Я буду надеяться на чудо

Евгения Черноусова, 2021

Город, в который Валька приезжал на отдых, на этот раз выглядит иначе. Оказывается, взрослые верят в ведьм, предсказания и сверхъестественные способности. Бабушка вдруг стала учить его хамить взрослым и заговорила о борьбе со злом, и после этих слов он со злом то и дело сталкивается. У взрослых проблемы и секреты, а у ребят серьёзные испытания.

Хорошо, когда есть друзья

Утром мама уехала. Никиту сегодня к бабушке не привели, и она сказала:

— Я понимаю, ты рыбалкой бредишь. Пошли, приму у тебя зачет по плаванию.

— Это пожалуйста, но ведь если я буду рыбачить, то не полезу в воду рыбу распугивать!

— Пойдешь, допустим, далеко, по дороге искупаешься. Или на обратном пути…

— Это верно, — вынужден был согласиться Валька, и они спустились к реке.

— Зачет на твердую троечку, — сказала бабушка. — Мог бы в своем возрасте и получше плавать. У вас же в Москве бассейнов полно!

— Ага, особенно в нашем районе. И вода там противная, я от нее чешусь…

— А ты мыться не пробовал?

— Ну, баб!

Вытащив из сарая своё позапрошлогоднее удилище, Валька взял снасти и двинулся по берегу реки в сторону озера, иногда закидывая удочку. Дедушка Вася был прав, рыбачить было негде: весь берег Чирка был расчищен, напротив каждой новорусской усадьбы построены причалы, стояли катера и прогулочные лодки.

Бабушка говорила, что раньше берег Чирка был заросшим травой и ивами. Можно было сделать несколько шагов с тротуара и посидеть на травке. Сейчас вся береговая сторона улицы представляла собой сплошную кирпичную стену, за которой прятались угрюмые особняки. И ни деревца, ни играющих детей, ни выглядывающих на улицу через забор старушек. Даже противоположная сторона улицы со старыми домиками и старыми хозяевами приняла какой-то угрюмый вид.

Наконец Хамские выселки закончились, речной берег перешел в озерный. Здесь ивы затеняли склон, на илистом прибрежье густо росли камыши. Валька выбрал иву, похожую на ту, что росла напротив бабушкиного дома; ее ствол склонился над водой так, что, сев на него, можно было опустить ноги в воду. Он забросил удочку и почти сразу выдернул малюсенькую уклейку. Наконец-то! Снова забросил и уставился на поплавок. Больше не клевало. Валька вздохнул. В позапрошлом году у него тут был приятель, сын тёти Аллы Денис. Как бы хорошо сейчас было ходить на рыбалку вдвоем! Но соседи продали дом и уехали. На всей улице ни одного мальчишки его возраста, не считая хрущей! Хрущами в Утятине с незапамятных времен звали отдыхающих. Если во времена детства бабушки их не любили просто за то, что эти ребята были из Москвы и Ленинграда и перед местными выпендривались, то теперь сам Валька приехал из Москвы, но хрущом его никто не считал. Теперь так называли тех, кто скупал здесь землю и строил особняки, которые только летом заселялись, а в остальное время стояли пустыми, не считая охраны. И понятно, что эти приезжающие местным пацанам не компания.

Шаги. Кто-то шел среди ив по тропинке. Валька повернулся. Девчонка.

Шаги стихли. Если заведет разговор, придется уходить. Какая уж тут рыбалка! Но, постояв, она снова пошла, судя по шелесту травы, свернув с тропинки. Снова шелест, теперь бумаги. Повернулся, посмотрел. Девчонка сидела на стволе спиленной ивы и держала в руках большой блокнот и карандаш. Или рисует, или впечатления записывает. Снова уставился на поплавок. Издали послышались голоса. Что-то вещал визгливый голос, ей редкими фразами отвечал грубый низкий. Тетки. Теперь точно уходить придется. А они подошли к его иве, остановились и продолжили какой-то бессмысленный разговор о Никитичне, о сметане, о Витьке паскуде и прочей ерунде. Да как-громко-то! Валька смотал снасти и пошел по стволу к берегу. И встали так, что не слезть.

— Будьте добры, подвиньтесь, дайте слезть, — сказал он.

— Подождешь! — ответила та, что с низким голосом.

Оказалось, что на склоне в траве спал какой-то мужик. Он сел, зевнул, поглядел на них и сказал:

— Ты, парень, прыгай в воду. Тут неглубоко, по колено. Окатишь водичкой этих старых куриц, будут знать, как вредничать.

Тетки повернулись к мужику и начали ругаться на него, но от ивы не отступили. Прыгнуть что ли? Нет, бабушка за это будет ругать. Валька стоял, взрослые ругались, девчонка сидела. Потом она положила свой блокнот на ствол, сбежала к иве и зашлепала по воде, да так, что брызги полетели во все стороны. Тетки завизжали и отскочили. Валька спрыгнул на землю и сказал:

— Большое тебе спасибо!

— А что-сам-то?

— У моей бабушки в прошлом году инфаркт был. Мама велела не давать ей поднимать тяжести и не волновать. А эти пойдут жаловаться и такого наплетут…

— Ах ты, байстрюк, — заорала визгливая. — И мамаша твоя немецкое отродье! Нарожают уголовников!

Валька вспомнил эту тетку, она на Банной жила. А сын ее Сережка в тюрьме сидел, Денис про него рассказывал. Значение слова байстрюк он тоже знал. И еще он вспомнил, что мама тетке Наташке говорила. И сказал:

— Ах, простите, что я такой плохой по вашей тропинке прошел. Повезло вам с сыном, что родился не от святого духа, а от законного супруга! И сам юный друг полиции.

Собеседница с грубым голосом от неожиданности хихикнула, а визгливая после секундного замешательства бросилась на Вальку. Смеющийся мужик встал и заслонил от нее Вальку:

— Лёлька, не трогай мальца!

Она попыталась обойти мужика, и он сказал:

— Не успокоишься — в озеро окуну!

Неожиданно со склона быстрым шагом спустилась бабушка и спокойным голосом сказала:

— Здравствуйте. Что за шум тут? Лёля, ты что, решила подраться?

— Здрасьте, Елена Карловна, — робким почему-то голосом ответила ей визгливая тетка. — Вот… Виталька грозит в озеро окунуть.

Другая тетка отчего-то заторопилась:

— Лёль, пойду я, у меня мужик некормленый.

Подхватила с земли свою кошелку и поспешно ретировалась.

— А скажите-ка, земляки, мой внук вел себя неправильно? — спросила бабушка.

Тетка промолчала. Лохматый мужик Виталька сказал каким-то не своим голосом:

— Нормальный пацан. Бабушку любит.

Тетка развернулась и, пробормотав «Ой, у меня же коза тут привязана!», понеслась по тропинке вперед.

— Нет клева, Валентин? Завтра с утра попробуй. А сейчас, может, домой пойдем?

— Пойдем, ба.

— Анечка, ты не в нашу сторону? — обратилась бабушка к девчонке, которая вернулась к поваленному дереву и обувалась.

— Да мне все равно… давайте я с вами пойду, — смущенно сказала девчонка.

— Э… — сказал мужик Виталий.

— До свидания, — с нажимом произнесла бабушка.

— До свидания, тетя Лена, — тихо сказал он им уже в спину.

Валька опомнился. Он повернулся и сказал:

— Спасибо, дядя Виталий. До свидания.

— До свидания… Валентин, — так же тихо ответил ему мужик.

— Бабушка, ты за мной шпионила? — возмущенно прошептал Валька бабушке, когда они отошли от ивы шагов на десять.

— Ну, не шпионила, а контролировала, — с улыбкой ответила бабушка. — Ты вышел из дома в первый раз…

— Да я с Денисом всегда один гулял!

— Вдвоем. А сейчас ты был один. И народ у нас разный. Не только приезжие, но и свои стали… сам видишь. Кстати, познакомься со своей спасительницей. Аня Шеметова. А это мой внук Валька.

Валька от смущения протянул ей руку, как пацану. Но она в ответ тряханула ему руку, крепко сжав, так что он сказал: «Ого!»

— Я карате немного занималась, — пояснила Аня.

— Круто! — с нескрываемой завистью сказал Валька.

— А теперь давай пройдемся по твоему поведению…

— Бабушка, ну что я должен был сделать?

— Я скажу. Только, может быть, ты сначала мне скажешь, как нужно было поступить, если подумать?

— Ба, если подумать, надо было сразу прыгнуть в воду. Не стараться их забрызгать, но и не осторожничать. Но я тугодум! А когда люди подсказали, уже было как-то…

— А какое было бы продолжение, если бы рядом не было Анечки?

— Скорее всего, я бы подтолкнул их удочкой… чтобы на выглядеть собачкой, действующей по чужой подсказке.

Аня засмеялась:

— А что, на крючок их поймать — это не хуже, чем обрызгать!

— Слушай, а почему они на тебя орать не стали?

— Мой отец Лёлькиного Сережку посадил. Он раньше в полиции работал. А теперь адвокат.

— Повезло тебе! Бабушка, скажи, а как надо было поступить?

— За себя надо уметь постоять. Если люди хотят тебя унизить, приходится показывать зубы. Ты нашел один путь, как руками пробить путь для ног. А если языком?

Валька задумался. А Аня захохотала и сказала:

— Тетеньки, я, когда на дерево лезла, китайскую петарду уронила. Вот, прямо здесь, где вы стоите. Пожалуйста, потопчитесь тут, а то у меня босоножки дорогие!

Валька захохотал вслед за девочкой:

— Тетеньки, лезьте ко мне! Я здесь от бойцовской собаки прячусь!

— Нет, лучше сказать, что под деревом змея ползала!

Валька:

— Подайте, пожалуйста, крючки, я их на этом месте рассыпал, а то потом не соберешь, все будут у вас в подошвах!

— У меня тут червячки для наживочки! Хорошенькие такие, из навозной кучи накопала! Подставляйте руки, отсыплю!

— Спасибо, тетеньки, что плечи мне подставили! Очень удобно слезть, держась за них!

— Я на вашу кошелочку прыгну, ладно? Очень мягко мне будет!

Валька сказал:

— Сдаюсь! У Ани смекалка — с моей не сравнить!

— А как насчет хамства?

— Мои приколы грубее будут, — самокритично сказала Аня. — У Вальки «спасибо» да «пожалуйста», он стесняется сказать хамкам, что они хамки и самодуры.

— Это непедагогично, то, что я вам говорю, но иногда надо взрослым грубить. Тетки почувствовали… вернее, просчитали, что Валька не может быть хамом. Как ты думаешь, если на дереве сидел бы твой московский друг Толик, они загородили бы ему дорогу?

— Нет! Потому что у Толика на лбу написано, что он обругает их матом, прыгнет прямо им на головы, плюнет на них… или даже что-то похуже…

Аня прыснула:

— Это что-то похуже я хотела сразу предложить, но постеснялась.

— Ужасно! — весело сказала бабушка. — Ты, Анечка, даже хуже, чем я предполагала!

— Бабушка, ты меня пугаешь! — сказал Валька. — Ты всегда меня учила, что нельзя хамить старшим и надо делать добрые дела…

— Я от своих слов не отказываюсь. Но агрессии надо противостоять, — бабушка вздохнула. — Ладно, не думайте, что всё так уж плохо. Эта Лёлька, она же неплохая девчонка была. Ее красота погубила.

Аня с Валькой захохотали.

— Да, дети, вы не представляете себе, какой она была хорошенькой! Все мальчишки ходили за ней табуном. Вот и разбаловалась. Она недобрая была, над ними смеялась. А потом попался ей такой, который сам над ней посмеялся. И полетела жизнь под откос! Подробности вам ни к чему…

— Да знаем! Беспорядочные половые связи, курение, алкоголь, наркотики, — отбарабанила Аня.

— В точку! — не моргнув глазом, подтвердила бабушка. — Кроме наркотиков. А еще неуважение к закону. Воровство. Между делом она двух мальчишек родила. Старший погиб страшно, младшего при этом едва откачали. А мать в этом деле не без греха. Предупреждали ее. Впрочем, я не о том, просто жалко мне ее. А я о том, что в людях злобы больше стало. Но злоба — она от слабости. Поэтому направляется эта злоба на все хрупкое: красоту, интеллигентность, веру, нежность. Почувствовал хрупкость — и давай ее рушить. Им не задержать тебя хотелось, а пробить брешь в твоем воспитании, показать их превосходство и заставить тебя перейти на их язык, на котором они тебя всегда превзойдут. Их языку я вас небезуспешно сейчас обучала. Неправильно это, но боюсь я за вас. А как вспомню… Анечка знает, о чем я. Два года назад страшное дело у нас было…

— Катя?

— Да, Катя. Красивая девочка. Группа подонков забила ее. С тех пор думаю: а тому ли я детей своих учила? Сумеют ли они противостоять гнусному миру? Но, с другой стороны, если дитя твое эти мерзости творит, тогда и жить не стоит…

— Бабушка, не волнуйся! Бабушка, посиди.

— Ладно, Валька, не такая уж я больная. Сейчас посидим и полезем вверх, к улице.

По настоянию бабушки Аня осталась у них обедать. Бабушка даже позвонила Аниной маме и попросила ее разрешения задержаться дочери у них до вечера.

За обедом Аня сказала:

— А здорово ты отбрил эту Лёльку насчет законного супруга и юного друга полиции!

— Это не мои слова…

И Валька рассказал, как они с Толиком как маленькие тренировались в меткости на подвальных окнах, а потом прятались от гнева своих мам, о том, что тетка Наташка пыталась их общую вину свалить на него одного, а мама сказала ей про юного друга полиции.

— Ну, Ленка! — покачала головой бабушка.

Аня сказала:

— А ты молодец. Любой другой мальчишка изображал бы, что это он такой остроумный.

Валька засмущался, и, чтобы скрыть смущение, стал рассказывать о том, как сказал вслух то, что подумал.

— Надо контролировать себя, дружок, — сказала бабушка. — Так, поели, какие планы?

— Я бы еще порыбачил, только без твоего сопровождения, сказал Валька. — Ань, ты как?

— У меня удочки нет.

— Да не вопрос! Удилище сейчас или у дяди Гены, или у Василия Тихоновича возьму, а прочего добра у меня с избытком.

Он вышел во двор и крикнул:

— Дядя Гена!

Над забором возникла голова соседа. Узнав, что ребятам надо, сказал:

— Да забирай на все лето! Когда мне рыбачить, кормящему отцу!

Спустя пару минут в соседнем дворе раздался детский плач.

— Чую, Ритуська до удочки дорвалась, — сказала бабушка. — Аня, с полуторагодовалой девочкой договоришься?

— На пирожок поменяемся!

Аня завернула пирожок в салфетку, сунула в карман шорт и полезла через забор.

Валька вспрыгнул на чурбачок, облокотился на забор из бетонных плит, разделяющий соседские дворы, и засмеялся.

— Что там? — спросила бабушка.

— Танцуют!

Снова появилась над забором голова соседа. Он кивнул бабушке и перебросил удочку через забор:

— Находчивая у тебя подруга, Валька!

Выйдя за ворота, ребята остановились в раздумье: то ли идти берегом по задам Хамских выселок, то ли по улице дойти до проулка, который выводит к воде неподалеку от ивы, на которой так неудачно застрял утром Валька. Решили, что берегом все же лучше. Но, спустившись к воде, увидели, что Василий Тихонович заводит мотор на своей лодке и попросили подвезти их до ивы.

— Давайте я вас лучше на мысу за богадельней сброшу, — предложил дед. — Там клев лучше. А назад потом мимо кладбища к мосту выйдете.

Рыбалка удалась. Они натаскали десятка полтора карасиков, правда, таких мелких, что придется отдать их коту, но все-таки! Когда вышли к кладбищенской ограде, Аня поежилась:

— Нехорошее место.

— Обычное. Просто люди смерти боятся.

— Тут демон обитает.

— И ты веришь в эти сказки?

— Нет, конечно. Но все равно как-то не по себе.

Валька знал утятинскую легенду о том, что на кладбище живет демон, которого можно вызвать, разувшись и пройдясь босиком по кладбищенской земле. Якобы демон является не всем, а лишь отчаявшимся. Приходит он под личиной человека знакомого, но не самого близкого, и предлагает выполнить желание в обмен на душу. И находились простаки и двести лет назад, и сейчас, которые пытались демона вызвать. Когда несколько лет назад жёлтая пресса эту легенду обнародовала, такие простаки стали приезжать из других мест. Позапрошлым летом они с Денисом бегали на кладбище и наблюдали, как подъезжали эти простаки целыми автобусами, выворачивали свои карманы, освобождая их от денег, разувались и ходили по вершине кладбищенского холма. Насчёт денег — это ноу-хау нескольких жителей слободы Кладбищенские Кузнецы, которые подкинули эту придумку журналистам, и теперь имели свой маленький, но стабильный доход, подбирая мелочь с земли.

Перейдя по мосту через протоку, Аня с Валькой решили еще немного пройти берегом. С городской стороны берег озера был крутым. Над ними высилось бетонное здание гостиницы «Озерной». Пересекли пляж гостиницы и оказались на диком берегу, затененном ивами и заросшем камышом.

— Зря мы здесь пошли, — вздохнул Валька. — Это надо идти по воде, пока камыши не кончатся. А там уже по грудь, долго с удочкой не простоишь.

— Ладно, сейчас до Банной дойдем — и по ней к площади. Вон, уже баня видна.

Здание бывшей городской бани стояло почти на берегу. Теперь здесь была лодочная станция, а за ней — городской пляж. В это время улица была почти пустынна. Говорить было лень, шли молча. Вдруг из-за забора послышалось жалобное «Вайка!». Вцепившись в калитку, во дворе стоял Никитка.

— Это дяди Юры дом, — пояснил Валька. — А это мой двоюродный брат Никита. Как твоя фамилия? Пищалкин?

— Не Пищайкин, Петёв!

— А если Петров, то чего пищишь? Здрасьте, тетя Марина!

— Извел меня, ничего делать не дает! Гулять и гулять! — пожаловалась она. — Валь, а ты домой сейчас? Прихвати Никиту к бабушке. Скажи, я завтра с утра его заберу.

Она сбегала домой и надела на Никиту футболку.

— Лицо ему оботрите, — мрачно сказал Валька.

— Ой, господи, какой ты замурзанный! — воскликнула она и унесла сына в дом.

Выставив Никиту за калитку, она махнула рукой и вернулась в дом.

— Дай ипку! — потребовал он.

— Нельзя рыбку, — сказал Валька. — Вот, держись за ведро.

Аня взяла малыша за руку, другой он ухватился за ведро в руке брата, и она пошли вверх по улице. Но далеко не ушли. Через некоторое время Никита потребовал: «Пить!» — и потянулся к ведру.

— Нельзя, Никита, вода озерная, — сказал Валька. — Придется возвращаться.

— Заходите к нам попить, — раздался голос над ними.

Из-за забора выглядывала девочка, стоя на нижнем брусе и облокотившись на верхний брус калитки.

— Спасибо, не откажемся, — сказал Валька и первым зашел в чужой двор.

Так они познакомились с Анечкой Боевой, приехавшей в гости к прабабушке и бабушке и скучающей из-за того, что здесь не с кем играть.

— Это правда, на всю Банную один Сережка Кузнецов, и тот хулиган, — сказала Аня.

— Я уже с ним подралась, — показала царапину на предплечье девочка. И рассказала, что раньше она была здесь, но тогда была совсем маленькой («И всего-то два года назад», — фыркнула прабабушка). Что в прошлом году ездила в Англию, и там тоже было скучно, потому что языка не знала.

Попив, Никита сказал: «Спасибо» и взял Аню Боеву за руку: «Пойдем!» Все засмеялись.

— А правда, пойдем с нами, — предложила ей Аня Шеметова. — Валька тоже вчера приехал. И у них на Чирка тоже ребят нет. Вы не бойтесь, — это бабушкам. — Мы сейчас зайдем ко мне домой, кота рыбой покормим. А потом к Валькиной бабушке. А потом мы вместе до площади дойдем, и она к вам вернется.

— Шляпку надень, — сказала прабабушка.

— Ну, прабабушка!

— Сяпку! — сказал Никитка, и развернул свою кепку козырьком набок.

— Вот, Никита понимает, что без шапки головку напечет, — вынося из дома шляпку такой же нежной радужной расцветки, как и платье, сказала бабушка и одела ее внучке на голову.

— О-о! — воскликнул Никита и всплеснул руками.

— Никита понимает толк в женской красоте, — засмеялась Аня. — Но как же Вальке с Никитой нас различать, я ведь тоже Аня?

— Аня Боева в Англии была, будем звать ее по-английски Энн, — сказал Валька.

По дороге Аня вспомнила об утреннем происшествии и спросила:

— Валь, а почему эта тетка тебя барсуком назвала?

— Не барсук, а байстрюк, — засмеялся Валька. — Так называют тех, у кого отца нет.

— У меня отец из семьи ушел. Я тоже байстрюк?

— Нет, только те, у кого родители не поженились.

— Тогда я тоже байстрюк, — сказала Энн. — Мой папа погиб, когда меня еще на свете не было. И не был женат на моей маме.

— Ты это слово не повторяй, оно нехорошее, — сказал Валька.

— Нормальное слово. Чего ж тут обидного?

— Оно для мамы обидное. Ну, обзовут кого-нибудь, например, сукин сын. Ему-то плевать. Но они же говорят, что его мама — самка пса!

Встретились они и с хулиганом Сережкой. В проулке по дороге к Аниному дому он вертелся у машины, которую чинили мужики, и выдал дежурную дразнилку «тили-тили-тесто». Валька с Аней переглянулись и засмеялись.

— Энн, это тот Сережка, с которым ты подралась? — спросил Валька. — Ну, ясно. Скажу я тебе, брат Сережка, жениться нам с тобой рановато. Но лет через десять-двадцать вдруг соберемся. У меня много знакомых хороших девочек, есть из кого выбирать. А ты всех своих знакомых к тому времени переколотишь. Кто же за тебя пойдет?

— Придется выбирать из тех, кто похуже, — подхватила Аня. — Что-то типа вашей соседки тети Лёли.

— Без зубов, пьяная и матом ругается, — сказала Энн.

— Зато драться любит! — закончил Валька.

Мужики заржали. Выглянул из-под машины отец Сережки:

— Да, сынок, плохо мне на старости лет с такой невесткой придется. Ты уж, пожалуйста, хоть одну хорошую девочку непобитой оставь.

Когда они отошли от машины на почтительное расстояние, Валька сказал:

— Не так уж виноват этот Сережка. Папаша его гад. Вместо того, чтобы окоротить сына, ржет.

— Конечно, гад. Тетя Вера, Сережкина мать, от него ушла, потому что он ее ударил.

Вечером Валька записывал в дневник: «Аня очень умная. Конечно, она же старше! И находчивая, но немного грустная и не всегда добрая. Мне было стыдно неловко, когда она матери грубила. Наверное, из-за отца. Даже удивительно, что она захотела дружить с Энн. Энн еще маленькая, глупая простодушная, но добрая. Она Анину маму по руке погладила. Хорошо, когда есть друзья!»