Не преступлю, не нарушу, не предам
— Ну и о чем ты хочешь поговорить?
Я судорожно сглатываю. Страшно, что аж поджилки трясутся. Виктор стоит и улыбается мне с высоты своего роста, наблюдая, как я нерешительно трогаю лацкан его пиджака и иступленно кусаю губы. Мы находимся в моей палате.
— Обещай не сердиться…
— Анечка, разве можно на тебя сердиться?
Угу! Можно, Виктор. И ты сейчас это узнаешь. Савов нежно треплет за подбородок, заставляя посмотреть в его глаза.
— В общем, нужно спасти одного человека от костра. И я хочу выступить с показаниями на суде…
— Что? — Виктор непонимающе смотрит на меня. — Что за суд?
— Ну, одного знакомого будут судить, и мои показания могут спасти его.
— Что за знакомый? — Его руки соскальзывают с моих плеч, и он убирает их в карманы брюк.
— Стефан Клаусснер…
Пауза длилась мгновение, но ощущение — будто вечность пронеслась. И на смену нежности и улыбки Савова пришла холодная непроницаемая отчужденность.
— Ты серьезно? Или шутишь?
Виктор просто излучает негатив. Он презрительно поднимает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.
— Я знаю, что его обвинили в убийстве Заклинателя Змей. Но это несправедливо!
— Аня, ты понимаешь, что говоришь? Ты защищаешь Инквизитора! Того самого, который виноват в потери тобою памяти, того, кто хотел убить тебя, того, кто обманом скрывал тебя от нас! Клаусснер ненавидит Химер и тебя заочно. И ты хочешь его спасти?
— Виктор, он не плохой… — шепчу я. Виктор практически нависает надо мной, у него страшный блеск в глазах, будто еле сдерживается, чтобы не накричать на меня.
— «Не плохой»? Это один из лучших охотников на ведьм. Ты в курсе, сколько он сжег наших? Если надо, он тебя сожжет и не поморщится! Клаусснер твою шкуру спасать не будет.
Савов наклоняется так, что теперь его глаза напротив моих. Его лицо очень близко. Я чувствую дыхание Виктора на своей коже. Савов подавляет меня. Пугает.
— Но он уже однажды спас мою шкуру…
Савов неожиданно толкает меня назад — и вот я загнана в ловушку между его руками и стенкой.
— Клаусснер спасал, потому что все хотели, чтобы ты стала, как они. Чтобы ты по щелчку Сената убивала своих Сестер и Братьев.
Каждое слово он практически выплевывает мне в лицо. В его тихом голосе слышен рык зверя.
— Кто сказал тебе про Суд? — Его рука ложится мне на горло и начинает ласкать. Пальцы, будто играючи, нежно исследуют шею. Мне становится страшно до дурноты. Мгновение — и ведь свернет ее, как цыпленку, в порыве гнева. — Так кто сказал?
— Ева Валльде…
— А-а-а! Подружка Клаусснера! Блондинка! Помню. Ну что же, я подам в Сенат обвинение в нарушении субординации.
— Нет! Виктор, пожалуйста! — я начинаю плакать и умолять. Савов смотрит на свои пальцы на моем горле. Голос не слушается, шепчу, выжимая из себя слова: — Не надо… Я сделаю все, что ты хочешь… Только не надо подставлять Еву! Помоги мне спасти Клаусснера, и я сделаю все, что ты хочешь…
Внезапно мои слова достигают цели. Савов начинает улыбаться, будто получил желаемое. Я мысленно представляю, что будет: поцелуями дело не ограничится.
— Хорошо. Мне нравится такой вариант.
Его руки медленно соскальзывают на мои плечи, а большой палец ложится на яремную впадину, нажми — и будет удушающе больно.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — он беззаботно улыбается, будто не хочет придушить.
— Ну… вроде, я и так собиралась это сделать… — лгу, пытаясь скрыть правду, что мечтаю уйти от него, что хочу другого мужчину, что Савов мне не нужен.
— Вот именно, собиралась. Но я же не дурак, Аня! Вижу, что ты готова отказаться от меня. Я хочу, чтобы ты пообещала мне выйти за меня замуж, а потом перейти от Марго в мой клан.
— Обещаю…
Я с ужасом понимаю, что цена вопроса высока. Но согласна. Я найду потом способ уйти от Виктора.
— Нет. Не так. Мне нужны гарантии. — Савов берет мою ладонь и целует. — Как клясться будешь? На крови? Или по духу?
Все. Это уже серьезно. Он просит обряд клятвы. А это значит, обмануть его будет уже нельзя.
— Я не готова…
— Хорошо! Тогда пускай горит Клаусснер синим пламенем! А его блондинка будет оправдываться перед Сенатом. Отлично! Убьешь сразу двух Инквизиторов, не прикасаясь к ним.
Он резко отталкивается от стены и идет к выходу. Паника и ужас волной накрывают меня. И я выпаливаю, прежде чем успеваю осознать, что говорю:
— Я согласна! На крови! Дам клятву на крови.
Савов оборачивается и разводит руками.
— Хорошо! Когда суд?
— Завтра…
— Завтра же и проведем обряд.
После его ухода весь день прошел серым пятном, а затем была мучительная ночь. Плакала. Пыталась найти другие решения, но ничего не находилось. Клятва — это серьезно. Не пустые слова. Это принуждение. Нарушение — смерть, притом, как твоя, так и близких родственников. Автоматически запускается родовое проклятие. Обойти Виктора не получится. Я не знаю, как дозваться до Сената. Пускай я и не совсем смертная сейчас, но я без Знака, не Инициированная, я не дозовусь до Архивариусов. А если попросить кого-то, чтобы привели? Только через кого?
Кевину нельзя соваться в Сенат. Варя откажется. Ева приведет Архивариуса, но время будет упущено, пока еще я дозовусь до Валльде. Да и чревато для нее. А завтра уже суд! То есть сегодня, если судить по московскому времени.
Рэйнольд… Любимый, прости! Я все глубже зарываюсь. Еще больше оттолкну тебя.
В мире сказок Принцессу спасает Принц, убив Дракона. В моем мире Драконы имеют человеческое обличье. И Принц может перепутать, убив не того. Либо просто уйдет, не поняв, что требуется спасение…
Утро пришло слишком быстро. Страшно. Я так и не придумала, как достучаться до Сената, обойдя Савова. Если бы Знак проявился, тогда я не была бы зависима от Виктора…
Они вошли ранним утром, когда все еще спали. Я сначала удивилась, что их пропустили в больницу, но потом вспомнила, что колдунам нет запретов от смертных.
Виктор одет в черный костюм, рядом стоял кореец в таком же костюме, но с черной рубашкой и кейсом в руках.
— Доброе утро. Архивариус Кан Син Гю. Я веду дело по обвинению Инквизитора Стефана Клаусснера в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма. Меня позвали, так как у вас есть информация по этому делу. Так?
Я киваю, не в силах выдавить из себя ни слова. Позади Архивариуса пристально смотрит исподлобья Виктор, его взгляд хищный, волчий. Надо отдать должное, выглядит представительно и дорого.
— Итак, что вы хотите мне сказать? Хочу напомнить, что в своем лице я представляю Святой Сенат и его Старейшин.
Я снова киваю в ответ.
— Простите, мистер Син Гю, но девушка немного напугана. Не видите? Она недавно побывала в Карцере и пережила суд, поэтому так смущается. Можно, я поговорю с ней наедине, а потом вы продолжите?
Архивариус взмахом руки дает разрешение, молча разворачивается и выходит за дверь, оставив меня наедине с моим драконом — Виктором Савовым.
— Итак, ты, надеюсь, не передумала? Или все-таки возьмешь на себя грех за смерть Клаусснера и Валльде?
Виктор стоит в стороне, но все равно ощущение, что продолжает держать руку на горле.
— Нет. Не передумала… — Я просто не нашла других вариантов спасения и себя, и Евы со Стефаном.
— Тогда приступим к клятве?
Он достает из внутреннего пиджака маленький ритуальный нож, после чего, не поморщившись, режет им себе ладонь и передает мне.
Взяв кинжал, я почувствовала, как он переполнен темной магией: над этим маленьким серебряным предметом очень долго и страшно поработали. А это значит, что клятва будет крепкой и сильной. Резать пришлось правую ладонь, так как на левой швы. Нож был очень острым, он легко рассек кожу, и багровой полосой заалела рана.
— Сама вспомнишь слова? Или помочь?
Я вздыхаю и произношу:
— Я, Анна Шувалова, клянусь, что выйду замуж за Виктора Савова и перейду в его клан, как проявится Химерский Знак. Кровь моя — жизнь. Слово мое — камень. Сказанное не преступлю, не нарушу, не предам. Ибо тогда камень разрушится, кровь в землю уйдет. Да будет так.
Слова темные, неприятные, они зажигают черную магию, которая, как яд, ползет по моим сосудам и венам. Виктор закрепляет клятву, когда кровь смешивается при соединении наших рук.
— И ушел Каин от лица Света, и поселился в земле Нод, на восток от Эдема[6], — Савов цитирует Библию с неприятной ухмылкой. После чего произносит заклинание Sanitatum, убирает кинжал и достает черную коробочку.
— Держи. А то у тебя же нет кольца от меня.
Я открываю коробку: на черном бархате поблескивает простенькое витое золотое колечко.
— Я знаю, что ты не любишь вычурные кольца. То было ужасным, если честно, это больше подходит для невесты.
То кольцо было еще проще: серебро и сапфир. Я выпросила его у Савова на одной ярмарке, потому что очень понравилось. Он тогда подарил очень дорогое с крупным бриллиантом, которое совершенно было не моим. Оно мешалось, царапалось, цеплялось за все подряд и было тяжелым. Серебряное же было легким, незаметным и родным. Савов сдался, когда в очередной раз увидел меня без кольца. И вот на замену пришло новое.
— Дай, я надену. — Украшение скользит по безымянному пальцу левой руки. В России — это вдовий палец, в Америке на нем носят обручальные кольца. Символично получилось. Я хороню свое будущее, отдавая себя во власть Савову. Виктор легко касается моих губ, подобно поцелую жениха и невесты.
— А где то кольцо? Разве его не отдал Сенат?
— Отдал вместе с вещами. Но я не взял, — он заглядывает мне в глаза и убивает следующей фразой: — Я все вещи оставил Оденкирку.
— Зачем? — Я в шоке. Голос не слушается, воздуха не хватает, еле шепчу.
— Будет знать, как портить чужие кольца защитными заклинаниями.
Он отворачивается и идет к двери, чтобы позвать Архивариуса, я же стою, окаменев от ужаса: Савов в курсе всего, а я слепая дура, думавшая, что он не замечает мою любовь к Рэйнольду и отвращение к нему, считающая, что смогу уйти от него. Виктор меня не отпустит. Никогда. Я давно загнала себя в ловушку, а сейчас сама закрыла дверь.
Архивариус входит и что-то говорит мне. Только когда меня окликают, я возвращаюсь в реальность, которая становится кошмаром.
— Так что вы хотите рассказать?
— Клаусснер убил Химеру, защищая меня… — и я рассказываю все, что помню.
Я должна спасти Еву и Стефана. Теперь обязана.
Иначе грош цена моей жертве.
* * *
Пока она рассказывает историю своего чудо-спасения великодушным Инкизитором, у меня звонит в кармане мобильник. «Морган» светится на экране.
Извиняюсь и бесшумно ухожу из палаты.
— Да?
— О! Слышу довольные нотки!
Я не сдерживаюсь и счастливо смеюсь в трубку.
— Как все прошло?
— Все прошло идеально.
— Аня не сомневалась?
— Нет. Я жал на то, что из-за нее сожгут этих Инквизиторов. Сработало!
— Клятва?
— Дала. Она наша!
В трубке слышится довольный смех Моргана. Надо отдать должное: он гений. Хотя тут больше заслуга Кукольника и Психолога, которые смоделировали ситуацию, где Анна сама отдается нам в руки. Но все-таки я тоже молодец: сыграл, как по нотам.
— Савов! — ее яростный крик разносится по всей больнице звонким эхом.
— Женщина, не кричите! — цыкает дежурная, за что получает мощный заряд от Маргариты. Медсестра с шумом падает в обморок, сшибив своим грузным телом железный стул. Слишком громко! Это привлекает внимание. Некоторые пациенты с любопытством высовываются из палат и тоже получают от Маргариты.
— Савов! — рычит на меня Марго и подлетает, будто коршун к жертве. — Объясни мне на милость, что за суд, на который собирается Аня?
Она замахивается, чтобы ударить меня магией, но я быстрее, блокирую, шипя в ответ:
— Ну, давай. Начни душить, когда за дверью, — я киваю на палату Анны, — Архивариус из Сената. Вот он порадуется на обездвиженную медсестру и того бедолагу, в которого ты попала зарядом. Кажется, парень получил гипертонический криз.
Марго, присмирев, начинает оглядываться. К дежурной уже подбежала другая медсестра и пытается привести в чувство. Кто-то из палат побежал за доктором для второго пострадавшего.
— Что, мать твою, происходит? — Марго сипит. Она вся красная от злости. Я чувствую, как клубится в ней магия, готовая прорваться и выплеснуться с разрушительной силой.
Вместо ответа протягиваю ей телефон.
— Поговори об этом с Джеймсом.
Марго недоверчиво берет смартфон в руки и прикладывает к уху.
— Джеймс? Что происходит? Зачем это?
Мой Темный ей что-то говорит, и с каждым словом Марго все больше успокаивается. Ее магия уже не пытается прорваться и взорвать все здесь к чертям собачим.
— И как это поможет ей в определении стать Химерой?
Марго не знает, что все проворачивалось за ее спиной, а значит, не знает об истинных причинах. Наверняка, Морган сейчас ей сочиняет про то, что это еще больше отвернет Анну от Инквизиторов и склонит к Химерам.
— Психолог посоветовал?
А вот и главный козырь. Если Психолог советует, обсуждению не подлежит. Через пару мгновений телефон снова в моих руках.
— Да? Это Виктор.
— Когда у вас суд?
Я смотрю на часы.
— Через два часа.
— Отлично! Еще одно задание. Но уже от меня. Кинь Марго имя Евы Валльде в разговоре. Понятно?
Я улыбаюсь. Морган не может так просто оставить Саббатовцев в покое.
— Конечно.
И я отключаюсь. Именно в этот момент Архивариус выходит к нам. Он здоровается с Марго, после чего обращается ко мне:
— Прошу привести свидетельницу в Суд через два часа.
Я киваю в знак согласия.
— Конечно, придем. Надеюсь, Стефан Клаусснер останется жив. Мы с Анной не хотим оказаться причиной его гибели. Анна не переживет, что принесла столько страданий своей подруге, Еве Валльде. Они так сдружились! И такая самоотреченная любовь между этими Инквизиторами — Клаусснером и Валльде!
На Син Гю моя речь не производит никакого действия, а вот Марго недоуменно выгибает бровь и оборачивается ко мне.
— Самоотреченная любовь? Ева была у Анны?
Я не отвечаю. Но всем видом даю понять, что она правильно все поняла.
— Архивариус…
— Кан Син Гю.
— Простите, — Марго елейно улыбается корейцу, — я хочу официально подать заявление в Сенат о нарушении постановления Суда Инквизитором Евой Валльде в отношении Анны Шуваловой, с которой ей нельзя общаться и контактировать.
