Сны о будущем

Елена Климентова, 2021

Кате Кудряшовой очень нравятся сны, они похожи на сказки, в них все реально, хоть и невозможно подобное представить в действительности. Но у Кати получилось. Ее сны становятся реальностью. Как? Она и сама не знает. Видимо сила ее воображения настолько сильна, что стала творить чудеса. Авантюра? Да. Мистика? Возможно. Но так ли все будет в жизни, как мечтается? У Вселенной свои законы, которые пока людям не подвластны, и Катя невольно эти законы нарушает, что вызывает массу как приятных, так и не очень последствий…

Глава 3. Кристина

Кристина. Ее зовут — Кристина. Имя, конечно, не ахти. И она это понимает. Зато фамилия редкая. И очень известная. Де Монтель. Племянница знаменитого парфюмера и троюродная правнучка великого математика, Кристина жила вдвоем с матерью очень скромно и слава великих родственников почти не отбрасывала на их маленькую женскую семью никакой божественной тени. Мать была портнихой. Обшивала соседок и редких клиенток по соседским рекомендациям. Им с дочерью хватало на жизнь и на поддержание в более-менее внятном виде белого домика с зелеными ставнями и розовыми кустами под окнами. Праздники не часто баловали их шумным застольем и дорогими подарками. Лишь к Рождеству и ко дню рождения Кристина получала от дяди ароматные коробочки с новым красивым флакончиком и записочку — Дорогая, будешь счастлива. Именно «будешь», а не — «будь», как обычно пишут в таких случаях. И Кристина считала это маленькой причудой своего именитого родственника, который, по ее мнению, был просто не силен в грамматике. А она не настолько была тщеславна, чтобы сообщить ему об этом при случае. Да и случая такого давно не представлялось.

Кристина и Ренард де Монтель и прежде редко встречались, а последние годы именитый парфюмер вообще не приезжал к ним, ссылаясь на огромную занятость, что было абсолютной правдой. Его продукция пользовалась большой популярностью, филиалы его парфюмерного дома с завидной регулярностью открывались по всей Европе, и вот теперь шли переговоры с партнерами из Нью-Джерси, де Монтель был намерен покорить американский рынок.

В Италии Кристина живет уже третий год, она приехала сюда по приглашению мэтра Пиньона, хранителя древних ценностей в Башне Пунчитта под Пизой — не путать со знаменитой Пизанской — которая стоит на взморье недалеко от природного лесопарка Каншина.

Кристина — помощник и правая рука мэтра Пиньона, к которому она относится с огромным пиететом и благодарностью. Он не только выбрал ее из сотни претенденток на эту должность, но и предоставил ей кров — великолепную виллу на берегу моря, где изредка любил отдыхать и он сам.

Работа у Пиньона приносила Кристине только радость и удовольствие. Да, в сущности, какая это работа? Вести учет, отслеживать новые поступления, ухаживать за старыми, встречать гостей, которым не терпелось посмотреть на древние безделушки. В остальное время Кристина была предоставлена самой себе и наслаждалась жизнью.

— Синьорина!

Пожилая донна Фелисия питала слабость к прелестной помощнице Пиньона и постоянно подкармливала ее пирожками и булочками собственного изготовления. Их она пекла днями напролет на огромной кухне виллы Пиньона, чтобы потом угощать своими кулинарными шедеврами соседей и знакомых, практически все предместье, кого — за символическую плату, а кого — совершенно задаром. Фелисия обожала готовить, особенно печь. И уйдя с работы пять лет назад — кормить большой отель ей было уже не по силам — забыть любимое дело так и не смогла. Хозяйка виллы и повар в одном лице Фелисия следила за порядком и здоровым пищеварением всех гостей, включая самого хозяина. А поскольку чаще всего вилла пустовала и единственным жителем в ней была Кристина, именно на нее с избытком и обрушивались нерастраченные кулинарные таланты Фелисии.

Вот и сейчас Фелисия заботливо впихивала в руки молодой женщины пакетик с хрустящими, еще теплыми круассанами и хлопотливо приговаривала:

— Возьмите в дорогу, путь не близкий, проголодаетесь… И на плечи что-нибудь накиньте, на море ветрено сегодня. Хоть платок, хоть шарфик, но укутайтесь.

Кристина слегка нахмурилась, вспомнив кремовый шарф, который впился ей в горло удавкой, затем отмахнулась. И от неприятных мыслей, и от Фелисси.

— Не надо, Фелисия, спасибо. Я в кафе перекушу. Да и не холодно сегодня.

Но Фелисия не желала обратно принимать драгоценный пакетик с круассанами.

— Когда еще доедете до этого вашего кафе!… Берите, берите… потом еще спасибо скажете.

И вслед торопливо сбегающей по ступенькам к желтому кабриолету Кристине крикнула.

— Хоть жакетик прихватите какой-нибудь!

Кристина отмахнулась от нее пакетом с круассанами, бросила его на заднее сиденье и села в машину.

Фелисия перекрестила удаляющийся вдаль автомобиль…

… В Риме Кристине предстояла встреча с антикваром из Монти. Ей нужно было оценить и сфотографировать бронзовую скульптурку летающего льва, предположительно второй век до нашей эры, которую тот предлагал Пиньону купить у него за двенадцать тысяч евро. Подобные встречи с продавцами тоже входили в обязанности Кристины — коллекция Башни Пунчетта, которую иногда называли Башней Чудес, постоянно пополнялась. Но разъезды по стране в общественном транспорте отнимали много времени и сил, к тому же такие встречи часто носили конфиденциальный характер, назначались в необычное для переговоров время и в необычных местах. Поэтому Кристина и получила от Пиньона в полное свое владение роскошный кабриолет. Теперь поездки доставляли ей только радость.

И сейчас она мчалась по пустынному морскому шоссе, лукаво поглядывая в зеркало заднего вида на следующий за ней в неком отдалении серый бугатти. Мужчина, сидевший за рулем, уже один раз обгонял Кристину и заинтересованно на нее посмотрел. Кристина ему улыбнулась, тот улыбнулся в ответ, затем тормознул, пропуская ее вперед, и снова поехал. Но на этот раз — следом и не очень быстро.

Под почетным конвоем этого симпатичного незнакомца Кристина ехала уже миль двадцать, но нисколько не переживала по этому поводу. Даже наоборот — ей нравилось такое сопровождение. И она ждала, когда же со стороны мужчины последуют более решительные действия.

А они все не следовали и не следовали.

Кристина включила радио и стала хаотично нажимать на кнопки станций в поисках чего-то подходящего. Душе хотелось легкой классической музыки — Моцарта или любимого ею Шопена. Но радио шипело, ругалось, выплевывала обрывки новостей, биржевые сводки и, наконец, стало сообщать прогноз погоды на предстоящий уикенд. Кристина решила остановиться на прогнозе и с удовольствием прослушала, что на побережье Лигурийского моря стоит прекрасная погода, на море легкий бриз, а в центральной России в ближайшие ожидаются осадки в виде мокрого снега и дождя.

— Как отличить плохое от хорошего, реальное от нереального, жизнь от вымысла. И может ли быть моя настоящая жизнь вымыслом?

Катя напечатала все эти вопросы в поисковой строке и нажала кнопку энтер. Поисковик сразу начал выдавать результаты.

Проматывая ответы, механически выхватывая из текста — мистическое…, бессознательное.., психологи считают…, экстрасенс поделился…, священник из Пензы…, — она нетерпеливо мотала головой из стороны в сторону.

— Не то, нет, опять не то, мимо…

Выдохнула, стянула с волос резинку, туго стягивающую их на затылке, пальцами растрепала и потрясла головой, чтобы окончательно закрепить результат.

Встрепанная и недовольная, она сидела перед экраном большого монитора, стоящего на столике у окна, и вглядывалась в ответы, которые выдавал ей компьютер. Рациональный мозг продолжал на автомате выбирать подходящие варианты. Но она знала, что подсказки не будет.

Все, что сейчас происходило в ее сознании, в ее теле, во всем ее существе — волнение, мелкая дрожь, обрывки мыслей, образов, запахи, шумы, визг тормозов, шепот волн, аромат акации, слова из совершенно неизвестной ей песенки I love to hate you, How I love to hate you — все это говорило о том, что она потихонечку сходит с ума. И единственный разумный совет, который ей мог быть предложен со стороны — это срочно обратиться к психоаналитику. Которого у нее не было и не могло быть по определению.

— Как там Федя говорил? Трансформинг? Транссерфинг?

Пальцы быстро пробежались по клавишам, и она, просматривая результаты на экране, продолжала напевать:

— How I love to hate you

Ooh, I love to hate you

I love to hate you

I love to hate you…

Стоп. Есть. Теория о параллельных мирах. Если сосредоточишься, настроишься на волну с космосом, то миллионы, миллиарды бесчисленных вариантов твоей жизни тебе будут видны как на ладони и доступны. Дело за малым. Осталось выбрать лишь тот, который тебя больше всего устраивает, и сосредоточиться на нем.

Песенка продолжала навязчиво крутится у нее в мозгу.

— Love and hate what a beautiful combination

Sending shivers up and down my spine…

How I love to hate you

I love to hate you…

Катя устало откинулась на спинку стула и запустила тонкие пальцы в волосы, отчаянно массируя кожу головы.

— Выбрать вариант, выбрать вариант… Почему я в это верю. Почему пою эту глупую песню. I love to hate you,.. Что за чушь такая, откуда она взялась в моей голове?… Но почему я в это верю так, как знаю, что следом за ночью обязательно придет день, а сейчас зазвонит мой телефон?…

Зазвонил мобильник.

— Федя?

— Ну а кто ж еще?

— Если ты по поводу продолжения темы — то я уже в теме.

— Понял. Ты как?

— Никак. Что еще?

— Да просто хотел сказать, что Палыч в восторге от твоего фоторепортажа. Хочет два разворота и еще на первую полосу.

— Да ради Бога. Это все?

— Все. Ты что, не рада?

— Мне все равно.

Она выключила телефон и набрала в поисковике I love to hate you, Заиграла группа Эрасмус. Она закрыла глаза, слушая песню.

… Кристина разогнала по шоссе свою желтую торпеду под старую песню Эрасмуса, радио она включила на полную катушку и с удовольствием подпевала что любит ненавидеть и что этот замес ей очень по нраву. Вдруг бугатти снова поравнялся с нею. Кристина, продолжая громко петь, кокетливо посмотрела на мужчину поверх очков. Он, усмехнувшись, прибавил газу и обогнал ее, после чего призывно помигал фарами.

— Хочешь поиграть? Давай поиграем!

Кристина, продолжая мурлыкать себе под нос, пошла на обгон, поравнялась с бугатти, они с мужчиной вновь поулыбались друг другу и она вырвалась вперед. В зеркале заднего вида она заметила у Бугатти включенный поворотник, тот снова разгонялся. Настроение у Кристины заметно улучшалось, шкала удовольствия от жизни ползла все выше и выше.

Мужчина вновь поравнялся с Кристиной, стекло рядом с пассажирским сиденьем поползло вниз, мужчина отклонился от руля и, приветливо улыбаясь, крикнул сквозь ветер.

— Хорошая погодка, правда?

Кристина закивала головой.

— Просто отличная!

— Джон! Меня зовут Джон. Я еду в Рим. А вы?

Кристина опять радостно закивала ему в ответ.

— И я!

— Тогда, может, выпьем где-нибудь кофе?!

— Согласна!

Стекло пассажирского сиденья бугатти поползло вверх, автомобиль снова пошел на разгон и обогнал желтый кабриолет. Кристина ехала следом, улыбаясь своим мыслям, затем, словно что-то вспомнив, резко нажала на газ, и расстояние между машинами снова стало быстро сокращаться. Кристина, снимая солнцезащитные очки, вновь поравнялась с бугатти и стала махать мужчине очками, показывая, чтобы тот открыл окно. Тот покивал, мол, понял.

Стекло поползло вниз.

— Я забыла сказать, — крикнула ветру Кристина. — Меня зовут Крис!

— Отличное имя! — прокричал в ответ мужчина и поднял вверх большой палец левой руки.

— А где мы встретимся в Риме?!

— Может, у фонтана Треви, сегодня в шесть?

— Отлично!

В этот момент мужчина взглянул на дорогу и выражение лица его мгновенно изменилось. Он встревожено закивал Кристине, та посмотрела вперед и ахнула — навстречу ей летел неизвестно откуда взявшийся грузовик. Кристина быстро вывернула руль и ударила по тормозам. Кабриолет закрутился на дороге, теряя равновесие. Кристина вцепилась в руль и зажмурилась, ожидая удара.

…Песня внезапно оборвалась на высокой ноте. Катя открыла глаза. Ее сердце колотилось так сильно, что, казалось, было готово выскочить из груди. Что-то случилось. Что-то страшное и непоправимое. В комнате стояла звенящая тишина, она взглянула на экран — компьютер завис. Она огляделась — нет, в ее доме все, вроде, в порядке. Но сильное волнение не унималось.

Она встала и подошла к окну. На улице смеркалось, небо заволокло серыми тучами, фонари еще не горели, на улице было так тихо, что, казалось мир замер в предчувствии беды. Она взглянула на небо — где-то там за этой мрачной облачной пеленой должны быть звезды. Обязательно должны быть. Миллионы звезд. Миллиарды. Среди которых есть ее другая жизнь, единственно верный и нужный ей вариант. В котором нет этого вечно серого мокрого города, а постоянно светит солнце. И в котором не происходит и не должно происходить ничего дурного.

И вдруг она явственно увидела картинку — мчащуюся по шоссе желтую машину с открытым верхом, ее игру наперегонки с большой серой иномаркой, затем из-за поворота выскакивает огромный грузовик…

— Нет!

Она моргает, потом сильно зажмуривает глаза. Яркая южная картинка исчезает и в мозгу с огромной скоростью начинает крутиться перемотка назад, как на экране видеоплейера.

— Ну же… Быстрее!

Мысленно включив плэй на воображаемом мониторе, Катя вновь видит желтый кабриолет. Теперь дорога пуста. Резкий поворот, женщина за рулем в бардовом платье-футляре с открытыми руками не справляется с управлением, машину заносит, женщина резко тормозит и автомобиль теряет равновесие, делая крен на правый бок. Женщина зажмуривает глаза, крепко вцепившись в руль. Кабриолет, пробалансировав на двух боковых колесах пару секунд, с шумом падает обратно и застывает в неподвижности.

Катя облегченно выдыхает.

— Уф!… Пусть хоть так. Да. Пусть будет так.

Сердце ее начинает потихоньку успокаиваться, непонятное волнение исчезает. За окном на улице начинают зажигаться огни, слышатся детские голоса, шум проезжающих мимо машин. Мир снова оживает…

…Пустынная дорога, поперек которой стоит желтый кабриолет с неработающим двигателем, из под капота идет легкий дым, а за рулем, растерянно оглядываясь, сидит испуганная молодая женщина. Затем она выходит из машины. Обходит ее со всех сторон, еще раз оглядывается по сторонам — на дороге ни души. Светит солнце, вдалеке — синеет, переливаясь миллиардами брызг, южное море. Веет свежий ветерок и почему-то сладко пахнет клевером.

Женщина в растерянности. Она совершенно не помнит, что с ней произошло несколько минут назад. Она открывает капот, морщится от дыма. Затем пробует завести двигатель — тот заводится легко и послушно, тихо работая на холостых оборотах. Дым из-под капота постепенно исчезает. Кристина его захлопывает, садится за руль. Ее руки дрожат. Она аккуратно разворачивается на пустой дороге и медленно уезжает, постепенно удаляясь из виду.

Рим встретил Кристину шумно и гостеприимно. Странное происшествие на дороге почти стерлось из ее памяти и она едет уверенно и спокойно по старым улочкам древнего города, с удовольствием рассматривая дома, людей и витрины магазинов. Один из них привлекает ее внимание, она паркуется, выходит и толкает стеклянную дверь с надписью «Антик».

За Кристиной внимательно наблюдает молодой мужчина, сидящий в сером бугатти, который стоит напротив.

Кристину встречает вежливая продавщица, они здороваются, видно, что они знакомы. Кристина осматривает прилавки, заставленные всякой всячиной — картинами, предметами интерьера, стеклянными фужерами и расписной посудой. Что-то привлекает внимание Кристины, она склонятся над маленькой фигуркой на стеллаже, спрашивает о чем-то продавщицу, та ей отвечает, затем берет фигурку и они подходят к кассе. Продавщица упаковывает фигурку в тонкую, белую папиросную бумагу и вручает покупку Кристине. Та расплачивается, собирается выходить и — застывает на месте. На улице, прямо напротив входной стеклянной двери, небрежно прислонившись к ее желтому кабриолету, стоит молодой мужчина и ест круассан из пакета, который она бросила на заднее сиденье на заправке, чтобы было чем перекусить в дороге, и забыла о нем.

Мужчина смотрит через стекло витрины на Кристину, улыбается ей, запихивает в рот последний кусочек, показывает Кристине большой палец, мол, это очень вкусно. И знаком спрашивает у нее разрешения, кивая на пакет, мол, можно ему еще?

Кристина в недоумении смотрит на мужчину. Он явно ей знаком, но где, когда и при каких обстоятельствах она с ним встречалась — Кристина не помнит совершенно. Поэтому хмурит брови и решительно идет к выходу, намереваясь грубо одернуть наглеца.

Тот встречает ее широкой улыбкой и не дав ей сказать ни слова первой, быстро начинает говорит.

— Крис, это невежливо! Я прождал вас у фонтана полчаса и уже потерял всякую надежду, но тут увидел вашу машину. Ее невозможно забыть, как и вас.

— Что?… — Кристина в растерянности застывает на месте.

— Уж простите мне мою невежливость, но пакет на заднем сиденье источал такие ароматы, что я не удержался. Я очень голоден. И ваши круассаны пришлись как нельзя кстати. В ожидании пока вы насладитесь прекрасным, я смог подкрепить угасающие силы и теперь вновь намерен повторить свое предложение.

— Какое предложение? О чем вы?

— Вы выпьете со мной кофе?

Кристина в замешательстве смотрит на мужчину. У того с лица медленно сползает улыбка.

— Крис, вы передумали? Я — Джон. Помните, мы познакомились по дороге в Рим? И вы обещали…

Глядя во встревоженные глаза Джона, Кристина вдруг улыбнулась. Какая, к черту, разница, что она его совершенно не помнит. Почему бы и нет? Он ей нравится. Также бесповоротно и неотвратимо, как Рим сейчас с его вечерней суетой на улицах, запахом прогретого солнцем камня и предчувствием то ли неожиданного веселого праздника, то ли внезапного и сумасшедшего счастья. Именно это она сейчас и чувствует, глядя на привлекательного мужчину с пакетом круассанов в руке. И Кристина весело кивает.

— Раз обещала — то конечно. Куда пойдем?

…Они посидели в открытом кафе у фонтана, потом побродили по Риму, потом снова посидели, но уже в ресторане, поужинав сочной говядиной в трюфелях и устрицами с белым вином.

О себе Джон рассказывал охотно и с юмором. Американец, работает в посольстве в Риме недавно, перевели из Милана, где трудился атташе в американском представительстве. Кристина же о себе говорила мало и уклончиво, сказала лишь, что окончила Сорбонну, увлекается историей, древностями, сейчас проходит стажировку в одной антикварной фирме. Но Джона интересовали не ее профессиональные успехи, а, скорее, личные предпочтения — что любить делать в свободное время, чем увлекается, куда ездит. Кристина рассказала про свою коллекцию глиняных бутылок, про цветущие вишни, которые растут у дома ее родителей. Потом обмолвилась, что любит рисовать и обожает красивые безделушки. Джон пообещал подарить ее американские сувениры и выразил желание посмотреть ее рисунки. Затем вызвался проводить ее до отеля.

Подъехав маленькой кавалькадой из желто-серых иномарок ко входу, они вышли каждый из своих машин, Кристина достала из багажника кофр с фотоаппаратом, Джон хотел ей помочь его донести, Кристина вежливо знаком отклонила его любезное предложение и они попрощались, дав друг другу слово снова встретиться завтра, в шесть, у фонтана.

— А вы не передумаете? — улыбнулся Джон.

Кристина кокетливо вынула из сумочки свою визитку и вручила ее Джону.

— Даже если это произойдет, вы всегда сможете меня об этом спросить, позвонив по указанному здесь телефону.

Джон внимательно посмотрел на визитку и его брови удивленно поползли вверх.

— Помощница Николы Пиньона?

— А вы с ним знакомы?

— Лично нет. Но наслышан о его Башне Чудес на побережье. Всегда мечтал там побывать.

— Тогда вы практически в шаге от исполнения вашей мечты.

Джон внимательно посмотрел на Кристину.

— Мне тоже почему-то сейчас так показалось.

Кристина смутилась, заторопилась. Прощание произошло скомкано, они неловко пожали друг другу руки и Кристина быстро пошла по лестнице в отель.

Войдя в номер, Кристина не обратила никакого внимания на роскошную обстановку, небрежно поставила кофр на туалетный столик у кровати, села рядом, вытащила из сумочки телефон и набрала номер.

— Сеньор Граве? Это Кристина Монтель….Да, я уже в Риме. Встреча завтра остается в силе?… Отлично. В одиннадцать на площади Святого Клемента. Договорились.

Выключив телефон, Кристина упала без сил на кровать. Лежит неподвижно несколько секунд. Затем с силой начинает махать ногами, скидывая туфли на каблуках, причем так, что туфли разлетаются в разные стороны, гулко ударяясь о стены. Затем смеется.

— Да! Да, да, да! — почти кричит Кристина радостно, потом испуганно зажимает руками рот, оглядываясь по сторонам.

Затем вдруг начинает барахтаться и прыгать по постели, как ребенок, раскидывая подушки и колотя по ним руками. Падает на живот и замирает, обняв последнюю подушку. Так лежит какое-то время. Потом начинает всхлипывать. Постепенно всхлипы переходят в громкое рыдание, Кристина резко садится и продолжает горестно плакать, размазывая тушь по щекам и подвывая, как раненное животное.

…Федя задумчиво рассматривал замызганные грязью Катины оранжевые кеды в то время как Катя без умолку тараторила, стараясь говорить как можно тише.

— Нет, ты должен мне помочь. Я уверена, они существуют. И эта женщина, и ее машина. Я не могу объяснить, почему я это знаю. Просто знаю — и все. И еще, у меня чувство, что она все время в опасности. Как будто все время ходит по краю. И я ее каждый раз спасаю. Просто поверь мне. Все, что мне то ли чудится, то ли снится — все это есть на самом деле.…

Федя задумчиво перевел взгляд с кед на ее взволнованное лицо.

— Кать… У меня есть телефон хорошего психоаналитика.

— Да что вы все заладили — психоаналитик, психоаналитик! При чем здесь это? Ты слышишь меня или нет? Помоги мне ее найти, пробей по своим источникам госзнаки и марку этой машины. У тебя же есть связи, выходы ну куда-нибудь… я не знаю, в Интерпол тот же… Мне нужна вся инфа о владельце желтого кабриолета. И, желательно, контакты.

— У-у-у… Как все, однако, запущено. Здесь уже не психоаналитик, а психиатр нужен.

— Не смешно. Я хочу найти эту женщину. Ты меня знаешь, я не отступлюсь. Понимаешь, я знаю, я чувствую, она — это я. Только в какой-то другой жизни. И если ты не поможешь — она может умереть, и я вместе с ней тоже. Наверное… Сделаешь? Или я попрошу кого-нибудь другого.

— А вот этого делать не надо. Новость о том, что сотрудники нашей редакции потихоньку сходят с ума, не должна стать достоянием общественности. Пусть это будет нашей маленькой корпоративной фишкой.

— Издеваешься?

— Нет. Теперь я уже абсолютно серьезен. Кать… Ты понимаешь, что этого не может быть, потому что не может быть никогда? Даже по теории трансферинга, которой ты, видимо, вчера начиталась на больную голову, смещение параллельных миров, замещение вариантов происходит постепенно. И очень долго по времени. Просто так — раз, подумал, помечтал, замотивировал себя и ты уже «в дамках» — так не бывает. Это ж всей Вселенной надо перестроиться, чтобы ты попала в новый для себя вариант реальности. А до этого очень долго в жизни человека ничего не происходит.

— А у меня вот так. Да и откуда ты знаешь? Может, этот период ожидания у меня уже прошел. Может, вся моя жизнь до этого была сплошным ожиданием, в котором очень долго ничего не происходило. Ничего, понимаешь? Помоги мне, Федя! Я знаю, у тебя есть свои проверенные люди. Они даже на акулу из Баренцева моря досье соберут.

— В Баренцевом море нет акул.

— Да плевать! Найди мне ее, пожалуйста! Ты же можешь, я тебя очень прошу.

По нюьс-руму редакции глянцевого издания «Блеск» быстро идет главред Медведев Пал Палыч. Увидев своего заболевшего фотокорреспондента Кудряшову, болтающего как ни в чем не бывало с сотрудником отдела светской хроники Федоровым, застывает на месте.

— Кудряшова? Ты же на больничном?

— Да. То есть, нет. В смысле… да, я болею. Но не в этом дело…

— Понятно.

Палыч переводит взгляд на Федю.

— Опять соврал? И тебе не надоело каждый раз ее выгораживать? Лучше о себе подумай. Перспектива твоего перевода в криминальный отдел тает на глазах. Прямо сейчас. Улавливаешь направление моей мысли?

Федя мрачнеет.

Палыч снова смотрит на Катю и внимательно оглядывает ее с ног до головы.

— А вид у тебя и правда нездоровый.

Да, видок, у нее, явно, не презентабельный. Глаза слезятся, на щеках лихорадочный румянец, волосы растрепались, куртка небрежно застегнута, а под грязными кедами на ковровом покрытии растекаются две безобразные лужицы.

— Зайди ко мне, Кудряшова. Сейчас же.

Палыч разворачивается на каблуках и решительно уходит обратно.

Федя грустно смотрит ему вслед.

— Приплыли. Ну иди, получай свою порцию пистонов. Я — следующий.

Сотрудники редакции сочувственно смотрят на них.

— И за мной очередь не занимать! — говорит им Федя, садясь на свое рабочее место. — Я, видимо, туда надолго.

— Ну почему вот так? Почему вот так каждый раз происходит? — думала Катя, глядя на то, как Палыч расхаживает перед ней по своему кабинету и что-то громко и горячо говорит.

Говорит что-то важное и, видимо, очень серьезное для него самого. Говорит, наверное, о значимости каждого номера для каждого сотрудника редакции, о персональной ответственности каждого, о недопустимости вранья, лжи и непрофессионализма в работе. Но что конкретно говорит — Катя не слышит.

Слова главреда горошинами отскакивают от прозрачной поверхности непроницаемого стеклянного колпака, которым Катя каждый раз мысленного себя накрывала, когда попадала в подобную неприятную ей ситуацию. Она видела, но не слышала, что ей говорят и потому не могла понимать, что конкретно происходит извне. Зато при этом она не чувствовала ничего, никаких негативных эмоций, исходящих от людей по ту сторону ее стеклянного защитного поля. Многолетняя привычка так себя закрывать от окружающей жизни стала для нее настолько обычным делом, что защитный стеклянный колпак опускался над ней автоматически каждый раз, как только она хотела уединиться в толпе, или предчувствовала что-то нехорошее или встречала неприятного ей человека. Как будто исчезала из поля видимости. Или выпадала в астрал — говорил Федя. Отчасти так оно и было.

— Ты понимаешь, к чему я веду?

Палыч остановился напротив Кати и замер, глядя ей в глаза. От внезапной тишины та вдруг очнулась и согласно кивнула головой.

— Конечно. Вы меня уволите.

Палыч замер, затем потер переносицу, горестно вздохнул.

— Сядь, Кудряшова. В ногах правды нет — это, во-первых. А, во-вторых — ты хоть что-нибудь слышала из того, что я сейчас сказал?

Катя послушно села и снова кивнула головой, как примерная ученица.

— Конечно. Я все слышала. Вы говорили об ответственности.

Палыч сел за стол и протянул ей несколько листов.

— В, общем, так. Читай, подписывай, получай командировочные. На Миланскую Неделю моды поедешь ты. Вопрос уже решенный, согласован с дирекцией.

— Что???

— Твои фоторепортажи раз от раза становятся лучше. А последний, с открытия кинофестиваля, так потряс наших спонсоров, что они прислали генеральному благодарственное письмо и вдвое увеличили объем рекламы на следующий год.

— Не понимаю…

— А чего тут понимать. Выздоравливай, приводи себя в порядок, изданию не должно быть стыдно за своего представителя. Улавливаешь мою мысль? И через неделю летишь в Милан. И чтоб никаких там… поняла? Этих своих закидонов и выкидонов. Работаешь вместе со всеми, в одном пуле, к знаменитостям под юбки не лезешь. Ну а если кто упадет или выкинет что-нибудь, а ты случайно окажешься рядом… То это, как говорится, у нас только приветствуется. Ну, ты и так сама все знаешь. Но чтоб специально кого-то провоцировать — ни-ни!! Поняла?

— Я? В Милан???

Вот как оно, оказывается, бывает. Здравствуй, Италия! Здравствуй, новая жизнь!…

… Кристина аккуратно расстегивает кофр и достает профессиональный фотоаппарат Кэнон. Сеньор Граве, антиквар и коллекционер, импозантный стареющий плей-бой с интересом наблюдает за тем, как Кристина умело готовит фотоаппарат к съемке:

— Мне этого грифона доставили случайно. То есть, не случайно. В оплату долга, так сказать. Но когда я разглядел клеймо, я понял, что его стоимость значительно выше той, которую мне задолжали.

— И вы, конечно, сразу же сообщили об этом вашему должнику?

— Даже и не подумал!

Граве смеется, но так, чтобы максимально сохранить привлекательность своего лица — чуть приоткрывая рот в белозубой улыбке и почти не морща брови.

— Привычка, ставшая второй натурой, — думает про него Кристина. Но вслух произносит деловым тоном: — Я готова.

Граве поднимает стеклянный колпак на постаменте за своей спиной, под которым стоит небольшая, сантиметров 10 в длину и сантиметров 6 в высоту бронзовая фигурка летающего льва.

— Он родом из Египта, — не скрывая своего восхищения, говорит Граве. — Там его нашли во время раскопок пару лет назад. Но я думаю, он был создан древними ассирийцами. Посмотрите, какой изгиб туловища, как лежит хвост, крылья чуть расправлены — лев явно готовится к прыжку. А египтяне всегда предпочитали статику в изображениях.

Кристина прищуривает один глаз, наклоняется, смотрит в объектив. Граве со стороны оценивает очертания ее фигуры в тугом бардовом платье.

— Замечательный изгиб.

— Я вижу, что вы мешаете мне работать. Пока я фотографирую, не могли бы вы принести мне холодного мохито.

— Вам с джином или тоником?

— Я предпочитаю безалкогольный.

— А, может, что-нибудь покрепче? Чисто символически. Чтобы сделка состоялась и все прошло удачно.

Кристина выпрямляется и смотрит на Граве спокойно и уверенно.

— Тогда просто воды.

— У… Какие строгие помощницы у старика Пиньона. Раньше, по молодости, он предпочитал работать совсем с другим контингентом.

Кристина молча, без улыбки, смотрит на Граве.

— Понимаю. Фамильярность в данный момент неуместна. Сейчас распоряжусь.

Граве уходит. Кристина слышит, как удаляются по анфиладе комнат его шаги, затем быстро достает из кофра упакованную в папирусную бумагу фигурку льва, точь-в точь как на постаменте, быстро меняет их местами, оригинал комкает в бумагу и запихивает в потайной карман кофра. После чего опять берет в руки фотоаппарат и не спеша начинает фотографировать.

— Так, на чем мы остановились?

Антиквар вошел тихо, но Кристина даже не вздрогнула от неожиданности — она его ждала. Она сделала финальный снимок и выпрямилась. Следом за антикваром шел официант в белой рубашке и в белом переднике поверх черных брюк. В его руках — круглый металлический поднос, на нем большой стеклянный графин, полный воды, два пустых бокала и нарезанный на дольки лимон на фарфоровом блюдце.

— Я закончила.

Кристина стала укладывать фотоаппарат в кофр, официант между тем поставил поднос на стол и вопросительно взглянул на Граве.

— Пока все. Можете идти, — ответил тот.

Официант почтительно склонился и вышел из комнаты. Граве проводил его взглядом и повернулся к Кристине.

— Выпьем?

— С удовольствием.

Граве разлил воду по стаканам и в каждый аккуратно положил металлическими щипчиками по две лимонных дольки. Взял себе стакан, второй протянул Кристине. Та взяла и с удовольствием сделала несколько глотков.

— Жарко сегодня, не правда ли? — улыбнулся ей Граве и приподнял стакан в честь приветствия, затем, едва пригубив его, поставил обратно на столик.

— Я привыкла. Да и климат в Италии мало чем отличается от южной Франции.

— Так вы француженка?

— Да.

— Nuit de juin! Dix-sept ans! — On se laisse griser. La sève est du champagne et vous monte à la tête… — читает Граве строчки из поэмы Рембо и, не закончив, вопросительно смотрит на девушку.

— On divague, on se sent aux lèvres un baiser. Qui palpite là, comme une petite bête… — подхватывает строфу Кристина.

Антиквар довольно улыбается:

— Как же он романтичен, этот ваш божественный соотечественник.

И полуприкрыв глаза, повторяет последнюю строфу по-итальянски:

–…Вы смотрите вокруг, шатаетесь один, а поцелуй у губ трепещет, как мышонок…

Кристина скептично усмехается, глядя на антиквара, но вдохновленный стихами Граве этого не замечает.

Она огляделась, прошлась со стаканом в руке по комнате, разглядывая висящие на стене картины. Антиквар уже открыл глаза и не без удовольствия следил за ее движениями.

— А у вас здесь красиво, — сказала Кристина.

— Это не для продажи. Я, знаете ли, люблю окружать себя редкими вещами, хотя и не большой любитель живописи. Мне нравится декоративное искусство.

Кристина повернулась к Граве.

— Я передам мэтру Пиньону все фотографии, после изучения которых он примет окончательное решение.

— Надеюсь, оно будет положительным.

Кристина улыбнулась, сделала несколько глотков воды, поставила стакан на стол.

— Мне пора.

— Очень рад был с вами познакомиться.

Граве галантно склонился, целуя руку Кристине. Затем выпрямился, не отпуская руки, и слегка ее пожал.

— Может, поужинаем сегодня вместе, синьорина Кристина?

Кристина рассмеялась, выдернув свою руку из цепких лап антиквара.

— Не хотите ли вы и меня сделать экспонатом вашей прекрасной коллекции?

— Вы заслуживаете большего.

— Сожалею, но мне придется вам отказать. Сегодняшний вечер у меня занят. А завтра с утра я отправляюсь обратно.

— Тогда мне остается надеяться на то, что это не последняя наша с вами встреча.

— Если у вас будут другие предложения, думаю, мэтр Пиньон их с удовольствием рассмотрит.

— Я приложу все усилия, чтобы его вновь заинтересовать. До встречи, Кристина.

— Всего доброго, синьор Граве.