Вершители. Книга 3. Тень Чернобога

Евгения Кретова, 2023

После долгих и трудных приключений Катя Мирошкина наконец-то возвращается к своим родителям в мир богов. Все опасности миновали, но девушке как никогда одиноко. С Ярушкой и Могиней пришлось расстаться, все вокруг чужое и непривычное, а родители не могут уделить Кате время: мама постоянно занята, а отец избегает ее. В попытке поговорить девушка случайно слышит, как родители спорят из-за нее: в своем долгом пути домой она оставила открытым проход в мир богов. Им воспользовался вор, который прокрался во дворец Велеса и украл важные дневники. Велес и Макошь думают, что их забрал приспешник византийского императора, поскольку государства находятся на грани войны. Однако дневники затерялись в мире людей вместе с вором. Катя вместе с Данияром – поводырем и защитником девушки – отправляется на поиски дневников, чтобы помочь отцу, но настоящий враг гораздо страшнее, чем византийский царь и возможная война между государствами. В своем новом испытании она встречает одного из высших богов, равного Велесу по силе и могуществу, – Чернобога. Он рассказывает девушке то, чем с ней никогда не делились родители, он манит ее семейной тайной и шансом узнать правду. Однако помыслы Чернобога не благородны: он хочет использовать Катю, чтобы получить свое. Сможет ли она противостоять такой силе? Как узнать правду в запутанном мире богов? Евгения Кретова – победитель национальной литературной премии «Рукопись года – 2018» и лауреат Конкурса детской и юношеской прозы LiveLib 2018 – представляет читателю третью часть тетралогии «Вершители». Это книги о путешествиях во времени, удивительных приключениях, далеких странствиях и культурных артефактах, о которых, благодаря автору, вы узнаете гораздо больше. Вместе с героями книг вы посетите уникальные места нашей страны, увидите невероятную красоту природы России и погрузитесь в славянскую мифологию.

Глава 3

Государь

Катя бы, возможно, восприняла эти слова как шутку, если бы не серьезный тон посла, с которым эта фраза оказалась произнесена.

Да. Она ничего не смыслила в этом мире. Колечко-напоминание горело огнем, но, прежде чем свернуть к библиотеке, она все-таки остановилась у карты Европы. Пригляделась к обозначениям на берегах Средиземного моря. Великое море — так оно значилось на этой карте. Золотая звезда над Гибралтарским проливом — Константинополь. Катя проследила взглядом, нашла красно-бурый пунктир границы. До Ла-Манша и Балтийского моря на севере. Нынешняя Византия включала территории знакомых Кате Франции, Испании, Португалии, Германии и Польши и непосредственно граничила с Русским царством по Днепру. И вот сейчас, в этой диковинной реальности — они накануне войны.

Катя дотронулась до теплой, будто живой и дышащей поверхности карты, погладила выпуклую восьмиконечную звезду-Константинополь. Нашла на карте отметку чуть меньше — Москва. Столица. Поискала глазами Уральский хребет, обозначенный здесь как Рифейские горы^[2], и на его южной оконечности нашла небольшую пульсирующую точку — летнюю резиденцию царя, где она сейчас и находилась. Рядом, у подножия горной гряды, — торговые пути и крупный город, обозначенный как Мирград. Его она видела на какой-то из карт, если идти в другую сторону галереи, к маминой спальне. Но сейчас проверить времени нет — колечко обожгло нетерпеливым огнем. И это значило только одно: волхв Митр явился на урок раньше своей ученицы.

— Ой, мамочки! — воскликнула Катя в ужасе и рванула к узкой винтовой лестнице.

* * *

Когда Катя влетела в библиотеку, волхв в самом деле ее уже ждал. Он недовольно взглянул на часы, отчего его тонкие губы еще плотнее сжались, а брови сомкнулись в одну сердитую линию.

— Простите, учитель, я опоздала, — пролепетала Катя, замерев у двери.

Втянула носом воздух, чтобы немного успокоиться и перевести дыхание. С виска, отделившись от кромки волос, стекла тонкая струйка пота. Катя тайком стерла ее пальцем.

— Определенно да, — процедил Митр сквозь зубы, усаживаясь за широкий дубовый стол.

Катя вздохнула и устроилась в торце стола.

— Нуте-с, — холодно произнес волхв, — не изволите ли вы повторить, что вам было задано на сегодня?

— Три главы «Истории» Геродота о скифских войнах, — с готовностью отозвалась Катя.

— И готовы ли вы порадовать меня хорошим ответом?

Начав фразу, Катя еще не успела продумать, чем она ее завершит. Решение пришло внезапно.

— К сожалению, нет, учитель, не готова. — В глазах Митра появились недобрые огоньки, его фигуру словно окутала темная дымка, но Катя, не обращая внимания на разгорающийся гнев учителя, продолжила: — Я очень сожалею об этом и обещаю показать лучшие знания древней истории на ближайших уроках, — она перевела дыхание, заметив, в какую ехидную полоску сложились губы учителя. — Сейчас же я прошу вас рассказать мне о том, что происходит в мире в настоящий момент… Например, о возможной войне с Византией.

Митр замер. Ледяным взглядом он рассматривал свою ученицу, но вместо смятения и страха видел в ней стойкую решимость добиться своего. На его лице промелькнула тень улыбки.

— Что ж, — сказал он неожиданно, — надеюсь, так и будет, так как не может быть мудрого государя без мудрых знаний.

— И не менее мудрых советников, — невозмутимо продолжила Катя.

Она сложила руки перед собой, сцепив похолодевшие от волнения пальцы замком. Она, конечно, боялась, что Митр разгневается и прогонит ее. Еще и отцу пожалуется. Но…

— Я рад, что наконец вижу перед собой царевну, — он впервые за это время назвал ее так. — Что именно вы желаете узнать, дорогая моя?

От резкой перемены в поведении наставника Катя опешила. Но любопытная улыбка волхва помогла найти решение.

— Я прошу вас рассказать мне об истоках конфликта.

Митр помолчал, очевидно, прикидывая, с чего начать. Оправив рукава мантии, он рассеянно покосился на золотой перстень-печатку на указательном пальце левой руки. Катя прежде не замечала его. Сокол, пикирующий на добычу. Или готовый разбиться. Знак Рюриковичей. Символ доблести и воинской чести.

Катя пригляделась к учителю: неужели он был когда-то воином? Или принадлежит к древнему роду ратоборцев? От возможности соприкоснуться с тайной сердце забилось часто-часто.

— Приятно слышать, когда твой ученик задает правильные вопросы… Я был бы разочарован, если бы вы, царевна, спросили у меня, словно у гадалки, будет ли война…

Он густо кашлянул. Встал из-за стола, важно расправив складки темной мантии, поместил в центре дубовой столешницы плоский мутно-голубой камень. И от него поверхность стола пришла в движение, потеряла материальную осязаемость, становясь мягкой и полупрозрачной. Из крохотных разрядов над камнем образовалась проекция короны. Серебристо-голубые блики скользили по ней, бросали длинные угловатые тени на лицо старца. Катя пригляделась, поймав себя на том, что очертания внутри этого зарева становятся всё более понятными. Неровная береговая линия, широкие, словно реки, каналы по сторонам света, большой остров, будто магический глаз, в центре. Катя перевела недоумевающий взгляд на волхва: перед ней открылась проекция мифической земли, существовавшей, насколько она знала, только в гипотезах ученых и на древних картах.

Ошибиться невозможно: она много раз проходила мимо карты Герарда Меркатора с этим изображением.

— Гиперборея?

Волхв не ответил, жестом пригласив смотреть внимательнее.

Серебристый луч пробивал небывалую толщу океана. Под его поверхностью серая и безжизненная равнина оказалась обитаемой. На дне выделялся ярко освещенный город под куполом: высокие, тянувшиеся к поверхности трубы, полупрозрачные переходы, широкие прорези воздуховодов и систем очистки, от которых поднимались к поверхности пузырьки воздуха… От подводного города, как щупальца гигантского осьминога, расходились многочисленные тракты, по которым сновали устройства необычной формы — покрытые слоем света пузыри. А над поверхностью океана в это время парили небольшие устройства, узкие и тупоносые, словно сапожки. Катя видела их неясные тени на волнах.

— Ого! — только и вырвалось у нее.

Волхв повернул голубой камень, и проекция Гипербореи превратилась в карту. На ней стали появляться желтые, красные, оранжевые и черные светящиеся значки, треугольники и прямоугольники, кружки и звездочки.

— Это золото, — указал Мирт на желтые круги. — Вольфрам, — его палец скользнул по большому скоплению красных отметок, — иридий, марганец, слюда, олово, алюминий… А это, — волхв указал на единственное на карте скопление голубовато-белого цвета, — лунанит, уникальный минерал, предназначенный для хранения и передачи магической силы.

Он снова дотронулся до мутно-голубого камня.

— На Земле его практически нет, известно единственное месторождение, но оно истощено и выработано века назад. Гиперборея стала доступна человечеству благодаря магии твоих родителей.

— То есть в этом мире мы нашли мифическую Гиперборею и добываем с ее поверхности минералы и чародейские камни?

Митр кивнул, дотронулся до карты:

— А теперь смотри.

Проекция подводного города изменилась. По поверхности материка поползла ломкая алая змейка, которая в какой-то момент схватила сама себя за хвост и замерла. Катя увидела, что практически все минералы, показанные на карте, включая редкий лунанит, оказались внутри образовавшегося овала. Над ним проступили очертания золотого грифона — герба Русского царства. Катя поняла: все, что внутри, — это наше. Рядом, за красной чертой, хищно расправил крылья алый двуглавый орел… Герб Византии…

Катя остолбенела.

— Теперь тебе понятно, моя царевна, в чем причина конфликта? Византия провоцирует Русское царство на конфликт. На открытое противостояние она пока не решается, но всячески мешает нашему взаимодействию с соседями и сеет раздор: то груз задержит, то пошлину провозную поднимет, то откажет в транспортировке или запретит конкретным лицам посещать подведомственные ей территории, то просто сталкивает интересы разных государств. В ход идут откровенный шантаж, подкуп и вымогательство. Но за всем этим стоят сложнейшие переговоры, торги, если хочешь знать, цена которым — владение месторождениями лунанита. Верховное вече поставило перед царем задачу — вопрос решить мирно, обеспечить безопасность как наших дальних и ближних рубежей, так и соседей. А прежде всего стоозерцев как хранителей древней святыни — Белой искры, давшей жизнь всему сущему на Земле.

Все просто. Ресурсы. Редкие, приносящие немыслимые капиталы и неограниченную власть. В мире Кати так тоже было. И мир богов это не миновало.

В горле стало сухо, как в пустыне. Она покашляла.

— И что? Как идут переговоры? Известно ли это вам?

Волхв взял в руки мутно-голубой лунанит, проекция тут же рассеялась.

— Насколько мне известно, они зашли в тупик. Убит наш посланник в Константинополе. Византия пока воздержалась от официальных заявлений. В любую минуту она может заявить о начале расследования, и тогда это станет сигналом к старту нового раунда переговоров. Или сочтет посланника шпионом и объявит о начале военных действий. Так что теперь уже и не важно, что именно станет поводом для развязывания войны, — мрачно закончил волхв. — Обе стороны только его и ждут.

— А зачем эта война нужна нам?

Волхв указал на висевшую на стене карту мира:

— Стоозерье. Оно окружено землями византийских вассалов. Если удастся соединить Стоозерье с Русским царством, то нам будет проще организовать его защиту…

— Да-да, Белая искра, я помню, — пробормотала Катя, разглядывая карту Русского царства, в отдельной выноске которой темнели загадочные земли Стоозерья, страны на краю света. — А этот лунанит, он что, так важен для нас?

— Конечно!

Митр чуть наклонился вперед и, дотронувшись до Катиной шеи, потянул за тонкий шнурок, на котором бесполезно болтался Катин экземпляр часомера — трубочка с насечками, которую ей выдали в первый же день в Раграде. Местные использовали его как часы — ячейки в форме крохотных лун и солнц показывали время. Но Катя так и не поняла, как им пользоваться, поэтому определяла время с помощью обычных часов, наподобие песочных, и Фотина постоянно над ней из-за этого подтрунивала. Кулон же Катя носила, потому что красивый. Волхв снял его с Катиной шеи и, дотронувшись до основания трубочки указательным пальцем, подождал мгновение. Внутри кулона загорелся ярко-голубой свет. Митр положил трубочку на одну ладонь, другую приставил к ней ребром. Получилось что-то вроде уголка или лодочки.

Ясный голубой свет, проходя через лунки-отверстия в корпусе, оседал на ладони волхва диковинными знаками. Они кружились, будто в танце. При этом одни загорались ярче, другие, наоборот, гасли. Катя с любопытством вытянула шею.

— Так вот как он рабо… — она не договорила: рисунок на ладони наставника изменился, теперь на ней в обратном порядке пролетали все события последних дней, которые происходили с Катей: сам волхв и его рассказ, винтовая лестница в библиотеку и торопливая беготня по коридорам, короткая встреча с послом… Катина комната. Девочка, затаив дыхание, приоткрыла рот, в ужасе ожидая, что через пару мгновений, после разговора с Фотиной, Митр увидит подслушанный разговор родителей…

От стыда сердце ушло в пятки. Волхв, однако, заметив фрагменты покоев царицы, понял, что попал в сугубо личное пространство, мгновенно убрал ладонь, а саму трубочку передал Кате в руки.

— Он что же, следит за мной? — она с опаской уставилась на устройство, не торопясь снова надевать его на шею.

Волхв покачал головой.

— Нет, конечно. Лунанит, что спрятан в сердце-вине твоего часомера, царевна, просто фиксирует твою память. Архивирует все твои мысли и наблюдения. Он может пригодиться и для других вещей, но ты ему пока никаких заданий не давала.

— А чем он может быть полезен?

— Ты могла бы у него узнать все то, что хотела бы спросить у меня или родителей, например. Он может показать тебе города. Поможет узнать природу таких сложных явлений или устройств, как луноскоп или светозар.

— А светозар — это тоже устройство?! — у Кати округлились глаза, все это время она была уверена, что это магический шар.

— Не совсем. Слово, скрепленное силой и ставшее материей, — это и есть волшба. — Поймав удивление в глазах Кати, волхв усмехнулся, довольный уроком. — Попробуй. И границы сегодняшнего дня раздвинутся безмерно. Все, что тебя ограничивает, сидит вот здесь, — и он легко дотронулся до Катиной головы.

* * *

Выйдя из библиотеки, Катя сперва направилась к себе — приближалось время обеда, должна была прийти Фотина. Но что ей делать сейчас, когда в голове не умещается все, что она только что услышала от волхва и чуть раньше — от посла Велидаря?

Услышанное накладывалось на подслушанный разговор родителей и на известие о похищении отцовских дневников. Все это выглядело как заранее спланированная акция. Как и смерть посланника в Константинополе.

«Что, если там, в столице Византии, тянут не из-за смерти посланника, а из-за того, что отцовские дневники еще не в их руках? — подумала девочка, застыв посреди коридора. — Что, если дневники станут способом давления на отца, его ахиллесовой пятой?»

Какой может быть война в этом мире? В мире, наделенном магией и устройствами, ею пропитанными? В памяти всплывали страшные легенды, которые она когда-то читала, увлекшись мистификациями и ушедшими мирами. Мама только посмеивалась, когда Катя с восторгом рассказывала ей о Махабхарате и о шумерском эпосе.

Как отразится война на мире, в котором Катя выросла? Ведь они связаны, как близнецы, у них общее прошлое, общее пространство в настоящем. Что, если волнение здесь обернется катастрофой в том мире?

Медленно, еще не до конца осознав, куда держит путь, Катя прошла мимо золотисто-коричневых карт по галерее. Остановившись перед своей комнатой, решительно развернулась и направилась ко входу в официальную часть дворца. «Все, что ограничивает тебя, — в твоей голове», — так сказал волхв.

Катя вплотную подошла к полупрозрачным дверям — те распахнулись, показав то, что скрывалось за ними: призрачно-туманный коридор и завеса, будто из тягучего облака.

Катя протянула руку и коснулась ее.

Прохладная.

Она надавила чуть сильнее. Пальцы свободно прошли сквозь плотную пелену.

Не чувствуя преграды, шумно выдохнув, Катя шагнула вперед.

На мгновение ее окутало моросью, мелкой, словно сноп брызг от разбившегося о пирс прибоя. И вот она уже стоит в длинной и широкой галерее: белый мрамор, нежно-голубая бирюза с золотыми прожилками, стройные ряды белоснежных колонн. В центре галереи в воздухе медленно вращается гигантский бело-голубой хрустальный глобус.

Казалось, что она выпала из реальности. Катя несмело коснулась ближайшей колонны, покрытой тонким кружевом серебристого узора. Та оказалась немного шершавой на ощупь, матовой, а узоры, наоборот, были выполнены из блестящего материала. Словно ледяной узор на зимнем стекле… Но нет, они были не ледяные. Они были теплые, как живые.

Вдалеке послышались приглушенные голоса, которые вернули ее к действительности. Катя затаила дыхание, сразу вспомнилось, что она явилась без приглашения, а значит, ее отсюда могут с легкостью «попросить», и тогда она не исполнит задуманного.

Прильнув к колонне, Катя ждала. Шаги неторопливо удалялись, забирая с собой и голоса.

Все стихло.

Катя шагнула вперед. Торопливо пробежала до центра зала, невольно запрокинув голову, чтобы посмотреть на гигантский земной шар — от него исходил утробный гул, а ось, казалось, была смещена, совсем как на реальном глобусе.

Стараясь двигаться максимально бесшумно, Катя свернула за угол и оказалась в следующей галерее, изумрудно-зеленой. Что-то подсказывало: здесь ее путешествие должно завершиться.

Пройдя чуть дальше по зеленому ковру, Катя остановилась и огляделась.

Чудеса, да и только.

Она стояла в глухом лесу.

Нет, не в галерее, убранство которой задекорировано в таком стиле. У нее под ногами — не напольное покрытие, а самый настоящий мох, ковром устилавший пни и корни деревьев. Да, деревьев, не колонн. Катя для верности сковырнула ногтем кусочек коры — на пальцах осталась мягкая шелуха.

Высоко, над кронами, шатром смыкавшимися над головой, светило яркое летнее солнце. Его лучи тонкими оранжево-желтыми струйками пробивались сквозь обильную зелень. Щебетанье, стук дятла по стволу березы, треск сучьев и орлиный клекот — Катя не спутала бы эти «недворцовые» звуки ни с чем. Взгляд зацепился за лестницу со стесанными от древности ступенями, укрытую внизу мхом. Ее верхняя ступенька терялась где-то высоко в листве дерева, к стволу которого лестница была кем-то прислонена.

Затаив дыхание и стараясь не поскользнуться, Катя потихоньку поднялась по лестнице и оказалась перед грубо отесанной дубовой дверью.

Слегка приоткрыв ее (на большее у нее, к удивлению, сил не хватило), она тихонько позвала:

— Отец…

Ее голос, похожий на писк комара, подхватила чернильная мгла за приоткрытой дверью и унесла куда-то вглубь. Там что-то заворчало-заворочалось, дверь широко распахнулась, впуская Катю внутрь, и сразу со скрежетом захлопнулась, стоило лишь ей переступить порог берлоги — девочка иначе не могла назвать это место. Да и предположение напрашивалось само: Велес изображался медведем, жил в лесу, считался скотьим богом, то есть покровительствовал охотникам. Конечно, это не вязалось со статусом царя, но… она уже ничего не понимала в этом мире и была морально готова даже к медвежьему образу отца.

— Катерина.

Солнечный свет вспышкой озарил все вокруг, на мгновение ослепив почти привыкшие к темноте глаза девочки.

Одного произнесенного вслух имени оказалось достаточно, чтобы морок слетел в одно мгновение — Катя оказалась посреди неожиданно цивилизованного кабинета: огромное круглое окно с видом на равнину, темно-зеленый бархат на стенах, багряно-красная обивка немногочисленной громоздкой мебели, большой, в половину Катиного роста, глобус (очевидно, тот самый, с тайником), напротив двери — широкий стол темного дерева, заваленный бумагами. За ним, спиной к окну, сидел Велес, с изумлением рассматривая свою гостью.

Она поймала себя на том, что стоит открыв рот.

— Ты здесь как оказалась?

Катя сглотнула. Пожалела, что не продумала хотя бы начало разговора, хотя бы первую фразу, тогда бы не пришлось сейчас растерянно мямлить и потеть. Тем временем отец отложил в сторону папирус, который читал в момент непрошеного вторжения, — тот с шорохом скрутился в трубочку. Велес, покосившись на него, небрежно положил перед собой руки. Сильные, с тонкими длинными пальцами. Катя отчего-то вспомнила:

Рукою, полною перстней,

И кудри дев ласкать — и гривы

Своих коней^[3].

Ярко-синие глаза отца спокойно разглядывали ее, не без любопытства, но при этом без нежности и хоть какого-то намека на привязанность или симпатию.

Катя вздохнула.

— Отец. Прости, я, наверно, не вовремя… — Она посмотрела на него, надеясь, что хоть эта дежурная фраза заставит его очнуться и как-то проявить себя.

Он расстроен? Раздражен? Зол? Ему все равно? За каменной вежливостью ничего не прочитать. Начиная паниковать, Катя заговорила быстро и сбивчиво.

— Я тут шла… — она шумно выдохнула. — Подумала, что… Мне показалось… Вернее, я хотела…

На языке вертелось: «Шла тут мимо, смотрю, твой кабинет, дай, думаю, загляну», — но ничего из этого не подходило… Как ни крути, отец не оценит шутки. Катя смолкла и закусила губу, с удивлением уставившись на ковер: узор неторопливо расцветал алыми огоньками, будто каплями крови, — сильнее и ярче у ее ног, постепенно угасая у отцовского стола.

— Ты шла, чтобы поговорить со мной? — он неожиданно пришел ей на помощь.

В голосе, кажется, не было раздражения. Скорее любопытство. Мягкий низкий голос, от которого упало сердце — вспомнилось, в каком тоне он говорил о ней утром, думая, что никто, кроме жены, его не слышит.

— Ну-у-у, — протянула Катя, еще не сообразив, стоит ли сразу сознаваться.

— Просто если бы ты шла не ко мне, то ты бы никогда не нашла это место. В принципе, я надеялся, что спрятал его достаточно хорошо…

— Очень, очень хорошо! — заторопилась Катя. — Я думала даже, что попала в лес, только никак не могла понять как. Шла по коридору, остановилась, оглянулась — и в лесу стою. Моргнула — лестница. За ней — тяжелая дубовая дверь… Никогда бы не подумала, что ты так умеешь, — добавила она и осеклась.

Отец улыбнулся. Вернее, его глаза улыбнулись, пустив по лицу теплые лучики, как в прежних, еще детских, снах. И снова каменная маска.

— Так зачем ты меня искала?

— Можно я присяду? — спросила Катя и тут же подумала, что получилось невежливо.

Но отец учтиво указал ей на высокий стул у стены, слева от своего стола.

Катя присела на него, аккуратно расправив платье и пригладив косички.

— Отец, — начала она, решив быть честной и последовательной. — Во-первых, должна сознаться. Сегодня утром я хотела переговорить с мамой, пошла к ней в комнату и случайно услышала ваш с ней разговор, — Катя бросила на Велеса жалобный взгляд. — СЛУЧАЙНО, клянусь! Я проснулась рано, думала, может, мама тоже не спит, пошла к ней… Потому что я… очень скучаю. А там… Вы разговаривали.

Она замолчала, ожидая реакции отца. Тот посуровел, глаза чуть прищурились, потемнели, но Велес промолчал.

— Так что теперь я тоже знаю про исчезновение твоего дневника, и это второе, что я хотела тебе сказать.

Она подняла на него глаза. Отец словно превратился в камень. А Катя решила побыстрее закончить, чтобы, если уж ее прогонят, не пришлось сожалеть, что она что-то не доделала.

— Я знаю также, что ты меня винишь в том, что произошло. И, подумав, я поняла, что, с твоей точки зрения, ты, конечно, прав. Но поверь, я не знаю, о чем ты говоришь. Моя шкатулка сейчас стоит в моей комнате здесь, в Раграде. Она была со мной все эти дни. Как она может быть и у меня в руках, и там, в Красноярске, я не знаю. Но в свое оправдание скажу, что у меня и мысли не было, что это какая-то ценная, особенная вещь, а если бы и была, я понятия не имела, как и сейчас, впрочем, не имею, как мне следовало поступить, чтобы сбежать из квартиры и при этом сохранить шкатулку.

— Надо было просто закрыть крышку, — сухо отозвался Велес. — Это ведь так очевидно, когда входишь в помещение.

Он посмотрел на дверь своего кабинета — сейчас Катя не забыла ее за собой притворить.

Катя нахмурилась, вспоминая детали своего побега из квартиры… Афросий, готовивший веревку, чтобы ее придушить… Холодный и вкрадчивый голос Шкоды… Кошка, мелькнувшая в отражении…

— Я об этом даже не подумала, у меня руки были заняты — я перед этим посох, алатырь, моток разложила, думала, что с ними делать, и тут в дверь позвонили. Я пошла открывать. Ко мне ворвались трое, они искали посох, пригрозили, что убьют меня, — Катя помолчала. Отец все это время внимательно за ней наблюдал. — Я испугалась очень, подумала о бегстве, — продолжила она рассказ о том дне. — И только подумала об этом, как в окне мелькнула кошка, которая и показала, что делать. Она нырнула в открытую шкатулку, словно в бассейн… Я успела схватить все эти вещицы и оказалась внутри шкатулки. Получается, у меня руки были заняты, как за крышку взяться?

— Это, конечно, многое объясняет, — голос Велеса был все еще суровым. — Но уже поздно что-то менять, дело сделано. Не кори себя…

— Вот это как раз третье и, пожалуй, главное, о чем я хотела с тобой поговорить.

— Ну что ж, тогда слушаю, — Велес вздохнул, удобно откинулся на спинку рабочего кресла и сложил руки на груди.

Катя ловила на себе его изучающий и удивленный взгляд и готова была поспорить, что он смотрит на нее и не узнаёт в этой неказистой девчонке с куцыми косичками двухлетнего карапуза. Усмехнулась про себя. Да, детям свойственно меняться. И расти. «Я тоже помню тебя другим», — будто в отместку отметила она про себя.

Она перевела дыхание и наконец заговорила:

— Отец! Я осознаю свою вину — хоть и невольную, но тем не менее вину. И угрозу, которая возникла из-за этого. И то, что тебе заниматься этим нет никакой возможности, у тебя есть дела и поважнее…

— Это какие, например? — Онс интересом вздернул бровь.

Катя растерялась: насколько откровенной можно быть с отцом? Проговорила осторожно, взвешивая каждое слово:

— Я говорила с послом из Византии, Олегом Велидарем, он сказал, что мы на пороге войны. И теперь, после смерти посланника…

— Надо же, какая осведомленность, — иронично отозвался Велес и зачем-то посмотрел в угол кабинета, за спину Кати.

Девочка проследила за его взглядом, но ничего примечательного не обнаружила.

— И поэтому я прошу тебя дать мне возможность вернуть твои записки.

Опасаясь, что он захочет от нее отмахнуться, сказав что-то вроде дежурного «это слишком опасно» или «тебе не стоит в это вмешиваться», Катя выложила решающий аргумент:

— Ты предполагаешь, что вор проник сюда, использовав эту шкатулку, оставленную открытой в Красноярске, и у тебя, вероятно, есть основания так полагать. Но если догадка твоя верна, то никто из живущих здесь не знает тот мир лучше меня. Я там все-таки выросла и отлично знаю законы, правила и порядки. Твои люди будут там словно белые вороны! А я останусь незамеченной. Только ты скажи, что именно нужно искать — как эти твои дневники выглядели: тетрадки или альбомы, какого они цвета, толщины…

Велес улыбнулся.

— Тетрадки, альбомы… Забавно… — проговорил задумчиво. Все-таки его дочь еще совсем ребенок. Но ее довод и предложение помощи заставили всерьез задуматься: он не мог не признать, что ее идея нравилась ему все больше. — И ты хочешь справиться с опытным магом в одиночку?

Катя покосилась на разложенные на его столе документы и призналась:

— Я надеюсь привлечь для этого своих друзей.

— Каких именно?

— Ярославу, Енисею, Олеба и Истра… Я ручаюсь за них.

— Этого не требуется, я знаю, что они верные друзья. Но их участие исключено. Как ты себе это представляешь: столько людей будут то и дело шататься из прошлого в будущее и обратно? Это невозможно.

Он раздраженно смолк. Эта идея ему и нравилась, и не нравилась одновременно. У него не было никакой информации о воре — он мог оказаться опаснее, чем предполагалось. Более того, неясно, по чьему заказу и чьей наводке он оказался во дворце, подозрения не считаются. С другой стороны, Катя права: без нее он, пожалуй, не справится. Но как ее привлечь и обеспечить безопасность одновременно? Вот дилемма… Конечно, можно выдать дочери что-то из своего арсенала, что-то универсальное, мощное… Ну да, вообще-то у нее это уже есть — его посох, который отказался возвращаться в его руки. Велес вздохнул:

— Знаешь, дочь, в твоих словах есть зерно истины. Мне надо обдумать твое предложение и, — добавил он улыбнувшись, — посоветоваться с мамой.

— Хорошо, — Катя порывисто встала и дернулась к выходу. Уже у самой двери обернулась, и Велес наконец увидел ее улыбку: — Я буду ждать твоего решения!

И выскользнула из кабинета.

Велес так и остался сидеть за своим письменным столом. В огромном круглом окне за его спиной по-прежнему плескалось солнце, открывая великолепный вид на бескрайние зеленые луга, роскошные леса, широкую серебристую гладь реки. Высоко в небе проплывала едва заметная цепочка кораблей, мелькая огнями, — торговые суда. Правая рука царя в задумчивости поглаживала край толстого свитка папируса, над которым он работал, когда в кабинет зашла дочь.

— И что ты на это скажешь? — спросил он в темноту, обратившись в тот самый угол за стулом дочери, куда поглядывал во время разговора с ней.

Из сгустившегося полумрака медленно проступил силуэт недавнего Катиного знакомца, посла в Византии Олега Богуславовича Велидаря. Он проявлялся словно из ниоткуда: вот в темной пустоте засветлели лицо, шея, за ними — серебристые волосы, плечи… Через пару мгновений посол стоял во весь рост, скрестив руки на груди и в задумчивости барабаня указательным пальцем по кончику собственного носа. Пузатый портфель стоял возле его ног. Он легко сбросил пальто с плеч, аккуратно повесил на спинку стула.

— У тебя очень умная дочь.

Велес улыбнулся. Конечно, льстец тянет время, и все же… Приятно. Дочь действительно умна не по годам. И улыбка хороша. Мирославина улыбка!

— И все-таки?..

Олег устроился в кресле напротив, изящно положив одну ногу на другую.

— Она может оказаться права.

— Но она же не знает, на что идет.

— И это к лучшему, — посол слегка наклонил голову, — иногда, ты знаешь, неведение — большая сила.

Велес молчал. Его всё еще мучили сомнения.

— Как она до этого додумалась? Что ты ей еще сказал?

Олег захохотал.

— Что я мог сказать? Ей просто очень хочется снова быть в эпицентре событий, она соскучилась по своим друзьям! — Видя непонимание в глазах царя, посол хитро добавил: — Тебе надо было чаще общаться с дочерью, государь. Тогда ты бы вовремя заметил, как тоскует она по прежней жизни. Ей здесь все дико и непонятно. После таких захватывающих приключений — если я правильно осведомлен, переход, старуха-ведьма, грифоны, Аркаим, первые опыты с мороком, — здесь в ее понимании, извини, болото… — Велес хотел что-то возразить, но Олег не дал. Подняв вверх указательный палец, он заключил: — Хотя, конечно, и желание помочь, безусловно, ее тоже посетило.

Велес недоверчиво покосился на Олега.

— Может, ей хотя бы маячок дать? Чтобы знать, что у нее все в порядке? — Велес хрустнул костяшками пальцев и прищурился, глядя куда-то вдаль, мимо собеседника.

— Дай. Только, государь, она не возьмет.

— Я и спрашивать особо не буду…

— Ну дай ей поворотную карту, заодно отметишь то, что смогли установить твои стражники. Да и по меткам сможешь видеть, где она, куда перемещается.

Велес кивнул, задумчиво развернулся к окну.

— Честно говоря, я бы лучше сам…

Посол покачал головой.

— Ты здесь больше нужен. Византийцы настроены весьма решительно, ты же сам видишь.

Тон Олега Богуславовича перестал быть шутливым, а глаза превратились в узкие щелочки. Царь вернулся к папирусу, который изучал в момент вторжения дочери:

— Сколько кораблей в остановленном ими караване?

— Больше сотни.

— А что в трюмах наших судов?

— Преимущественно зерно для Антарктиды, точнее для Стоозерья, топливо, а еще, — он выдержал секундную паузу, — Перуновы щиты… — При этих словах Велес насторожился, собрался в кулак, готовый к молниеносному удару. Увидев это, посол поспешно добавил: — Но о последнем византийцы пока не знают, команда не пускает их представителей на борт, сославшись на заразную болезнь, все переговоры ведутся через посланника в представительстве и посольстве, — он изящно поклонился, изобразив, что переговоры идут при его непосредственном участии.

Велес нахмурился.

— А щиты там как оказались?

— Стоозерцы договорились с Перуном для защиты дальних рубежей. Они тоже готовятся… Понимают, что более уязвимы, чем мы. А пройти туда, ты же знаешь, могут только наши корабли.

— Почему меня-то не предупредили?

Олег промолчал. Он не знал, отчего Перун не сообщил царю о поставках вооружения на Южный полюс в трюмах флотилии Велеса. Может, решил, что тот будет возражать, а крайние южные рубежи действительно надо было срочно принимать под защиту и снабжать необходимым.

— Что у тебя еще? — Велес, похоже, начинал злиться.

Посол понял, что время для дружеских бесед окончено.

— Герцис, византийский наместник в Кале, пишет, что у них готово около сотни установок в Саксонии, нацеленных в сторону нашего Мирграда. Копия письма у вас, мой государь. По моим данным, такие установки имеются также в Галлии и Дании. Они готовятся к войне, государь. Нам придется или вступить в нее, или…

Он замолчал, не решаясь сказать того, что вертелось на языке.

Велес повернулся к окну.

— Ты хотел сказать, или вступить в битву, или передать им Залог власти?.. — Он медленно развернулся. — Сирийцы заверили нас в поддержке. Бхарат^[4] тоже на нашей стороне. Персы, скорее всего, будут наблюдать. Они не могут нам простить свое поражение у Тихого мыса, будут ждать, кто кого. Эх, нам бы время выиграть… — он подался к собеседнику. — Как думаешь, удастся?

— Я сделаю все возможное. Но слова твои говорят о том, что дочь отдавать императору ты не намерен. Тем более сейчас ее лучше отослать в мир людей. — Олег Велидарь встал. — Что с нашими кораблями делать, государь?

— Задержку каравана судов считать недоразумением. — Посол кивнул в ответ. — До разрешения ситуации арестовываем византийские активы на стоимость кораблей и груза согласно декларациям. Но в целом заверяем императора в нашей искренней дружбе.

Посол усмехнулся и согласно кивнул, поднял портфель, взял пальто и направился к выходу.

— Олег! — остановил его Велес. Тот замер. — Осторожнее будь! Твоя голова на вес золота!

Посол хмыкнул:

— Моя голова, государь, не стоит больше всех остальных частей тела, хотя лично мне, безусловно, дорога безмерно…

Примечания

2

Рифейские (Рипейские) горы — мифологическая горная гряда, о которой упоминается в греческих мифах как о родине северного ветра Борея. Соответствие нынешним Уральским горам в действительности предположительное — точное местонахождение гряды пока не удалось установить, но ряд данных говорит о том, что это Уральские горы.

3

М. И. Цветаева. Генералам двенадцатого года.

4

Бхарат — официальное название Индии на хинди, закрепленное в конституции страны.