый город вместил в себя судьбы людей многих национальностей. И простому парню с рабочей окраины судьба подарила клад – в буквальном смысле – золотые монеты. Но в Ташкенте советского периода, как оказалось, не так просто обрести счастье, даже если ты осыпан золотом.

Глава 1

Ташкент 60 е годы

Умные люди говорят, что из двух зол выбирают наименьшее. Люди мудрые знают, что из двух зол обычно выбирают то, которое ещё не пробовал… Эта невесёлая житейская истина и привела сюда бывшего фронтовика Алексея Чернова.

Это кафе — мороженное возникло в центре Ташкента одним из первых заведений общепита оформленных в духе середины 20 го века, то бишь в 60 — х — из стекла и бетона, с непременным наличием криволинейных форм, что считалось весьма стильным., тогда ещё в ходу было слово «стиляги» что тоже было непременным атрибутом авангардизма. И в небольшом скверике перед этим кафе, одно время именуемое в народе « шайбой» за большой полукруг ступенек перед входом, долго, лет 20 собирались группки людей. Тусовки, как сейчас бы их назвали. Это были футбольные болельщики, которые здесь собирались поговорить о футболе. Одни люди сменяли других, и так до вечера.Ближе к вечеру группа иссякала, Но чудесным образом появлялась вновь в центральном сквере, именуемом Сквер Революции. Милиция их не разгоняла, они никому не мешали. Ну а их лояльность режиму видимо с самого начала проверили «компетентные органы», благо что они, органы, находились совсем рядом через дорогу. Наверно пристраивался для этого к спорщикам неприметный мужичёк в штатском, дабы послушать, о чём они это? Но услышав про голы и штрафные, докладывал наверх, что всё в порядке. Впрочем. это всего лишь предположение; возможно. что КГБ (контора глубокого бурения, как метко определил народ) не трогало их, чтобы приглядывать, держать под контролем и не ходить далеко. Возможно даже, что у самых рьяных спорщиков висели в шифоньерах кители с погонами. В той конторе тогда были неглупые ребята, — дураки и неумехи не смогли бы выкрасть самый охраняемый секрет ХХ века, секрет атомной бомбы.

Людям, как существам социальным, свойственно общаться, спорить, обмениваться информацией. Там стали появляться и люди полулегальных, а то и вовсе нелегальных занятий, которые неизбежно есть в каждом большом городе. Спекулянты, маклеры, да мало ли… Больше всех прочих там были представлены работники «желтого коня» Так себя называли люди работавшие с золотом; подпольные ювелиры и зубные техники, им надо было где то встречаться, договариваться и совершать сделки. Товар собой не брали, разумеется, только информация.

Проживающая в Ташкенте небольшая диаспора бухарских евреев безусловно дала согражданам немало искусных парикмахеров и сапожников, свой всем известный Яша или Алик были в каждом квартале, но люди посолиднее и побогаче знали о существований в той среде искусных ювелиров,, ведущих свой промысел ещё со времён Великого Шёлкового пути.

Ну так вот; однажды к болельщикам подошёл безногий инвалид на протезе, но футбол его похоже мало интересовал, потому что он всё время стрелял глазами в сторону ювелиров Им это показалось подозрительным и переглянувшись, «носочубые» скучающей походкой удалились. Так в народе называли тогда этих выходцев из древней Бухары за их орлиный профиль. Остался сидеть лишь самый молодой парень, задумчиво разглядывавший облака в небе. К нему то и подсел инвалид. После обычных «закурить — прикурить» он вполголоса сказал, что у него имеется пара золотых монет царской чеканки — «от бабки осталось». Парень пожал плечами, ответил, что он об этих делах понятия не имеет, но для «хорошего человека» может поинтересоваться у одного деда,ювелира в пошлом, может он что и подскажет…

Глава2

Теперь отмотаем события на лет на 20 назад. Инвалид не всегда был седым инвалидом. Перед войной в районе завода Ташсельмаш не было лучшего нападающего футбольной дворовой команды, чем он, Чернов Лёха. И вообще, в ареале своего обитания, вместе со своим другом Серёгой они держали «шишку» над остальными пацанами.

Потом началась война, которую вначале всерьёз и не принимали: — Да ладно, чего там.. — рассуждали мужики — Была финская, был Халхин гол… Сталин скоро подтянет победоносные наши войска, и выкинем немчуру. Малой кровью и на чужую территорию А остатки врагов лихая конница Буденного добьёт…. — Но конница почему то не спешила, а к концу 41 го почти всех молодых мужиков и парней забрали. А к лету 42 го любую людскую соринку стали из всех щелей выметать. Нестроевые делались строевыми, а негодные — годными к нестроевой. Приказ № 227 «Ни шагу назад» и сюда докатился.

Вот тут то на свою беду и надумал Лёха со товарищи проникнуть в летний кинотеатр через забор. Фильм «Семеро смелых» все же. Проникнуть то проникли, но оказались в заботливых руках милиции с дружинниками. Менты тогда ещё имели бронь от армии и потому изо всех сил старались доказать свою нужность в глубоком тылу. В отделении милиции их продержали до утра, а утром пришёл военный и с порога камеры спросил: — 24го, 25 го года рождения есть кто?-

Лёха с Серёгой были как раз 25го, года рождения, возраст непризывной пока, только 18 год шёл,но как объяснил военный, а был это замвоенкома, пока сборы, да учебка, пока попадёшь на передовую, вот 18 лет тебе и исполнится. А не хочешь, посадим за «хулиганку» и все равно попадёшь на фронт, только уже штрафником. Штрафниками идти не хотелось Друзья с первого класса, Лёха и Серёга решили сразу на фронт. Повестки замвоенкома заполнил тут же, при них. После грустных проводов через две недели дней оказались два хулиганистых парнишки в учебной части под Оренбургом. Собирали — разбирали по сто раз винтовку и пулемёт, бросали гранаты, учились рыть окопы, ходили строем, а после обеда на политзанятиях внимали речам политруков и командиров о почётной обязанности проливать кровь за Родину и Сталина. И уничтожить фашисткую гадину.

Потом их долго везли в теплушках, высадили на полустанке в степи и выдали наконец, сухой паёк по фронтовой норме, настоящий хлеб, тушёнку и даже сахар, который они немедля съели. Потом построились. Снова выступали политрук и комбат и рубя кулаком воздух говорили про врага, про Сталина и Родину. Затем пошли на запад. Через 2 — 3 часа ходу Серёга вдруг сказал:

— Слышь, чудно как, уж зима, считай, а гроза, гром… —

Но это был не гром. Это был восточный берег Волги в районе Сталинграда в декабре 42го года. И батальону предстояло переправится на любых плавсредствах на другой берег реки и сдержать там немцев во что бы то ни стало. Плавсредствами оказались 2 здоровенные насыпные баржи для зерна, которые береговая бригада сапёров с великим трудом удерживала верёвками у наведённых мостков для посадки. Дул сильный боковой ветер, баржа постоянно смещалась и сапёры осипшими голосами матерились, орали на прибывших бойцов, чтоб бежали быстрее, но не в ногу. Немецкие корректировщики, увидев в свою цейсовскую оптику оживление на другом берегу, начали обстреливать из пушек.

Лёха с Серёгой не расставались с того самого момента, как получили повестки И здесь они побежали по мосткам к спасительному чреву баржи один за другим. Лёха бежал позади. Боковым зрением он увидел, как струной натянулся трос, что удерживал её, не давая отнести ветром. Потом раздался звук лопнувшей гитарной струны и мостки куда то ушли из под ног. Лёха оказался в ледяной воде. Хорошо плавать он научился ещё в детстве, в мутной воде реки Салар. Но вылезти на берег не получалось — тело ниже пояса не слушалось, одни руки. Подбежал санитар из сапёров, крепкий пожилой мужик с конопатым лицом, схватил его за шкирку и выволок от берега подальше. Перевернув Лёху на спину, он начал что то делать с ногами Лёхи. Минут через 20 он выпрямился и отбросив в сторону сапог, сказал:

–Повезло тебе парень, отвоевался-

Лишь сейчас Лёха увидел, что не сапог это, а его, Лехина правая нога ниже колена. В сапоге. Лопнувший трос перебил ударную ногу лучшего нападающего. Санитар сказал:-

— Выползай как сможешь наверх, там подберут. Про трос молчи, могут членовредительство, самострел пришить — добавил он внимательно глядя на реку

А там среди встающих дыбом волн и льдин отчаянно ревя и пыжась мотором, продирался к берегу прогулочный белоснежный катерок, который катал летом отдыхающих за рубль в час. Даже кусок тента от солнца наверху остался. Зрелище было совершенно неуместным и нереальным, как будто белая бабочка на чёрном промёрзшем грунте

–Гражданские, похоже — сказал какой то сапёр, — Верховный запретил жителям эвакуироваться, вот они и кто как выбираются.-

Усердно тарахтя слабеньким мотором, катерок несмотря на ветер и волны, все же приближался к берегу. Было видно, что пассажиров всего двое, мужчина и женщина. Оба хорошо одеты, видно, что не из простых работяг. На мужчине, который управлял мотором, даже видна была сорочка с галстуком.

Снаряд достал катерок у самых камышей. Катерок подлетел вверх на метр и рухнул разломившись на несколько частей. Женщину выбросило на берег, она пролежав минуту недвижно, кинулась было к мужчине, но увидев, что он лежит в камышах лицом вниз, в воду, остановилась в нерешительности.

— Беги наверх, уходи, уходи — заорали сапёры.

Женщина медленно, как во сне, пошла прочь. Затем вернулась, схватила неловко небольшой саквояж и быстро полезла вверх по склону.

Всего этого Лёха не видел. Доползя до верха, он перевалил через гребень, и скатился в небольшую низинку. Здесь разрыв снарядов были почти не слышны. Повязка на раненой ноге была красной от крови, но более не кровоточила. Наслаждаясь тишиной, он тяжело дыша, закрыл глаза...

Эй, солдат, ты живой? — Услышал он женский голос. Впереди него, поджав ноги сидела на песке женщина Похоже она была ранена, правая рука висела безжизненно серый плащ был испачкан кровью. Увидев, как Лёха зашевелился спросила:

— Тебя как зовут?-

— Чернов Алексей, из Ташкента

— А меня Светлана. Куда идти, где госпиталь, знаешь?

Голос у женщины был глубокий, грудной, и сама она хоть и была сильно бледна, но на породистом её лице явно проступали черты красивой, холёной, знающей себе цену женщины. В прежней своей недолгой жизни таких женщин Лёха видел лишь издали, или в кино про другую, неведомую жизнь.

Где госпиталь, Лёха знал приблизительно, со слов санитара, туда и двинулись. Светлана изо всех сил пыталась помогать Лёхе, но первая обессилев опустилась на песок. Затем подобрав кусок какой то железки она неловко. одной рукой стола копать ямку. Перехватив её вопрошающий взгляд,, Лёха взяв железяку выкопал неглубокую, сантиметров 20, ямку. Затем женщина вытащила из саквояжа небольшой свёрток, уложила в ямку и тщательно заровняла песок. Лёха всё видел, но ничего не спросил, даже демонстративно отвернулся. Дворовый кодекс поведения рабочих окраин не предполагал задавать лишние вопросы: делает человек нычку, значит так надо, не лезь в чужие дела, может быть себе дороже. Сознание его сузилось, он ничего не замечал вокруг, кроме видневшихся вдали домов, где,как он думал, находится госпиталь. Лишь туда он и смотрел, не в силах посмотреть вниз, на свои ноги. Правду знать о них не хотелось.

Выползая из низинки, они увидали санитарную подводу с ранеными. Женщина закричала, и санитары их подобрали. В полевом госпитале в посёлке Красная Слобода Лёху стало мутить от потери крови и он потерял сознание. Очнулся уже в палате, как прошла операция он не помнил, но нога уже не кровоточила и почти не болела. На другой день в палату к раненым пришёл старший лейтенант с голубыми погонами НКВД. Первым делом он внимательно рассмотрел извлечённые из раненых пули, которые принесла молоденькая медсестра. Дело в том, что столкнувшись с ужасами войны, насмерть перепуганные мальчишки иногда совершали самострел, в надежде, что их комиссуют или хотя бы получат передышку в госпитале. Но задавленные страхом, они не учитывали, что немецкие пули отличаются от своих..

Переходя от одного к другому, старлей стал расспрашивать, кого как ранило записывая при этом что то в своей толстой тетради. Лёха, вспомнив о предупреждении конопатого санитара сказал, что бежал по мосткам к барже, рядом разорвался снаряд, дальше плохо помнит. Про женщину он промолчал вообще. Стоявший рядом доктор кивнул НКВДэшнику и они пошли дальше. У других раненых истории были похожи, большинство пострадало от бомбивших переправу снарядов. Впоследствии Лёха не раз вспоминал с благодарностью того конопатого, ведь по инструкции того времени боевыми признавались лишь ранения, полученные от боевых средств поражения противника, ну а кто со своими средствами неудачно соприкоснулся, — извини подвинься, сам виноват. Значит не положена тебе ни нашивка красная за ранение, ни надбавка к пенсии, хотя и крохотная.

Потом Лёха 4 месяца пролежал в госпитале в Куйбышеве — в рану при ранении попала инфекция и долго гноилась, пока окончательно зарубцевалась. На пути в родной Ташкент была пересадка в Бузулуке, вот тут то Лёхе пришло в голову съездить посетить место где его ранило, и где он в последний раз видел друга Серёгу. Мать его писала, что пришло извещение, о том, что Серёга пропал без вести.

Место он нашёл не сразу, всё поросло летом высокой травой, но увидев у самого берега торчащий из воды кусок кормы того белого катерка, понял, что на месте. Вспомнил и мимолётную встречу с той женщиной, Светланой кажется… Немного поколебавшись, полез по берегу наверх, в низинку к тому самому месту. Обковыляв на протезе всю низинку, не нашел ничего знакомого — не до того тогда было, помнилось всё как в тумане, пошёл вниз. И вдруг попал костылём на железку, ту самую которой копал тогда. Вот и кустик похожий…. Свёрток лежал у самой поверхности, сдуло похоже песок ветром. В свёртке оказалась железная коробка, в таких ещё во времена НЭПа продавался китайский чай, а внутри уложенные аккуратными стопками золотые монеты. До этого Лёха их никогда не видел, но по рассказам пожилых людей знал, что до революции имели хождение золотые червонцы, за одну такую монетку можно было купить три коровы. И вообще были они весьма ценными, пережив все денежные реформы смутного времени гражданской войны они остались единственным уважаемым денежным эквивалентом.

Оглянувшись по сторонам, он сунул коробку за пазуху и спустившись вниз присел устало среди прибрежных кустиков. Что теперь делать? Сунуть находку в вещмешок и продолжать путь,как ни в чем не бывало? Рискованно, по дороге может обнаружить патруль при первом же шмоне. Они часто обыскивали фронтовиков, возвращавшихся с фронта — искали трофейное оружие — многие парни не удержавшись от соблазна везли немецкие вальтеры и парабеллумы. Взгляд упал на протез, по существу это был кусок полена, сверху, куда Лёха упирался культёй, оно было очень толстое, а внизу гораздо тоньше. Вот там то, под культёй, Леха и проковырял ножом углубление и запихал туда червонцы. Плотно, с усилием, чтоб не брякали. Немного подумав, он вскрыл банку американской тушёнки, что ему выдали в госпитале на дорогу. Он знал, что сверху всегда бывает там изрядный кусок свиного сала. Вытащив его, он замазал салом сверху червонцы и залепил ещё куском войлока для верности. Привязав протез, он с удовлетворением отметил, что всё по прежнему, разве что нога его деревянная стала чуть потяжелее.

Конец ознакомительного фрагмента.