Признанию взамен

Елена Поддубская

Любовь троих – это всегда страдания и боль. Но как быть, если нельзя жить без чувств? И что можно получить взамен любви. Книга для женщин, которую полезно прочесть всякому мужчине.

8

Бурный роман Новиков и Белецкая даже не скрывали. Родным Александр сразу заявил, что переезжает на московскую квартиру в Измайлово. Жену с девочками, конечно же, не бросит, да и мать с дядькой по-прежнему могут рассчитывать на поддержку — денег обеспечить каждого ему хватит. Людмила ни просить, ни умолять мужа ни о чём не стала, слёзы ему свои не показывала, но от переживаний заострилась лицом, стала спешно убавлять в весе, пока вовсе не слегла. Врач, приехавший однажды по срочному вызову, констатировал сильное моральное и физическое истощение и настоял на госпитализации. Нужно было выбирать — растить девчонок или миловаться. Дети перевесили.

— Однажды они подрастут и тогда… А сейчас, Аня, прости. Если с Новиковой что-то случится, дочери и мать меня проклянут. Да и сам я себе этого не прощу, — попросил Новиков, как пощады.

Анна выслушала молча и через день уехала в Приднестровье. Позже, когда Новиков попытался узнать у Тамары Ивановны, где она, нарвался на неприятный ответ. «Не твоё дело. И вообще, иди-ка ты, Сашенька, куда шёл. Мало того, что с Валей нас рассорил, так и детей не пожалел: ведь учатся в одной школе. Димке нашему и без тебя за отца пришлось хлебнуть. Так теперь его сверстники ещё и за беспутную мать клюют. Вы побаловались-полюбовались и разошлись. Только, тебе дома обрадовались, едва порог переступил, а ей с Сергеем просто так не объясниться».

Уже в машине, Александр, как плёнку перекручивал этот ответ. То, что мать соседки назвала его так, как звала её дочь, полосонуло по сердцу, заставив задохнуться от нежности и одновременного горя: ни мать, ни жена, ни вообще кто другой не могли позвать так ласково, как это выходило у Анны. Тут же Александр поймал себя на мысли, что про своих женщин он вообще мало что знает. Ладно мать и жена, их характеры более-менее понятны, а вот какими растут девочки? Старшая уже по возрасту должна бы интересоваться ребятами, а так ли это? Одевалась Инга, не требуя модных вещей, как другие девочки. Разговаривала таким едва слышным голосом, что часто её просили повторить сказанное. Целыми днями рисовала в своей комнате мозаичные картинки — вроде и не искусство, скорее игра, когда нужным цветом раскрашиваешь ту часть выбранного рисунка, что помечена соответствующей цифрой, а в результате получается красивое полотно: морды зверей, натюрморты, цветы, пейзажи…

Вероника всегда высмеивала эту тихость. Она росла дерзкой и шумной. Везде, где была, норовила остаться замеченной. Ей, в четырнадцать, уже требовались и макияж, и стильные вещи, и дорогие сумочки, зонтики, школьные принадлежности. Из Триполи она попросила Александра привезти что-то необыкновенное, чего не было ни у кого. Ощутив себя заботливым отцом из сказки, Новиков купил, конечно, не цветочек аленький, а портфель. Но зато был он переливающийся всеми цветами, и к нему в комплект продали пенал, линейку и несколько тетрадок. Вероника подарок оценила, много хвастала им, показывая в школе и дразнясь, пока, наконец, не раздарила «всю эту цыганскую муру». Вулканизующая энергия позволяла Веронике заниматься одновременно несколькими видами спорта, гонять на велосипеде, обучаться бальным танцам, плести макраме. Каждое новое занятие быстро наскучивало ей, при этом Вероника, едва встав на коньки, обязательно намеревалась стать знаменитой фигуристкой, проплыв сто метров без отдыха — пловчихой рекордсменкой, и так далее: то известным кулинаром, то фокусником-иллюзионистом. Измена отца и болезнь матери остепенили вторую дочь и совершенно прибили первую. А когда отношения между родителями восстановились, и девочки узнали, что мать их беременна третьим ребёнком, восприняли это тоже по-разному. Вероника громко рассмеялась и даже захлопала:

— Мама, я бы так не смогла! Быстро же ты всё забыла.

Инга ничего матери не сказала, отца же, как показалось всем, стала избегать.

Последняя беременность оказалась для Людмилы сложной — с тяжёлым токсикозом, сильной отёчностью и постоянной угрозой выкидыша. Да и то сказать, надумала баба родить после тридцати пяти, когда уже и к внукам пора готовиться. Все в посёлке понимали, что это от желания удержать мужа. Маша родилась в конце октября двухтысячного года. Разница с Ингой была у них в шестнадцать лет. Рождение отмечали скромно. Показывая красивую малышку, Людмила уверяла, что «дети родятся от любви». Вот только в любовь мужа она никогда не верила. «Нельзя так любить, чтобы ни разу в жизни в этом не признаться», — мирилась женщина с действительностью. «Да-да», — рассеянно ответил Александр и остался таким надолго. Когда кто-то из соседей сказал ему, что в семействе Белецких тоже родился ребёнок, Новиков совсем ушёл в работу. Только здесь он отдыхал и от пытливых разглядываний жены при встрече, и осудительных вздохов матери при прощании, не вздрагивал, задумавшись, от откровенной ухмылки Вероники, не ощущал вины при опущенных веках Инги. Старшая из дочерей отчётливо ощущала ту недосказанность, что появилась с января двухтысячного между отцом и матерью, матерью и бабушкой, бабушкой и ею. А когда, едва закончив школу, Инга сообщила, что беременна и выходит замуж, родители поняли — вот она расплата за то, что их жизнь — сплошная пародия на хорошую и дружную семью. Взрослые крутились вокруг Машеньки, оставив старших девочек один на один со своими интересами и проблемами.

Когда Инга выходила замуж, средней сестре исполнилось уже шестнадцать; пора первых открытий в отношениях. Искромётная в словах, взглядах, поступках, Вероника дома не задерживалась, постоянно была в движении, как ртутный шарик. Решение Инги выйти замуж осудила. Избранника Илью, парня красивого, даже слишком броского, обозвала обидным именем Кен.

— Он ведь любуется собою в каждой витрине. Не замечала? — спросила Вероника после первого знакомства с Ильёй.

— Пусть любуется. Красота с годами проходит, а любовь остаётся. Я знаю, что Илюша любит меня. А судить человека за то, что он родился красивым, не стоит.

— А за то, что он нигде не хочет учиться, как — стоит? — вступала и бабушка, ей тоже будущий родственник казался жестяной банкой из-под кока-колы: красной, но пустой.

— Нам всего только по восемнадцать, бабушка, — напомнила Инга.

— Вот именно, — вздыхала мать. В скором решении дочери выйти замуж и родить она тоже чувствовала свою вину: за решением личных проблем одну дочь упустила.

— Теперь за Вероникой нужно смотреть в оба, — сказала Людмила как-то мужу.

— Смотри, — ответил Александр, давая понять, что ничем помочь семье не может. Впрочем, бросать Ингу на произвол он не позволил бы себе никогда. Как бы ни складывались отношения с женой, дети — это часть его, а всё своё Новиков тщательно хранил. Эту бережность к тому, что досталось или заработалось, Александр унаследовал от матери. Она и сыну внушила быть прежде всего ответственным отцом. Да и Борис Михайлович, несмотря на многие разногласия с женой, не раз повторял: «Ты уясни сынок, что дети твои никому, кроме тебя, нужными не будут». Пример отца не казался показательным, с семьёй он не жил с момента рождения сына. Но когда он умер, неожиданно и неоправданно рано, Валентина Ивановна многое переоценила. Именно поэтому в январе двухтысячного попросила сноху быть разумной.

— Ты, Людмила, гордость спрячь, не то мучиться будешь потом всю жизнь. Боря мой каждый раз прощение просил за единственный грех, да я не прощала. А как не стало его, вот когда навылась я белугой. Да толку-то? Так что, не гони мужа. Пересиль себя. Ради девочек своих пересиль. Они тебе потом спасибо скажут. Да и ты себе скажешь спасибо».

Людмила, конечно, сделала вид, что уступила. На деле же она знала и до этого разговора, что простит мужа. А когда он пришёл и покаялся, попросила:

— Я, Новиков, — дело второе, но девочек наших обижать больше никогда не смей. Поклянись мне, что ни при каких обстоятельствах не откажешься от отцовского долга перед ними.

Клясться не пришлось.

— Ты, Новикова, видимо, всё же зря поступала на мехмат, — ответил Александр злобно, — потому как элементарного анализа событий произвести не можешь: Инга и Вероника мне такие же родные, как и тебе. А посему не нужно меня агитировать за Советскую власть. Наше при нас и останется. Не разбазарю, не бойся.

Слово своё отец сдержал. Когда пришёл черёд, в подарок на свадьбу старшей дочери подарил двухкомнатную квартиру возле метро Сокол. А чтобы молодожёнам было на что жить, предложил её сдавать, а самим переселиться в их с матерью трёхкомнатную в Измайлово. Временная мера в надежде, что Илья и Инга когда-то встанут на ноги, не оправдалась и по сей день, хотя внуку Антону было теперь уже почти 15 лет. В одном Инга оказалась права: красота мужа за годы прошла. А то, что она считала чувством к ней, оказалось обычным хорошим расчётом. Муж жил, не стесняясь зависимости и не ограничивая свои потребности: к этому времени тесть купил на одной площадке с их квартирой в Измайлово двухкомнатную для Антона. И только несколько дней назад, узнав, что муж не просто изменяет ей, а содержит на их деньги любовницу, Инга собралась и уехала в посёлок. Почти тут же следом за матерью на дачу переехал сын: его отношения с отцом всегда были странными, тогда как мать и остальных родных юноша любил.