«Список претензий и… тренировок»
— Держи, — сказал Макс, протягивая мне сложенный вчетверо лист бумаги.
Он все еще держался со мной натянуто, но уже не грубил. И тем не менее, почуяв, что я одна, сосед застыл на пороге.
— Что это? — спросила я и протянула руку, стараясь не прикоснуться к его руке, чтобы он не решил, что я его домогаюсь.
— Стихи! — огрызнулся Макс, его взгляд вонзился мне в переносицу, как раскаленный гвоздь. — Набросал вчера в лунном свете, бля…
Трезвость имела один неприятный побочный эффект: приходилось видеть вещи в истинном свете.
— Почему ты так меня ненавидишь?! — спросила я.
И, пожалуй, впервые в жизни, я осмелилась поднять на него глаза.
Красивый, сволочь. Жесткий, холеный… как камень, до блеска зацелованный волнами. Мне тоже хотелось побыть волной… Я спешно отвела взгляд.
— А за что мне тебя любить? — изумился Макс.
Да так искренне, что я не сразу нашлась с ответом. Промямлила, бросая на него короткие взгляды.
— Я не прошу любить меня… Я спрашиваю, что я сделала, что ты меня ненавидишь?
Припертый к стенке, Макс скрестил руки на животе и слегка качнулся накренившись вперед. Постояв немного, он выпрямился и грозно сузил глаза.
— Хорошо! Назови мне хотя бы одного парня, который не ненавидит тебя.
Я вспомнила о Скотте. Почесала затылок.
— Ты не знаешь его…
Макс сардонически улыбнулся.
— А он тебя знает?
Я оскорбилась до слез.
Еще один побочный эффект трезвости. Не так легко принимать открытое хамство за юмор. Когда ты трезвая, то ясно видишь: тебе хамят. И это больно, мать его. Это больно и, не скрою, обидно!
Я крепилась, как могла, но все равно всхлипнула, уткнувшись носом в запястье. Макс, угрюмо отвел глаза и поспешил сменил тему.
— Это план тренировок, — пробормотал он, беря меня за руку и вкладывая в нее листок. — Если не халявить, можно еще килограмма три до февраля скинуть…
Его рука была сухой и горячей. Я выдернула свою, прежде, чем она предательски задрожала. Рявкнула, обозлившись на свою глупость:
— Сколько раз тебя просила: не прикасаться ко мне!
И тут взбесился Максим. Шагнул в квартиру и яростно захлопнул за собой дверь. Пошел на меня, злобно выставив вперед подбородок.
— А то — что? Заразишься от меня чем-нибудь?! Хочешь знать, почему я тебя ненавижу? Вот за это вот. «Ни-пликасайса-каа-мне!» Кто ты такая, мать твою? Принцесса, бля? Нужна ты мне — к тебе прикасаться!..
— Знаю, — сказала я, довольно резво отступая назад. — Я как-то заметила, не переживай!
Макс ни черта не понял, — по его лицу это было ясно, — но сбавил тон.
— Ты на хер мне не сдалась, подруга! Не обольщайся.
— Ты из-за этого меня ненавидишь? — скептически уточнила я.
— Нет, ты — высокомерная, ядовитая сука!.. И это — не комплимент. Ты всеми силами пытаешься высмеять меня и унизить. Твои шутки, блядь, проходят по ватерлинии! Ты ждешь, я буду лаять и хлопать ластами, как гребаный морской лев?
— Тебя я не пыталась высмеивать и тем более — унижать.
— Да, ну? — Макс сел и щелкнул зажигалкой, прикуривая. — Вопрос: «Самое популярное по посещаемости место, после Утеса?» Ответ: «Койка Макса!» Это я придумал, или все-таки, ты?
— Это был комплимент!
— Я был в восторге! — он стряхнул пепел.
— Что унизительного в том, что тебя все девки хотят? — пробормотала я, засунув руки в карманы.
— Глаза, блядь, подними, когда со мной говоришь! — уже почти орал Кроткий. Кто бы ни дал ему эту кличку, шутка не удалась. Он заводился на ровном месте. — На меня смотри, а не в пол! Хочешь говорить со мною начистоту, так подними, мать твою, глаза! Какие, блядь, все?! Ты слепая, блядь или ты считаешь, что эти девки мне комплимент?!
Тут я замялась.
Я не смотрела ему в глаза по той же причине, что выдумывала шутки про посещаемость его койки. Потому что хотела туда попасть. До одури. Потому что боялась, что он поймет. Поймет и со свету сживет своими приколами. Боялась увидеть в его глазах: «Запрос отклонен!»
— Да что ты наворачиваешь, Максим?
— В глаза смотри! — рявкнул Кроткий и щелкнул пальцами. — Живо!
Дрогнув, я бездумно подчинилась приказу.
Наши взгляды встретились и… я поплыла. Его агатово-черные глаза казались бездонными, хищные красивые ноздри дрожали. Я представила на миг, что он дрожит не от злости, а от желания. Представила его глаза близко-близко; его губы на вкус, его горячие большие ладони. Представила себе его тело, всем весом вжимающее мое в матрас.
В голове что-то щелкнуло.
Поясница выгнулась, словно сама собой, бедра напряглись. Я закусила губу, ощутив знакомый жар в районе солнечного сплетения; подавила желание глубоко втянуть в себя воздух. Замерла, как замирает на ходу подстреленная косуля, не в силах отвести от него глаза. Расплавленные внутренности горячими каплями стекали в низ живота. Мускулы напряглись и обмякли. Я всхлипнула горлом и села. Точнее, почти упала на стул.
Изменившись в лице, Кроткий шире раскрыл глаза…
Волшебство кончилось.
Я выдохнула, Макс судорожно вдохнул.
Он так и сидел, не двигаясь. Словно его копьем к стене пригвоздили. Широко распахнутые глаза, приоткрытый в удивлении рот. Я перевела взгляд на его ладонь, лежавшую на столе. Сигарета в пальцах чуть дрогнула.
Столбик пепла упал на клеенку. Мое лицо вспыхнуло до самых ушей.
— Уходи, — хрипло каркнула я, отвернувшись.
Макс молча встал, послушный, как робот. Встал, повернулся и, тяжело ступая на пятки, вышел.
Глава 3.
