Глава 10
К восьмому месяцу у меня, наконец, пропадает этот жуткий токсикоз, и я чувствую себя… прекрасно. Не знаю, что это, возможно, гормоны, но впервые в жизни мне просто хорошо. Я полностью восстанавливаю питание, у меня появляются зверский аппетит и силы.
Конечно, животик становится больше, и я не могу ничего тяжелого больше делать по дому, но все равно малышка часто крутится и пинает меня в бок, поэтому я не даю себе возможности больше скулить. Нельзя мне теперь. Ради нее уж точно нельзя.
— Ты кушай, я еще дам. В этом году уродило знатно. Полный сад этих яблок. Едва собирать успеваю.
— Спасибо… Не думала, что так яблоки люблю.
Я никогда в жизни не ела столько яблок, как сейчас, и это не проходит. Сначала они меня от тошноты спасали, а после… просто нравятся.
— Это ребенок просит. Не отказывай ему, раз уж так хочет. Кушай.
— Угу.
Нагрузив себе еще фруктов, забираюсь на диван, тогда как теть Люба все копошится у чердака.
— Давайте помогу!
— Нет! Сиди уже. Живот вон какой. Не надо.
Теть Люба слезает с лестницы, и я замираю, когда вижу, что в руках она держит кроватку. Маленькую, но увесистую, деревянную.
— Ох, тяжелая, зараза! Вот, смотри, какая вещь. Мой Василий когда-то сделал. Пыльная, но ничего, отмоем, будет как новая, послужит еще!
Поднимаюсь и подхожу к кроватке. Пахнет липой до сих пор, резьбой мелкими цветочками покрыта.
— Какая красивая…
— А то! Мой мастер был на все руки, царство ему небесное. Будет твоя лялька как принцесса спать!
Не могу сдержать улыбку. Уже с нетерпением жду, когда малышку на руки смогу взять. Кажется, большего счастья быть не может.
— И да, после родов ты точно помогать мне больше не сможешь, но не думай, что без дела сидеть будешь. Ты говорила, что на пианино играть умеешь. Так вот, есть у меня пара знакомых, детей обучить надо. Хоть копейка какая будет.
— Теть Люб…
— Не надо, потом благодарить будешь.
Обнимаю эту упрямую, но добродушную женщину, которая за это время стала мне почти родной. Да, она любит побухтеть, но все же… уже так много сделала для меня и малышки.
Сидя вечером за столом, теть Люба внезапно задает вопрос, от которого мое спокойствие рушится как карточный домик:
— Ты прости, что спрашиваю, но, Ань, а что же муж твой? Уж сколько месяцев прошло. Неужто помириться не хочешь? Может, он ищет тебя…
— Нет! Не муж он мне. Мой это ребенок. Только мой.
На это Теть Люба только поджимает губы.
— Тогда хватит реветь по ночам! Я слышу все прекрасно, как ты воешь по мужу своему — или кто он тебе там! О ребенке думай, раз сама выбрала такую судьбу.
***
— А-а-а-а! А-а-ай! — кричу что есть сил, лежа с широко разведенными ногами на кресле. По лбу пот градом катится, все волосы уже мокрые.
— Тужься, давай, родная! Дыши. Еще. Дыши, говорю!
— Не могу… Не могу я уже, больно!
— Всем больно, не выдумывай! Все девки рожают, и ты родишь. Тужься еще, еще, милая!
Боже, я думала, что уже испытала самую страшную боль в мире, но и близко нет. Роды длятся уже шестнадцать часов, и с каждой секундой мне кажется, что вот-вот я просто умру. Не выдержу.
Больно… мамочка, как же больно! Как же жаль, что рожаю я одна. Никого нет рядом из близких, кроме теть Любы, и та на работе осталась сегодня.
Воды отошли внезапно рано утром, и мы едва успели доехать до районной больницы. Только благодаря знакомствам тети Любы и увесистому “авансу” за молчание меня приняли без паспорта под одну только расписку с фальшивым именем.
Все это неважно. Главное — доченька моя. Боже, скорее бы уже взять ее на руки! Обнять и поцеловать. Одного только боюсь… что на Бесаева будет похожа. Что в глазах ее зверя увижу. Нет! Моя она. Только моя.
— Так… Аня, а ну соберись! Ты хорошо раскрылась, я уже головку вижу. Сейчас надо очень хорошо постараться.
Врач кладет руку на живот и начинает медленно надавливать, направляя ребенка.
— А-а-ай!
— Давай еще, еще, говорю! Тужься, милая! Тужься, говорю!
— А-а-а-а! Боже… А-а-а-а-а!
Кажется, мое тело просто лопнет сейчас на две части. Я буквально чувствую, как там внизу все разрывается.
— Хорошо. Так… Умница, головка родилась! Эй, дыши. Сильной должна быть! Теперь последний рывок, и малышку на руки получишь. Тужься!
Напрягаю живот, все силы сюда пускаю, я стану мамой уже так скоро!
— А-а-а-а!
Что-то булькает, и после я чувствую облегчение, когда малышка рождается полностью. Врач сразу на руки ее берет, ребенка быстро вытирают, клацают ножницы, и вскоре малышка начинает громко плакать.
Я же реву. Ощущение просто невероятное. Боль, облегчение и невероятное счастье, когда вижу этот розовый сморщенный комок впервые.
— Ох, какая красотка родилась! Умница, девочка. Первые роды всегда сложные.
Из груди судорожные всхлипы вырываются, и я плачу, когда малышку ко мне подносят. Прямо на грудь кладут. Она дрожит и плачет, тянет ко мне ручки с крошечными пальчиками. Маленькая, какая же маленькая.
— Мать, ну что ж ты ревешь то снова! Смотри, какая у тебя красота родилась! Ух, девчонка!
Быстро вытираю слезы. У меня нет больше права на слабость. Ради дочери сильной быть надо.
— Доченька моя! Спасибо… Спасибо вам!
Целую крошку снова и снова в щечки, сама мокрая вся от пота и слез. Родилась. Счастье мое родилось.
Смотрю на малышку. Крошечная совсем. У доченьки черные густые волосы, носик, губки, глазки, пальчики даже — все точно как у Беса. Боже, как она похожа на него… Как две капли воды.
