Бессонница

Евгений Рудашевский, 2018

Дэн переехал в Америку. На время – он учится в университете в Чикаго. Семестр идёт своим чередом: 19-летний юноша выборочно ходит на занятия, заводит новых приятелей, неохотно и не сразу влюбляется. Здесь, вдали от родной Москвы, жизнь могла бы показаться ему серой, если бы не одно «но»: в тумбочке лежит надёжно припрятанный чёрный свёрток. В нём – истинная цель поездки. Новый роман-дневник Евгения Рудашевского описывает момент болезненного и неизбежного перехода из «тинейджерства» во взрослую жизнь. На пороге 20-летия главный герой впервые понимает, что отнюдь не всемогущ, и обнаруживает, что мир далёк от идеала. Дэну ещё не поздно взять всё в свои руки и изменить: избавиться от отцовского давления («Ты будешь прекрасным юристом, место тебя уже ждёт!»), погрузиться в творчество, принять действительность со всеми изъянами. Или хотя бы пожить той жизнью, какая была у героев любимого Керуака: собрать друзей, прыгнуть в машину и умчаться куда глаза глядят. Евгений Рудашевский – возможно, главный знаток подростковой психологии (по крайней мере мужской) среди современных авторов. Он словно и не становился взрослым: так точно воссозданы мысли и чувства его героев от 14 до 20 лет. Роман «Бессонница», с одной стороны, отличается от ставших популярными повестей «Здравствуй, брат мой Бзоу!», «Куда уходит кумуткан» и «Ворон», а с другой – схож с ними по настроению. Но если в тех повестях, как и в книге «Солонго. Тайна пропавшей экспедиции», герои противостояли природе, то здесь главный вызов Дэн бросает своей семье и самому себе. Нужно ли оправдывать чьи-либо ожидания? Есть ли где-то твоя персональная дорога, и если да – как на неё выйти? Серия «YA» (young adults) продолжает любимую читателями «КомпасГида» коллекцию «Поколение www.». В начале 2010-х она стала широко известна благодаря таким обсуждаемым романам, как «Скажи, Красная Шапочка» Беате Терезы Ханики и «Притворяясь мёртвым» Стефана Касты. Запущенная в 2010-м, та подборка была первой в России, ориентированной на аудиторию young adult («молодых взрослых»), и теперь линейка расширяется под новым названием. «YA» объединяет книги, которые могли быть написаны только в наши дни, – острые, дерзкие, злободневные романы-вызовы для читателей от 16 и старше. Оформил серию известный дизайнер, сооснователь фестиваля Typomania Александр Васин.

9 сентября

Меня всегда пугали люди, слишком уверенные в своих желаниях, а тут, в общежитии, таких людей много. Спроси их ночью, и они даже спросонья перечислят свои мечты — в точном порядке, от главных до второстепенных. Заодно продиктуют адреса магазинов, где всё это можно купить со скидкой или в рассрочку.

Мы едва познакомились с Мэтью, но я уже знаю, что он мечтает о чёрном рояле «Steinway Spirio». Хочет по вечерам играть для друзей что-нибудь расслабляющее. При этом на корпусе непременно должен стоять бокал не допитого им вина. Желательно «Château Cheval». Даже не знаю, откуда он всего этого понабрался.

Мой сосед, Мэкси, мечтает о полной экипировке в цветах «Chicago Bears». Это его любимая команда по американскому футболу. Мэкси и сам играет за университет. Ещё он мечтает о семидесятидюймовой плазме.

Мэкси — неплохой парень, я даже обрадовался, когда узнал, что меня поселят в одной комнате с двухметровым чернокожим футболистом. Думал, будет интересно. А потом Мэкси стал возвращаться с тренировок, весь взмыленный. Это было бы не так страшно, если б он первым делом шёл в душ, который, кстати, находится через одну комнату от нашей. Однако в списке его дел посещение душа не стоит ни первым, ни вторым, ни каким-либо ещё. Он просто забрызгивает себя приторной ванилью и, довольный собой, идёт на занятия. Так что у нас всегда пахнет его по́том и его духами, больше похожими на освежитель воздуха. А сентябрь в Чикаго стоит жаркий, не спасают даже распахнутые окна.

Вообще, наша комната — одна из самых убогих в Солбер-холле. Тут все обставляются как могут: привозят из дома ковры, пуфики, стереосистему и всё в таком духе. А у нас нет даже занавесок. Зато есть телевизор. Старый «Samsung» с заляпанным корпусом и чуть более новым, но таким же заляпанным DVD-проигрывателем. Мэкси привёз его в первый день заселения. Долго возился с проводами, настраивал каналы, а на днях я зашёл в комнату и увидел, как Мэкси лежит перед телевизором и наяривает себе, толком не прикрывшись простынёй. Я притворился, что говорю с кем-то в коридоре, — задержался на пороге, дал Мэкси возможность спешно натянуть трусы и выключить экран. Мне, в общем-то, всё равно, чем он тут занимается, пока меня нет, хотя всё это довольно мерзко, но закрывать дверь на ключ ему бы точно не помешало. А теперь Мэкси мечтает купить семидесятидюймовую плазму. Не хочу даже думать об этом.

Синди, с которой мы ходим на американскую литературу, мечтает… Да о чём она только не мечтает! О бордовом «Cadillac Fleetwood» девяносто шестого года, об абонементе в фитнес-центр на Мичиган-авеню, о домике на берегу Мичигана или Гурона — о таком, чтоб окна спальни непременно выходили на восток. Синди даже нашла в интернете подходящий особняк. Два этажа, веранда, бассейн во дворе и своя огороженная пристань. Вот только непонятно, куда там выходят окна спальни, и Синди из-за этого переживает, будто в самом деле не сегодня завтра купит этот дом со всеми его верандами и бассейнами. У неё нет денег даже на фитнес-центр, какой уж тут дом, а она мечтает — со всей серьёзностью.

Вообще, от Синди можно было ожидать чего-то менее прозаичного. Она всё детство провела в Японии, её родители — миссионеры или что-то в этом роде. «Они несут слово Христово». В нашем университете такое встречается сплошь и рядом.

Университет Северного парка прежде был христианским. Главное здание, Олд Мэйн, построили не то священники, не то проповедники из Миннеаполиса ещё в 1894 году — оно оказалось самым высоким в этом районе. Олд Мэйн тогда стоял за чертой города, а его купол долгое время служил ориентиром для самолётов, заходящих на посадку в Очард Филд, где потом, в годы Второй мировой, построили современный аэропорт О’Хара. Изначально в Олд Мэйн обучали шведских эмигрантов, а вокруг лежали самые настоящие пустыри, но за сто с лишним лет он разросся: побывал и колледжем, и академией, затем стал полноценным университетом с огромным кампусом и со своей богословской семинарией. Так что христианские традиции тут сохранились, а статуя Иисуса и большая часовня в кампусе никого не смущают. Интересно, отец, отправляя меня сюда, знал об этом?

Впрочем, христианские традиции, как видно, не мешают студентам мечтать обо всех этих кадиллаках, особняках и плазмах на всю стену. Послушаешь их, и становится тошно. У меня так не получается.

На прошлой неделе звонил домой, в Москву. Говорил с мамой, а потом немного с отцом. Сказал ему, что не знаю, чего на самом деле хочу. Вроде бы говорили о какой-то ерунде, о том, чем здесь кормят и какие преподаватели, а я взял да и сказал — честно, без утайки. Сам не ожидал. Отец тоже не ожидал. Он вообще не любит, если я резко меняю тему, говорит, что для будущего юриста это плохо. А тут промолчал. Понял, что я серьёзно. И ведь долго молчал, сосредоточенно. Может, думал, я что-то добавлю или как-то поясню свои слова. Но я больше ничего не добавил, и он наконец сказал, что мне нужно сходить на профориентацию. Говорит, запишись на консультацию, расскажи о своих проблемах и пройди соответствующие тесты. Так и сказал: «соответствующие тесты».

— В вашем университете с этим не должно быть сложностей.

А ещё отец сказал, что университет подтвердил оплату за первое полугодие. Мог бы не говорить, но сказал.

Профориентация… И ведь я ждал от отца чего-нибудь в этом духе. Конечно, ждал. Он всегда так говорит и действительно думает, что это мне поможет. Моей сестре вот помогло. Теперь она работает с ним в одной компании и, кажется, счастлива. По крайней мере, голос у неё счастливый, когда я спрашиваю про работу и про новых коллег. Впрочем, сестра всегда была из тех, кто твёрдо знает, чего хочет.

Ну и что я мог сказать отцу? Сказал, что профориентация — удачная мысль, что я обязательно схожу и пройду все нужные тесты. А когда я положил трубку, уже точно решил, что отступать некуда. Всё, что я тут задумал, ещё неделю назад казалось каким-то безумием, но теперь я вижу, что это единственный выход. Нужно действовать, пока эта трясина не засосала меня целиком. Потом будет поздно.