Ангельский зов. Поэзия. Версия вторая

Елена Сомова

Творчество Елены Сомовой создает концепцию нового мировоззрения в искусстве слова и художественной изобразительности. Елене удается схватить философский смысл жизни и принести его к мировосприятию читателя и зрителя ее духовных всплесков. Елена берёт в мир своей поэзии духовность и чувственную органику ее мировосприятия. Поэме любовных диалогов Елены Сомовой и статье — сравнительный анализ творчества двух поэтов отведено особое место в книге для последующих творческих дискуссий.

«И даже полумертвая спешит помочь…»

И даже полумертвая спешит помочь

поскольку я — единственная дочь,

а дочь моя — хоть не единственная — внучка,

но Гиппократом каждый был научен:

«Не навреди!» О, мамочка, не мучай

родных по крови, — мы в своей любови

утрачиваем времени сквозняк,

и там, где рассыхается резня,

где люди зверствуют и гадят, — западня,

и мы в ней — как простой тяжелый случай.

И мама портит во сто раз поболее,

чем если бы спала. Так, Антипасха. Ночь.

Фома родился, нехристь. Чем поможешь,

раз крепкости в ногах нет? Грохот… Лежа,

советует, куда повесить правнукову ссань.

Малютке полтора. Теперь ни встань,

ни кашляни. Уснул, а ей не спится.

И мамочка моя, как ангелица,

шевелит косточкой последней мозговой,

чем ей заняться, если выходной

и все храпят, устав от всяческих советов,

и свет не включишь. Ну, а так, без света,

под грохот вылеченных в зимушку мослов

печально слышать грохот стульев, зов

и плачь старухи, павшей ниц от дури

и помощи, как важной процедуре

в знак извинения за слабость и невинность

в делах, не вхожих в полусдохший ум,

в который не проходит отсвет Zoom.

А может, так и уходящие поэты,

мы, портим новым свежий сочный ум?

Но не включая им, малюткам, света,

не сбережем строки поэзии, — самум,

сметающий нас в мусор: «Ишь, стихи!

Тухлы, не модны, словно мотыльки,

рожающие сорняковый стебель,

и ихним стеблем нас питать?.. Не Вебер,

Не Вайлдбериз, а всё туда, —

учить нас, лютый ум без топора

хотел, но сник на полуслове до ведра,

в котором схоронили наши книжки,

а ими радовались у Чуковского мартышки.

«Бабуля, грохнулась! Встань поскорей! А я молила

Святых и Бога, чтоб дала поспать!

О Боже, ну какие надо силы?!

Кого теперь нам, в воскресенье, звать?

Врача, уснувшего за пультом в Скорой?

Или богиню Утренней Зари Автору?..»