Сиреневый закат

Евгения Киреенок

Кто сказал, что чертей не бывает? А вместе с ними прекрасных ангелов, магических сил и других планет?Я родилась в России, но после того, как от меня отказались, я попала в американскую семью. Все было хорошо: я выросла, закончила учебу, нашла молодого человека, престижную работу и в одночасье потеряла…Эта волшебная история о настоящей и фальшивой дружбе, о великой непредсказуемой любви, о том, как устроена наша вселенная, хитрая карма и бесконечный океан повторяющейся «сансары».

ГЛАВА 2. ЧЕРНЫЙ КОТ

Мама буравила меня пронзительным взглядом. Я не знала, что сказать. Доктор Браун быстро удалился, дабы не мешать семейным разбирательствам.

— Лори, — начала мама, — дорогая, расскажи нам с папой, что у тебя случилось?

Моя мама была добрым, но строгим человеком, а папа очень честным и справедливым. Поэтому у меня не было причин врать им. Я не боялась критики или того, что меня будут ругать. Единственное, чего я боялась, так это разочарования во мне, если когда-нибудь мои родители скажут: «Лорен, нам жаль, что мы удочерили тебя». Пожалуй, вот так выглядит самый большой из моих страхов. Я рассказала им все, что произошло, и ни капли не соврала. Даже о том, что творится в квартире. Папа засмеялся, его добрые зеленые глаза излучали тепло. Тепло стало и в моей душе. Моим родителям уже по шестьдесят лет. Мама красит голову в светлый цвет, скрывая седину, а папа не стесняется своей. Они у меня еще очень даже ничего!

— А я уже подумал, когда мы приехали к тебе домой, что ты решила пуститься во все тяжкие. Единственное, чего мы не нашли у тебя в квартире, так это пакетика с травкой, куда ты его спрятала? — иронично произнес отец.

У меня отвисла челюсть: «Папа, как ты можешь?» На лице появилась улыбка и почему-то потекли слезы: одновременно стало и весело, и грустно.

— Лори, — сказала тихо мама, — понимаешь, это твоя жизнь! Ты уже взрослая и можешь делать в ней все, что хочешь. Люди встречаются, расстаются, женятся и разводятся. И часто бывает так: один счастлив оттого, что ушел, а второй просто ломается от горя. Я тебя прекрасно понимаю: ведь если бы наш папа ушел от меня, я бы поплакала пару дней, а потом нашла ему замену! — добавила она и улыбнулась.

А вот теперь уже папе было не до смеха. Он пристально уставился на свою жену.

— Да-а-а? — протяжно произнес он, — ты серьезно? Вот так быстро нашла бы мне замену?!

— Звучит нереально, да? — ответила мама.

— Очень! — улыбнулся папа.

— Ну так же нереально, как и если бы ты ушел от меня! — с надеждой проговорила она.

Они знали, что никому и никогда не отдадут друг друга. В этот момент к горлу подступил комок, и я зарыдала. Вот они, настоящие семейные отношения! Когда два человека прошли бог знает через что, но все равно вместе. Они ругались, мирились, менялись друг для друга только в лучшую сторону. Важно именно это. Остальное, что уходит, то… туда и дорога.

«Ведь если ушло — это не твое!» — вспомнила истину я, и слезы продолжили течь по щекам.

— Лори, — сказала строгим голосом мама, — ты пока поплачь, а мы с папой пойдем поговорим с доктором Брауном.

Я натянуто улыбнулась, попытавшись успокоиться.

— Мама-а!.. — досадно всхлипнула, — и ты туда же?

Но все равно улыбнулась, понимая, что они стараются меня развеселить.

— Никуда не уходи, мы скоро придем! — согласился папа и подмигнул мне.

Уловив его тонкий юмор, закатила глаза.

Родители вышли в коридор, оставив дверь приоткрытой, и я слышала их удаляющиеся шаги. В палате была включена только одна лампа, свет которой приглушен, что создавало сонную атмосферу. Интересно, что мне теперь скажут на работе? На больничном предстоит провести не один месяц, и это если повезет, и я смогу ходить.

«За это время в компании наверняка многое поменяется: персонал, правила, а может, и начальник? — неожиданно дверь скрипнула и открылась сильнее. — Сквозняк, наверное».

— А-а-а, паук! — закричала я и дернулась: по тонкой паутинке спускался маленький паучок, прямо перед моим носом.

«Ну ты меня и напугал, друг!» — взяла невесомую паутинку и сдула ее в сторону. Откуда в больничной палате пауки, я так и не поняла.

В палату вошла мама.

— Дорогая, мы поговорили с доктором Брауном. Он сказал, что ты поправишься и сможешь ходить.

— Я рада, мама! — моя мамочка самая лучшая их всех мам! Пусть и приемная, она любит меня, как родную дочь, а я люблю ее еще сильнее!

— Мама, я никогда вас не оставлю и всегда буду помогать! — произнесла охрипшим от слез голосом. И тут заплакала уже она:

— Знаю, детка, выздоравливай! Мы с папой очень любим тебя! Кстати, в твоей квартире мы уже побывали и навели там полный порядок.

— Спасибо, мам! — покраснела я.

Мы попрощались. Родители обещали приехать через пару дней, и я была рада. Казалось, что черная полоса в моей жизни отступает. Когда они уехали, мне сделали обезболивающий укол, и я потихоньку начала засыпать. Со всех сторон доносились разные голоса: мужские, женские, детские — все друг с другом о чем-то болтали. Вот я слышу, как мужчина разговаривает со своим братом, прислушиваюсь, и все другие голоса отступают на второй план.

— Слушай, Джордж, завтра нужно съездить в строительный магазин и купить все для ремонта гаража.

— Хорошо, Дюк! — отвечает его брат.

«Эм-м… что-то неинтересно, — подумала я, — нужно переключиться на другой разговор».

Настраиваюсь на следующую волну — как будто ты ищешь на радио песни по разным частотам. Нахожу другой интересный разговор:

— Мистер Президент! У нас готов новый доклад по антироссийским санкциям.

«Боже упаси! — ужаснулась я, — вмешиваться в политику!»

Хотела переключиться на другую волну, но уставшую голову накрыла пелена, и я уснула.

***

Прошло три месяца. Я поправилась. Меня заново научили ходить, можно сказать, с нуля. За все это время развлечением служили те пятнадцать минут перед сном, когда я слушала чужую болтовню. О чем только люди не говорили…

Конечно, я почти ничего не запоминала из этих разговоров: большинство из них являли собой банальные жизненные обстоятельства, а в политику лезть не хотелось.

«Доктор Браун сотворил чудо! Как я ему благодарна! Завтра меня выписывают, я счастлива!»

Ночь пролетела незаметно. Утром ко мне зашел мой доктор с группой студентов. Он начал зачитывать историю болезни, последующее лечение, названия препаратов, что применялись, и комплекс физиотерапевтических процедур.

Один из студентов зевнул.

— Доктор, а разве само не заживет? — произнес темноволосый подросток, и вся группа засмеялась.

Браун закрыл глаза и тихо произнес на незнакомом мелодичном языке: «У меня аллергия на глупость!» В группе засмеялся всего один ученик, и доктор мгновенно бросил на него взгляд.

— Русский? — спросил он на этом же языке.

— Да, доктор! — ответил ученик. Но для всех остальных было непонятно, о чем идет речь, хотя и пошли перешептывания: уловили, что кое-кто из России, но громко ничего не сказали.

Мой доктор — русский! Я в шоке! Меня вылечил доктор из России, из этой агрессивно-недоразвитой страны. Я решила на прощание рассказать ему про себя. До этого я никогда и никому не открывала свою правду: мне было стыдно. Я не знала, как к этому отнесутся коренные американцы с их великим патриотическим настроем. Но доктор Браун — русский, тем более очень хороший человек. Ему можно доверять, ведь мы с ним родились в одной стране.

Доктор дочитал историю моей болезни, что-то написал и передал бумаги медицинской сестре.

— До свидания, Лорен! Я рад, что вылечил вас.

— Доктор! — хотела остановить его, но мой голос утонул в гомоне и посыпавшихся вопросах студентов.

Ну вот, ушел! А я так много хотела ему рассказать. В палату вошла Рэйчел, она принесла одежду. Мои семилетние голубые джинсы и синий пуловер выглядели ужасно. Они все лето пролежали в камере хранения и немного запылились.

«Черт, ну почему не догадалась попросить родителей привезти мне чистую одежду? — укоряла я себя. — Теперь на улице меня легко можно спутать с каким-то бродягой. О, это так иронично!»

Родителей я попросила не приезжать: идти от больницы недалеко. Собравшись, поблагодарила медицинский персонал за оказанную мне помощь и вышла на улицу. Холодный ветер сразу же бросился в лицо, на глазах выступили непрошеные слезы. На улице стояла осень.

«Я пролежала в больнице все лето. Из дома вышла весной, а вернулась осенью и в той же одежде!» — засмеялась я, а на душе стало как-то грустно, ведь дома никто не ждал. У меня никого нет, вернее, никого не осталось… Мои мысли прервали звуки снизу.

— Мяу-у-у, — послышалось мне, — мяу-у-у, мяу-у-у, мяу, — жалобно звал меня какой-то котейка.

Я обернулась и увидела черного котенка, месяцев четырех от роду, с большими желтыми глазами.

— Кис, кис, кис!

Котик подбежал и начал тереться о мои ноги. Я присела на корточки и принялась его гладить. Кот урчал и жалобно заглядывал в мои зеленые глаза.

— Кушать, наверное, хочешь? — у меня как раз в сумке завалялась колбаса — родители приносили на завтрак.

Я накормила кота и встала уже, чтобы уйти, но меня остановило протяжное мяуканье:

— Мяу-у, мяу-у-у, — жаловался на что-то котейка.

— Извини! Я не могу тебя взять — у меня аллергия на кошек, — объяснила котейке и направилась в другую сторону.

— Бессердечная! — послышался голос позади меня. Я обернулась, но никого уже не было. Даже этого черного кота.

«Странно! — подумала я, ощущая холодок, бегущий по спине, — сначала голоса перед сном, теперь со мной кошки разговаривают… может, стоит сходить к психиатру?»

Вернувшись домой, начала разбирать почту, которая накопилась за несколько месяцев. Меня шокировало два письма. Одно оказалось с моей работы: «Вы уволены. Явитесь в компанию „Software progress“ для подписания документов». Второе еще ужаснее, от мамы бывшего бойфренда: «Джон скончался. Похороны пройдут восемнадцатого июня…»

«Уже прошли!» — ахнула я: сегодня уже пятое сентября. Вглядывалась в эти два письма и не верила собственным глазам.

За дверью послышался какой-то шум. Что там еще происходит? Приоткрыв входную дверь, увидела два желтых глаза, пронзительно смотревшие прямо на меня. Да это же тот маленький черный котенок, которого я встретила недалеко от больницы! Интересно, как он сюда попал? Да еще опрокинул горшок с цветком, который стоял около моей двери.

«Лори, это я, Джон! — мне кажется, или в моей голове послышались мысли кота? — Моя душа переродилась, чтобы служить тебе».

На этом я и рухнула в обморок.

***

Открыв глаза, поняла, что лежу в коридоре, а сквозняк поддувает под мой халат.

«Ну и дела, что случилось? — покряхтывая, встала на ноги. В руках по-прежнему зажаты два письма. — Ах да, меня уволили, а бедный Джон умер!»

Джон! Вспомнив про кота, пошла осматривать квартиру.

— Кис-кис-кис, — походила по комнате, заглянула под диван — никого нет. Начала искать дальше. — Кис-кис-кис, — открыла дверь в ванную — там нет, в туалете тоже. Осторожно зашла на кухню и обнаружила зверька. Он сидел на моем обеденном столе и доедал с бутерброда кусок колбасы.

«Так! — думаю я, — спокойно! Лора, это всего лишь котик».

— Кис-кис-кис, — позвала его ласково.

Коша, доедая колбасу, повернул свою черную мордочку и ответил:

— Мяу-у-у!

«Фух, слава богу, я еще не спятила!»

— Кис-кис-кис, — сказала еще раз.

«Хватит кискать!» — мысленно ответил кот. Я впала в ступор, открыв рот: все-таки чокнутая! Да, теперь нет никаких сомнений.

— Джон? — осторожно уточнила я.

«Господи, Лора, какая же ты глупая! Уже говорил ведь, что это я, Джон. Твой бывший».

Мне нечего было ответить — так и стояла столбом, смотря на него.

«Закрой рот, а то муха залетит!» — съязвил кошак и облизнулся. Фраза вывела из оцепенения и меня прорвало

— Ты вообще какого черта здесь оказался?

«Вообще-то, у меня выбора не было! Тебе рассказать — не поверишь!» — отозвался кошак.

— Ах, выбора у него не было! — завопила я, — значит, когда он был человеком, выбор у него был: он ушел к другой! А сейчас он, бедный несчастный котик, приполз к той, что накормит? А ну, иди туда, где жил! — взяла кота за шкирку и вынесла за входную дверь.

«Лори, не выгоняй меня, я тебе все объясню!» — заумолял о пощаде кот.

— Что ты мне объяснишь, шерстяной говнюк? Как променял меня на другую самку? — я повернула голову и заметила двух соседок. Престарелые леди спускались на прогулку, но остановились понаблюдать за моими разборками с котом.

— Эмм… добрый вечер, миссис Смит, миссис Хилл! — улыбаясь, произнесла я, чувствуя себя идиоткой.

— От нее ушел бойфренд! — прошептала миссис Хилл своей подруге.

— Бедная девочка! — ответила ей миссис Смит, покрутив пальцем у виска.

Они криво улыбнулись и прошли мимо. Я строго взглянула на кота.

— Смотри — это все из-за тебя! Теперь мои соседи думают, что я тридцатидвухлетняя незамужняя чокнутая тетка!

«Ну, ты такая и есть! — хихикнул кот. — Посмотри, ты отвечаешь на мысли кота, разве это не шизофрения?»

— А это аргумент! — прикусила губу от досады.

«А твои ноги?» — вкрадчиво сказал кот.

— А что с ними не так? — ответила я немного испуганно.

«Да ты их уже четыре месяца не брила — они такие же пушистые, как я!» — смеясь, съязвил кот. Да уж! У Джона и при жизни было хорошее чувство юмора, а тут он и вовсе «блеснул».

— Ты не будешь жить со мной, Джон! Ты — кот, а у меня аллергия на кошачью шерсть. Тем более ты предатель! Я не собираюсь до конца твоих дней чистить лоток. Это еще унизительнее, чем последний мой телефонный звонок. И кстати, у меня была сломана нога по твоей вине, поэтому нечего тут включать сарказм насчет небритых ног! — меня распирало от злости.

«Так все-таки из-за меня ты попала под машину», — пробормотал кот.

— Из-за тебя… — подтвердила я.

«Лорен, это не из-за меня. Давай зайдем в дом, и я тебе все объясню?»

Любопытство перевесило — я все-таки сдалась. Уселась на диван, а кот на старое кресло.

«За время моей реинкарнации я очень многое понял, — начал кот. — Ни один человек на Земле не знает столько, сколько знаю я про наше мироздание. Ученые и писатели, верующие и астрологи — никто и никогда не узнает великий замысел. Ведь после смерти исчезает все, а перерождаешься ты уже с нулевой памятью. Мою память не стерли, чтобы я служил тебе. Зато приобрел бесценные знания — о мире, вселенной и пространстве».

— Служил? Зачем? — перебила я его.

«Лорен, ты — ведьма!» — громко заявил кот.

— Что-о-о? — возмутилась я, запыхтев от злости. — Как ты меня назвал?

«Ну, если ты считаешь, что это звучит грубо, то можешь называть себя ясновидящей. Той, которая может видеть прошлое, будущее и много чего еще. Этот дар передается от бабушки внучке в момент ее смерти. Но все зависит от того, выдержишь ли ты. Если ты сильная, то дар тебя не убьет, а если слабая — тут уж ничего не поделать. Смотри, ты выжила — и это хорошо. Это столкновение было не случайным. Дар переходил к тебе три недели, а когда полностью перешел, твоя разрушительная сила „снесла“ обидчиков в могилу. К сожалению, одним из них оказался именно я: инфаркт, быстрая смерть в тридцать семь лет. По правилам, обидчик должен служить своей — эм, назовем тебя „волшебной феей“, — в виде черного кота до конца своих дней. Знаешь, почему именно черный кот?»

— Почему? — ответила ему с круглыми глазами, все еще не веря в происходящее.

«Потому что черный цвет поглощает энергию, как положительную, так и отрицательную, а белый, наоборот, отталкивает. Я нужен тебе, Лорен, чтобы тебя не уничтожила чужая энергия. Ты можешь с помощью меня направлять свою силу на любого человека, стоит только мне мысленно перейти ему дорогу. Отсюда и вытекают все приметы о черных кошках и бедах про дорогу. Но, по большей степени, кошки не виноваты. Таких котов, как я, в мире всего пять!»

— Значит, и ясновидящих на земле тоже пять? — с интересом спросила я.

«Да, ты шестая! — ответил мне кот. — Раньше их было больше, но они нашли способ отбирать чужую силу. Осталось шесть… И тебе нужно очень постараться, чтобы они не убили тебя».

Я сидела в ступоре: мало того, что меня уволили с работы, и я шизофреник, разговаривающий с котом, так еще за мной будут охотиться какие-то ведьмы.

Целых пять ведьм, а я шестая…