Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры

Елена Легран, 2013

Франция. Революция. 1794 год. Террор против врагов Революции пробирается в святая-святых революционного правительства. Одержав победу над оппозицией, молодые и амбициозные правители вступают в беспощадную борьбу друг с другом. Средства не важны, когда на кону власть над страной и собственная жизнь. Среди революционной бури действует ловкий и беспринципный шпион. В ход идет обольщение, коварство, предательство, ведь в подобное время нет места любви, доверию и преданности. Он манипулирует светскими красавицами и революционными лидерами, стравливая их друг с другом. Цена провала – жизнь.

3 флореаля II года республики (22 апреля 1794 г.)

К одиннадцати часам вечера бюро и кабинеты Комитета общей безопасности опустели. Служащие и агенты разошлись — кто по домам, кто по кабакам, а самые ревностные отправились добывать сведения в Пале-Рояль и другие оживленные ночные заведения. Окна особняка Брион погасли одно за другим. Лишь два окна на втором этаже, выходящие на дворец Тюильри, продолжали ярко гореть десятком канделябров, составляя неравную конкуренцию Малой галерее и примыкавшему к ней павильону Равенства, пылавшими по всему фасаду.

— Они там хоть когда-нибудь спят? — в раздражении пробормотал Амар, кивнув в сторону Тюильри, и собрался задвинуть тяжелые шторы, но Вадье остановил его.

— Оставь, Андре. Так мне лучше думается.

Великий инквизитор сидел вполоборота к окну в массивном кресле с широкими подлокотниками и высокой спинкой, целиком скрывавшей сзади разместившегося в кресле человека, и медленно, с удовольствием смаковал прохладное белое эльзасское вино, бутылка которого покоилась в ведерке со льдом на небольшом круглом столике справа от него.

— А подумать нам с тобой есть, о чем, — добавил старик и пригубил вино. — Например, об этом англичанине. Кстати, как он поживает после перевода в Люксембургскую тюрьму? Ты ведь, если мне память не изменяет, навещал его сегодня?

— У него там настоящие хоромы, — Амар услужливо подлил вина в бокал шефа. — Я приставил двух жандармов ко входу в камеру. Впрочем, — усмехнулся он, — камерой его комнату назвать сложно. Она куда больше напоминает светскую гостиную.

— Пусть нежится, — одобрительно кивнул Вадье. — Позаботься, чтобы он ни в чем не нуждался. Потом он на всю Британию восхвалит революционные тюрьмы. В один прекрасный день нам придется заключать с англичанами мир, так что стоит работать над репутацией.

— Ты, действительно, думаешь отпустить Стаффорда? — нахмурился Амар.

— А что еще прикажешь с ним делать? Не он интересует меня, Андре, а его информатор. Судя по бумагам, найденным у англичанина, из Комитета общественного спасения идет утечка информации. И идет она, как ни прискорбно признавать, на самом высоком уровне. Будь положение менее серьезным, я даже порадовался бы возможности подмочить репутацию его членов, но сейчас не до личных счетов, как заявил бы наш общий друг Сен-Жюст. Под угрозой не только внутренние дела республики, но и военная кампания.

Вадье поднялся с кресла и подошел к окну. В освещенных окнах напротив мелькали тени.

— Каждое слово, сказанное там, — он кивнул в сторону Тюильри, — может быть доставлено прямо на стол английскому премьер-министру Питту. А уж он сумеет воспользоваться нашими секретами.

— Ты преувеличиваешь, Вадье, — покачал головой Амар, встав у окна рядом с шефом. — Вряд ли предателем является один из них.

— В самом деле? — прищуренные глаза Вадье хитро взглянули на помощника. — Ты видел бумаги, Андре? У кого еще могли находиться оригиналы, если не у члена Комитета спасения? Нет-нет, я убежден, абсолютно убежден, — с нажимом добавил он, — что один из них работает на Англию. И им может быть кто угодно. Кто угодно, Андре. Самый неподкупный, самый ярый, самый ревностный служитель республики. После истории с королевскими драгоценностями, в которую замешан наш безупречный Сен-Жюст, я уже ничему не удивлюсь.

— Полагаешь, они знают, что утечка идет непосредственно из Зеленой комнаты?

— Надо быть полным дураком, чтобы не понимать этого. А дураков среди них нет.

— Как же тогда?.. — Амар замялся, подыскивая точную формулировку вопроса, но Вадье понял его.

— Как же тогда они вообще решаются открыто обсуждать что-либо, зная, что один из них шпионит на врага? — спросил он и после короткого кивка Амара ответил: — После казни Дантона они перестали обсуждать серьезные дела на совместных заседаниях, перенеся государственную политику в гостиные и рестораны и делясь своими соображениями лишь с теми из коллег, кому безоговорочно доверяют. Пикантность ситуации заключается в том, что круг доверия у каждого из них разный. Комитета общественного спасения больше не существует, друг мой. Его место заняли несколько групп, составленных его членами. И группы эти очень скоро вступят на путь открытой конфронтации. Это окончательно уничтожит Комитет спасения, а вместе с ним и Комитет безопасности. Вот почему происходящее там, за окнами напротив, имеет к нам с тобой самое прямое отношение. Вот почему я желаю знать, кто из них строчит доносы в Лондон. И вот почему я готов был пойти с англичанином на сделку: имя информатора в обмен на освобождение и возвращение на родину, — пока не понял, что…

— Похоже, вам тоже не спится! — Насмешливый голос за их спиной помешал Вадье закончить мысль и заставил собеседников одновременно обернуться.

— Здравствуй, Бертран. Чем обязаны? — Вадье не пытался скрыть досаду, вызванную внезапным вторжением Барера.

— Я увидел свет в окнах твоего кабинета и решил составить тебе компанию, — дружелюбно ответил Барер, не обращая внимания на холодный прием.

— Как видишь, компания у меня уже есть, — Вадье кивком головой указал на Амара. — Но я рад тебя видеть. Хочешь вина?

— Эльзасское, — одобрительно заметил Барер, достав бутылку из ведра. — Нет, не хочу. Я только что поужинал.

Повисла неловкая пауза. Вадье и Амар ждали изложения Барером дела, приведшего его в особняк Брион. Тот же раздумывал, как лучше подойти к вопросу, не показывая заинтересованности. Прошло не менее минуты, прежде чем Барер решился заговорить.

— Я по поводу английского агента… ну, того, которого арестовали… — искусственную небрежность тона он подкрепил взмахом руки, словно пытаясь помочь себе вспомнить имя.

— Я понял, — сухо отозвался Вадье. — Что именно тебя интересует?

На этот раз явная враждебность Великого инквизитора заставила Барера растеряться. Но коли уж Вадье взял подобный тон, решил он, ничто не мешает ему последовать его примеру.

— Мои коллеги по Комитету интересуются, как продвигается расследование, — сказал Барер. — И поскольку я отвечаю за иностранные дела…

— Понятно, — Вадье вернулся в кресло и жестом руки предложил Бареру расположиться напротив. — Можешь передать своим коллегам, Бертран, что расследование никак не продвигается. Стаффорд назвал какие-то имена, назвал адреса, по которым наши люди не нашли ни указанных личностей, ни даже их личных вещей. Они испарились, словно и не было никого. Мы, конечно, начали поиски, но думаю, что это лишняя трата времени и людей. Так что через пару дней, если мы не получим результатов, я отзову своих агентов. Это тупиковое дело, так и доложи своему Комитету.

— Неутешительный прогноз, — покачал головой Барер. — Быстро же ты опустил руки. На тебя не похоже.

— А что прикажешь делать? — Вадье развел руками, только что обвиненными в бездеятельности. — Стаффорд утверждает, что назвал всех своих товарищей. Нам остается лишь поверить ему на слово, потому что проверить его показания возможности не представляется.

— А изъятые у него бумаги?

Вот Барер и подошел к интересующему его вопросу, подошел как бы между прочим, словно вовсе и не за этим пришел. Удачно получилось, мысленно похвалил он себя.

Вадье растянул губы в улыбке и покосился на Амара, все так же стоявшего у окна.

— Так бы сразу и сказал, что тебя интересуют документы, — проговорил Великий инквизитор, разбив самодовольство Барера. Выходит, он с самого начала знал, зачем тот явился? — С бумагами получается занятная история. Сведения первостепенной важности. Понимаешь, о чем я?

— Он назвал информатора? — от напряжения Барер даже привстал с кресла.

Вадье сокрушенно покачал головой.

— Не пытать же нам его, в самом деле! — раздраженно воскликнул он.

— Должны же быть хоть какие-то зацепки, — осторожно заметил Барер. — Что-то, что могло бы навести тебя на круг подозреваемых.

— Хочешь знать мой круг подозреваемых? — недобро усмехнулся Вадье. — Изволь. В мой круг подозреваемых входят одиннадцать, нет, десять человек, т.к. один уже четвертый месяц отсутствует. Итак, я подозреваю Колло д’Эрбуа, Бийо-Варенна, Карно, Робеспьера, Ленде, Сен-Жюста, Сент-Андре, Кутона, Приера и тебя, друг мой. Так и скажи в Зеленой комнате. Впрочем, думаю, вы это и без меня поняли, когда ознакомились с найденными у шпиона документами.

Барер, бледный, неподвижно сидел в кресле, вцепившись ледяными пальцами в позолоченные ручки.

— Только не говори, что вы в своем Комитете не пришли к такому же выводу, — Вадье потянулся к бутылке, погруженной теперь вместо кубиков льда в холодную воду.

— Мы не обсуждали этот вопрос, — пробормотал Барер.

— Еще бы! — Вадье сделал несколько глотков прохладного напитка и, закрыв глаза, устало откинулся в кресле.

Барер поднялся и подошел к Амару.

— Как вы намерены поступить с англичанином? — тихо, не желая беспокоить Вадье, спросил член Комитета спасения.

— Подержим пару недель да обменяем на кого-то из провалившихся республиканских агентов в Лондоне. Что с ним еще делать? Вряд ли нам удастся получить от него новые сведения. Все, что он имел, вернее, хотел нам сообщить, он уже сообщил.

— И все-таки, согласись, Бертран: республика совершила колоссальную ошибку, отказавшись от старой доброй пытки, — сухой голос раздался из-за высокой спинки кресла. — Столько бы времени сейчас сэкономили, не говоря уже о результативности!

Барер и Амар обменялись растерянными взглядами, не зная, как реагировать на слова шефа политической полиции.

— Похоже, мрачная слава Торквемады не дает тебе покоя, — Барер попытался свести неудобную тему к шутке.

— При чем тут слава! — Вадье, похоже, шутить был не расположен. — Стаффорд обладает информацией, которая разом может избавить правительство от скверны, указав на предателя. Информацией, которую без него получить будет крайне сложно, я бы даже сказал — невозможно. В ваших же интересах, Бертран, развязать ему язык. А иного способа, кроме как… Впрочем, черт с ним, с англичанином. Сейчас главное найти и обезвредить информатора, — Вадье поднялся и в упор взглянул на Барера.

— И как же ты собираешься его искать? — Барер украдкой посмотрел на Амара, словно ждал предложений именно от него.

— Мы могли бы провести расследование, — подсказал Амар, не спуская глаз с шефа. — Комитет безопасности мог бы провести расследование, — поправился он.

— Расследование чего? — насторожился Барер. — Деятельности членов Комитета спасения?

— Для начала, — кивнул Вадье.

— Вы спятили! — возмущенно вскричал Барер. — Никто и никогда не даст санкцию на подобное разбирательство! Вы отдаете себе отчет, какую тень бросите на революционное правительство?

— Зачем же бросать тень на революционное правительство? — Вадье принял вид простака. — Мы проведем дело тихо, без огласки. Не в первый раз.

— Желаешь приставить своих шпионов к каждому из нас? — со злостью процедил Барер.

— Ты неправильно меня понял, Бертран, — примирительно проговорил Вадье. — Все серьезнее, чем тебе представляется. Скверна сидит внутри Комитета спасения. Неужели девять невиновных его членов воспротивятся мерам по обнаружению одного виновного?! В распоряжении моего Комитета прекрасная агентура, которая в максимально короткий срок разоблачит предателя и очистит от него правительство.

— Обойдемся без твоих ищеек.

— Ну что ж, воля ваша, — сдался Великий инквизитор. — Но я, на твоем месте, все же посоветовался бы с коллегами, прежде чем отклонять предложенную мною услугу.

— Услугу? — нервный смешок вырвался у Барера. — Ты собираешься вывернуть наружу наше грязное белье, а мы тебя еще и благодарить должны?!

— Дело касается безопасности республики, Барер, — вмешался Амар. — А обеспечение безопасности республики — наша прямая обязанность.

— Оправляйтесь к дьяволу! — швырнул ему Барер и вышел, хлопнув дверью с такой силой, что на пол посыпалась штукатурка со стены.

— Что он так разнервничался? — на лице Вадье появилось недоуменно-обиженное выражение.

— Я, на его месте, тоже нервничал бы, — признался Амар. — Узнай мы, что кто-то из Комитета безопасности работает на Англию…

— Нет-нет, тут другое, — перебил Вадье помощника, — тут совсем другое… Свяжись с нашими агентами в Лондоне и запроси у них информацию о лорде Вентворте, графе Стаффорде. Особенно меня интересуют его связи, прошлые и настоящие. Иногда подобные сведения выводили на весьма интересные выводы, и если нам повезет, кое-какую информацию к размышлению мы из них почерпнем. Распорядись также, чтобы к англичанину не допускали никого, не единой души, включая членов правительственных Комитетов, никого, кроме тебя и меня. Должен же он хоть на чем-то расколоться! Должно же быть что-то, что заставит его выдать своего информатора!

— Разве ты не сказал, что в обмен на освобождение…

— Я сказал, что готов был предложить ему такую сделку, если бы не одно печальное обстоятельство, — уточнил Вадье. — Видишь ли, Андре, освобождение Стаффорду рано или поздно гарантировано, и он это прекрасно понимает. Не станем же мы усугублять отношения с английским кабинетом накануне возможных мирных переговоров.

— Ну, в таком случае, я не вижу…

— Знаешь, о чем я подумал? — Вадье резко обернулся к помощнику, и в его глазах загорелся огонек догадки, хорошо знакомый Амару. — Стаффорд клялся, что ему неизвестен информатор и что он должен был лишь переправить бумаги Гренвилу, не так ли?

Амар кивнул.

— И мы не поверили ему, — продолжал Вадье.

— Разумеется, не поверили! Все они говорят одно и то же.

— А что, если это правда?

— Ну знаешь ли! — возмутился Амар. — Если ты начнешь доверять каждому слову, сказанному провалившимся шпионом!..

— Вот в этом-то и заключается наша самая большая ошибка, которая привела нас на ложный путь! — Вадье довольно хлопнул в ладоши. — Сядь, Андре, сядь. Мы должны подумать, очень хорошо подумать.

Амар опустился в кресло, где недавно сидел Барер. Вадье занял свое привычное место.

— Мы не там ищем, не того допрашиваем, — Вадье еле сдерживался от нетерпения изложить коллеге свою догадку. — Помнишь, я сказал тебе, что Стаффорд прекрасно держится? Мы тогда решили, что причиной тому — его уверенность в безнаказанности. А что, если все дело в том, что его провал — запланированная и хорошо разыгранная операция? Им пожертвовали, чтобы сохранить более ценного агента, того, имени которого он либо, действительно, не знает, либо будет держать в тайне даже под угрозой смерти. Уж больно просто все получилось: анонимное письмо с точной информацией, вплоть до времени и условного сигнала, бумаги, найденные при находившемся по указанному адресу агенте… Как неосторожно с его стороны держать при себе ценнейшие сведения, которые должны были немедленно, с первым же курьером, отправиться в Лондон!

— Возможно, он получил их только что, прямо перед арестом, — предположил Амар.

— Допустим, — нехотя согласился Вадье. — В таком случае, он непременно должен знать своего информатора. Но позволь все же усомниться в этом. Чутье подсказывает мне, что здесь что-то не так, что-то не сходится, где-то есть потерянное звено, которое мы упустили.

Вадье замолчал, погрузившись в размышления. Амар выжидательно смотрел на шефа, не смея беспокоить его вопросами.

— Так вот, Андре, — снова заговорил глава политической полиции, — мы не там искали потерянное звено. Нам следовало искать его в Комитете общественного спасения. Нет-нет, постой, я не закончил! — предупредил он готовое вырваться у коллеги возражение. — Я не об информаторе. Я о доносе. О том доносе, благодаря которому Комитет узнал имя агента, его местонахождение, время и условный сигнал. Мы слишком долго занимались Стаффордом и пренебрегли ценнейшим источником, находящимся в наших руках: доносом. Непростительная ошибка с моей стороны!

Он снова замолчал. Амар не решался задать вопрос, крутившийся у него на языке: что такого было в доносе, что могло бы пролить свет на информатора?

— Почему Сен-Жюст не показал донос ни нам, ни своим коллегам по Комитету? — продолжал Вадье. — Почему скрыл, а то и уничтожил важнейшую улику? Да и мы хороши: даже не поинтересовались, где письмо, разоблачившее Стаффорда! Увлеченные шпионом, мы совершенно забыли о его разоблачителе.

— Это было анонимное письмо, — напомнил Амар.

— У любого анонимного письма, Андре, есть автор, а у автора есть почерк, который Стаффорд мог бы узнать. Если, конечно, вся эта история не является хорошо разыгранным спектаклем… В любом случае, вопрос, который мы должны были задать себе с самого начала, — это почему Сен-Жюст не предъявил донос коллегам? Что было в этом письме (или в этом почерке), что он предпочел скрыть его от посторонних глаз? Вот, где может крыться ответ на наши вопросы. Вот, чем нам стоило заняться в первую очередь. Теперь поздно. Мы потерпели фиаско, Андре.

— Ты можешь потребовать у Сен-Жюста объяснений.

— Бесполезно. Он даже разговаривать со мной не станет. И я не стал бы, на его месте. Но однажды, когда придет время, я припомню ему это. А пока пусть они там, — он небрежно кивнул в сторону горящих окон, — доносят друг на друга, продают государственные секреты и камень за камнем разрушают здание, обломками которого мы усилим свою власть.