Жена Цезаря вне подозрений

Евгения Горская, 2013

Светлана давно мечтала выйти замуж за Виктора Кузьменко, своего любовника и по совместительству шефа. Вроде бы ничего не мешало их счастью: она одинока, Виктор – состоятельный вдовец. Однако у Светланы появился загадочный враг, всеми силами стремящийся не допустить свадьбы: она чувствовала, что за каждым ее шагом следят, пытаясь найти компромат. А когда разрушить ее роман с Виктором не удалось, девушку попытались отравить, добавив яд в бутылку мартини… Света решила присмотреться к семье жениха и узнала много интересного: сын Виктора изменяет жене Лизе, но давно уже тяготится любовницей, а Лиза следит за мужем и явно что-то замышляет… Но какое отношение все это имеет к ней, Светлане?

Пятница, 23 апреля

В вестибюле здания висел некролог, и Лера присоединилась к небольшой кучке людей, стоящих перед большой фотографией главного бухгалтера. На столе под снимком в траурной рамке стояли в вазочке красные гвоздики. На портрете Тамара Станиславовна получилась хорошо, настоящей красавицей, и Лера опять подумала, как неожиданна ее смерть.

— Вот ведь ужас какой! — тихо произнесла рядом Алла Борисовна. — Я только в понедельник ее видела, мы с ней еще потрепались немного.

Алла Борисовна работала в институте давно, наверное, всю жизнь, и Лере часто казалось, что эта женщина знает и помнит всех, кто хоть когда-нибудь появлялся в здании.

— А отчего она умерла, Алла Борисовна?

Та слегка потянула ее за рукав в направлении лифтов и, когда они отошли от реденькой толпы, тихо сказала:

— Говорят, что отравилась, но я не верю.

— Что?! — ахнула Лера. — Бред какой!

Сама она главного бухгалтера знала мало, но о жестком характере ясноглазой Тамары Станиславовны была вполне наслышана от подруги Иры.

— Вот именно, бред. Она была… боец.

— Так, значит, ее убили?

— Что вы, Лерочка! — опешила Алла Борисовна. — Я совсем не это имела в виду. Человек в любом возрасте может умереть скоропостижно. А мог иметь место и просто несчастный случай.

— А… почему же пошли слухи, что Тамара Станиславовна отравилась?

— Всех дур не переслушаешь! — резко ответила Алла Борисовна. Женщине явно не хотелось откровенничать на эту тему, и она перешла совсем на другие, заговорила о служебных делах.

Лера еще не успела отпереть дверь своей рабочей комнаты, как появилась технолог Галина Николаевна, высокая темноволосая дама. Та еще две недели назад должна была передать ей рабочие материалы по текущему проекту, но в подборке не хватало то одного, то другого, то третьего документа, и продолжать работу было невозможно.

Два месяца назад генеральный директор назначил Леру, неожиданно для нее самой, руководителем проекта, и это вызвало большое недовольство сослуживцев, работающих в институте гораздо дольше. И хотя назначение было вполне оправданным — Лера уже давно тянула на себе основной фронт работ и новой должности полностью соответствовала, — это не нравилось многим, в том числе ей самой. Леру, естественно, не обрадовали зависть некоторых сослуживцев, их косые взгляды и ехидные замечания, хоть девушка и старалась не обращать на них внимания. Тем же, кто на это место метил, разумеется, стало обидно. А метила на должность как раз Галина Николаевна.

— Что вы опаздываете? — сейчас раздраженно спросила женщина.

— Я не опаздываю, — улыбнулась Лера, которая потихоньку начинала учиться давать отпор раздраженным дамам. Иногда ей это удавалось, иногда нет.

— Опаздываете!

— Разве? — опять улыбнулась Лера, пропуская рассерженную тетку вперед, в комнату, и кивая на висящие над дверью часы. До начала рабочего дня оставалось три минуты.

Вообще-то делать ей замечания Галина Николаевна не имела никакого права. Формально Лера подчинялась начальнику своего отдела, очень пожилому и почти постоянно болеющему, а фактически — только генеральному директору, который самолично руководил основными проектами. К тому же рабочий день в институте давно стал «плавающим», народ приходил, когда хотел, и уходил тоже, благо пропускная система автоматически фиксировала время прихода-ухода, и всегда можно было определить, кто и сколько находился на работе.

Комната была небольшой, уютной, рассчитанной на три рабочих места, из которых постоянно было занято только одно — Лерино. Другое принадлежало женщине, третий год находившейся в отпуске по уходу за ребенком, а третье пустовало, потому что молодой инженер, оставшийся было в институте после прохождения преддипломной практики, нашел себе более выгодную и перспективную работу и полгода назад уволился.

— Посмотрите почту. Я переслала все, что вам нужно. — Галина Николаевна всегда говорила очень уверенно и очень раздраженно, как будто собеседники до смерти ей надоели. Впрочем, вероятно, так и было.

Лере хотелось сказать, что только она сама может решить, что ей нужно, но не стала. Включила компьютер, открыла пришедшие по электронной почте материалы, быстро проглядела и поняла, что все триста страниц отчета придется переписывать, выуживая из раздутого текста крупицы необходимой информации.

Нет, не права Алла Борисовна, назвав коллег бездельниками. Это совсем другая болезнь, и называется она профессиональной непригодностью.

— Галина Николаевна, я составлю таблицы по вашему отчету и пришлю вам на согласование.

— Это еще зачем? — насторожилась женщина. Потом подумала и пожала плечами. — Как вам угодно!

Лере было угодно не тратить время на переделку отчета, но иного выхода не имелось — время уходило, срок сдачи работы неумолимо приближался.

Она переложила сумку, впопыхах брошенную на соседний стул, на привычное место, на тумбочку, где сейчас в целлофановом пакете так и лежала пластиковая бутылочка с мартини, вчера Лера забыла ее выбросить. Поразмышляв, сходить ли к мусорным контейнерам прямо сейчас или подождать до обеда, девушка решила, что ничего страшного не произойдет, если емкость побудет тут еще несколько часов, и сунула пакет с бутылкой в сумку.

Оторвалась от компьютера Лера, только когда зазвонил телефон, и удивилась, что время уже приближается к обеду.

— Я иду, — коротко объявила Ира.

— В курилку или ко мне? — уточнила Лера. Иногда подружки встречались в курилке, но чаще в Лерином кабинете, где никто не мешал разговаривать.

— К тебе.

Ирина появилась почти мгновенно, и по одному ее виду было ясно, что несет она сногсшибательные новости.

— Некролог видела?

— Угу, — кивнула Лера. — Слушай, я утром с Аллой Борисовной разговаривала и поняла, что о смерти Тамары Станиславовны какие-то слухи ходят. Ты в курсе?

— А-а, ты уже знаешь, — расстроилась Ира, уселась в кресло напротив и принялась покачиваться. — А я хотела тебя удивить. Короче, умерла Тамара во сне. То есть, когда наши квартиру открыли, в постели находилась, как будто спала. А на столе лежала предсмертная записка. Ну, там текст, как обычно бывает: прошу никого не винить, и все такое. Вообще-то это большой секрет, руководство не хочет, чтобы по институту все кому не лень языками трепали, поэтому решено про самоубийство никому не говорить. Все-таки главный бухгалтер, не последний человек в институте. Я сама случайно услышала. К ней вчера Татьяна Анатольевна, ты ее знаешь, полная такая тетка, ездила, которая с Тамарой дружила. Так вот, Татьяна по секрету еще двум своим подружкам сегодня утром рассказывала, что на столе на самом видном месте лежала предсмертная записка. Но очень тихо говорила, я почти ничего разобрать не смогла.

— Алла не верит, что Тамара могла такое сделать. А она ее давным-давно знает.

— Я тоже не верю. Я скорее поверю, что главбуха убили.

— А записка?

— Подумаешь, записка! На принтере любой хоть сто записок напечатает. Чтобы Тамара себя убила? Да она сама кого хочешь убьет. Проглотит и не подавится. Такая вот стерва, хоть и грех о покойнице плохое говорить. Ты, наверное, не помнишь, у нас ее заместителем Ольга Антоновна работала. Бухгалтер была от бога, очень хороший, не в пример Тамаре. Так Тамара ее буквально затравила, Ольга и уволилась.

— Как затравила?

— Да придиралась все время, такую работу заставляла делать, какую любая дурочка сможет. Трудно объяснить, но ты, наверное, представляешь. И чтобы эта зараза на себя руки наложила? Ни за что не поверю!

— Ладно, бог с ней, пошли обедать, — вздохнула Лера.

До конца рабочего дня Лера успела сделать многое. Даже больше того, что запланировала. Оторвалась от компьютера, только когда позвонил Саша и доложил, что купил все продукты по списку. Лера всегда оставляла ему список необходимых покупок, когда Казанцев не работал в дневную смену.

— Уже ухожу, Саш. Компьютер выключу и бегу.

Тут она, сунув мобильный в сумку, наткнулась на так и не выброшенную бутылочку мартини. Все же решив, что ее необходимо наконец выбросить, Лера направилась не к выходу из института, а во внутренний дворик, к мусорному контейнеру.

— Что выбрасываем? — услышала она над ухом, копаясь в сумке, знакомый голос. И обрадовалась:

— Привет, Леня.

Леонид Дорышев, начальник химического участка, ей нравился. Лера ему, кажется, тоже. По работе они не сталкивались, просто курили вместе на пожарной лестнице, так и познакомились. И с Ирой Басмановой, кстати, она познакомилась там же, в курилке. Сначала люди курят молча, стараясь не встречаться глазами с незнакомыми коллегами, потом начинают кивать друг другу при встрече, а потом оказывается, что эти люди тебе близки и приятны.

— Так что в бутылочке-то? — улыбнулся Леонид.

— Мартини, — призналась Лера и засмеялась. Ей почему-то часто хотелось смеяться в его присутствии.

— Поделись, не выбрасывай, — жалобно попросил мужчина, но смотрел на Леру вполне серьезно.

— Нет, не поделюсь. Понимаешь, Леня… — Лера замялась, и Дорышев «подсказал»:

— Ты собиралась кого-то отравить, а потом передумала?

Лера посмотрела в улыбающиеся глаза и неожиданно решилась:

— Леня, у меня загадочная история случилась. Мы позавчера с подругами на дачу ездили, и к нам щенок прибился. В общем, так получилось, что он попил мартини. И умер. Примерно через полчаса.

Тут она отвернулась, потому что про щенка говорить стало трудно, и тогда Леонид одной рукой повернул ее себе, заглянул в глаза и догадался:

— Ты хотела взять собачку себе?

Ну вот, вроде посторонний человек догадался, а Саша вчера, когда Лера попыталась рассказать ему про щенка, даже не слушал. Делал вид, что слушает, но не слушал, она точно знала. Потому что все про него знала. И так Саше ничего и не рассказала.

— Да, — кивнула Лера. — То есть не хотела, но… взяла бы.

Почему-то под взглядом Лени спрятавшиеся вчера утром слезы снова подступили к глазам, и она опять отвернулась.

— Не знаю, чем смогу тебе помочь, Лер, — задумался Дорышев. — Все-таки у нас совсем другая химия. Яды искать не мой профиль.

— Да и не надо ничего искать, — она пожалела, что вообще заговорила о позавчерашней поездке. — Скорее всего, щенок какой-нибудь дряни по дороге наелся.

— Нет, я все же попробую, — твердо решил Дорышев, перехватив руку Леры, — та уже замахнулась, чтобы бросить бутылку в высокий контейнер.

Покрутил бутылку в руках и неожиданно зло усмехнулся:

— Что-то много отравлений вокруг…

Таким Лера приятеля еще ни разу не видела, обычно Леня всем улыбался. Не в полный рот, как американцы, а легко, одними глазами.

— Ты… про Тамару Станиславовну?

Дорышев ничего не ответил, и тогда она догадалась:

— Ты ее знал, да?

Под этим «знал» имелось в виду, что женщина была знакома Леониду не только по работе. Лера думала, что Леонид промолчит, и устыдилась собственной бестактности: не ее дело, кого тот знает. Но он ответил:

— Да.

И опять Лера догадалась: Дорышев не только знал главного бухгалтера, их связывало что-то глубоко личное, и гибель голубоглазой Тамары мужчина переживает тяжело. Ей очень хотелось выяснить, что за темные слухи ходят вокруг Тамариной смерти, но она не решилась, конечно, что-либо еще спрашивать.

— Пока, Лень, — кивнула просто. И заранее поблагодарила: — Спасибо.

Леонид смотрел ей вслед и с трудом подавил желание догнать Леру. Он давно ни с кем не откровенничал, а с ней почему-то захотелось. Захотелось сказать ей, что у него никого нет на всем белом свете, что на свидания с родственниками он ездит на кладбище к трем ровным могилам, а со смертью Тамары остался совсем никому не нужным. Почему-то про женщин, периодически появлявшихся в его жизни, Дорышев в этот момент совсем не помнил.

Леня зло пнул попавшуюся под ноги сухую ветку, подышал глубоко, успокаиваясь и глядя на хмурящееся небо, и направился назад в институт. В лабораторию. Все-таки с довольно странной историей Леры следовало разобраться.

* * *

Глаза от компьютера устали, и Света аккуратно, чтобы не размазать тушь, двумя пальцами потерла веки. Нужно пройтись, решила она, просто погулять по улицам хотя бы полчасика. В конце концов, она же женщина, а не ломовая лошадь, чтобы тащить на себе все дела фирмы. Виктор давно ее деловые качества оценил, а больше ей ничего и не нужно.

«Выйду замуж и буду сидеть дома, как Лизка», — пообещала себе Светлана, понимая, что никогда так не поступит. Характер не тот, дома не выдержит. Ей нужно быть среди людей. Ей нужно, чтобы ею восхищались, а иногда даже чтобы побаивались! И чтобы она сама могла собой гордиться.

— Катя, — крикнула она, приоткрыв дверь, — я выйду на полчасика. Если Виктор Федорович спросит, скажи, что пошла прогуляться.

— Пошли вместе прогуляемся, — резко открывая дверь и едва не стукнув ее створкой Свету по лбу, предложил нечасто появляющийся в офисе директорский сын.

— Пошли, — засмеялась она. — Ты зачем приехал?

— С тобой поговорить, — усмехнулся Вячеслав.

На улице оказалось восхитительно хорошо. «Буду ходить гулять каждый день, даже в дождь», — пообещала себе Света. Покосилась на спутника и, как всегда, отметила, что тот — красивый парень и очень похож на отца.

— Так что у тебя за разговор?

— Я хочу, чтобы ты перевела Анастасию Горовец каким-нибудь маленьким начальничком на второе производство. В Бибирево, — помолчав, попросил Слава.

Фирма имела два производства: на Рижской, которое возглавлял Вячеслав, и в Бибиреве.

— Каким начальничком? — уточнила Света.

— Ну-у… Не знаю, сама придумай. Пусть руководит хоть лаборантами, которые пробирки моют.

— Нет! — решительно отрезала она. — Ты спятил? Настя стерва и дура редкостная. Ей никем руководить нельзя.

Горовец пришла в фирму в прошлом году сразу после института. К тому времени Светлана потихонечку уже подмяла под себя руководство кадрами, считая, что кадры воистину решают все. Виктору Федоровичу самое интересное она оставила — идеи, разработки, а сама тащила рутину каждодневных мелочей. За кадрами Света наблюдала пристально, ненавязчиво собирала слухи и сплетни, точно знала, кто из работников на что способен, кого нужно повышать, а кого лучше совсем уволить. Все-таки она была отличным руководителем, куда лучшим, чем Кузьменко. Директор, как правило, верил всему, что ему говорили, решения принимал скоропалительные, а в людях не разбирался вовсе. Вот и пусть занимается наукой.

О Насте мнение было единодушное: дура и стерва. Сначала держалась скромненько, разговаривала тихо, а потом у девицы прорезался голос, она без конца торчала у начальства, передавала указания, что было для настоящих специалистов прямым оскорблением, и в целом вела себя по-хамски. Причина перемены была проста и всем понятна: начальник производства Вячеслав Викторович Кузьменко не остался равнодушным к прелестям молодого инженера-технолога.

Сначала не остался равнодушным, а теперь, значит, хочет сплавить куда подальше. А чтобы не обиделась, сплавить с небольшим повышением.

— Откуда ты знаешь, что дура? Горовец работает под моим началом, и только мне судить о ее способностях. — Он хотел произнести это твердо, а получилось почему-то неубедительно.

— Нет, Слава, — устало отказала Светлана. — Виктор Федорович прикажет — тогда назначу. Но сделаю все, чтобы этого не случилось. Твоя Настя хитренькая стервочка, и назначить ее начальницей — любой! — значит поставить крест на работе подразделения. Она никогда не потерпит рядом никого умнее себя, а сама способна только на то, чтобы тебя в постель затащить.

— А что, слухи ходят? — помолчав, спросил Вячеслав.

— Конечно, — удивилась Света. — Как могут не ходить, если она же их и распространяет? Ты бы прекратил интрижки на работе. Лиза часто приезжает, вполне может что-то услышать. Тебе это надо?

— Ладно, — легко сдался Кузьменко-младший. — Тогда просто переведи Настю в Бибирево. В той же должности.

— Хорошо, — согласилась Светлана, — после праздников. Причину подыщу и напишу приказ. Как Даша?

— Даша? — не понял он. — А что с Дашей?

— Вроде она вчера приболела.

— Мне Лиза ничего не говорила. Правда, я вчера поздно пришел, Дашка спала уже.

Что и требовалось доказать. Ничем малышка не болела, просто Лиза хоть на вечер, но отняла у нее, у Светланы, Витю. Молодец, Лиза! Умница!

* * *

Сегодня Миле было стыдно, что она вчера подумала о Косте черт знает что. Вернее, даже не столько подумала, сколько весь вечер ловила себя на мысли, что ничего не знает о собственном муже. Ерунда это все! Она знает о нем главное — Костя честный, добрый и порядочный человек, и просто счастье, что он является ее мужем.

Все намеченные дела были сделаны, когда Мила решила просмотреть электронную почту. Писали ей редко, разве что Лера иногда присылала фотографии или забавную скачанную из Интернета информацию. Как правило, приходила только рассылка из различных интернет-магазинов, поэтому она и заглядывала в ящик раз в несколько дней.

Увидев непонятного адресата, обозначенного буквой «Х», Мила решила, что это спам, и сразу нажала на «Удалить». И только тогда замерла, когда появился текст письма: «Твой муж убийца». Хватит бреда, приказала она себе, решительно нажала «Стереть» и тут же пожалела, что не обратила внимания на дату получения послания. Хотя какая, собственно, разница? Она не позволит ни себе, ни какому-то идиоту заставить ее сомневаться в Косте. Только этого не хватало!

И из-за чего сомневаться? Из-за того, что Костя обманул ее, сказав, что не знает о смерти Тамары? Но мало ли почему муж мог так сказать. Просто хотел уйти от разговора, например. Не пожелал, чтобы жена выпытывала подробности.

Лере она позвонила только потому, что всегда и во всем любила ясность.

— Про Тамару известно что-нибудь? Отчего женщина умерла? — спросила Мила, точно зная, что к смерти своей давней приятельницы Костя никакого отношения иметь не может.

— Говорят, самоубийство, но Ира не верит, а она Тамару отлично знала. Несколько лет вместе работали, каждый день разговаривали. И другие не верят.

Подруга говорила что-то еще, но Мила почти не слышала слов, как будто разом утратив способность воспринимать человеческую речь.

«Прекрати! — велела себе Мила. — Это уже форменный психоз!»

Нужно было успокоиться. Мила, торопливо простившись с подругой, накинула ветровку на старенький домашний свитер и выскочила из квартиры.

И почти не удивилась, когда у самого подъезда перед ней, словно ниоткуда, появился позавчерашний полковник Роман Воронин. Или ее уже ничто не способно удивить так, как удивило письмо от адресата Х?

А Воронину срочно пришлось поехать на дальний объект: со вчерашнего дня там снова барахлила антенна. Ее уже который месяц не могли наладить. Поработает неделю-другую и дает сбой. Инженеры опять бьются над злосчастным железом. Сегодня к середине дня антенна заработала исправно, одно удовольствие наблюдать, но не было никаких гарантий, что она не начнет дурить завтра же. Или даже вечером.

Освободился Роман рано, еще вполне мог успеть доехать к себе на работу и просмотреть технические задания к двум новым проектам, но день стоял такой почти по-летнему теплый, зелень вдоль шоссе радовала глаз, и полковнику не захотелось возвращаться в свой недавно отремонтированный кабинет. Вообще-то такое случалось с ним редко. Работать Воронин любил, а не любил как раз выходные — потому что ему было абсолютно нечем себя занять. В выходные он, почти не вставая, валялся на диване, читал купленные в ближайшем книжном магазине детективы или фантастику и ждал понедельника.

Он помедлил на светофоре и, когда сзади раздались возмущенные гудки, свернул в сторону Сокольников. Ему было просто необходимо увидеть случайную знакомую, ту самую Милу. Увидеть и понять, что эта чужая, пусть и роскошная, женщина совсем ему не нужна. И перестать о ней думать. Потому что думал Роман о ней непрерывно.

Вот и увидел. Подъехал к ее подъезду, покинул салон джипа — а тут и она вышла.

Сейчас Мила показалась ему другой, не такой, как позавчера. Сегодня смотрела напряженно и словно через силу, как будто все, что ее интересовало, спрятано в ней самой, а до всего остального мира ей не было никакого дела. Женщина чем-то напугана, понял Воронин и вновь поразился ее необычной красоте. Мила оказалась еще красивее, чем запомнилась ему.

— Что-то случилось? — тихо спросил полковник, слегка наклонившись к ней.

Она потрясла головой, то ли показывая, что ничего не случилось, то ли отказываясь говорить. Тогда Роман чуть тронул ее за рукав, потянул в сторону парка, боясь, что Мила убежит и ему ничего не останется, как поехать домой в пустую квартиру и нудно и скучно коротать оставшееся до новой рабочей недели время. Сейчас такая перспектива его всерьез испугала, Воронин уже забыл, что должен доказать себе: Мила ему совсем не нужна.

А та послушно зашагала к зеленеющей стене деревьев, и он облегченно выдохнул.

Заговорил, только когда миновали калитку, пошли по неширокой аллее.

— Что случилось, Мила? Вы чем-то расстроены?

Девушка опять покачала головой, и теперь он понял однозначно — случилось, но ей не хочется об этом говорить.

Волосы у нее были длинные, ниже плеч, и возникло нестерпимое желание дотронуться до них. Захотелось сказать ей, что ему никогда не встречалась женщина красивее и что он был бы счастлив, если бы Мила позволила ему разрешить ее проблемы. Не сказал, конечно.

— Я раньше тоже жил в этом районе. Не совсем здесь, но близко. Потом, когда переехал, долго не мог привыкнуть, что ни пива негде выпить, ни на лыжах покататься. Я тут, наверное, лет десять не был или больше, а ничего не изменилось. Только вот каштаны подросли.

— А сегодня зачем приехали? — спросила она, догадываясь, что сейчас услышит.

— Вас увидеть.

Мила прекрасно видела, что… что произвела на него впечатление. Еще тогда произвела, позавчера. И ей это было приятно. И тогда приятно, и сейчас.

То ли от чистого теплого воздуха, то ли от присутствия рядом сильного немногословного мужчины Мила как-то сразу пришла в себя, и все ее страхи показались не только надуманными, а даже не вполне нормальными. Ну как она могла допустить, что Костя может быть причастен к… убийству? Даже на минуту допустить? С ума сошла, не иначе.

— Увидели?

— Да.

Роман почувствовал, что спутница мгновенно изменилась, отбросив свои таинственные проблемы, стала легкой и веселой.

— Ну и как? — усмехнулась она.

— На комплимент напрашиваетесь? — без улыбки поинтересовался Воронин.

— Напрашиваюсь, — так же без улыбки призналась Мила. — Мне много лет никто не говорил комплиментов.

А ведь действительно, как давно никто не говорил ей, что она красавица, или что-то другое, глупое и приятное. То есть Костя не говорил, потому что больше говорить было некому.

— Я никогда не встречал женщины красивее.

— Вы преувеличиваете, но все равно спасибо. — Она быстро коснулась его руки и резко повернула назад, к выходу из парка.

— Подождите, — попросил Воронин. — Давайте еще погуляем? Я же вас не съем. И не укушу.

Мила задумалась ненадолго, улыбнулась и согласно кивнула:

— Давайте.

* * *

Нужно было заняться обедом, но Лиза не могла себя заставить. Она давно сидела, уставившись на кухонные полки, и понимала, что может потерять все.

Если Виктор Федорович женится, они со Славой денег не увидят. Муж этого не понимает — или не хочет понимать? — но она-то не слепая. Уж Светка постарается заграбастать все до копейки, тут к бабке ходить не надо.

Мысли были привычные, но от этого не менее печальные. Решение придется принимать кардинальное. И принимать именно ей. Делать этого очень не хотелось: страшно и опасно, но иного выхода, похоже, нет.

Она с трудом, как старуха, поднялась и медленно обошла комнаты. Свою квартиру Лиза не любила. В общем-то неплохая, почти в центре, в капитальном сталинском доме, и ничуть не хуже той, в которой жил свекор, куда она приходила когда-то к больной Дарье Степановне Кузьменко, будучи участковым врачом. И все-таки эта квартира была хуже, потому что постоянно напоминала, что мечта не сбылась. Лиза приходила к пациентке и мечтала жить в ее квартире, с ее мужем, не хотела никакой другой квартиры, никакого другого мужа. И, постаравшись спрятать поглубже страх, Лиза привычно пообещала себе, что и Светка не получит ни Дарьиной квартиры, ни Дарьиного мужа. Она ей не позволит.

После первой встречи с Виктором Федоровичем Лиза долго не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме высокого усталого молчаливого мужчины. Ей очень хотелось снова его встретить. Она готова была даже караулить его около подъезда, но понимала, что делать это ни в коем случае нельзя. Нельзя показать ему собственную заинтересованность, нельзя начать приходить к Дарье по вечерам, действовать нужно не спеша и осторожно. И Лиза, как раньше, навещала пациентку днем, раз в две недели.

Только через два месяца она решила зайти вечером. Лиза заранее наметила для себя день и с замиранием сердца ждала, когда тот наступит. Заметно волновалась, звоня в квартиру, и ругала себя за свое волнение.

Дверь ей открыл Вячеслав, мрачный, осунувшийся, почерневший, и Лиза еще до того, как он начал говорить, поняла: все ее планы рухнули.

— Матери больше нет, — глядя мимо доктора, буркнул сын Дарьи Степановны.

Что-то такое, видимо, отразилось на ее лице, потому что Слава помедлил, распахнул дверь и предложил:

— Заходи. Помянем.

Конечно, он решил, что молодой врачихе жалко его мать, и был благодарен ей за эту жалость. У него даже голос изменился, сделался через силу доброжелательным. И сам Слава мгновенно стал похожим на своего отца. Впрочем, парень и без того был похож на отца.

Потом, много позже, Лиза поняла, что совершила тогда непоправимую ошибку. Нельзя было размениваться на сына, нужно было добиваться отца, как и намечала. Но в тот момент ей показалось, что у нее уже не хватит сил на борьбу, и она шагнула в квартиру, о которой так долго мечтала.

Тот вечер Лиза помнила плохо. Навалилась усталость, накопленная за длинный рабочий день, да еще смерть Дарьи выбила из колеи, поэтому выпитая рюмка водки сразу оглушила ее. Слава испуганно и удивленно успокаивал, потому что докторша рыдала и все никак не могла остановиться. Она оценила заботу парня, видя, что тот сам нуждается в утешении.

То, что Лиза осталась до утра, получилось как-то само собой и было ее главной ошибкой. Непоправимой.

Через месяц она позвонила в квартиру Кузьменко по городскому телефону. Если бы ответил Виктор Федорович, то просто положила бы трубку и постаралась навсегда забыть о несбывшихся мечтаниях, но к телефону подошел Слава.

— У меня будет ребенок, — сообщила Лиза. — Я решила, что ты должен это знать.

— А… — опешил Кузьменко-младший, — а что ты собираешься делать?

— Еще не решила.

На самом деле, Лиза, конечно же, не сомневалась, что пойдет на аборт. Куда ей с ребенком?

— Если надумаешь оставить, — вдруг твердо сказал Вячеслав, — давай поженимся.

Этого Лиза никак не ожидала. Она еще могла предположить, что случайный любовник захочет провести генетическую экспертизу, но чтобы тот вот так сразу заговорил про женитьбу…

Не зная, что сказать, Лиза молчала, и тогда Слава тем же твердым голосом пообещал:

— Я постараюсь быть хорошим мужем. И отцом. Ты мне поверь.

Через месяц они поженились. Еще через несколько месяцев переехали в купленную Виктором Федоровичем квартиру, и для Лизы началась обеспеченная жизнь неработающей женщины, о которой она всегда мечтала — и которую сейчас ненавидела.

Впрочем, сейчас она не думала о том, что ненавидит собственную жизнь. Сейчас этой жизни угрожала реальная опасность.

Причем опасность была не только в возможной женитьбе свекра, но и в том, что у Славки появилась очередная любовница. Подружки у мужа появлялись и раньше. Лизу это, конечно, огорчало и расстраивало, но не заставляло сжиматься от страха. Последняя же девица, похоже, всерьез задумала увести Вячеслава из семьи, а это означало, что безбедной Лизиной жизни может прийти конец. Следовательно, надо спасти ее любой ценой.

Телефон зазвонил, когда Лиза гладила Дашкино «концертное» платье.

Прошлой осенью Лиза отдала Дашу в музыкальную школу. У девочки обнаружился потрясающий слух, малышка начала напевать мелодии чуть ли не раньше, чем говорить, и Лиза считала необходимым учить ребенка музыке. Славка только хмыкнул и рукой махнул — делай, как хочешь. Сам он считал, что детей нужно водить исключительно в спортивные секции, чтобы росли тренированными и выносливыми, а дома заставлять читать побольше. Все остальное для дошкольников лишнее. Проявится склонность к каким-то наукам — тогда и учить нужному. А заставлять детей чем-то заниматься из-под палки — пустое дело.

Несмотря на отличный музыкальный слух, играть бесконечные гаммы Даша не любила, капризничала, Лиза очень с ней намучилась за прошедший год. Однако сейчас, когда в музыкальной школе через несколько дней должен был состояться концерт, Даша уже видела себя настоящей артисткой. Кроха без конца примеряла приобретенное для выступления платье и за пианино садилась без хныканья и причитаний.

— Вячеслава Викторовича можно? — взяв трубку, услышала Лиза ленивый и наглый женский голос.

— Нельзя, — стараясь говорить спокойно, отрезала Лиза. — Что ему передать?

— Передайте… — слегка опешила и замялась новая и опасная Славкина пассия, — передайте, что звонила Настя.

Лиза, больше ни слова не говоря, положила трубку и поняла, что бесповоротно выбита из привычной настроенности на тихие домашние дела.

Конечно, Вячеслав в любви ей не объяснялся и хранить верность не обещал, но его бесконечные девицы все-таки делали Лизу несчастной.

После женитьбы и переезда в эту квартиру Лиза жила с мужем не то как с добрым соседом, не то как с братом. Она готовила ему еду, поддерживала в доме порядок, а он вежливо благодарил, ходил с ней гулять, рассказывал об успехах и трудностях на работе и со страхом и надеждой ждал предстоящих родов. Наверное, со стороны они казались обычной молодой парой, но обычной парой они не были: по вечерам вежливо желали друг другу спокойной ночи и расходились каждый в свою комнату. Видимо, исполнение супружеского долга Слава в понятие «быть хорошим мужем» не вкладывал.

Впервые они очутились в одной постели, когда Степке исполнилось восемь месяцев. Их сын тогда впервые в своей жизни заболел, и заболел тяжело, с температурой под сорок, с поносом и рвотой. Лиза со Славой сначала ждали неотложку, потом, сидя рядом возле детской кроватки, со страхом ждали, когда у малыша спадет температура. А потом Лиза заметила, что сидят они со Славой в обнимку, и поняла, что сидеть так им обоим хорошо. Позже пили на кухне чай и смеялись, сейчас уже не вспомнить, над чем. Наверное, просто потому, что прошел жуткий страх за своего ребенка и можно было жить дальше, можно смеяться, говорить друг другу разную ерунду. Уже стоя в коридоре, снова обнялись, и вдруг Лиза почувствовала, что муж обнимает ее требовательно, совсем не так, как недавно в Степкиной комнате. Обрадовавшись этому, сама тоже потянулась к нему.

Потом они долго лежали под теплым одеялом, по очереди бегали смотреть на спящего Степу. А когда Слава, поцеловав ее напоследок, задвигался, явно собираясь уйти к себе, Лиза тихонько попросила:

— Не уходи. Пожалуйста.

Муж удивленно посмотрел на нее, и она еле сдержалась, чтобы не усмехнуться. Он что же, думал, ее устраивает такая жизнь? Считал, что его жена святая или, наоборот, чокнутая, всегда будет довольствоваться ролью бесполой подруги? Нет, Славочка, ей нужна нормальная, полноценная супружеская жизнь, в которой присутствует секс и, главное, привязанность друг к другу, единственное, что может гарантировать прочность брака. А для полной привязанности все-таки нужно спать в одной постели, а не в разных комнатах.

Тогда Слава, повернувшись на бок, впервые погладил ее по голове и поцеловал в волосы (позже этот жест стал заменять им пожелание доброй ночи).

Следующим вечером Лиза, меняя постельное белье, «случайно» забыла постелить мужу чистое, оно так и осталось лежать на его кровати аккуратной стопкой. А она, лежа у себя, с замиранием сердца ждала, делая вид, будто читает, его появления. Мог ведь и не появиться, и тогда ей придется придумывать что-то другое… Слава пришел ночевать к ней, в их теперь уже общую постель.

Через месяц Лиза заменила кровать в его комнате большим красивым диваном, и у Вячеслава появился кабинет, который должен иметься, по мнению Лизы, у каждого мужчины.

Все она тогда сделала правильно, как нужно, только уверенности в собственном будущем это ей не прибавило. У Вячеслава все равно постоянно были девицы на стороне…

Лиза попыталась снова приняться за глажку, но не смогла. Со злостью выдернула шнур утюга из розетки, схватила ключи от машины и, накинув ветровку поверх домашней одежды, бросилась вон из дома.

* * *

Константин Олегович опять приехал домой раньше обычного, в самом начале седьмого. Ему было стыдно признаться себе, что ему почти не жаль Тамару. То есть жаль, конечно, что женщина умерла, ей бы еще жить да жить, но он наконец-то почувствовал себя свободным человеком. Только теперь, после Тамариной смерти, можно наконец забыть о том страшном, что когда-то с ними случилось. Нет, совсем забыть вряд ли удастся, да и ни в коем случае нельзя, но все равно он чувствовал свободу и легкость, которых не ощущал много лет.

— Мила! — закричал Константин, отпирая дверь квартиры. — Милочка!

Мужчина ждал, что жена выбежит к нему, но та вышла не спеша, шаркая шлепанцами. И почему-то то, что супруга уютно шаркала шлепанцами, показалось ему ужасно милым и домашним, и Костя, даже не раздевшись, обнял ее, зарылся лицом в волосы, не сразу заметив, что сегодня Мила не такая, как всегда, словно и не рада ему.

«Я ее обидел, — понял он. — Ну да, ведь почти не разговаривал с ней два дня, вот Мила и обиделась».

Константин старался не обижать жену. И всегда переживал, когда не обижать не получалось. Он вообще почти постоянно чувствовал себя виноватым перед ней, потому что не любил ее. И только иногда, как накануне, когда слишком уставал или о чем-то напряженно думал, забывал об этой своей вине, тогда и проступало его истинное отношение к супруге — полное безразличие.

— Ты прости меня, — попросил он, — устал я что-то в последнее время.

— Не надо извиняться, Костя, — серьезно ответила Мила, — я все понимаю. И если на тебя обижусь, то обязательно тебе скажу.

— Да, — охотно согласился муж, — ты уж скажи, сделай милость. Не хватало нам еще из-за ерунды дуться.

Он снова притянул ее к себе и неожиданно подумал, что абсолютно счастлив. Мила сейчас очень ему нужна. Не просто нужна — необходима.

* * *

В конце дня приехали технологи с производства в Бибиреве, и почти сразу позвонил Виктор Федорович, попросил зайти.

Света совещаний не любила, у нее от непрерывной говорильни начинала болеть голова. К тому же, когда шло обсуждение технологических вопросов, мало что понимала и поэтому откровенно скучала. Кузьменко старался на совещания ее не приглашать, а уж если звал, сие означало, что участие Светланы необходимо.

Так и оказалось сейчас. Разработка новой серии шампуней была почти готова, следовало подключать художников, делать рекламу — самые Светины вопросы.

Из кабинета директора она вышла только через три часа совершенно одуревшая. Как ни странно, Катя все еще сидела в приемной, хотя обычно уходила не позже шести.

— Ты что, Кать? — удивилась Света. — Почему домой не идешь?

— Ой, Светлана Леонидовна, тут такое дело, — виновато заговорила девушка. — Приходила Елизавета Дмитриевна. Я не стала к Виктору Федоровичу соваться, сказала, что совещание, просили не беспокоить.

— Ну и правильно.

— Она подождала, подождала… и зашла к вам в кабинет.

— Что?! — ахнула Света. — Какого черта?

— Сказала, что ей нужно позвонить, — состроила гримаску Катя. — Я же не могла ее не пустить.

— Вот стерва! — не сдержалась Светлана. — Приходит как к себе домой! Позвонить ей, видите ли, нужно… Отсюда бы и звонила. Или по мобильному.

Катя Лизку ненавидела почти так же сильно, как и Света. Рядом с Виктором Федоровичем жена Вячеслава всегда была тихой, задумчивой, немного несчастной, а с секретаршами — настоящей барыней. Входила в приемную, словно не видя сидевшую за столом девушку. Потом с удивлением замечала, приветствовала легким кивком и тут же как будто о секретаре забывала. Лениво сбрасывала шубку, да так, что Катя едва успевала подхватить, и только тогда совсем тихо, почти шепотом спрашивала:

— Виктор Федорович у себя?

А смотрела при этом куда угодно, только не на девушку, державшую ее шубу в руках.

В свое время Света, будучи еще секретарем, доху подхватила только один раз, во второй даже не пошевелилась, сидела и смотрела, как светлая норка летит на пол. Впрочем, пол был чистым, манто ничего не сделалось. И поднимать шубку не стала. Жаль, что немая сцена продолжалась недолго: вышел Кузьменко и буркнул:

— Что вы одежду по полу валяете?

Затем поднял невесомый мех, повесил на плечики в шкаф и пропустил Лизу вперед, в кабинет.

Тогда Света и заполучила врага в лице невестки директора. Впрочем, нет, настоящим ее врагом Лиза стала, когда Вячеслав с женой и детьми зашел поздравить Кузьменко-старшего с днем рождения, а в квартире обнаружилась Светлана. Она до сих пор улыбалась, вспоминая вытянутую Лизкину физиономию…

— Кать, я тебе запасные ключи оставлю, — решила сейчас Света. — В следующий раз ты мой кабинет запирай, если я надолго выйду.

Вообще-то запирать кабинеты в фирме не было принято. Чужие здесь редко бывали, а своим доверяли.

— Иди домой, поздно уже, — отпустила она девушку.

В кабинете все было на своих местах, даже телефон не сдвинут, так и стоял на краю стола. Света покачалась в кресле, стараясь унять бешенство. Мда… только Лиза могла себе позволить впереться в чужую комнату как в собственную кухню. Как будто Светлана не заместитель директора фирмы, а домработница, у которой в хозяйском доме ничего своего нет и быть не может.

Пытаясь успокоиться, она решила просмотреть напоследок электронную почту и не сразу поняла, что почтовая программа открыта на папке «исходящие». Лиза не только без разрешения влезла к ней в кабинет, она еще зачем-то залезла в ее почту. Сегодня Света в «исходящие» не входила и писем не отправляла.

Ненависть накрыла ее такой тяжелой волной, что руки впились в подлокотники кресла до боли в пальцах. Стой! Надо успокоиться. Нужно спокойно подумать, что делать. Лиза хитра, но и Света не последняя дурочка.