Дом с видом на Корфу

Елена Константиновна Зелинская (2023)

В книге представлены повести и рассказы о разных странах и людях.«Тень наползает медленно, тесня жар к горизонту. Сначала накрывает оливковую рощу, вертикальную, как театральная декорация, потом два рядадомиков, каменистый пляж и полосатые зонтики. Темное покрывало стремительно натягивается на залив, круглый, как подкова, зажатая с двух сторон скалисты-ми берегами. Теперь можно, не жмурясь, смотреть, как переваливаются с боку на бок яхты и задирают носы катера. Вдали, закрывая выход в море, розовеют в уходящем солнце холмы Албании. Цикады смолкают мгновенно, как прихлопнутые. Фонари бросают на залив жидкие полоски света, вода дрожит в них, змеится. Сегодня воскресенье, и ко всем трем заведениямКалами — так называется наша деревня — тянутся катера.»

Глава 2

Рекомендовано Гомером

Вечером погас свет. Точнее, не зажегся. Не зажглись фонари вдоль пляжа, не включились лам-почки на верандах, вывески на магазинчиках, не засветились желтыми пятнами окна вилл на высоком оливковом склоне.

— Обрыв в горах, — пояснила Дарья, хозяйка

Белого дома, — при таком ветре неудивительно.

— Сирокко? — вспомнила я единственное известное мне название южного ветра, Дарья пожала плечами и, склоняясь над каждым столиком, зажгла спиртовки.

В соседнем ресторане, собственности компании

«Томас Кук», которой, кстати, принадлежит половина немногочисленных деревенских гостиниц, загудел дизель. Как у маршака:

Есть за границей контора Кука,

И если вас одолеет скука

И вы захотите увидеть мир…

Темнота наступала быстро, слизывая краски. На албанском берегу завидной россыпью сверкали огоньки, изредка серую массу залива перечеркивал светлячок катера, и высоко, на трассе, укрытой оливами, проскакивали фары, появляясь и снова исчезая за деревьями. Я захлопнула бесполезную книгу, Толя закрыл по-гасший ноутбук, и мы вышли на улицу. Ветер, и правда жаркий, шумел и гнул деревья. Пальма, похожая стволом на огромный ананас, размахивала своими широкими и плоскими листьями, словно руками, словно танцевала, не сходя с места. Остро пахла акация.

— Ночью будет гроза, — сказал муж, и, не сговариваясь, мы повернули к магазину. Продавец, небритый седой грек, сидел на ступеньках, прислонясь к стене и широко раздвинув колени. Взяв фонарик, он тонким лучом прошелся по сумрачно блестевшим винным рядам и сунул в карман бесформенных штанов три евро. Корфианские вина, густые и горькие, окутаны мифами. «феакс», который твердая Толина рука разливает по бокалам, когда мы сидим в темноте на балконе, упоминается в «Илиаде»; торжественный гекзаметр под названием на этикетке подтверждает истинность, а вкус — бесспорность.

— Рекомендовано Гомером! — произносит Толя, уважительно разглядывая греческие буквы.

Странно, но при таком ветре нет сильных волн. Море, как гигантская грудная клетка, вздымается всем объемом и опускается снова: вдох — выдох, вдох — выдох.

Все сумрачно и замкнуто, как в раковине. Кажется, что небо куполом накрывает нашу низину, опираясь краями на Албанские холмы и полукруг береговой линии.

— Любопытно, что Лоуренс Даррелл, — поддерживая праздный разговор, заметила я, — не считает корфиотов религиозными и часто называет местных крестьян суеверными.

— Протестанты не доверяют чудесному. То, что они считают невежеством, скорее является избытком воображения, не подкрепленного материалом. — Толя встал и облокотился на перила балкона. Он так по-темнел от загара, что даже на расстоянии вытянутой руки я вижу только его силуэт. Впрочем, мне необязательно видеть его, чтобы знать, как он выглядит. Догадываюсь, что ему необязательно слышать меня, чтобы знать, что я скажу.

Что-то белое, шумное вдруг вылетело из-за угла дома и пронеслось мимо нас. Он даже отпрянул от неожиданности:

— Смотри, сова!

— А почему ты решил, что это сова?

— А кто еще это может быть? Размером — как кошка, а голова — круглая и ушастая. — небось еще Дарреллов помнит. — Я перегнулась через перила, пытаясь разглядеть в темноте литературный персонаж. но птица уже слилась с тенью.