Ведьмёныш

Елена Николаевна Маруфенина (2024)

Вам кажется, что наша жизнь скучна? Посмотрите вокруг. Вот маленький мальчик с мамой идёт по улице. Он родился необычным и вся его жизнь необычна. В свои шесть с половиной ему доступно многое. Главное, чтобы в него верили.

Глава 4

Сначала потёк кран в ванной.

— Боже, Миня, — воскликнула мама, — войдя в ванную комнату и наступив в лужу. — У нас потоп! Ты минут пять посиди дома, я к дяде Ване сбегаю. — Есть у нас в соседнем доме пожилой мужичок. Любитель выпить, но дело своё знает и никогда не отказывает. Вот только у него был один, скажем так, изъян в характере. Очень он уж любил кого-нибудь виновным в поломке назначить. И доказать обратное было не возможно. С дядькой Ваней мама вернулась быстро. Он посмотрел на поломку, почесал в затылке.

— Зачем крутили?

— Что крутили? — Не поняла мама.

— Гайку, говорю, вот эту.

— Мы ничего не крутили. Зачем? — Мама совсем отказывалась понимать, что от неё хотят.

— Так я же не дурак, — начал раздражаться дядя Ваня, — вот, откручено, — он указал на соединение труб.

— У меня ключа нет, я крутить не могу.

— Значить сорванец твой. А? Зачем? — Дядька Ваня ткнул в меня пальцем. Сделав вид, что жутко напугался, я заголосил. Испугалась уже мама. Подхватила меня на руки и понесла в комнату.

Дядька Ваня свою работу сделал быстро. Не довольный заглянул к нам.

— Ну, всё. Давай оплату, я пошёл.

— Сейчас, ребёнка успокою. Одну минуту.

Я не собирался успокаиваться. Увидев в двери лицо дядьки, заголосил вновь.

— Пороть его надо, а не успокаивать, — вынес вердикт он. — Деньги давай.

— Вот ваши деньги, — раздосадованная мама, достала кошелёк и не увидела там ничего. Покопалась в сумочке. Непонимающе уставилась на меня.

— Мишуточка, ты ничего не брал?

— Ещё и деньги у матери ворует, — пробурчал дядька.

— Мой сын не вор! — Мама встала на мою защиту. — Не смейте оскорблять.

— Деньги давай. — Пропустив мамину тираду, мимо ушей, повторил мужчина, — или думаешь, пожалею, да скажу не плати.

— Что? — У мамы от возмущения аж дар речи пропал. Сбегав в свою комнату, она вернулась с купюрой в 500 руб., — Этого хватит?

— Много, двести давай.

— У меня нет двести, дайте сдачу.

— Я те че? Сберкасса, деньги давай. — Всё таким же монотонным голосом говорил дядя Ваня.

— Вы же видите, у меня нет двухсот, — мама пыталась держать себя в руках. — Я у вас триста позже заберу.

— Позже не будет, пропью.

— Так, а что делать?

— Деньги давай. Двести.

Мама закатила глаза. Попыталась опять объяснить, что двести нет. Дядька Ваня её выслушал, а в конце маминого монолога спокойно сказал.

— Деньги давай.

От бессилия мама просто начала плакать. Я встал, порылся в маминой сумочке, достал купюру в двести рублей, подал дядьке. Тот хмыкнул, молча взял деньги, и ушёл, громко хлопнув дверью.

Мама растеряно смотрела на меня.

— Там было пусто. Я же видела.

Я пожал плечами, сунул руку в сумочку и достал ещё купюру. Выхватив у меня сумку, она вытрясла всё содержимое на стол. Среди всяких нужных только маме вещей были и деньги. Она обессилено села на диван.

— Мам, что? — Подскочил я к ней.

— Минь, как такое могло быть? Что человек про меня подумает. Как я их не могла увидеть? Я же искала. Стыдобища! — Мама закрыла лицо руками, — каждый раз обращаемся к дяде Ване и тут такое. Как в глаза ему смотреть.

— Мама, ты чего так разволновалась? Отдала же деньги.

— Это ты достал из, а я… — И она разрыдалась.

— Мам ты ляг, я тебе сейчас чайку принесу.

Травы Васятка запарил. Осталось добавить кипятка и положить мёд. Обязательно мёд. Он усилит успокоительный эффект. Сами по себе, чабрец, ромашка и мята, являются хорошими седативными средствами. Накопительного действия. То есть пить настои этих трав надо дней десять

Тогда эффект и будет. Но у меня же ромашка, собранная между явью и навью, то есть на границе кладбища. Поэтому эффект быстрый. Мама сразу не уснёт, это не снотворное. Для снотворного надо росу с мака собрать в русалью неделю. Это чай действительно является успокоительным. Просто когда мама ляжет спать, она будет спать, крепко не просыпаясь. Что мне собственно и нужно.

В десять вечера, режим, мама уложила меня спать, чмокнув, пожелала спокойной ночи, закрыла дверь в комнату. Я честно лежал, таращил глаза в потолок, чтобы не уснуть и не заметно для себя уснул. Всё же я ребёнок. Разбудил меня Васятка.

— Вставай, хозяин, уже половина, а ещё одеться надо.

— Чего? — Не сразу понял я, — а-а-а, уже встаю. Я быстро.

Было не привычно собираться ночью на улицу. Да ещё делать всё тихо. Уже у двери меня охватила паника. Что я там буду делать? Что говорить? Там темно и страшно.

— Ты чего, хозяин? — Удивился Васятка, — боишься?

— Да, — смело признался я, — там темно. А тебе со мной нельзя?

— Неее, — замотал своей косматой башкой он, — это твоя стихия, моя вот, дома помогать, в рецептах разбираться, ингредиенты толочь.

— Да боится он тож, — раздалось из угла. Это Евграфыч пришёл, домовой.

— А и боюсь. Что из того! — Взвился Васятка, — я слуга, а не хранитель.

— Не визжи, — успокоил слугу домовой, — вон хвостатая пусть идёт, — указал он на Белку.

Та мотнула хвостом и уставилась на домового.

— Чего она? — Спросил я у Васятки.

— Говорит, до кладбища тебя проводит, а дальше уж сам. Это ты у нас по покойникам мастер. А она с мёртвыми дел не имела. Мстить не будет. Говорит, месть блюдо, которое надо подавать холодным. Она подождёт. Ведьма, чего с неё взять. — Закончил Васятка. Открыл дверь и выпихнул меня в подъезд. В первые, без мамы, я оказался по эту сторону двери. Детский ужас готов был захлестнуть меня. Постояв и немного успокоившись, направился к кладбищу. Белка бежала впереди, весело помахивая хвостом. Мне кажется, что кошки так не делают? Или делают? Надо прочитать.

До кладбища дошли быстро, Белка уселась у ограды, давая понять всем своим видом, что она будет меня ждать.

— Ты меня прости, — наклонился к кошке, — я растерялся, больше такого не повториться. — Протянул руку, попытался погладить белую головку. Белка фыркнула и отпрыгнула от руки. Понятно, не простит. Ну и ладно. Может, всё же добьюсь, прощения и мести не будет. Не очень мне от ведьмы, хоть и бывшей такой подарочек хочется.

— Мишенька, ну чего ты? — Раздалось из-за забора. Бабушка, ждёт. В заборе была дыра, и я смело пересёк границу между жизнью и забвением.

— Пойдём, время у нас не так много, летние ночи коротки. — Заторопила меня Нина. — Слушай меня внимательно. В сорока километрах от города, есть старый хутор. Лесной называется. Там наш дом. Там наша сила. Чего встал. Да, и я, и дед мы ведуны. Поздно встретились, поздно поженились, вот и мамка твоя поздний ребёнок. Не смогли поднять на ноги, дар передать не успели. Зато вовремя к себе на могилу привели. Всё хорошо получилось. Ты сильный ведун. В доме на хуторе всё есть для ведовства, и книга с рецептами, и ножи ритуальные, и защитные. Запоминай, домовой наш, Вавила, грозный малый. Так ты ему пряников имбирных принеси. Пугать начнёт, встань посреди комнаты и скажи строго, покажись! Покажи, что не боишься. Про пряники скажи, что я посоветовала. Книгу, где спрятана он покажет. Пошли, с хозяином поздороваться. Тебе работать с мёртвыми, раз видишь их.

— Нина, а дед, где? — Меня мучил этот вопрос давно. Могилы две, а у могил лишь бабушка.

— Так родился уже. Года четыре назад. И меня скоро не увидишь. Если аборт не сделают.

— Как родился? Где? — Я завертел головой, как будто мог увидеть младенца здесь. Младенца, конечно, не увидел, а вот рыдающую девочку у могилы увидел. Сначала думал, что она пришла к кому-то, потом сообразил, ночь, кладбище. Нет её в живых уже.

— Чего головой вертишь, нет его здесь. Где-то на Алтае родился. Там кто-то из родни. Ты же не знаешь. — Бабушка начала объяснять. — Души рождаются снова. В одном и том же роду. Бабушка начала рассказ. Оказывается, души рождаются заново, в другом теле, но в одном роду. Если от ребёночка избавятся на ранних сроках, душа неприкаянной останется. Как в утробе ребёнок зашевелился, так душа и входит в него. Если дитятко мёртвым родилась, не было души. Могли наказать душу, мог и бывший хозяин сгубить. Причин много. Самое страшное, если на поздних сроках аборт, тогда душа в утробе остаётся. Следующий ребёнок двоедушный будет. А это опасно. Убийцы и маньяки такими рождаются. А если всё же не решится мать на роды, душа её изнутри съест. Изведёт. Смерть мучительной будет. Без прощения.

Я слушал бабушку внимательно, стараясь не понять, а запомнить. Что может понять ребёнок, со временем разберусь совсем.

Мы уже вышли на другой конец кладбища. Когда Нина остановилась у одной из могил.

— Тут, — указала она на памятник, — чувствуешь чего?

Я помотал головой, — Нет, а должен?

— Отец твой тут лежит. Значит не чувствуешь. Я думала, душа узнает место захоронения. Уж очень мне этот городок нравится, вот и думаю, как бы привязочку для нового тела сделать. Ладно, не получилось. Миш, а ты действительно из той жизни ничего не помнишь?

— Из какой? — Я смотрел на могилу и прислушивался к себе. Ничего я не чувствовал. Табличку на памятнике не прочту, темно. Надо место запомнить и днём прийти. Интересно имя хоть знать.

Я повертел головой, ища ориентиры. Вроде запомнил.

— Ладно, пошли. Значит и Коля ничего не почувствует. Мы встретится, хотели, в новой жизни. Твой дед придумал на кладбище, у могил. У него версия была, что мы будем могилы свои чувствовать.

— А, как вы узнаете, что именно в этот город ехать надо? И именно на это кладбище идти? — Задал я вполне резонный вопрос.

— А Коля заклятие какое-то на могиле оставил. Говорит, приманит оно нас сюда. Но я в это слабо верю.

— Ба, а хочешь, когда я вырасту, разыщу этих родственников? И того ребёнка на могилу приведу.

— Ага, а потом меня будешь разыскивать. А что скажешь. Здравствуй дед, здравствуй баба. А мы знать ничего не знаем. Нет, внук спасибо. Новая жизнь. У неё своё русло и не надо его поворачивать вспять. Ну, вот пришли.

Мы остановились у высокого памятника, в свете луны было видно, что памятник изготовлено в полный человеческий рост. Вдруг фигура памятника зашевелилась, закхекала. Я моргнул, и фигура моментально переместились ко мне. Мне стоило больших усилий не закричать.

— Ишь ты, — заговорила фигура. — Не испугался. Кто ребёнка привёл? — Загремел памятник, — мне сказали, ведун будет, видящий, а привели младенца. Я не ем младенцев, — Фигура наклонилась совсем низко ко мне. Я стоял и от страха забывал дышать. — Боишься, прогремел памятник, — это хорошо. Это правильно. — От памятника отделилась сгорбленная старческая фигура. Мелкими семенящими шагами подошла ко мне. И уже спокойным, женским голосом произнесла. — С ведуном обещались познакомить, ты что ли?

— Я. Только маленький пока. — Страха у меня уже не было.

— Ишь ты, ведун. Сработало заклятье-то. Проспорил я. Уговор дороже денег. Знаю, не помнишь, — махнула фигура рукавом. Кто это мужчина или женщина так и не понятно. — Уверен я был, что заклятье не сработает. Вот и пообещал тебе всяческую помощь после перерождения. Ну, говори, чем помочь?

— Я не знаю. Пока, — поспешил я добавить.

— Ишь ты, — опять усмехнулась фигура, — мал да удал. Ладно, иди расти. Помни, я свои обещания выполняю.

Бабушка зашептала мне на ухо.

— Поблагодари, и пойдём, светать скоро будет. Пошли.

Вежливо поблагодарив хозяина кладбища, я заспешил за бабушкой.