Женщины принца Сигваля

Екатерина Бакулина, 2019

Он – чудовище. Так говорят. Жестокость, порок и безмерная жажда власти. Наследник, но почти полноправный король при живом отце. Он все решает сам, и его не остановить. Говорят, нет женщины при дворе, которая не побывала в его постели. Нет мужчины, с которым он не дрался. Говорят, пирам он предпочитает пыточные подвалы. О нем многое говорят. Но юной принцессе Оливии, взятой как трофей в побежденном городе, предстоит стать его женой. И узнать, что за человек Сигваль на самом деле. Содержит нецензурную брань.

3. Ингрид, вино и плеть

— Вот, держи, — он снимает кафтан и надевает на нее. Ингрид послушно просовывает руки в рукава. — А то замерзнешь.

Ее платье он бесповоротно порвал.

Мелькает трусливая мысль — подобрать и попытаться натянуть хоть нижнюю юбку, не бегать тут с голыми ногами. Но это будет неправильно. Нечестно в той игре, что она затевает сама.

— Идем, — Сигваль застегивает на ней одну среднюю пуговку, чтобы кафтан не распахивался, и улыбается. Ему нравится.

— Сейчас, подожди… — она чуть не забыла.

Плетка. У нее была под платьем, спрятанная на груди. Он сдернул платье, и плеть тоже куда-то упала.

Наклоняется к вороху одежды, достает. Тонкая, но достаточно жесткая, четыре хвоста намотаны на рукоять… и рукоять, костяная, в форме члена, очень реалистично.

— Дай-ка, — Сигваль заинтересованно протягивает руку.

Ингрид отдает.

Он расправляет, примеряет к руке, ухмыляется, разглядывая рукоять. Хвосты плетки проклепаны маленькими стальными коготками. Не слишком острыми и не слишком тяжелыми, но весьма чувствительными при ударе.

— И ты хотела, чтобы вот этим — тебя? — в его голосе недоверие. Да — больно. И при хорошем ударе коготки сдирают кожу, Ингрид знает это прекрасно. И он тоже видел, в каких шрамах ее спина.

— Я хотела этим — тебя, — она улыбается в ответ, с вызовом.

Сигваль качает головой, в такт каким-то своим мыслям.

— Хорошо, — говорит он. Сматывает вокруг рукояти, отдает ей. — Идем.

И не дожидаясь, не оглядываясь, поворачивается и идет сам. Широким размашистым шагом, не заботясь о том, пойдет ли Ингрид за ним. Он не сомневается. Она бежит, проклиная все на свете, не поспевая. Потом, плюнув, снимает туфли, так бежать за Сигвалем куда удобнее.

Больше всего мечтая, чтобы им встретилось по пути как можно меньше людей…

Но люди встречаются. И не только слуги, но и… два молодых дворянина, слегка навеселе, присвистнув, провожают их взглядом, и еще… леди Розамунда, с которой только утром Ингрид сидела в саду, беседуя о благочестии. И Сигваль даже останавливается поцеловать ручку и пожелать леди доброй ночи, сказать какую-то изящно-куртуазную чушь… скотина… И даже встает так, чтобы Ингрид, невольно дернувшаяся спрятаться за его спину, спрятаться больше не может. В одном мужском кафтане на голое тело — это слишком очевидно, с туфлями в одной руке, и с плеткой в другой.

Хорошо. Ингрид будет сильной. Это ее игра, она начала. Ей нечего терять.

Не краснеть.

И Ингрид сует плеть подмышку, так, что головка костяного члена отчетливо торчит, и решительно делая шаг вперед, берет Сигваля под руку.

— Нам пора, дорогой, — говорит, надеясь, что голос не подведет. — Пожелай этой благочестивой леди спокойной ночи.

И голос не подводит, выходит нежно и немного томно. А в Сигвале Ингрид почти уверена. Внезапно — уверена, сейчас он не подставит ее.

Розамунда зеленеет, кажется, благочестивую леди хватит удар. Это невообразимо приятно.

Сигваль усмехается. Нет, у него совершенно не меняется лицо, все та же правильная светская улыбка. Ингрид скорее телом чувствует, как он вздрагивает от подступающего смеха.

— Прошу простить нас, — невозмутимо говорит он, — но моя леди слишком горяча, чтобы заставлять ее ждать. Доброй ночи.

И легкий поклон Розамунде.

Потом целует Ингрид в висок.

— А ты мне нравишься, — говорит тихо.

Дальше они идут под руку, до самых дверей спальни. Молча. Как бы там ни было, ему не до пустых разговоров сейчас, и мыслями он далеко не здесь. Даже притом, как уверено держит Ингрид за руку, притом, как легко и непринужденно соизмеряет свои шаги с ее. Это всего лишь привычка…

От его близости колотится сердце.

Его спальня…

Первое, что бросается в глаза — огромная кровать. Чтобы сразу прояснить для всех приоритеты принца.

В глубине у окна: стол, заваленный бумагами, полки с книгами — кажутся почти незаметными.

— Хочешь вина? — гостеприимно предлагает Сигваль.

— Да.

Рядом на столике — кувшин и два бокала.

Он сам наполняет один, потом второй. Делает небольшой глоток и словно к чему-то прислушивается. Потом отдает Ингрид второй.

— Хорошее вино? — спрашивает она.

Кажется, за тем, как он пробует, стоит что-то большее.

— Сойдет, — отвечает небрежно, улыбается. — Твое здоровье.

Первым выпивает до дна, словно воду.

Ингрид неторопливо пробует. Хорошее вино, насыщенное и терпкое.

Сигваль выжидающе смотрит на нее.

Ну же… Именно за этим она и пришла.

— Я хочу, чтобы ты разделся, — говорит принцу.

— Хорошо, — соглашается он.

Ставит бокал на столик, садится на край кровати, стаскивает сапоги. Он раздевается так спокойно, не напоказ, словно один в комнате, словно сейчас все снимет и завалится спать голым. Даже не глядя на Ингрид… То есть… один только быстрый взгляд, такой, что у нее разом подкашиваются ноги. Взгляд, с полным циничным пониманием происходящего.

Ингрид делает судорожный глоток, слишком быстрый, такой, что едва удается удержаться, чтобы не закашлять. И понимания на лице принца неуловимо становится больше. Ему весело.

Он раздевается и подходит, останавливается рядом, словно давая Ингрид возможность разглядеть его.

Вот что в нем? Он чуть выше Ингрид, у него широкие плечи и широкая грудь, жилистые руки. На груди волос не много, но живот весь зарос светлой кудрявой шерстью. Его член недвусмысленно торчит вверх, выдавая все возбуждение принца, но лицо убийственно спокойно… У него крепкие ноги, а на его теле добрая дюжина шрамов. Вот так, голый, он выглядит не лучше и не хуже любого молодого мужчины, проводящего на войне и в седле больше времени, чем в собственной постели.

Его сила чувствуется без сомнений.

И что-то такое в осанке, в развороте плеч… Его глаза… Его взгляд — вот что важно.

Он забирает у Ингрид бокал, ставит на пол. Плетку тоже забирает, сует себе подмышку, потом расстегивает пуговку кафтана на Ингрид. Раздевает ее. Бросает камзол на пол и возвращает плеть.

Все это зачаровывает.

— Ну и? — говорит требовательно.

Ингрид вздрагивает. Наваждение… Облизывает губы.

— Я хочу связать тебе руки, — почти с усилием говорит она.

— Нет.

На мгновение становится страшно — он отказывается.

— Ты боишься? — еще пытается она.

Сигваль улыбается, обезоруживающе.

— Не пытайся поймать меня подначками, — говорит он. — Мне не нравится, когда меня пытаются связать. Я не хочу. Но могу пообещать тебе, что не дернусь и не попытаюсь остановить, пока ты сама не захочешь. Даже если ты решишь забить меня до смерти.

Улыбается. Словно это шутка.

Он принимает ее игру, ничего не спрашивая. Вот только власти над собой он не дает, лишь свою милость.

И спорить — не выйдет.

— Хорошо, — его волю приходится признать. — А на колени ты встанешь?

Вместо ответа, Сигваль молча опускается на колени перед ней. С прямой спиной. Просто демонстрируя, что он готов сделать это.

Хорошо…

— Не здесь, — говорит Ингрид. — Тебе нужно будет за что-то держаться. Давай, у кровати.

Да? Нет? Сердце колотится.

Он соглашается, поднимается на ноги. Подходит к кровати и встает на колени рядом, опираясь руками. Спиной к ней.

Вот и все. Вот то, ради чего Ингрид пришла сюда. Только она думала, что это будет иначе, что будет… больше похоже на месть. Но мести не выйдет. Он слишком другой. Слишком…

Сейчас не время думать об этом. Потом…

Иначе она не сможет.

Плеть в ее руке.

Ингрид встряхивает, разворачивая хвосты. Короткий резкий замах в воздухе — отдается щелчком.

Принц ждет.

И все же, Ингрид не может удержаться, чтобы вначале не дотронуться до его спины. Нежно. И он почти неуловимым движением выгибается под ее пальцами, тянется за ними. Так, словно на самом деле ждет лишь нежности.

Что-то до боли сжимается в животе.

Нежности не будет. Не с ней. Нет.

Сейчас…

Она выпрямляется, отступая на шаг, кусая губы. Короткий замах. И со всем чувством, что есть, проходится плетью по его спине. Чтобы наваждение развеялось окончательно, чтобы почувствовать это…

И… ничего.

Красные полосы вспухают разом, но ни единого движения, ни единого стона. Сигваль все так же, почти расслабленно, стоит на коленях, опираясь ладонями о кровать. По его плечу, там, где зацепился коготок, течет алая капелька крови.

В это сложно поверить.

И чтобы поверить, Ингрид бьет снова. И еще раз. И еще. Так сильно, как только может, до ломоты в плече.

И ничего.

Настолько, что пронзает обида. Кажется — ее обманули. Не может так быть.

Когда она, еще совсем недавно, хлестала плетью Ансура, у него были связаны руки, он извивался и стонал, наслаждаясь этим сам и даря наслаждение ей, это было так удивительно сладко, что Ингрид едва не кончала от ощущения собственной власти над ним, своей силы и вседозволенности. Она делала это медленно, с оттяжкой, упиваясь каждым движением… Вот только стонов Ансура ей не хватило. Это была слишком игра, вполсилы. Она хотела большего.

Когда-то Ингрид истошно орала под этой плетью сама. Правда, это совсем не было игрой.

Бить Сигваля почти так же, как бить каменную статую в саду. Настолько никак, что кажется глупым.

Это поднимает в ней безумную ярость, но не наслаждение.

Она пытается еще, хочется пробиться. Хочется выбить из него хоть что-то. Так невозможно! Ну, пожалуйста!

И в запале, каким-то неровным обратным движением плетка задевает ей по ноге.

Ингрид вскрикивает. Это помогает немного опомниться.

Сигваль поворачивается на ее стон.

— Ты что, совсем не чувствуешь боли? — почти всхлипывает она.

— Чувствую, — хрипло говорит он.

Так хрипло, что… Да все он чувствует. Лоб мокрый от пота. Вздувшиеся вены на руках, и руки от напряжения мелко подрагивают, белые пальцы судорожно сжаты.

— Ты не стонешь! — словно оправдываясь, говорит она.

— Это обязательно?

Да, мать твою! Иначе, какой тогда в этом смысл?

Вместо ответа, она бьет снова. Почти истерично.

И бросает плеть.

Хватит! А то она убьет его.

— Хватит! Я больше не могу! — и чуть не плачет.

Хочется разрыдаться от отчаянья. Хочется упасть прямо тут на месте.

И она чуть не падает, но Сигваль успевает подхватить ее. Обнять, прижимая к себе. Сейчас по его лицу еще ничего невозможно понять, улыбаться он не в силах. Но голос…

— Ну, что, выплакалась? Или еще нет? — в голосе насмешка.

И хочется убить его. И она бы убила, ударила бы, но он держит крепко.

Только ему и самому тяжело стоять, поэтому заваливает Ингрид на кровать. Мастерски так заваливает, прижимая собой.

А потом он трахает ее. Так жестко и страшно, что она пугается. В какой-то момент паника накатывает так безумно, что ей кажется — он сейчас ее убьет, она кричит, отчаянно дергается под ним, пытаясь вырваться. Но не вырвешься.

И он вдруг замирает, тяжело дыша. Пытается смотреть ей в глаза, хотя Ингрид сейчас не может сосредоточиться, все плывет.

— Отпустить? Ты хочешь уйти? — хрипло спрашивает он.

Безумие.

Абсолютное безумие.

Уйти сейчас, прямо так? И все это закончится?

Он отпустит?

— Нет!

Она не хочет.

— Тогда расслабься, — тихо говорит он, целует в скулу у самого уха. — Дыши.

И все начинается снова. Только без паники, паника уходит. Но все равно остается чувство, что она сейчас умрет. Сердце разорвется, дыхания не хватит… она просто не успевает.