Бунт марионеток. Руководство по контрэволюционной психологии

Егор Семенов (2024)

Эволюция создала впечатляющую мощь нашего интеллекта. И при этом сделала человека несчастным. Те нейронные программы, которые помогали выживать нашим древним предкам, в сегодняшних условиях очень часто работают не так, как нам нужно. Поводы для страданий и депрессии возникают буквально на ровном месте. Практикующий нейропсихолог расскажет о принципах новой — контрэволюционной — психологии. Давайте заставим работать законы эволюции не против нас, а за нас, в нашу пользу и для нашего блага. Книга ориентирована не только на практикующих психологов, но и на самый широкий круг читателей.

Глава 3. Наши мысли: билеты на уже уехавший поезд

Какие бы мысли ни возникали, не имея в своей основе никакой субстанции, они быстро исчезают сами по себе, если они не принимаются и не рассматриваются в качестве имеющей действительную силу реальности.

Рамеш Балсекар

Из предыдущих глав мы кое-что усвоили об основных принципах работы нейронного компьютера в нашей голове. Он создает нашу внутреннюю психическую активность, запуская каскады сигналов по сцеплениям типовых исполнительных элементов. При этом выбор возможных вариантов активации основан на стремлении к оптимальному химическому балансу внутри самого мозга.

Для живых организмов простейшие акты поведения просчитываются так же, как и при программировании электронных гаджетов. Особенно если мы имеем дело с относительно несложными нервными системами.

Науке пока по плечу подробное описание структур, по сложности не превосходящим мозг комара, а это ни много ни мало двести тысяч нейронов в изощренном сочетании внутренних связей [16]. Что же до создания действующих аналогов биологических систем, то тут успехи намного скромнее. Объединенными усилиями исследователей смоделирована система управления червячка-нематоды, у которого всего 302 нейрона, соединенных пятью тысячами синапсов [17].

Само собой, существование нематоды довольно механистично: зверушка не блещет интеллектом. Во время движения ей просто нечем подумать: «Повернуть влево или продолжить движение прямо — что будет полезнее для меня?» Тем не менее выживать и размножаться без промежуточных мыслительных операций получается не только у первичноротых. Биокомпьютеры успешно регулируют поведение и намного более сложных созданий.

Все многообразие поведения высших животных базируется на трех"китах": безусловных рефлексах, или инстинктах, условных рефлексах, или обучении, и элементарной рассудочной деятельности. Более сильная мотивация включает механизм, который соединяет воспоминания об объектах внешней среды и приводит к действиям. Ну а что же стоит за механизмами мотивации? Верно — та самая внутренняя нейрохимия, интерпретируемая мозгом как «поощрение» или «наказание».

Голодная кошка отправляется на охоту за мышкой или начинает в 4 утра бить лапкой по лицам сладко спящих хозяев, выпрашивая у них корм. Так она проявляет целенаправленное действие. Инстинкт — это память вида, развившаяся в ходе эволюции. Отдернуть от огня лапу или начать хватать маленький шевелящийся предмет, похожий на мышь, является для мелкого хищника инстинктивным поведением, которому ее не надо учить. Оно дано ей от рождения и сохраняется до самой смерти.

Раньше ученые любили задаваться вопросом — мудр или слеп инстинкт? В самом деле, привязанная на веревочку бумажка мышкой не является, но кошка ее ловит! Сам по себе инстинкт не мудр и не глуп. Он ориентирован на одни и те же условия среды, стереотипен в своих проявлениях и приводится в действие очень простыми стимулами. Иногда он поспевает за изменениями среды, а иногда — нет. То, что годилось в природе, не срабатывает, скажем, в доме, и наоборот.

Братья наши меньшие способны решать довольно сложные задачи, у них часто проявляется нечто подобное инсайт-обучению, или «озарению». Животное для решения какой-либо задачи объединяет в одно действие две реакции на разные стимулы. Считается, что домашние кошки обучаются открывать двери, засовывая под них передние лапы и подтягивая дверь на себя. Это потому, что помощью похожих движений они манипулируют мелкими предметами — от бумажки до дохлой мыши. А ведь дверь на них совсем не похожа!

Но что мы все о животных, ведь у нас — людей — все совсем по-другому. Или нет? Действительно, нужно ли нам обдумать все наши действия прежде, чем их совершить? Очевидно, что нет! Попробуйте просто немного понаблюдать за собой: огромное количество довольно сложных операций мы делаем не задумываясь, «на автомате».

Конечно же, речь не идет об инстинктах, как раз их у людей почти нет. Тем не менее, отделы коры, отвечающие за сознательное произвольное внимание, предпочитают работать в однозадачном режиме. Это не касается всего мозга: нейроны могут соединяться и в альтернативные структуры, которые способны работать отдельно, как бы сами по себе. Особенно это касается стереотипных действий.

Наверное, вы замечали не раз, что спустя несколько минут после ухода из дома никак не можете вспомнить, закрыли ли вы дверь на ключ. А почему не помните? А потому, что для действия «закрыть дверь на ключ» у вас выработался «шаблон». И вот этот шаблон работает самостоятельно и даже не докладывает вашему сознанию о сделанном!

Автоматизмы у нас срабатывают ежечасно. Жизнь человека буквально соткана из них. Встали утром с постели, подошли к умывальнику, умылись, включили телевизор, приготовили яичницу, выпили чай, оделись, вышли на улицу. Насколько часто вы делаете это осознанно, фиксируя внимание на каждом элементе процесса? Чаще всего это автоматические процессы.

Плохо ли это? Немало популярных учений не устают твердить об «осознанности». Нас призывают «быть в моменте», постоянно находиться в состоянии «здесь и сейчас». Учат фокусироваться на всех, даже мельчайших, ощущениях и непрерывно наблюдать за собой. Звучит разумно, но только до тех пор, пока сам не попробуешь это практиковать. Фокусирование внимания на каждой мелочи способно сильно утомить. Это просто адски напряженная мысленная активность, которая стремительно высасывает ресурсы мозга.

Мы не можем непрерывно работать в режиме максимальной производительности. Это в равной степени касается и мышц, и нейронов. Мои батарейки садятся через полчаса, после которых отчетливо чувствуешь духовное сродство с выжатым лимоном. Возможно, будь я буддийским монахом, меня и бы хватало на дольше, кто знает? Но, увы, реальность заставляет заниматься множеством других дел, кроме работы по ментальному совершенствованию.

Я убежден, что практика сосредоточения на происходящем — это замечательный инструмент. Но только тогда, когда он применяется адресно и в нужное время. Скажу больше: я считаю крайне полезным использовать методы сосредоточения, но дозированно, в терапевтических целях. В свое время мне даже пришлось повозиться с модификацией методик концентрации на дыхании. Задача была адаптировать их к современным реалиям и сделать частью техники «Остановка по требованию», с которой мы обязательно познакомимся позже.

Как видим, мозг может прекрасно работать и в автоматическом режиме. Часто он не требует от нас расходовать лишние ресурсы на непрерывное обдумывание всей ежедневной рутины. Большая часть сложных живых существ «спроектирована» именно в такой конфигурации и замечательно справляется с вызовами среды. Но нас все-таки больше интересуют моменты, которые требуют от нас осознания. Моменты, связанные с работой наших мыслей. Моменты, когда мы должны что-то тщательно обдумать, чтобы не совершить ошибки. Чтобы из всех имеющихся вариантов выбрать наиболее достойный.

По сути своей психология как раз и сосредоточена на этих состояниях психики. Состояниях, в которых мы активно и сознательно используем наше мышления. Именно в этих сознательных актах проявляется наша свобода воли. Проявляется наше право на выбор, сила нашего духа.

Надеюсь, написано достаточно пафосно, чтобы начало звучать немного иронично? Если нет, то наберитесь терпения, иронии фактов вскоре должно стать несколько больше, чем немного. Ведь нам пора переходить к тому, как именно мы принимаем ключевые решения. Ну, хорошенько проанализировав все основные факторы, не забывая о толике здоровой самокритики, верно?

Тем более что именно с плоскостью сознательных размышлений мы привыкли ассоциировать и большинство чувственных ощущений. Тело заставляет нас переживать страдания намного реже, чем горькие воспоминания или тревоги о будущем. Давайте разбираться: что такое наши мысли, откуда они возникли, зачем нам нужны, и что они для нас значат?

Вы когда-нибудь видели маленького ребенка, который, споткнувшись, летит кувырком? Если он не расквасил нос и ему не слишком больно, то он немедленно оборачивается и ищет маму. Обычно это происходит без всякой физиогномической экспрессии, без явных признаков эмоциональной реакции. Он смотрит на лицо матери для того, чтобы понять: что произошло? Насколько это действительно было плохо? Я должен плакать или смеяться?

Наблюдая за такими детьми, мы можем понять один важный факт относительно природы наших мыслей: они имеют явные социальные корни. Малыш ещё не знает, что он должен думать о произошедшем, поэтому, он смотрит на лицо матери для того, чтобы определить свое собственное отношения к ситуации.

Когда карапуз глядит на маму и видит, что она не впала в ажитацию, а увлеченно доедает мороженое, он с облегчением улыбается. Он обнаруживает, что вовсе не повредил себя. То, что с ним произошло, было забавным сюрпризом. Неопределенность разрешается: теперь он знает, как нужно относиться к случившемуся.

И так во всем: в ходе развития каждого отдельного человека его способность делать осмысленные заключения проявляется как ответ на реакцию окружающих. Последовательность такова: сначала случается нечто, ребенок смотрит на поведение взрослых и после делает вывод о том, что он думает про произошедшее.

Сознательная оценка формируется уже как феномен второго порядка. Не как следствие самого события, а как следствие мнения других о событии. Со временем, по мере взросления непосредственное наблюдение за реакцией окружающих мало-помалу заменяется представлением о том, какой должна была бы быть эта реакция. Как взрослые могли бы расценить то, что случилось, и что мне следует думать по этому поводу.

Способность мыслить заложена в нас от рождения, но это тоже продукт длительного эволюционного отбора. В 1990-х, итальянские исследователи, наблюдая за обезьянами, открыли очень любопытную группу нейронов. Они располагаются в той области мозга, которая обеспечивает возможность движения. Данные клеточки активировались не только тогда, когда обезьяны сами совершали направленные действия: хватали фрукты или деловито почесывались, — но также и тогда, когда они наблюдали за теми, кто совершал подобное действие. Из-за того, что эти нейроны отвечают на действия, совершаемые другими, их назвали зеркальными нейронами [18].

При помощи различных техник нейровизуализации были получены многочисленные подтверждения того, что система зеркальных нейронов существует не только у обезьян, но и у людей. И ожидаемо оказалось, что эта система у людей гораздо более разветвлена, она может репрезентировать действия намного более высокой сложности, чем это имеет место у обезьян [19].

Когда мы наблюдаем, как другой совершает движение, мы обнаруживаем соответствие его поведения нашему собственному внутреннему «двигательному словарю». Эта система сопоставления действия/наблюдения помогает нам понять то, что мы сами никогда не смогли бы понять, используя одни лишь наши органы чувств, — то, что другие существа преследуют некие цели.

Мы включаем нашу собственную бессознательную модель себя для того, чтобы можно было почувствовать себя в чужой шкуре. Мы используем наши собственные «двигательные идеи» чтобы понять действия другого. Действия, которые мы непосредственно проецируем на наши собственные внутренние мотивы.

Мы как бы автоматически включаем внутренний образ того, какой была бы наша цель, если бы наше тело двигалось таким же образом. Сознательный опыт понимания другого человеческого существа трансформируется в то субъективное чувство, которое потом начинает нам помогать сознавать себя. Наше мышление формируется тогда, когда мы интуитивно «схватываем», каковы цели других людей. Когда мы понимаем, что происходит в их уме, наше мышление становится прямым результатом этих бессознательных процессов.

В последующих исследованиях были открыты системы зеркальных нейронов, которые отвечают за похожие эффекты в области эмоций, боли и других ощущений. К примеру, когда испытуемым людям предъявляли изображения грустных лиц, они потом оценивали своё настроение как более грустное, чем до этого. После того как им предъявляли изображения счастливых лиц, они характеризовали себя как более счастливых.

Сложение эмпирических данных воедино показало, что в момент, когда мы наблюдаем, как другие люди выражают эмоции, мы симулируем их с помощью той же самой сети нейронов, которая активируется, когда мы сами испытываем эти эмоции [20].

Открытие зеркальных нейронов помогает нам понять, что эмпатия — естественный феномен, приобретенный шаг за шагом в процессе нашей биологической эволюции. И, что важно вдвойне, это был шаг к системе, которая способна сознательно переживать собственное существование. Кто мог бы ожидать, что возникновение наших мыслей будет зависеть от разделяемых «двигательных представлений»? Или что важнейшие аспекты функционирования мозга человека, которые необходимы для развития его сознания, являются дорациональными?

Да, появление привычной для нас способности мыслить имеет выраженную физиологическую подоплеку. Зеркальные нейроны и эволюционно усложняющая интеграция их сигналов с более ранними структурами мозга породили возможность сознательного мышления. Но само появление зеркальных нейронов, в свою очередь, возникло из этого важнейшего для человека качества — социальности.

Чем больше размер социальной группы, тем крупнее лобная кора, — такая у приматов зависимость. Наиболее заметна она у видов, особям которых свойственно то сходиться, то расходиться. Они временами живут небольшими независимыми группами, а иногда собираются и перегруппировываются. Для этого необходимо соизмерять свои поступки с поведением членов группы и учитывать её размер и состав.

Такое структурированное поведение требует серьезных усилий. Поэтому понятно, что у тех видов, которые практикуют социальную организацию по типу «сбежались-разбежались» (а это шимпанзе, бонобо, орангутаны, паукообразные обезьяны), лобная кора осуществляет более эффективный тормозной контроль поведения, чем у видов с устойчивой социальной организацией (гориллы, макаки, капуцины) [21].

Мы, в первую очередь, социальные животные и только потом — сознательные и мыслящие. Именно необходимость активного и крайне сложного взаимодействия с членами своей группы развила мозг одного из видов приматов до стадии, позволяющей им производить всякие необходимые для выживания штуки. Такие как как чесалка для спины и зубная паста с тремя разноцветными полосками.

В свое время гениальное прозрение Выготского об общественном происхождении высших функций психики человека звучало как научный экстрим, сегодня это общепринятый факт. И он в равной степени касается как формирования мышления в смысле достижения нашего вида Homo, так и развития речи у каждого отдельного ребенка [22].

Ещё раз подчеркну: для того, чтобы начать мыслить как человек, нам нужно сначала получить определенный толчок от других людей. В мозгу потенциально заложены все необходимые для мышления механизмы, но сами по себе они не заработают никогда.

Возможно, вы слышали про реально существующих «детей-маугли». Начиная с 20 — х годов прошлого века, было зафиксировано и описано с полсотни случаев воспитания детей животными. Чаще всего — человекообразными обезьянами, в отдельных случаях — волками, медведями, леопардами и даже газелями.

В отличие от романтической версии Киплинга, воспитанные животными люди проявляют поведение, свойственное для своих приёмных родителей: хождение на четвереньках, страх перед человеком. Собственно человеческого в них оказалось удручающе мало. Те, кто жил в обществе животных первые 3–6 лет жизни, не могут освоить речь, ходить прямо, осмысленно общаться с другими людьми. И это несмотря на многие годы, впоследствии проведённые в обществе, где они с лихвой получали заботу [23].

Мы можем получить доступ к оценке определенных аспектов наших состояний лишь при помощи других людей. Мысли, цели, чувства и потребности представителей нашего окружения образуют часть нашей собственной реальности. Наше восприятие не просто так возникает в мозгу — оно активируется социальным контекстом, в котором мы все обнаруживаем себя с самого рождения.

Новые слои сознания, уникальные для Homo Sapiens, сделали возможным переход от биологической к культурной эволюции. Этот процесс когда-то начался в наших мозгах бессознательно и автоматически, а корни его уходят глубоко в царство животных.

Логика фактов довольно проста: способность к рассудочному мышлению нельзя считать самостоятельной и самодостаточной функцией мозга. Как ни крути, но и для человечества в целом, и для каждого человека в отдельности появление мыслей в сознании нужно рассматривать как производную, как следствие нашего взаимодействия с другими.

Зеркальные нейроны эхом отражают действия партнера, а возникающие мысли лишь следствие этого эха. Констатация того, что случилось несколько мгновений назад и вдобавок случилось не со мной.

Спору нет, после того как возможность рассуждать уже возникла, мы можем «использовать» собственные мысли не только для понимания поведения соседа, все чаще наши размышления начинают сосредоточиваться на нас самих. Появившись как инструмент отзеркаливания социума, сознательное мышление как бы приобретает независимый статус и направляется на внутренние ощущения.

Механизмы такого переключения от социума на самого себя детально описаны в работах Мертцингера. Нейронная схема оценки поведения другого неожиданно доказала свою полезность в решении набора совсем других задач. Этот процесс начался с низкоуровневого двигательного резонанса, а затем привел появлению принципиально нового качества в развитии мозга.

Как и всё остальное в эволюции, этот процесс был случайным. За ним не стояло никакого намерения, но он привёл нас к сегодняшнему положению дел, то есть к формированию интеллекта, способного постигать свою собственную природу [14].

Чтение поведения и чтение мыслей сначала развиваются автономно, а потом образуют тесную связь. В большинстве социальных взаимодействий мы редко бываем вовлечены в явную интерпретативную деятельность. Большую часть времени наше понимание социальных ситуаций моментально, автоматично, почти рефлексивно.

Исследования психологов показывают, что даже полуторагодовалые дети уже способны распознавать ложные убеждения. Описана серия забавных экспериментов, где малышам показывались видео с актером, который наблюдал, как игрушку прятали в одну из двух коробок. Затем актер покидал комнату, в это время игрушка перепрятывалась в другую коробку. После возвращения актера младенцам показывали, как он снова выбирал коробку с игрушкой.

Невербальные реакции детей на выбор актера позволили сделать выводы об их способности предсказывать поведение на основе истинных или ложных представлений актера. Эти результаты предполагают, что характерные аспекты чтения мыслей, такие как приписывание ложных убеждений другим, могут быть объяснены на основе низкоуровневых механизмов, которые уже достаточно хорошо развиты на стадии, предшествующей полноценным сознательны суждениям [24].

Конечно же, для возникновения настолько сложных процессов, как абстрактные рассуждения, необходимо нечто большее, чем интуитивное понимание намерений других людей. Необходима речь. Появление второй сигнальной системы, в свою очередь, основано на уже имеющихся физиологических предпосылках: зеркальные нейроны и тут сыграли первую скрипку.

Сегодня считается, что в процессе эволюции речь возникла на основе подражания звукам и жестам. Она является на ранних своих этапах, как в филогенезе, так и в онтогенезе, звукоподражательным процессом, опосредованным системой зеркальных нейронов.

Зеркальные нейроны позволили людям подражать и, возможно, понимать движения губ и языка других, таким образом давая толчок для эволюции языковых способностей, если считать речь (на поведенческом уровне) сложнейшей способностью быстро создавать двигательные программы для артикуляционных органов.

Скорее всего, звуки лишь позже стали ассоциироваться с жестами и с выражениями лица (нахмуриться, поморщиться, улыбнуться), которые уже несли в себе определенный смысл. И если сегодня мы видим парня, хватающего что-нибудь со стола, его намерение понимается мгновенно, так же как оно понималось нашими предками сотни тысяч лет тому назад. Происходит это потому, что наблюдение за другим вызывает такое же двигательное представление в зеркальной системе нашего мозга.

Минули века, и способность «угадывания намерения другого человека» развилась в способность выразить это в словах — суть самой человеческой мысли.

Основываясь на данных антропологии, можно считать, что речевая зона мозга (центр Брока) сформировалась у ископаемых Homo habilis 2 миллиона лет назад, в то время как у предполагаемых предшественников этих ранних гоминид она отсутствовала. Речь, а значит, и мышление человека в целом, основана на базовом зеркальном механизме, из которых они и возникли [25].

Более того, речь фактически и сформировала мышление в его современной форме. О том, как именно действовало сознание наших предков в доречевую эпоху, дискуссии ведутся и по сей день. Никто не спорит с тем, что способность делать выводы и прогнозы возможна и без развития языка. Но все-таки то, что мы подразумеваем сегодня, когда говорим: «Я подумал о том-то и том-то», — безусловно основано на словах. Выготский вообще говорил о речи как о материальной сущности мысли, в его концепции мысль прямо выражала себя в человеческом слове.

Не знаю, как у вас, но у меня идея обязательного участия речи в мышлении поначалу вызвала недоверие. Мне как-то казалось, что часто я думаю «картинками», а не словами. Но с фактами трудно спорить: еще в 2004 году на аппарате ФМРТ обнаружили непременную активацию речевых центров, даже при намеренных попытках испытуемых думать о-чем либо в виде образов [26].

Плюс, исходя из того, что мы знаем о развитии мышления и речи у ребенка, можно сказать, что в определенный период (около двух лет), линии развития мышления и речи, которые шли до сих пор относительно раздельно, начинают перекрещиваться и совпадать. С этого момента возникает начало совершенно новой формы поведения, характерной только для человека [27].

Как вы думаете, какие первые слова появились в лексиконе наших предков? Занятно, но ученые считают, что первым словом было «леопард». Звучало оно, конечно, совсем не так, но обозначало именно этого самого хищника, чей рацион во многом был основан именно на приматах.

Похоже, влияние кошачьих на становление человека было несколько более значимым, чем мы привыкли про это думать. Впрочем, глядя на количество котиков в новостных лентах соцсетей, кажется, что это влияние никуда и не делось. Из первых трех человеческих слов двумя другими были «орел» и «змея», по крайней мере у современных приматов первые протослова именно такие.

Все сказанное выше относительно происхождения нашей речи и человеческих форм сознательного мышления указывает на то, что эти виды психической активности, по сути, носят реактивный характер. И это в равной степени справедливо для этих процессов как в их фило-, так и в онтогенезе. Крик, лепет и даже первые слова ребенка являются совершенно явными стадиями в развитии речи, но стадиями доинтеллектуальными, они возникают лишь в той степени, в которой необходимы как реакция на изменение обстановки [27].

Усложненная функциональная надстройка над группами зеркальных нейронов работает на характерных для них механизмах: отражает события внешней и внутренней среды человека.

И если «отражение» как указание на казуальную вторичность мыслей отчасти можно понимать метафорически, то относительно физиологии мыслей все предельно просто и прямо: они следствие уже случившегося, они дымок над колбами и ретортами внутренней химической лаборатории.

Смотрите, друзья, чтобы мы начали воспринимать какую-то мысль, эта мысль сначала должна появиться, согласны? И она действительно появляется в результате работы нейронов нашего мозга. За мгновение до того, как к нам пришло гениальное озарение «Пора бы заказать килограммовую пачку стирального порошка на Вайлдберриз», активировались миллиарды нервных клеток.

Сначала каждый из нейронов, обеспечивших вашу мысль, находился в состоянии покоя, он никогда не начинает свою активность на ровном месте и строго соблюдает правила игры. За «кожей» нейрона — мембраной, разделяющей внутри — и внеклеточные жидкости, — была своеобразная «зона отдыха».

Жизнь зарождалась в соленой морской воде, и первым клеткам — крохотным мешочкам с пресным содержимым — приходилось постоянно «выплевывать» проникающие в них ионы натрия, чтобы не «засолиться». Поэтому в мембране клеток появилось специальное устройство, которое сейчас принято называть натрий-калиевый насос. По сути, это белок, который занимается тем, что выкачивает из клетки ионы натрия и взамен впускает ионы калия: на каждые три «выплюнутых» натриевых иона приходится два «проглоченных» калиевых.

Ровно те же процессы происходят и с нейронами. Внутри клеток много ионов калия и отрицательно заряженных органических ионов. Снаружи, в крови и межклеточной жидкости, мало ионов калия, зато много ионов натрия. В покое мембрана нейронов проницаема для ионов калия и почти непроницаема для других ионов. Поэтому ионы калия выходят из клетки, вынося с собой положительные заряды.

Накапливающийся внутри клетки отрицательный заряд мешает новым порциям ионов калия выходить наружу. Устанавливается равновесие, при котором из клетки выходит и в нее входит равное число ионов калия в единицу времени.

Но вот в нашу клетку, на поверхности которой насосы неспешно перекачивали ионы снаружи и внутрь, забросили порцию новых химических реагентов. Это на принимающий контакт нейрона (дендрит) поступили белки-нейромедиаторы от клеток-смежников.

И работа клетки стремительно поменялась: поступившие нейромедиаторы инициировали каскад биохимических реакций, которые привели к изменению активности насосов. Последние тут же поменяли режим своей работы: начали лихорадочно впускать натрий в клетку и выпускать из неё калий. Вот в этот короткий период, когда мембрана «перезаряжается» (внутри заряд становится положительным, снаружи — отрицательным), и формируется нервный импульс, или потенциал действия нейрона.

Химическое создание потенциала каждого нейрона представляет собой сложнейший процесс, зависящий от точной балансировки концентраций ионов. Удивительная симфония, в которой каждый из исполнителей вступает в игру в нужный момент и четко исполняет свою партию. И лишь гармония абсолютной слаженности этого ансамбля (Гм, а кто в нем дирижер?) позволяет нейронам передавать информацию и обеспечивать возникновение наших мыслей.

Чередующиеся циклы поляризации, деполяризации и гиперполяризации нужны для того, чтобы на пике активации — хлоп! — нейрон выбросил нейромедиаторы из своего окончания — аксона, словно запуская конфетти в пространство между собой и другими нейронами. Нейромедиаторы начинают воздействовать на контакты других нейронов, в свою очередь передавая им сигнал на начало их активации.

И что же, мы каким-то образом можем всеми этими процессами сознательно управлять? Подождите, но и это еще не все! Ведь не едиными химическими реакциями жив нейрон: для стабильного воспроизведения его работы, для создания новых контактов — синапсов — необходим постоянный синтез белка. А это работа, выполняемая на совсем другом структурном уровне, — на генном [28].

Давайте упомянем о ней только тезисно, ведь, помнится, я обещал не перегружать вас научной терминологией. Если вкратце, для того чтобы потенциал действия нейрона активировался, на генетической кухне происходят следующие процессы с ДНК и РНК:

Тынц! Транскрипция — информация с ДНК переписывается в мРНК; на этом этапе активируются гены, ответственные за синтез белков. Похоже на копирование текста из кулинарной книги с бумаги на бумагу для создания дубликата, который можно использовать на кухне без опасения заляпать соусом оригинал.

Тынц! Трансляция — мРНК переводится на белковый язык: рибосомы считывают информацию с мРНК и синтезируют соответствующий белок. Вот незадача: наша кулинарная книга была на английском. Трансляцию можно сравнить с чтением рецепта на английском и параллельным его переводом, чтобы получить этот же рецепт уже на русском языке.

Тынц! Трансляционная модификация — белки, синтезируемые в результате трансляции, подвергаются последующей модификации, влияющей на их активность и функциональность. Это как добавление приправ и специй в готовое блюдо для улучшения его вкуса.

Тынц! Транскрипционная регуляция — процессы активации и репрессии генов регулируются молекулярными механизмами. Приготовленный деликатес должен оставаться тепленьким, за этим будет следить автоматический термостат, который ненадолго включает и выключает духовку для поддержания нужной температуры.

А теперь переходим к тому, для чего я утомлял вас описанием механизма работы нейронов.

Суть такова: любая мысль, которую я думаю прямо сейчас, формировалась мгновением раньше. Понимая хотя бы в общих чертах те генетические и химические процессы, которые ее создали, можем ли мы сказать, что мы сознательно их запустили? Ну, например, дали отмашку на транскрипцию с ДНК в РНК или скомандовали начать фосфорилирование одному из трех тысяч белков нашего тела? Вопрос, понятное дело, риторический.

Тогда почему же мы так уверены в том, что наши мысли — это то, чем мы сами сознательно управляем? Что это то, что произвольно формирует наше поведение, наши поступки, нашу личность? Ведь все факты просто на «раз, два, три» говорят об обратном:

eins) — сознательное мышление появляется благодаря активности зеркальных нейронов, которые по определению ничего не инициируют сами, но отражают то, что уже произошло;

zwei) — между производством мысли и ее появлением в сознании есть отчетливый временной лаг;

drei) — прямо влиять на нейронные процессы появления мысли мы просто не в состоянии.

Но мы все равно непоколебимо и железобетонно уверены, что вот сейчас, в эту самую секунду, я могу скомандовать себе: «Думай о планах на завтра». Ведь могу же? Точно могу, потому что я ведь способен и любую другую команду отдать, например: «Думай о роли монофтонгизации дифтонгов в праславянском языке» (это не шутка, такой милотой любят развлекаться филологи).

Нет, друзья мои, не можете. Увы. Любая (любая!) мысль в вашем сознании появилась как бы сама собой и без всякого вашего сознательного участия. Вам только кажется, что вы сами решаете, о чем думать, а о чем нет. И да, эта мысль «Но я ведь точно выбрал сам сейчас, о чем мне подумать» не исключение. В это трудно поверить и почти невозможно принять, но это именно так!

Не спешите с возмущением закрывать книгу, друзья, иногда иллюзии настолько сильны, что разум просто отказывается это понимать. Вот, для примера, что-нибудь любопытное в подкрепление этого тезиса: два стола на картинке ниже одинаковы. Да, я не разыгрываю вас, это известная иллюстрация темы об обманах зрительного восприятия, но максимально наглядная.

Это оптическая иллюзия, впервые описанная Роджером Шепардом. Наш мозг воспринимает данный рисунок в 3D пространстве: смотря на рисунок двух идентичных столов, мы пытаемся интерпретировать рисунок как трёхмерный объект. Две столешницы имеют совершенно одинаковую двухмерную форму на обычной странице, исключая угол поворота. Фактически мы не распознаем двухмерную форму рисунка, вместо этого мы воспринимаем трёхмерный вид объекта в пространстве. Наш мозг, желающий видеть рисунок в объемном виде, интерпретирует стол как реальный [29].

Я очень люблю показывать именно этот пример студентам на лекциях. И всегда доходило до того, что просто принять этот факт им было невозможно, приходилось прикладывать линейку и промерять столы, чтобы убедиться в том, что отказывалось принимать сознание: они все-таки одинаковы (ну, кто из вас тоже пошел искать линейку?).

Иллюзии не перестают быть иллюзиями, какими бы правдоподобными они не мнились. И в том их аспекте, который касается контроля за нашими мыслями, мы с вами подробно все разберем: это краеугольный камень книги, ее основная идея и главная концепция контрэволюционной психологии, способная радикально изменить ваше отношение к жизни.

Очень часто без точного научного знания причин происходящих процессов интуитивное их понимание работает так себе. Скажем прямо — неважно работает. Вот зашелестели листья березки, и через секунду ветерок взъерошил волосы на голове. И если вам не рассказали, что ветер — это следствие движения газа из-за возникающей разности атмосферного давления, то можно подумать, что дерево зашевелилось и создало ветер.

Причина и следствие! Понимаете? На самом деле сила моих намерений так же может влиять на мои мысли, как движение листьев на ветер.

Похоже, нас кто-то бессовестно надул. Но кто и зачем? Кому нужно, чтобы мы приписывали себе способность сознательно управлять своими мыслями? Я думаю, что вы уже догадались, что обманщики — это все та же неразлучная парочка: эволюция и естественный отбор. Все их усилия, порой густо замешанные на прямо-таки запредельном цинизме, направлены на единственную цель — репликацию наших генов. И тут для них все средства хороши, эта парочка, не обессудьте, не поскупится на когнитивные ошибки и иллюзии восприятия, если таковые помогают приматам активнее размножаться. Вопрос в том, полезны ли нам сейчас эти иллюзии или вредны?

Давайте-ка, к примеру, посмотрим на то, как устроено наше восприятие. Ведь здесь тоже не обошлось без подтасовки: то, что кажется нам окружающими объектами и нашим собственным телом, на самом деле лишь океан электромагнитного излучения. Дикая и беспорядочная смесь различных длин волн, большинство из которых для нас невидимы и никогда не смогут стать частью нашей сознательной модели действительности.

Человеку доступен лишь определенный маленький спектр коротких волн фотонов. На самом деле мы видим меньше одной миллионной того, что нас окружает. Радиоволны и микроволны, рентгеновское и гамма-излучение проходят через ваше тело прямо сейчас, и вы этого совершенно не чувствуете, потому что у вас нет подходящих биологических рецепторов. Тысячи разговоров по сотовым телефонам проходят сквозь вас прямо сейчас абсолютно незамеченными.

Вокруг нас лишь энергия: свет, звук, химические элементы — это всё энергетические волны с вибрацией определенной частоты. Пять органов наших чувств лишь улавливают обрабатывают и интерпретируют шквал сигналов, энергетические волны разных частот и вибраций, а мозг рисует у нас в мозгу картинку, преобразуя частоты в мир образов.

Глаза не отправляют в мозг изображения трёхмерных улиц, деревьев, прохожих, или чего-то ещё, что, как мы думаем, мы видим вокруг. Глаза отправляют лишь химические сигналы, а мозг создаёт из них твёрдую на ощупь «физическую» реальность, декодируя в трёхмерную голографическую иллюзию.

И то, что кажется нам таким плотным и твердым на ощупь лишь воспринимается таковым: на 99,9999 процентов материя состоит из ничего, из пустоты. Если увеличить атом до размеров футбольного поля, то его ядро окажется размером не более макового зернышка, на расстоянии в сотни метров от которого носятся по орбитам в десятки тысяч раз меньшие, чем ядро, крупинки электронов.

Да и с самим ядром все тоже не слава богу: три кварка, из которых состоит протон, дают лишь менее 2% его массы. Остальная часть — это виртуальные частицы (кварки и глюоны), возникающие в результате взаимодействия трех исходных кварков [30].

Но пошло бы нам на пользу иное, более полное, более правдоподобное восприятие действительности? Если посмотреть на наших соседей по планете, то мы увидим, что они воспринимают другие аспекты реальности.

В темном и беззвучном мире клещей главные сигналы — это температура и масляная кислота. У рыбки черной ножетелки есть настоящий встроенный электросканер, и мир ее ощущений щедро раскрашен электрическими полями. Для летучих мышей, использующих эхолокацию, все вокруг состоит из волн сжатого воздуха. Это срез экосистемы, доступный для их восприятия.

Попробуйте представить себя на месте собаки. Весь мир для вас состоит из запахов. В вашем удлиненном черепе плотно упакованы 220 миллионов обонятельных рецепторов. Ваш мокрый нос способен уловить даже отдельные молекулы запаха. Запах для вас все.

А теперь давайте проделаем еще один мысленный кульбит: воображая себя собакой, представьте, что она пытается теперь поставить себя на место человека. С позиции собачьего восприятия реальности у вас должна появиться острая жалость к этому ограниченному существу. Как можно не знать, что в траве в сорока метрах от тебя притаилась горлица? Или что соседский кот был на этом самом месте сегодня с утра?

Все наши органы чувств формировались в течение длительной эволюции и сформировались именно такими, потому что именно такой диапазон их восприятия был оптимальным для адаптации к жизни в текущих условиях. И, пожалуй, глядя на то, чего добился современный человек, можно признать, что наши ограничения восприятия не настолько уж и плохи.

Ведь если бы мы развили себе обоняние как у собаки или эхолокацию как у летучих мышей, наш мозг формировался бы совсем по-другому. А поскольку никакой другой вид, кроме Homo, не заполучил сознания, способного создавать цивилизацию и культуру, стоит признать, что доставшаяся нам конфигурация в целом недурна. Не идеальна, это да, но все же недурна.

Ситуативная целесообразность, повышающая шансы на размножение, — вот и весь секрет современного состояния нашего мозга. А для естественного отбора все средства хороши, соответствие истине — это последнее, чем он стал бы озадачиваться. Если вы посмотрите на свои руки и попытаетесь разглядеть то, чем они на самом деле являются (пустотой и электромагнитными волнами!), вы ничего такого не увидите. Тело кажется нам плотным и непроницаемым.

Скорость, с которой ваш мозг активирует зрительную модель объектов, очень высока. Фактически вы сейчас слепы относительно процесса нейронного конструирования. Из-за того, что он оптимизировался на протяжении миллионов лет, этот механизм такой быстрый и такой надёжный, что вы никогда не заметите его существования. Это делает ваши мозги невидимыми для самих себя.

Конец ознакомительного фрагмента.