Весна для Ирэны

Елена Васильева

В жизни ослепительной красавицы Ирэны – обеспеченный быт, отдых в лучшем отеле Французской Ривьеры, гламурные наряды и престижная должность в крупной компании, богатый, щедрый и влиятельный любовник. Но что же не так? Почему в тишине ночи молодая женщина плачет у окна? Или всё, что есть – не её, а счастье настоящее где-то в другом месте и с другими людьми? Может быть, однажды после долгой-долгой зимы, ей предстоит встретить свою весну, которую принесёт тёплый ветер надежды…

Глава третья. Попроси у облаков

«Глядеть на облака больно, но полезно,

как полезно многое из того,

что вызывает боль»

Мэтью Квик «Серебристый луч надежды»

Облака плывут куда-то.

В небе синем далеко…

Знать бы, что для счастья надо?

На душе станет легко…

Svetlana-Supreme

На следующий день Ирэна собрала оставшиеся вещи, их оказалось шесть чемоданов. Она даже не предполагала, что у неё столько одежды. Одного только нижнего белья и чулок набралось на целый чемодан. Верхняя одежда — несколько пар пальто, плащей, курточек и две норковые шубы (одна из чёрного меха, другая из белого), обувь заняли ещё два огромных чемодана, и ещё один был забит платьями. Драгоценности, которые ей дарил Илья, Ирэна брать не стала. Их он может передарить своей жене, а вот одежду ему придётся только выкинуть, потому что её размер и размер одежды жены Ильи разный. Его жена носит 56-й, а Ирэна 44-й. Поэтому многочисленные дорогие платья, обувь и верхнюю одежду Ирэна забрала без зазрения совести. Зайдя в кабинет Ильи, Ирэна положила банковскую карту вместе с драгоценностями на идеально полированную поверхность массивного стола из красного дерева и написала на листе бумаги: « Илья, прости, но я так больше не могу. Я не хочу быть в тени твоей жизни, я хочу жить на солнечной стороне улицы. Возвращайся к жене и сыну, а я уезжаю в Таёжный. Будь счастлив!» и оставила послание тут же на столе. Если Илье будет недостаточно её письма, она может объясниться с ним по телефону. Ирэна надеялась, что он не станет её преследовать.

Пришлось позвонить охраннику и попросить его вызвать такси, а ещё подняться к ней на третий этаж и помочь вынести багаж. Рослый молодой охранник с радостью согласился, даже денег за свою помощь не взял.

— Ирэна Станиславовна, — проговорил он, скромно отводя взгляд и по-мальчишечьи краснея, — Я с вас денег не возьму, мне только в радость помочь вам.

Ирэна сдержалась от ухмылки, про себя заметив, что как только Евсеев заедет во двор, этот пылкий поклонник сразу же расскажет про то, как она вызывала такси и сколько много вещей у неё было. Всё донесёт, ни одной подробности не забудет.

Но вот и такси подъехало…

— Удачной поездки, Ирэна Станиславовна! — подобострастно произнёс охранник, закрывая за ней дверцу машины.

Дорога до дома долгая. Сначала миновали оживлённые магистрали, потом пригород, а затем длинное шоссе. Ирэна смотрела в окно, но пейзажа за ним не видела, она думала о том, как резко поменяется её жизнь уже через несколько часов. Готова ли она к этому? Возвращаться домой было и радостно и грустно одновременно. Радостно оттого, что она увидит родителей, брата и сына, а грустно оттого, что её жизнь не удалась. Её красота — обещание счастья — стала больше препятствием к счастью. Ирэне всегда казалось, что она достойна большего, лучшего, и она проходила мимо того, что предлагала ей судьба. В итоге она стала содержанкой у богатого женатого мужчины. Ирэна с грустью вспоминала свою юность, глядя в окно автомобиля, — любовь Дениса, своё безмерное, как океан, счастье. Прошлое проносилось мимо вместе с полями и редкими деревьями: вот Денис спас её в тайге от нападения медведя, вот он протягивает ей фляжку со спиртом, вот они танцуют вальс под радио в тесной комнатушке общежития. Ирэна, ещё совсем юная девушка, весело и беспечно смеётся в объятиях любимого. А он смотрит на неё с нежностью и страстью одновременно. Так она не смеялась больше никогда и ни с кем. Позже она танцевала в самых престижных ночных клубах Монако и Лазурного побережья, но уже нигде ей не было так легко и весело, как в той тесной комнатушке рабочего общежития. Их с Денисом ночи любви были безумно восхитительны. Он был опытный, требовательный любовник, но и нежный одновременно. Вот ещё одно воспоминание из прошлого — Денис специально, чтобы привезти её любимые пирожные, едет в город очень рано, пока Ирэна спит. А вот вспомнился и тёмный гулкий коридор больницы, где Денис хватает её за руки и умоляет её поехать с ним домой. Его взгляд полон отчаяния и надежды. С той минуты, когда там, в коридоре, она сказала ему «нет», и начала её жизнь лететь под откос. С замиранием сердца Ирэна подумала о том не родившемся ребёнке. Сейчас ему было бы уже почти восемь лет. Интересно, мальчик бы это был или девочка? Этого уже не суждено узнать! Ирэна в один день потеряла и ребёнка и любимого мужчину только по своей глупой тщеславной прихоти. Она тогда ещё не понимала, насколько огромна, безмерна эта потеря… Сейчас в двадцать шесть лет она чувствует себя усталой, никому не нужной. Её жизнь, проходящая среди дорогих вещей и в череде светских развлечений, скучна и пуста. На глаза Ирэны навернулись слёзы, застилая зелёные равнины в окне. Она, пытаясь их стереть, только разводила ладонями по щекам. « Собери себя по кускам и живи!» — приказала она себе.

Минули-сгинули слова наивные и унеслись в

небеса,

Просто ли, сложно ли, ситцем берёзовым ветер

играет в лесах.

Было ли, не было, нитками белыми сшиты

сомненья твои,

снами-надеждами не буду прежней я, просто

меня отпусти…

Мало ли, много ли, днями-тревогами я настою на своём.

Вынесу, выстою, песню свою спою, но не с

тобою вдвоём.

Из песни Юлии Мхальчик «Лебедь белая»

Дома всё было, как и прежде, только сын заметно подрос. К ней навстречу выбежал загорелый мальчуган. Ирэна обняла его. «Ты, ты вернулась? Ты надолго?» — с робкой надеждой спросил он, так и не назвав её мамой. Ирэна пригладила ладонью непослушные тёмно-рыжие, как у неё самой, вихры волос и улыбнулась: «Навсегда, сынок. Теперь я тебя не оставлю» Она вошла в дом с чувством робости. В комнатах было тихо, пахло знакомым с детства ароматом скошенной в огороде травы. Старая яблоня шелестела в окно ветками. Солнце, прорываясь сквозь листву яблони, оставляло на старом ковре причудливый кружевной узор. « Я дома… Наконец я дома!» — с чувством детского восторга подумала Ирэна. Вот стол, под которым они с братом играли в шалаш, когда были детьми. А вот и её старый любимый плед на кресле, которым она так любила накрываться и читать книжки в дождливую погоду. Всё на своих местах, как будто и не уезжала Ирэна никуда в поисках лучшей более интересной жизни. Среди дорогой одежды из фирменных магазинов, которую она привезла, ничего не подходило, чтобы надеть и заняться домашними делами. Тогда Ирэна открыла мамин шкаф и взяла с полки ситцевый халатик. В нём она и начала хозяйничать. Начала с того, что стала готовить обед. Ирэна сварила суп, нажарила оладьев, а затем накормила сына. Подперев рукой щёку, она смотрела, как быстро и с аппетитом мальчик ест. Отпустив сына гулять, Ирэна сходила к колодцу за водой. Наступая босыми ногами на мелкие камешки на тропинке, она рассмеялась. Всё было мило сердцу, щемящий восторг вызывали знакомые с детства, но уже позабытые вещи. Вернувшись в дом, Ирэна помыла полы. Домашние хлопоты были ей в радость. Когда вечером вернулась мама (оказывается, она в поликлинику на автобусе ездила за каким-то рецептом льготным, а потом ещё и в аптеку — так сказала соседка, которая осталась за Ильюшей присматривать), Ирэна уже прополола грядки в огороде. Увидев дочь, Настя расплакалась. Ирэна обняла маму и тревожно спросила:

— Мам, ну мам, что с тобой?

— Доченька, мы так редко виделись в последнее время…

— Мама, теперь мы будем вместе каждый день. Только не плачь больше…

— Правда, родная, ты никуда не уедешь? Ты останешься с нами?

— Да, правда, правда, никуда не уеду. Наездилась уже! — рассмеялась Ирэна, целуя маму в щёку, — И пошли скорее ужинать. Есть хочу, не могу! А когда батько приедет с работы?

Настя, вытирая ладонью мокрую щёку, смущённо произнесла:

— Не приедет… В больнице он. Но пошли ужинать, и вправду поздно уже.

За ужином Настя рассказала печальные новости.

— Не говорила тебе, дочка, раньше… Думала, всё обойдётся. Инсульт у него случился месяц назад. Хорошо, что вовремя в больницу увезли. Теперь вот проходит курс реабилитации, получше ему сейчас стало.

— Как?! — Ирэна забывает о еде, вилка выпадает из рук, а маленький Илья вздрагивает и сжимается, — Почему мне не сказали?

— Да ты же во Франции тогда была. И звонить тебе туда дорого, да и зачем отдых тебе было портить?

— Но это же мой отец… — шепчет Ирэна и жалобно, по-детски всхлипывает. Настя встаёт из-за стола и подходит к дочери, обнимает её за плечи и прижимает к себе.

— Он сам просил тебе не говорить, дочка. И я не стала его расстраивать. Очень меня просил — не говори донечке, не нужно ей переживать.

— Но почему?.. — сквозь слёзы возражает Ирэна, — Я бы приехала, я бы всё бросила и приехала… Может, ему лекарства дорогие были нужны, а он не сказал!

— Ему уже лучше. Правда, лучше, дочка. А лекарства ему бесплатно положены, я всё в аптеке купила по рецепту. Да и товарищи его из воинской части приезжали, проведовали. И мы с тобой на следующей неделе съездим, вот он рад будет.

Ирэна всхлипнула, подняла затуманенный слезами взгляд и увидела бледное испуганное лицо сына. Он сидел неподвижно, напряжённо и не мигая смотрел на неё. Ирэна спохватилась.

— Сынок… Ты кушай, кушай, а после спать пойдём. Я тебе сказку на ночь почитаю, хочешь?

Мальчик кивнул и начал есть омлет. А Ирэна с запозданием поинтересовалась у матери:

— Так ты, что же, весь месяц одна с ребёнком?

— Да он в садик ходит, дочка. Ничего, справляюсь, — ответила Настя, ей очень хотелось расспросить Ирэну сколько времени она пробудет дома, но не решилась, не спросила. Сколько пробудет — это всё их время, пусть даже если его совсем-совсем немного…

Спать легли на старой бабушкиной кровати с чугунными резными изголовьями, приглушённый свет ночной лампы падал на бледное лицо ребёнка.

— Что почитать? — растерянно спросила Ирэна, бросив взгляд на полку с детскими книжками и выхватив яркую обложку «Питера Пена»

— Спой мне песенку, — неожиданно произнёс мальчик и посмотрел тёмно-изумрудными глазами, влажно поблескивающими в приглушённом свете.

— Ну… хорошо, песенку так песенку, — легко согласилась молодая женщина и осторожно прилегла рядом, заботливо подоткнула одеяло, укрывая сына. Она совершенно, ну просто абсолютно не знала, что делать и как вести себя с этим странным мальчиком. Да, это её ребёнок, её родной сын. Вот у него даже волосы такие же обидно-рыжие и глазищи большие, зелёные-презелёные, как у неё самой. Но взгляд его… Ирэна терялась, она ничего не знала о своём сыне. НИЧЕГО. И эта мысль, впервые за шесть с половиной лет жизни её сына посетила Ирэну. И ей стало страшно и…впервые стыдно. И, отводя виноватый взгляд от лица сына, она попыталась вспомнить слова колыбельной, которую недавно слышала по телевизору. Память на слова у Ирэны была потрясающая, и, стоило ей только представить красивый голос Полины Гагариной, как первые строки припомнились быстро, как будто сами по себе начали выстраиваться в недавно услышанную песню:

Загляни ты в сердечко мне

И скажи «Уходи!» зиме.

Ветер воет, а ты грей меня.

Небо стонет, а у нас весна.

Нежный и тихий голос звучал в тишине, обволакивая, успокаивая и убаюкивая. Но странный мальчик не закрыл глаза, наоборот, оживился и с жадностью припал взглядом к лицу женщины, которое белело в полутьме при неярком скупом свете ночной лампы со старым сиреневым уже давно выцветшим абажуром. Поняв, что её слушают, Ирэна приободрилась и продолжила:

Попроси у облаков

Подарить нам белых снов.

Ночь плывёт, и мы за ней

В мир таинственных огней.

Разгони ты тоску во мне,

Неспокойно у меня на душе.

«А ведь и правда, неспокойно, — подумала Ирэна. Тревожно на душе, маятно. А отчего маятно? Ирэна чувствовала, понимала, что именно сейчас в этот день и в этот вечер полностью изменила свою судьбу, отказалась от всего привычного, отказалась от себя самой прежней. А новой Ирэны ещё нет, и к чему этот её сегодняшний поступок приведёт? Тоже неизвестно. Потому и маетно. Потому и тревожно жить с ощущением вины, с осознанием того, что вся её жизнь, все её поступки были какие-то неправильные, легкомысленные. А как быть дальше, молодая женщина не знала. Но, положившись на мудрость интуиции, решила, что всё само собой образуется. Время только нужно.

Попроси у облаков

Подарить нам белых снов.

Ночь плывёт, и мы за ней

В мир таинственных огней.

Разгони ты тоску во мне,

Неспокойно у меня на душе.

Ирэна два раза повторила припев, сын продолжал слушать очень внимательно, взгляд его детских глаз стал задумчивым, и личико заострилось.

— Ну, а теперь спать! — решительно произнесла Ирэна и, приобняв мальчика, легонько заставила его положить голову на подушку, доверчиво прошептала в детское ушко, — Знаешь, открою тебе секрет, в детстве мне рассказывали, что ночью оживает то, что прячется днём. И если ты сейчас не закроешь глазки и не уснёшь, то увидишь, как над крышей дома напротив пролетает ведьма на метле.

Илюша недоверчиво посмотрел на Ирэну и бросил опасливый взгляд в тёмное окно, где при жёлтом свете восходящей луны зловеще чернели корявые ветки старой яблони. И испуганно зажмурился, прижался к груди Ирэны. А она провела ладонью по его волосам, тихо засмеялась, прикоснулась губами к детской щеке.

— Ничего не бойся, сынок. В детстве мне было страшно засыпать, потому что я была в комнате одна. Но теперь мы вместе. И никто не посмеет нас напугать, верно? А теперь закрывай глазки, чтобы тебе приснился волшебный сон. Он уже прилетел и ждёт, когда ты позволишь ему показать тебе интересную историю.

Мальчик кивнул в ответ и закрыл глаза. Ирэна продолжала легонько поглаживать сына по волосам, дожидаясь, когда ребёнок уснёт. И в тишине, не волшебный сон, а острые обидные и жгучие мысли прокрались в её сознание. Она вспомнила свой прошлый приезд до того, как они с Евсеевым улетели во Францию на Лазурный берег. Это было больше месяца назад. И тогда отец, всегда ласковый и приветливый с дочерью, впервые посмотрел на неё строго, даже сурово и произнёс:

— Ты, доня, не приезжай больше. По телефону нам с матерью звони, и хватит с нас этого. Каждый раз, когда ты вот так приезжаешь наскоками на пару часов, только сердце Ильюшке тревожишь, рану его расколупываешь. Ты приехала, побыла пару часов и упорхнула. А Ильшка потом несколько дней сам не свой ходит или убегает куда и прячется. Мы с Лялечкой его еле находим. В прошлый раз он в старом сарае у Васильковых просидел. Промёрз весь, пока мы его нашли. Не приезжай, доня, не надо.

Тогда она на слова отца обиделась. Никогда до этого он ей ничего не запрещал, а тут вот взял и резко так потребовал от неё в родном доме больше не появляться. Ирэна тогда с обидой в сердце уехала и действительно почти два месяца не то что не появлялась, а и не звонила даже родителям. И о сыне ничего не спрашивала.

А теперь вот в ночной тишине, в сиренево-тревожном свете лампы подкралось это воспоминание. Пока она на отца обижалась, он, оказывается, в больнице между жизнью и смертью находился. А она и не знала ничего, не догадывалась. Да и прав был тогда отец, что ни говори… Плохая она мать, никудышная. Как можно отказаться было от возможности прижать к себе сына? Ирэна провела ладонью по узкой спине ребёнка, прижалась щекой к вихрастому затылку. И слёзы, жгучие, полные стыда и отчаяния, брызнули из глаз. Ирэна всхлипнула, но слёзы эти сдержать не пыталась. Пусть бегут, раз им надо так… Слёзы эти щипали глаза, и с ними, со слезами этими жгучими выходило что-то ещё, и на душе становилось легче. Как будто душа очищалась от чего-то ненужного, избавлялась от отчаяния и обиды.

Слёзы текли и текли по лицу, делали влажными рыжеватые вихры сына, а потом вдруг перестали. И молодая женщина вздохнула жалобно, но легко, сладко, закрыла глаза и погрузилась в сон мгновенно, по-детски быстро и легко. И в ту ночь к ней тоже пришли волшебные сновидения. Ирэне снилось лето, ромашковое поле, облака над рекой и она сама, маленькая рыжая девочка, бегущая босиком по этому полю к реке. А над ней порхали разноцветными крыльями бабочки. Совершенно детский сон. Ирэне такие сны много лет как не снились.

На следующий день Ирэна попросила Настю поехать в больницу к отцу. Они выехали на своей машине утром, как только отвезли Ильюшу в садик. Солнце уже золотило ветви черёмух, буйно разросшихся вдоль огородов по обеим сторонам просёлочной дороги. Ирэна залюбовалась свежими листьями, покрытыми росой, прозрачной дымкой чуть подрагивающего тумана, поднимающегося с полей. А она уже и забыла, как здесь бывает красиво ранним утром! А дышится-то, дышится как легко, Господи! В приоткрытое окно вплывали запахи скошенной травы и ароматы полевых цветов.

— Скоро август кончится, — заметила Настя, так же смотря в окно, и озабоченно добавила, — А мы Ильюше в школу ещё ничего не собрали.

Ильюша должен идти в первый класс этой осенью, и такое важное событие полностью вылетело из головы Ирэны.

— Да, конечно, мама, — спохватилась она, — Мы обязательно всё купим, и школьную форму, и портфель, и тетрадки с ручками.

— Боюсь, что пенсии отца на всё не хватит, — вздохнула Настя и повернулась к дочери, сидящей за рулём, — Я тебе не говорила, но… Я под сокращение попала. Не работаю с весны. А как отец заболел, так его сразу на пенсию отправили. Вот так и живём на одну пенсию… Да ещё лекарства… В аптеке, где по льготному рецепту можно купить лекарство, нужных лекарств вчера не оказалось в наличии, пришлось идти в другую аптеку и покупать их, а они такие дорогие…

— Почему ты мне раньше про это не сказала? — упавшим голосом спросила Ирэна.

— Дочка… ты не подумай только, я не чтобы упрекать тебя говорю. Так уж вышло…

Ирэна промолчала. А когда приехали в больницу, волнение Ирэны возросло. Как отец примет её? А если он ей совсем не обрадуется, как раньше?

Но стоило ей переступить порог палаты, как все сомнения разом исчезли. Отец, как только увидел их в дверях, оживился, в карих глазах появился молодой блеск.

— Лялечка! И донька моя приехала! — радостно обратился он к ним и поднялся с кровати так живо и быстро, как будто и не чувствовал недомогания. Сначала он обнял жену, а потом дочку. Ирэна уткнулась носом в ворот его фланелевой рубахи, спрятала лицо.

— А я думала ты мне не рад будешь… — прошептала она.

— Да как не рад, донька… Как не рад! Я же так тебя ждал!

— Тогда почему приходить к тебе запретил? — Ирэна подняла голову и посмотрела на отца.

— Так я же думал… — он вдруг взглянул на Настю, и она, поняв его молчаливую просьбу, вышла из палаты, прикрыв дверь. И только тогда Стас Назарович усадил дочь на кровать, сам сел рядом и произнёс тихо, с грустью в голосе, — Я запретил тебе приезжать, потому что боялся, что ты не приедешь.

Ирэна непонимающе смотрела на отца, а он всё так же печально улыбнулся и продолжил:

— Ты совсем нас забыла, забросила. Ладно нас с Лялечкой… мы поймём и простим. Но ведь ты и сына знать не хочешь.

— Батько…. — едва сдерживая слёзы и прикусывая нижнюю губу, чтобы не расплакаться как в детстве, произнесла Ирэна, — Я вернулась домой. Насовсем вернулась. С вами теперь жить буду.

— Правда? — недоверчиво, но уже с радостью в голосе спросил отец.

— Да, батько.

— Что-то случилось? Тебя обидел кто? Ты скажи, доня, скажи! Я вмиг того, кто обидеть посмел, так к стенке припру, что мало ему не покажется.

Ирэна засмеялась, а у самой по щекам побежали слёзы.

— Нет, никто меня не обидел. С вами жить хочу… соскучилась, — говорит Ирэна и чувствует, как сильные руки отца осторожно прижимают её к себе, как гладит он её широкой ладонью по спине.

— Надо же… — говорит он дрожащим срывающимся голосом, — Я боялся, что ты, узнав, что я заболел, не приедешь даже… а ты вот, сразу же как узнала, ко мне прибежала. Прости меня, донечка, прости…

— Это ты меня прости, батько, — Ирэна подняла голову и улыбнулась, потёрлась носом об его плечо.

А когда в палату снова вошла Настя то, взглянув на светящийся взгляд мужа, поняла, что скоро он пойдёт на поправку.