Смертельный дубль

Евгений Новицкий, 2022

Ностальгия по временам, уже успевшим стать историей. Автор настолько реально описывает атмосферу эпохи и внутреннее состояние героев, что веришь ему сразу и безоговорочно. Семидесятые годы. В одном из павильонов столичной киностудии покончил с собой актер Топорков. Майор Жаверов, ведущий дело, приходит к выводу, что смерть Топоркова – обычный суицид, вызванный депрессией актера от невостребованности. Шок от трагедии начинает понемногу проходить, как вдруг в том же павильоне происходит жестокое убийство известного режиссера. При этом случайный свидетель утверждает, что видел на месте преступления… недавно умершего Топоркова… Уникальная возможность на время вернуться в недавнее прошлое и в ощущении полной реальности прожить вместе с героями самый отчаянный отрезок их жизни. Настоящий детектив-ностальгия!

21

Менее чем через месяц после убийства Баклажанова режиссер Войномиров, снимающий картину в шестом павильоне, назначил любовное свидание играющей в его новой постановке артистке Ветлугиной.

— Закончится смена, — нашептывал он ей во время обеденного перерыва, — все разойдутся, мы останемся… И вся ночь — наша. Ты, конечно, виду не подавай — выйди вместе со всеми в конце дня, а потом незаметно вернешься обратно… Господи, Виолетточка, мне прямо не терпится, я уже сейчас весь горю!.. Как долго я этого ждал!

— Так мы что, — несколько растерянно спросила девушка, — прямо здесь будем этим заниматься?

— Ну а где же, где же еще, голубка ты моя? — говорил режиссер, целуя ей руки. — Здесь нас никто не застанет, никто ни о чем не узнает… Опасаться нечего… И к тому же здесь удобно. Вон смотри, какая кровать. Я специально такую хорошую заказал. Для фильма-то без надобности, что она такая большая и удобная. Можно было и попроще обойтись… Но я знал, моя милая, прямо вот не сомневался, что в один прекрасный день — я бы даже сказал, счастливейший из дней моей жизни! — мы обязательно останемся здесь вдвоем, и тогда…

У Войномирова даже не нашлось слов, чтобы описать, какое блаженство будет «тогда». Он лишь зажмурился и в немом восторге вновь стал тыкаться лицом в маленькие подрагивающие ручки актрисы Ветлугиной.

— Да я не о том, что здесь неудобно, — несмело сказала девушка, аккуратно высвобождаясь из цепких пальцев охваченного страстью режиссера. — Просто… опасно здесь на ночь оставаться. Сами знаете…

— Что — знаю? — встрепенулся Войномиров, недоуменно вздымая плечи. — Ничего такого я не знаю! Уж не хочешь ли ты сказать, моя голубушка, что веришь этим смехотворным басням о каком-то там — ха-ха! — п-призраке? О дитя мое, это же сущий вздор! Как можно верить…

— В привидения я, разумеется, не верю, — строго ответила Ветлугина. — А вот в убийцу верю… Точнее, что значит «верю»? Я знаю. И все знают, что недавно здесь произошло убийство. Уж этого вы не станете отрицать, Роман Ихти… — Здесь актриса запнулась. Она до сих пор не наловчилась выговаривать сложное отчество Войномирова и все норовила назвать его Ихтиандровичем.

— Умоляю тебя, моя прелесть, просто Роман! — Режиссер сложил перед ней ладони. — Я же просил!

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе сказала девушка. — Роман так Роман… Но только, Роман, я думала, что мы встретимся где-нибудь… ну не здесь, одним словом. Тем более ночью. Можете смеяться надо мной, но мне страшно.

— Ну что ты, милочка, со мной тебе совершенно нечего опасаться! — храбро заявил режиссер. — Или ты сомневаешься в моей мужественности, раз полагаешь, что я не смогу тебя защитить? — присовокупил он для верности обиженным голосом.

— Даже не знаю, — капризно протянула Ветлугина. — Вон ведь Баклажанов — он тоже был мужчиной. Но это его не спасло… Да и как спастись, когда на тебя с топором кто-то… Ой, кошмар какой, даже представить все это жутко! — С этими словами артистка закрыла ладонями глаза, показывая, насколько ей страшно.

— Ну, хорошо. — Войномиров прибегнул к последнему доводу. — Допустим, и меня вслед за Баклажановым захотят разрубить… вернее, зарубить топором. Я только говорю: допустим! — повысил он голос, заметив, что Ветлугина готовится вскрикнуть. — Что ж, и пусть! Пусть зарубят! Ради свидания с тобой, мой ангел, я готов пойти и на эту жертву… Ну а тебе бояться совсем нечего. Да ни у какого маньяка не поднимется рука на такую душечку! И к тому же я убежден, что ты никому в жизни не сделала ничего плохого. За что же тебя убивать?

— А вы разве сделали? — прошептала девушка, во все глаза глядя на храбреца-режиссера и невольно любуясь им в эту минуту.

— И я не сделал, — немедленно кивнул Войномиров. — Так что и для меня опасности никакой. Ну, подумай сама, стал бы я так рисковать, если бы была хоть какая-нибудь опасность?

Ветлугина уже немного запуталась в противоречащих друг другу аргументах режиссера и вяло согласилась:

— Да, наверно, не стали бы…

— Ну так вот! — триумфально воскликнул Войномиров. — Так что отбросим всякие сомнения и наконец-то заключим друг друга в продолжительные объятия!

— Ладно, уговорили, — вздохнула Ветлугина. — Только еще скажите, — на всякий случай уточнила она, — вы случайно не пробовали когда-нибудь этого самого Топоркова?

— Что вы, нет! — не моргнув глазом солгал режиссер. — Я его и не видел никогда и не слышал о нем до того, как все эти сплетни пошли…

На самом деле Войномиров вспомнил о Топоркове еще тогда, когда впервые услышал о его самоубийстве. У режиссера была хорошая память на всех без исключения актеров — даже тех, которых он видел лишь в течение пяти минут во время кинопроб, как пресловутого Топоркова.

Но, в отличие от своей любимой на сегодня актрисы, Войномиров действительно не страшился никакого Топоркова, поскольку ни на мгновение не сомневался в истинности его смерти. Баклажанова же, по его мнению, убили за что-то другое, к чему он, Войномиров, не может иметь ни малейшего отношения.